Связью навсегда нетленной...

— Теперь мы можем не расставаться, — сказало пространство вокруг Стаси. — Я всегда буду с тобой, когда ты захочешь.

— Я всегда хочу. У меня, сам понимаешь, не особенно много знакомых.

Шутки Цетер понимал той частью, которая была личностью. Стаси это ценила. Многие эпохи подряд шутить ей было не с кем… Когда окончательно разложился и угас искин, с которым она общалась долгие века, для неё это стало огромной потерей. Смерти многих близких людей она не могла вспомнить вообще, но вот искин был последним — и он помнился. Цетер не умрёт — это ужасно приятно! Но поймёт ли он мысли Стаси той частью, которая не личность?

Она купалась в информации и во впечатлениях. События, описания событий, осмысление событий, движение времени в каждой микросекунде — всем этим Цетер окутал её, как пушистым одеялом. Вокруг неё есть мир, и она часть этого мира — можно дотронуться, впитать, окунуться, присоединиться, создать событие — и оно займёт своё место в многоцветной картине этой жизни.

Люди, вырастившие Цетера как своё будущее, ничем на Стаси вроде бы не походили. Сначала. Эти долгие века непохожести тоже стали частью вихря событий, но уже не беспокоили эмоционально: стадию чужеродности Стаси давно прошла. Нынешние афиноу и на себя прежних были не особенно похожи, различия с землянкой на этом фоне и вовсе терялись. Но поделиться с ней своей новой природой даже афиноу не могли. Феномен. Уникальный субъект. Единична и неизменна.

У Стаси была с афиноу общая часть истории: та, которую они прожили вместе. Большая, длинная, насыщенная. Но то, что у неё было до афиноу, передать было некому. Разве что Цетер той частью своей, которая аналитическая среда, мог ухватить остатки впечатлений. Слова, которые их описывали, давно стёрлись. Дневники тысячи раз исчезали в перипетиях истории. Только отдельные разговоры вспыхивали почему-то в сознании, хотя и не были ни самыми дорогими, ни самыми яркими. Прочие слиплись воедино, как смола, давно ставшая янтарём.

— Изыди! Изыди! Нет, ты не получишь меня, бесплотная тень, возвращайся в страну мёртвых!

— Да полно, потрогай меня — я живая. Это я, неужто не узнал?

— Потрогать тебя?! И провалиться вместе с тобой в царство теней? Нет уж! Не обманешь! Сгинь, сгинь, изыди, о Зевс Элевтерий, спаси меня от страшной тени…

— Ну и трус же ты! Знала бы, что могучий воин так суеверен, — не ушла бы с тобой. Что ж мне, вверить себя Хозяйке перекрёстков, раз ты Зевсовы силы против меня призываешь? Оставайся один, если так. Да смотри не выходи ночью из дому — там страшно.

— Он что, молился сверхъестественной силе, чтобы спастись от тебя? — изумился Цетер.

— Да, кажется, так. Видно, это были ещё времена, когда людям нужны были боги.

— А они настоящие?

— Кто «они», Цетер? — удивилась Стаси.

— Боги.

— В известном смысле настоящие. Это было… знаешь, я потом расскажу. Это сложно.

— Потом так потом, — согласился Цетер-аналитик. А Цетер-личность обнял пóлевыми крылами маленькую пóлевую Стаси:

— Не тревожься. Это сгинуло.

Стаси благодарно зажмурилась.

Физически она лежала в защитном биологическом боксе: тело, конечно, бессмертно, но страдать не любит. А сознание Стаси, сейчас в контакте с Цетером-системой, жило почти так же, как сознания всех афиноу — прошлых, настоящих и будущих. В единстве. В бесконечном ковре событий.

— Клянусь Юпитером, я что, пьян? Я тебя видел в яме, мёртвой, уже остывшей!

— Во имя всех богов, центурион, твой декан ошибается. Я и правда пришла в себя в яме, на мне лежали мертвецы… Но я даже не ранена, вот, посмотри! Это не моя кровь.

