Сын-дурак

Савва Жорович Пфеннинг ехал на эту свадьбу, с одним единственным желанием: «Убить сына».

Он дал ему все, от квартиры с видом на резиденцию президента, до покупки образования в Лондоне и Нью Йорке одновременно, а этот сопляк не придумал ничего лучше, чем влюбиться. Какая может быть любовь с его-то статусом сына главы холдинга: «Ворытут». Не пошел отпрыск славного рода Пфенингов, ведущих свое начало от холуя самого графа Шупукина, пра-пра-деда по прозвищу: «Скользкий Васька», по стопам отцов.

То ли дело сам Савва Жорович. Женился как и положено, на дочери мэра славного города Грязетопска, и помог тестю, пополнив при этом собственный, и без того толстый кошелек, окончательно втоптать в грязь и без того уже нищий городишко. Это ничего, что жена дура, зато тесть акула бизнеса, и единственной дочери, после его столь желанной кончины, достанется все, от фабрик, до платных туалетов.

Савва Жорович вошел в зал ресторана, где вот-вот запиликает вальс Мендельсона, и тамада, нанятый откуда-то из Якутска будущим сватом, оленеводом из Сахи (на нормального, из столицы денег видимо не хватило), введет в зал «Седьмого неба», сына — Жоржа, и невестку — якутку — Айаану (язык сломаешь пока имя выговоришь).

— Саввушка, — жена Пфеннинга, Аглупина Викторовна, взяла мужа под руку. — Какие у них всех неприятные рожи. Может уйдем отсюда в другой ресторан?

— Смеюся, — рявкнул на нее Жорович. — Какой другой ресторан? Тут твой сын-придурок жениться соизволит. Гаденыш своевольный! — Он вдруг замолчал и улыбнулся, вспомнив как супруга получила свое смешное прозвище: «Смеюся».

Это произошло на третий год их совместной жизни. В тот вечер, на деловой встрече в бане, с губернатором области и его замом, после веников и тостов: «За здравие», домой пухлое тело Пфеннига принесли личный водитель и два охранника.

Встретившая его на пороге Аглупина Викторовна, ничего умнее не придумала, как начать рассказывать едва шевелящемуся телу, о том, как посетила утром губернаторский СПА, на что пытающийся подняться муж, вполне резонно обозвал ее: «Змеюкой». Выговорить столь трудное, цепляющееся за окропленное ромом и виски горло слово у него не получилось, и удивленная жена, узнала новое для себя прозвище: «Смеюся».

Отправив, с помощью все тех же охранников и водителя Савву, прямо в банном халате, в котором уставший на совещании муж появился в доме, прямиком на супружеское ложе, она решила выяснить, что же это такое за слово: «Смеюся».

На форуме богемной молодежи, ответ на этот вопрос не знал ни кто, но заскочивший туда (ради прикола и что бы поржать), посторонний острослов, на голубом глазу пояснил, что это редкой красоты, волшебный синий цветок, похожий на перекаченные упругим силиконом ягодицы, растущий в снежных горах Сахары, под Берлином в штате Техас.

Никогда еще Аглупину Савва не называл так красиво, и за это она подарила мужу, когда он проснулся и искал под кроватью бутылку с водой, утро страстной любви.

— За что? — Прохрипел изнасилованный муж сухим горлом.

— За цветок. — Поцеловала его жена, и рассказала все то, что узнала про Смеюсю.

Даже не смотря на жуткое похмелье, Савва Жорович не смог сдержать хохота. Правды он жене не раскрыл, подтвердив слова острослова о волшебном цветке похожем на задницу, и с тех пор называл Аглупину не иначе как: «Смеюся».

Свадьба гудела, тамада «однако» старался и наконец пришел неприятный для Пфеннига момент дарить молодоженам подарки.

— Моего согласия на брак никто не спрашивал, неожиданно все произошло, поэтому дарю своему дураку-сыну, не знающему как и на ком правильно жениться, и его пассии, свой служебный, почти новый, всего пять лет, автомобиль. — Встал из-за стола Савва Жорович.

— Спасибо отец, — поморщился жених. — Но поверь, что твой сын не дурак.

— Какая некрасивая невеста, — склонилась в этот момент к уху, опустившегося на стул после речи, мужа Аглупина.

— Согласен, — кивнул ей Пфеннинг. — Глазки узкие, нос малюсенький, скулы высокие и лицо круглое как луна, еще и из какой-то там захолустной Якутии.

— Ну ничего, доктор Ботокс-Косметикс все это исправит, глазки увеличит, губки подкачает, скулы срежет, лицо вытянет. Он все может, если хорошо заплатить, он даже мою подружку негритянку Вусю, в белый цвет перекрасил, — закивала, соглашаясь сама с собой Смеюся.

— Однако, не очень щедрый свекор достался моей дочурке, — поднялся отец невесты. — Но мы исправим положение и одарим молодоженов щедро, как это делают все, кто родился в республике Соха. — Он гордо обвел взглядом притихших гостей. — Однако, дарю молодоженам тысячу оленей. — Попробовал он на вкус произнесенные слова, пожевав их губами и недовольно поморщившись добавил. — Однако, и еще тысячу дарю.

Он сел под бурные аплодисменты, и тут же следом за ним поднялся еще один якут, маленький, лысый, состоящий из одних морщин, в оленьей телогрейке, на голое тело.

— Мой дар будет скромен, однако, — вздохнул он. — Своей единственной внучке, дарю малую часть принадлежащей мне тундры, всего полторы тысячи гектаров великолепных пастбищ, и еще юрту, однако, новую, просторную, и нарты.

— Нищеброды, — скривился Пфеннинг, и выпил без закуски рюмку водки. — Зачем молодым пастбища и олени, когда есть квартира в столице? Представляю своего дурака на нартах и оленьей упряжке… — Он не договорил и удивленно вскинул на морщинистого деда глаза, а тот продолжил, после недолгой паузы перечислять подарки.

— Однако, еще дарю то, что находиться в тундре и требует не маленьких материальных вливаний. У меня, у старика, раньше руки не доходили, однако, теперь вложусь. Молодым помогу на ноги встать, однако. Нельзя, что бы моя внученька бедствовала, однако.

— И чего же там такое находиться, — Съязвил Пфеннинг. — Олений помет?

— Я разве не сказал, однако? — Удивленно посмотрел на него, дедушка невесты, глазами наивного ребенка. — Склероз у меня, однако. — Он тяжело вздохнул, и как-то обыденно добавил. — Россыпи там однако. Алмазные.

— А невестка-то у нас ничего, — посмотрел уже по другому на молодоженов Савва Жорович Пфеннинг. — На кареечку похожа, или на японочку, такая аккуратненькая вся, стройненькая, и губки бантиком, и щечки с ямочками, и глазки загадочные, да и сын у меня совсем не дурак. — Он плотоядно улыбнулся, сглотнул слюну и выпил еще водки без закуски.