Сыщик Иван Путилов. Дело коматозников

Посвящается моему отцу, который привил мне любовь к книгам

Старший следователь московского уголовного сыска Иван Мефодьевич Путилов сидел за столиком в своем любимом ресторане с незамысловатым названием «Монмартр». В заведении подавали «европейския и русския блюда», однако из русских блюд здесь водились лишь пирожки да водка.

Иван Мефодьевич не часто сюда заходил, а потому ценил каждый момент своего пребывания здесь. К заказанному жаркому из бекасов он добавил консоме с пирожками и бокал сухого красного. Однако насладиться ужином в этот теплый, летний вечер ему не было суждено.

Сначала какой-то подвыпивший франт стал требовать оркестр, а когда буян понял, что музыкантов сегодня не будет, принялся чудить с граммофоном, роняя пластинки на пол под хохот посетителей. А после случилось совсем уж неприятное — сидевшей за соседним столиком пожилой даме принесли уху из стерляди. Путилов не выносил запаха вареной рыбы с детства, когда маменька буквально заставляла будущего сыщика есть отварных судаков по несколько раз в неделю. Его родители держали рыбную лавку, и поэтому рыба в их рационе преобладала над всеми остальными продуктами. Тогда же он дал себе страшную клятву, что, когда вырастет, никогда не притронется к рыбе. И клятву эту он держал по сей день.

Но престарелая соседка, судя по всему, никаких обетов не давала и с удовольствием прихлебывала прозрачный ароматный бульон из серебряной ложки, макая в фарфоровую тарелку ржаной сухарь. Левая щека сыщика предательски задергалась, и он прикрыл ее салфеткой, словно бы вытирал губы. Вечер был испорчен.

Стараясь отвлечься, Иван Мефодьевич стал размышлять над словами Некрасова, своего непосредственного начальника. Тот давеча вскользь упомянул, что нескольких «стариков» из их части скоро проводят с почестями на пенсию и при этом как-то замялся, искоса глядя на Путилова.

Следователь не считал себя стариком, хотя ему уже перевалило за 40 и, вставая каждое утро, он отмечал, что неприятные ощущения в теле множатся, как снежный ком — спина, шея, суставы. Физическую форму он старался поддерживать, делая гимнастику по утрам, но, видимо, этого было недостаточно. В молодости он увлекался греблей и пешими походами, но сейчас решил не рисковать здоровьем и старался сохранить то, что осталось. И потому стал каждые выходные, если не было работы, совершать прогулки. А месяц назад он купил велосипед, которого ужасно стыдился.

Ездить он так и не научился, и двухколесный аппарат английской фирмы «Рудж» покрывался черной пылью в угольном сарае. В конце концов, он решил подарить его своему молодому помощнику Алексею Белкину, чему тот, разумеется, очень будет рад.

Тем временем рыбная дама расплатилась и, подобрав огромный подол черного парчового платья, томно проплыла мимо Путилова, обдав его на прощание жирным стерляжьим духом. Сыщик звонко бросил вилку в тарелку с остывшим жарким и, задержав дыхание, махнул рукой официанту.

— Любезный, — кисло выдохнул Путилов, — рассчитай меня поскорее.

— Сигару-с подать прикажете с коньяком-с? — услужливо спросил официант, достав записную книжку с карандашом.

— Что? Нет,…а хотя, черт с ним, давай. И «Московский телеграф» принеси сегодняшний.

Парень довольно ухмыльнулся, буркнул: «Слушаюсь, вашбродь» и ловко помчался между столиками в сторону барной стойки, где разливали напитки.

Спустя пару минут сыщик уже пускал сизые табачные кольца, скользя взглядом по газетному листу. Он аккуратно обломил пепел о дно хрустальной пепельницы и уже собрался уходить, как со стороны входа послышались крики. Путилов обернулся на шум и увидел мальчишку, что торгует на Петровке газетами.

— Господа! — сиплым голосом закричал тот, — срочная новость! Убийство в больнице Святой Анны! Покупайте газеты, господа! Убийство члена императорского дома!

По залу пробежал шумный вздох, какая-то особо чувствительная девушка упала без чувств (или сделала вид). К ней тут же кинулись официанты и стали приводить ее в себя, обмахивая полотенцами. Кто-то сунул парню монету и выхватил у него отпечатанные листки.

— Что там? — вскрикнул толстяк из-за стола, на котором лежал запеченный поросенок, — читайте вслух, прошу вас!

Мужчина смущенно покашлял, надел пенсне и принялся читать:

— Жестокое убийство произошло сегодня ночью в больнице Святой Анны. В своей постели был обнаружен задушенным князь Свирский. Особо циничным выглядит тот факт, что больной несколько лет находился в состоянии летаргического сна или так называемой комы после падения с лошади во время охоты. Князь Свирский приходится…

Окончания заметки Путилов не стал ждать. Он махом допил коньяк, сунул сигару в зубы и, надев котелок, выскочил на улицу. Свистнув извозчика, он сунул ему в руку мелочь из кармана, приготовленную для официанта, и крикнул: «Гони в часть на Петровке!» Старый извозчик с лицом, изъеденным оспой, отпустил поводья и замысловато причмокнул губами, от чего лошадь, вздрогнув всем телом, так дернула с места, что Путилов повалился на сиденье.