— Да ты не дышала! Центурион, клянусь, я видел её труп! Это колдовство, центурион, её надо сжечь…

— Молчать. Всем. Я вижу своими глазами, что это самая обыкновенная женщина, живая. Что ты стучишь зубами, красотка?

— Центурион, я замёрзла в яме. Еле выбралась… Я звала на помощь, но, кажется, меня не слышали…

— Всё ясно. Декан, вели дать ей подогретого вина и отправь в деревню. А свои суеверия впредь оставляй дома! Мертвецы ему мерещатся...

Искра памяти согрела, но истаяла быстро и навсегда. Стаси вздохнула. Кажется, это был один из редких случаев, когда люди её не боялись и не считали чудовищем.

— Они жили в опасном мире, — утешил Цетер.

Стаси согласилась, но душа всё равно болела. Оказаться чужой для своих в любые времена было так просто! И ничем не купишь это ощущение родства, дружества — всего того, в чём люди ей отказали и что афиноу дали просто так. С афиноу жить было легче… и всё же больно от воспоминаний.

— Богиня, сильная, бессмертная, победу дающая! Пошли нам удачу, повели уничтожить римский лагерь!

— Нет.

— Богиня, нам нужна победа! Мы сотрём их в пепел и станем свободны! Даруй нам победу, о бессмертная!

— Нет.

— Но почему?..

— Такова моя воля.

— За что, богиня?! Повели — пусть они заплатят нам за всё!

— Я и хочу, чтобы они заплатили. Золотом. А не взяли вашу кровь. Сердце моё плачет о каждом из вас, о тех, кто сегодня обнимет землю. Знаю, вам не страшна смерть, но вы дети мои, и я желаю для вас долгой и богатой жизни. Потерпите, дайте алчности и предательству сделать своё дело. А потом придёт время доблести.

Миллионы лет с трудом вмещаются в единичное сознание. Раньше фантасты на Земле считали, что человек не может прожить даже несколько сотен лет и не сойти с ума. Стаси часто задумывалась об этом: что если вся её невероятная жизнь — только фантазия, а она просто сошла с ума и придумывает себе эти миллионы лет?

И даже афиноу, даже Цетер могут быть плодом её воображения. И тогда мечта, которую она бережно выращивает на протяжении веков, — просто фантом фантома… Стаси сжалась от привычной боли: вся её жизнь, все комшары и радости — всего этого никогда не было?

Что ж, если это сон, она однажды проснётся в деревеньке у подножия Пинда и пойдёт доить козу. А если нет — теперь у неё впереди что-то большее, чем вечность!

Цетер осторожно коснулся её памяти:

— Я могу извлечь её всю. Но не из твоего сознания, прости. Она есть помимо тебя.

— Где?! Где ты нашёл её?

— Сейчас покажу. Не волнуйся так, всё вполне объяснимо. Просто подожди ещё совсем немного, я подстрою твоё восприятие.

И миллиарды афиноу обратили частицы своих сознаний к Цетеру: они тоже ждали это увидеть.

— Ты утверждаешь, женщина, что умерла и воскресла?

— Нет, конечно. Скорее, я просто не умираю до конца.

— Это противоречит Завету. Человеческое существо, окончив свой земной путь, не может вернуться к жизни. Не пытаешься ли ты посрамить Господа нашего, умершего на кресте?

— Чем может его посрамить моя маленькая жизнь?

— До изменения мира лишь один Иисус, Спаситель наш, познал смерть и воскрес. А ты — демоница, присланная из ада порочить веру нашу и надежды на жизнь вечную!

— Мало же в тебе веры, епископ. Как мало... Ты сам посрамление жертве Иисусовой. Отчего ты решил, что лучше Господа знаешь замысел господень?

— Довольно! В подвал её!

— Тебе скоро умирать, епископ, ты стар. А я увижу славу будущих веков.

Сверхсознание афиноу взорвалось галактикой чувств: ужас, сострадание, насмешка, удивление, сорадование, надежда…

— Ты победила его, — сказал Цетер-личность.

— Его победила смерть. Я ведь никогда не воевала с ними, какая тут может быть победа…

Цетер не стал спорить:

— Пусть так. Главное, что мы был правы — память можно извлечь. Ты оставляешь след в пространстве. И пока ты не покидала вашу Землю, он был плотным, как след самой Земли. Потом, конечно, стало посложнее — ты бывала на других звёздах, там всё размыто… Просто менее плотно. Мы всё нашли.

— Спасибо, — Стаси передавала всем сознаниям афиноу горячую благодарность. — Вы знаете, я дорожу этой памятью, ноа она не для меня…

— Мы знаем, — ответил милилардный хор. — Всё будет хорошо.

— Кто дал тебе рецепт зелья вечной жизни? Кто это был?

— Никто… никакого зелья…

— Не бойся: если тебя ввели в обман, ты не виновна. Но чернокнижника и колдуна мы должны найти. Помоги нам!

— Нет… никакого зелья... Нет!!

— Стойте, хватит пока, отпустите верёвки. Подумай ещё раз, дочь моя: вспомни, кто опоил тебя? Кто заманивал тебя в сети дьявольские? Просто скажи имя, мы его сами найдём.

— Нет никакого колдовства. Его не бывает. Вы же проводили обряд… изгнания дьявола… и потом я снова ожила… Почему вы не верите сами себе?

— Что она говорит, брат мой? Какой обряд? Я об этом ничего не знаю!

— Пустое, брат, она не в себе.

— Я ожила у них на глазах без всякой магии! Это правда, клянусь Господом нашим!

— Брат мой, надо нужно поговорить. Эй, кто там, отвяжите ведьму и отнесите в келью.

— И ты говоришь что скучаешь по ним?!

Цетер-личность страдал от гнева и боли, Цетер-аналитик подсчитывал реакции афиноу. Гнев. Гнев. Гнев. Вспышки ярости.

— Я скучаю по другим. По тем, кто... хоть иногда… не отталкивал меня. Не гнал. Иногда они оставались со мной даже после того как узнавали… правду.

Миллионы сознаний потянулись к Стаси: касались крыльями полей, возносили на волнах утешения и ласки.

— Не переживайте так, всё это в прошлом, — успокаивала она своих новых собратьев.

Если бы тело Стаси не лежало в капсуле, она бы, наверно, расплакалась. Её поле рвалось в стороны, стараясь коснуться каждого из её друзей, сородичей, отдать частичку благодарности.

— Больше ты не одна, — сказал миллиардный хор.

— Я знаю. Но тех, моих кровных… я не могу их не жалеть.

— Господин доктор, отправьте меня.

— Что вы, милая, как можно! Женщину…

— Я не заражаюсь, вы же знаете, господин доктор. Вы же видели.

— Дорогая моя, да ведь это тяжелейшая работа! Без дорог, по слякоти, обследовать деревню за деревней… Спасть в грязных избах, мёрзнуть... Нет, нет, и не просите, я не могу!

— Мне так жаль вашего интерна, господин доктор… Как же вы теперь без него? Я хочу помочь.

— Милая, но вы и так помогаете! Я ведь знаю, вы не спите ночами, переписываете эти груды бумаг. Без вас я бы пропал под этой кипой.

— Господин доктор, я справлюсь. Я не простужусь, не подхвачу холеру. Я не болею, и я сильная. Можно я поеду?

— Храни вас господь, езжайте. Да оденьтесь всё же потеплее, снег пошёл.

Стаси глядела на свою жизнь — на свою бесконечную невероятную жизнь, — как на длиный сложный роман, где сюжетные линии сплетаются, и расходятся, и встречаются снова, а финал пока не дописан. Она сама его не знает. Вспоминалось: тысячи раз в тысячах жизней она искала смерти, чтобы уйти от страданий текущей минуты, но никогда ей не хотелось исчезнуть навсегда. Стать как все — песчинками, смытыми волной времени в океан небытия. Нет, она ни о чём не жалела.