В полицейской части люди бегали по кабинетам и с этажа на этаж. Со стороны это выглядело так, словно вместо полицейских сюда поместили душевнобольных из Алексеевской психиатрической клиники. Путилов, не обращая внимания на суматоху, направился прямиком в кабинет Некрасова.

Уже в коридоре его догнал усатый пристав.

— Иван Мефодьевич, — с одышкой быстро заговорил тот, — за вами ужо домой послали, видеть вас срочно желают!

— Да, я уже понял, благодарю, — мрачно ответил Путилов и толкнул тяжелую дверь, обитую черным дерматином.

В кабинете частного пристава, кроме хозяина, Карпа Елисеевича Некрасова, находились еще двое. Одного Путилов прекрасно знал — это был начальник московской полиции Шереметьев, второго посетителя следователь видел впервые. Им оказался пожилой господин лет пятидесяти с аристократичными чертами лица, одетый в дорогой костюм. Увидев вошедшего, Шереметьев вытащил из кармашка часы-луковицу и недовольно посмотрел сначала на циферблат, затем на Путилова. Тот его жест проигнорировал, молча поклонился незнакомому господину и обратился к Некрасову:

— Вы хотели меня видеть, Карп Елисеевич? Вот, я здесь.

— Да, Иван, хорошо, что ты так быстро прибыл. У нас тут дело для тебя есть, весьма важное.

— Государственной важности дело! — перебил его полицмейстер, — которое, к тому же не требует огласки!

— Огласки?! — воскликнул Путилов, и старик в кресле вздрогнул. — Вы меня простите, господа, но об этом весьма важном и секретном деле уже все газеты написали! Москва беснуется! Скоро последняя собака с Хитровки будет знать об этом убийстве, уж извините.

Седой старик ударил кулаком по столу, руки его дрожали. Некрасов вскочил и представил Путилову незнакомца:

— Вот, Иван Мефодьевич, имею честь представить тебе — его сиятельство князь Захарьев.

Путилов подошел к князю и отрывисто поклонился, представившись:

— Старший следователь Путилов к вашим услугам.

Князь кивнул и промокнул платком красные слезящиеся глаза. Затем перевел взгляд на Шереметьева и медленно, тяжелым басом проговорил:

— Господин полицмейстер, я прошу, нет, я требую, чтобы все виновные в утечке информации были найдены и наказаны.

— Разумеется, ваше сиятельство, — залебезил Шереметьев, с трудом поднимая свое толстое тело со стула, — всенепременно найдем-с!

Путилов с усмешкой посмотрел на него и сказал:

— Насколько я понимаю, сейчас это не самое главное. Расскажите уже, наконец, что случилось.

Шереметьев бросил на Путилова полный ярости взгляд, схватил со стола картонную папку и протянул ее следователю со словами:

— Здесь все, что вам надо знать. Сверх того могу лишь сказать, что убитый приходится, точнее, приходился двоюродным братом князю Захарьеву. Дело очень важное, повторяю! И столь же секретное!

Путилов взял папку и обратился к Некрасову:

— Что-то еще, Карп Елисеевич?

— Да, — устало ответил тот, — бери это дело, Иван, его будешь вести официально ты. Поезжай в больницу, Репин тебя ждет, он уже телефонировал. Эксперты наши тоже там. Тебе предоставят все, что нужно, любые ресурсы. А текущие дела передай пока этому своему помощнику, как его?

— Белкину.

— Да, Белкину, пусть начинает работать самостоятельно, пора уже. А ты, голубчик, не отвлекайся и не теряй времени. На этом все, ступай и о каждом, слышишь, каждом шаге докладывай мне лично!

— Слушаюсь, Карп Елисеевич, но мне все же нужен помощник. И Белкин как раз подходит. Отдайте мои дела кому-нибудь другому.

— Хорошо, хорошо, — замахал руками Шереметьев, — это неважно, пустяки, потом разберемся, отправляйтесь уже.

Путилов вышел, не прощаясь, и направился в свой кабинет, вспоминая все дела, которые он сейчас вел. Их было два — убийство жены лавочника и кража с взломом из ювелирного магазина Левинштейна. Кто украл бриллианты, он уже примерно знал после похода инкогнито в хитровские трущобы, а вот с убийством было все очень запутано. У вдовца-лавочника остались трое детей без матери, а Шереметьев говорит, что это пустяки. «Упырь-людоед» — подумал Путилов, входя в кабинет.

Внутри, справа от входа, у стены стоял вниз головой молодой человек. Полы сюртука свалились ему на лицо, а руки мелко дрожали. Услышав, что кто-то вошел, юноша с грохотом повалился вдоль стены, задев попутно ногой стопку книг, лежащих на стуле. Он тут же вскочил, лицо его было багровым от прилившей крови.

— Добрый день, Иван Мефодьевич, — радостно выпалил он, поправляя одежду, измазанную побелкой.

Путилов улыбнулся и, бросив папку на стол, сел в кресло, заскрипевшее под ним на все лады.