— Смотрите на них, — обращалась она к афиноу, — смотрите, они не только злобные ограниченные себялюбцы! Были прекрасные. Были добрые. Были отчаянные. Я знала миллионы людей, я не могу их не любить.

— Ты сегодня сама не своя… Что тебя тревожит, радость моя?

— Женщины иногда заранее переживают разлуку.

— Разлуку? Ты о нас думаешь?

— О нас. Послушай, мы… мы не говорили о будущем, но сейчас пора поговорить. Я должна… я хочу сказать… в общем… у нас не «получится долго и счастливо, много детей и умерли в один день». Ты ведь понял уже, почему?

— Трудно не догадаться.

— Завтра мне придётся уехать.

— Завтра будет завтра. Но сегодня-то не надо?

— Нет…

— Значит, у нас будет очень-очень длинное сегодня. Иди сюда, радость моя. Давай жить сейчас.

Волны разделённого одиночества качались вокруг Стаси, погружая в печаль и в то же время давая странную надежду. Никакое одиночество разумного существа — не навсегда. Всё изменяется для каждого, для всех. Для неё.

И всё же афиноу, как бы они ни были близки Стаси, не были теми своми, о которых тосковала её душа. В последние столетия, что она жила среди людей, ей нередко замечали, что сердце у неё мёртвое: а как иначе, если позади тысячи лет? Если бы они тогда знали, что у неё впереди!..

Никакое единичное сознание не может существовать бесконечно и не сходить с ума. Стаси давно знала этот тезис, но не могла служить его доказательством… если только считать, что она живёт не во сне. Её память хранилась где-то вовне, иначе бы сознание и в самом деле не справилось. Память откладывалась где-то, как говорит Цетер, в пространстве. Возможно, Стаси изначально и не была единичным сознанием?

«Возможно», — безмолвно согласились миллионы единичных сознаний мыслью Цетера.

— Впервые мне приходится ставить такое странное экспедиционное задание. Но выполнить его можете только вы. Не передумали?

— Нет. Я готова.

— Не знаю, чем можно возместить страдания от смертей раз за разом... А ведь, будем честны, вам угрожает именно это. Неизвестно, сколько попыток вам придётся предпринять!

— Сколько бы ни было, я дойду. В худшем случае, думаю, мне понадобится год. В лучшем доберусь за сезон. А что касается возмещения… Если всё удастся, десять семей узнают наверняка, что случилось с их родными. А может, они там живы, просто не могут подать сигнал! Это ли не возмещение?

— Эх, если б не годы мои, я бы в вас влюбился, честное слово! Ну, простите старика за неудачную шутку. Всем бы такое сердце, как у вас. «С богом» сейчас не говорят, так что… эх, суеверия… И всё-таки ни пуха ни пера!

С афиноу и Цетером Стаси было легко: если они и не присоединялись чувствами к её переживаниям, то в любом случае уважали эти её чувства. Афиноу давно привыкли беречь друг друга, и к Стаси относились точно так же: своя, близкая, надо беречь, особенно с её своеобразной психикой. Примерить на себя такой опыт было крайне трудно, не по силам единичным сознаниям. А вот Цетер справился! На то он и сверхсознание.

Афиноу давно расстались с своими белковыми телами и жили как пóлевые существа. Им больше не нужны были планеты, корабли, защита от космических излучений. И всё же в той звёздной системе, где зародился их народ, на уютном острове среди мелкого тёплого океана стоял дом, начинённый по последнему слову предкосмической техники. Там жила Стаси, когда телу нужна была нагрузка, и там же ложилась в сохраняющую капсулу, когда Цетер считал, что это будет полезно. Афиноу жили невещественными, Стаси только имитировала эту жизнь. Её тело было неизменным, не поддавалось никаким технологическим перестройкам. Даже прививки не действовали.

— Ну что, есть подвижки?

— Всё то же, генерал. Никаких ключей. Это не белок, не плазма…

— Может быть, надо искать на молекулярном уровне? Где-то же должен сохраняться этот агент бессмертия! Президент хочет знать, какие у вас перспективы?

— На уровне белковых молекул ничего, более глубинное исследование потребует ещё времени.

— У вас оно есть, док. Работайте. И сделайте мне второй комплект образцов, его передадут в Массачусетский технологический институт.

— Слушаюсь, генерал.

— Объект пока заморозьте.

— Образцы и так в глубокой заморозке…

— Не образцы, док, объект! Заморозьтееё целиком. Не хватало, чтобы она сбежала, пока вы тутизучаете её белки!

— Простите, — сказала Стаси всем, кто слушал. — Я невольно принесла вам эти впечатления… наверно, не самые приятные… Сначала я хотела поделиться только знаниями, но просто передать библиотеки — это было бы неправильно. Неуважительно.

«Ты всё сделала верно, — успокоили афиноу. — И что бы там ни было мы благодарны землянам. Жаль, нельзя передать им нашу благодарность...»

— Это не совсем так, — заметила Стаси. — Вернее, может быть не так. У меня есть одна мысль… задумка… Я сперва объясню Цетеру, хорошо?

— Вам оказано высокое доверие. От ваших умений, знаний, от вашей смелости зависит успех первой дальней космической миссии Земли. Вы выживете в любых обстоятельствах, что бы ни случилось.

— Я сознаю свою задачу и… благодарю вас, командор. Это важно для меня.

— Вся Земля желает вам удачи. Возвращайтесь с победой.

Когда земляне начали первые полёты за пределы своей системы, Стаси уже не скрывала своей странной особенности. Бессмертный специалист был нужен Земле: самые рискованные миссии доставались Стаси, она участвовала в длительных и опасных полётах, в испытаниях новой техники, в аварийно-спасательных вылетах. Для неё было сделано исключение в регламенте космических работ: как правило, женщин не допускали к особо тяжёлым операциям, связанным с риском для жизни, но для Стаси-то риска не было! Что, впрочем, не означало, что ей не больно умирать…

Когда эпоха звёздной космонавтики подошла к концу, Стаси имела колоссальный опыт работ в космосе, изучила десятки космических профессий, побывала в сотнях безнадёжных ситуаций. Все её воспоминания об этом были сейчас доступны сверхсознанию афиноу, и сама Стаси погружалась в эту память как в страшное, но достоверное кино.

Но землянам уже мало было одних только полётов к звёздам. Человечество заявило свои права на власть намного большую — на личное бессмертие для каждого, на избавление от тисков биологических циклов, на прямое использование свойств пространства… Стаси была среди миллионов учёных, открывших для землян дорогу в божественное могущество. Афиноу глазами Стаси смотрели сейчас, как первый же масштабный опыт в этой области привёл к созданию нового пространства.

— Решение принято и одобрено каждым из живущих. Начинается новая эра — время сверхцивилизации.

— В ваших словах я ощущаю какое-то «но».

— Увы! Для вас, Анастасия, плохие новости: вы не можете пройти преобразование, которому подвергнется каждый землянин. Ваше тело просто не примет его.

— Ну и что? К чему всё это?

— Вы не сможете последовать за нами. Ваша природа противоречит этому. Вы единственная из нас остаётесь всего лишь человеком. Самым обычным. Мне жаль. Нам всем жаль.

В ту эпоху, последнюю эпоху людей Земли, она взяла себе имя Анастасия — Воскресение. И после всего, что сделала для наступления принципиально нового состояния, осталась за бортом. «Всего лишь самым обычным человеком». Человеком, прожившим несколько тысяч лет, но не способным изменить своё тело.

Сколько раз она совершила самоубийство, чтобы уйти от этой боли, Стаси не хотела вспоминать. Афиноу это видели — но ничего ей не сказали, только окутали своим светом и лаской, сомкнулись вокруг неё всеми миллиардами частиц сверхсознания.

— Это в прошлом, это в прошлом, — повторял для неё Цетер-личность. — Это прошло, это не повторится. Ты с нами. Мы с тобой.

И афиноу смотрели её воспоминания дальше. Земля, пустая, лишённая заботливой человеческой руки, стремительно дичала. Разрушалось всё, чему раньше придавали огромное значение: памятники культуры, искусства, природы, оставленные сверхцивилизацией, превращались в руины. Стаси не могла и не хотела на это смотреть. Она вообще тогда ничего не хотела; но тренированная воля звездолётчика взяла своё. Анастасия принялась готовить свою последнюю звёздную экспедицию.

С Земли она забирала всё, не жалея: архивы библиотек, технику, шедевры искусства, образцы флоры, фауны, грибов, простейших… Свой новый ковчег, лучший из звёздных кораблей, она набила всем, что смогла погрузить, и стартовала в направлении созвездия Рака. Среди землеподобных планет, вычисленных земными астрофизиками, оставалось полно необследованных, потенциально живых…

Сотни лет скитаний от системы к системе мало запомнились Стаси: большую часть этого времени она провела в искусственном сне. Мучительнее всего было отсутствие общения: корабельный искин не мог обучиться сколь-нибудь сложному поведению. Но и это было лучше, чем ничего…

Стаси искала планету, где были шансы найти разумную жизнь, — шансы эти были крайне малы, но выше нуля. Справочники и каталоги, составленные на Земле, служили ей путеводителем. И ей повезло, еслим можно назвать везением сотни лет фанатичного поиска.

— Дальше мы знаем, — афиноу излучали счастье и благодарность. — Ты основала нашу технологическюу цивилизацию, сделала нас сверхсознанием!

— Не я, — возразила Стаси. — Вы сами сделали это, а помогли вам земляне. Я только проводник их знаний.

— Не только! Ты ведь не просто привезла нам ваши сокровища, ты стала одной из нас.

— Как была и одной из них, — тихо заметила Стаси. Если бы её тело не спало, она бы снова плакала…

— Ты говорила, что у тебя есть замысел, — напомнил Цетер-личность.

— Есть, — Стаси помолчала, собираясь с мыслями. — Я расскажу. Когда мои сородичи ушли в своё новое пространство, они забрали всё, что могло им там пригодиться. Знания, память, опыт… Но кое-что… вернее, кое-кого они забыли. Они не взяли с собой тех, кто жил и умер на Земле прежде них. Тех, кто стал основой их могущества. Они просто ушли, оставив мёртвых мёртвыми. Но если вы нашли мой информационный след…

Она опять помолчала — слишком волновалась.

— Если вы нашли мой след за несколько тысяч лет, то ведь можно найти всех. Каждого! Каждого из тех, кто умер насовсем. Цетер, я хочу попросить тебя стать… наверно, это называется стать отцом моего народа. Землян, которые похожи на меня. След в пространстве оставляет каждый, ведь так?

— Так, — подтвердили миллиарды частиц Цетера-сверхсознания.

— Мы можем?

— Можем, — откликнулся каждый афиноу.

— Можем, — заключил Цетер, и это было уже не пожелание, а результат подсчёта.

— У нас… у нас, землян, был один знаменитый поэт, я его перечитывала иногда, когда летала в ковчеге. Он так странно написал: «Связью навсегда нетленной с возможностью деянье сплетено». Это же про нас, верно? Есть возможность — значит, будет и деяние.

Цетер-аналитик погрузился в в архивы, привезённые Стаси:

— У него есть и про тебя: «Любовь как в книгу некую сплела то, что разлистано по всей вселенной».

— Почему про меня? — удивилась Стаси.

— А ты подумай, — Цетер-личность умел и шутить, а не только понимать шутки. — Я буду отцом твоего народа. А ты будешь учить наших детей тому, чему учила нас.

— Ты согласен?!

— Как у вас говорили: брак, заключённый на небесах? — развеселился Цетер. — Я вычислил твою природу. И скажу без ложной скромности: подходящая пара для тебя — только я. Первый парень в галактике, а?

— Жили они долго и счастливо и не умерли никогда, — рассмеялась Стаси. — Кажется, ты забыл спросить моего согласия на брак, но… хм… я согласна.

2023