Сыщики с Пекарской улицы

— Не думайте, что из-за занавески вас не видно с другой стороны улицы, Уотсон.

Я вздрогнул, как мальчишка, застигнутый на шалости, и отскочил от окна. Холмс по-прежнему сидел в кресле спиной ко мне, окутанный клубами табачного дыма.

— У вас глаза на затылке, Холмс?

— К сожалению, нет. Зато на стене передо мной висит зеркало. Чем это вы так заинтересовались?

— Жильцами дома напротив, — сказал я, слегка покраснев.

— А-а, того самого. Так дом уже заселен?

Речь шла о доме, в котором полковник Морон, правая рука профессора Мориарти, устроил засаду на Холмса. А мы — на него.

— Да, и прелюбопытнейшими личностями.

— Несомненно — судя по тому, как вы старательно прячетесь.

С этими словами Холмс встал и, не выпуская изо рта трубки, подошел к окну.

— Осторожнее, Холмс, — невольно напомнил я.

— Вы преувеличиваете, мой друг. Под влиянием собственных рассказов вы начинаете видеть преступника в любом прохожем. Снять пустующий много лет дом — это, конечно, странно. Но это еще не преступление на британской территории. Впрочем, мы можем расспросить миссис Хадсон…

До самого обеда Холмс сосредоточенно копался в справочниках и ни словом более не упомянул заинтересовавший меня дом. Я изнывал от нетерпения. Хорошо еще, что мой проницательный друг не понял, кто именно привлек мое внимание…

Наконец миссис Хадсон объявила, что обед накрыт. Мы перешли в столовую. Холмс задал нашей квартирной хозяйке несколько не значащих вопросов о погоде и здоровье, а затем умело перевел разговор на загадочный дом.

Миссис Хадсон не заставила себя долго упрашивать.

— Ах, мистер Холмс, с этим домом что-то неладно!

— Почему вы так думаете, миссис Хадсон?

— Да ведь не одна я так думаю, мистер Холмс! — заверила наша хозяйка, продолжая разрезать пудинг. — Миссис Кэмбелл, что содержит пансион в двух домах от нас — а у нее глаз наметан с тех пор, как в пансионе едва не поймали вора, — так вот, она говорит, что дом подозрительный. И живут-то там какие-то иностранцы, вроде с востока. И всё к этому дому кэбы подъезжают. Поверите ли, люди туда входят, а потом не возвращаются. Мне и ходить-то мимо страшно, а ведь в лавку каждый день надо! Вечно рассыльный что-либо перепутает.

Миссис Хадсон выглядела обеспокоенной. Холмс клятвенно заверил вдову, что мы ее в обиду не дадим. Хозяйка порывалась рассказать еще что-то, но мой друг вежливо дал ей понять, что его ждут дела, поблагодарил за обед и поднялся к себе. Я поспешил за ним. Мне удалось поймать Холмса за рукав у самой двери.

— Ну же, Холмс, — нетерпеливо спросил я, — что вы думаете обо всем этом?

Холмс пожал плечами:

— Разговорчивая женщина конечно же бесценный источник информации, но, боюсь, в данном случае все преувеличено. Меня не интересует эта мелочь, Уотсон. Займитесь этим сами, для вас это будет хорошая практика.

Я не замедлил воспользоваться его советом и вечером того же дня отправился на разведку. С одной стороны меня вдохновляла перспектива самостоятельного расследования, а с другой — возможность поближе познакомиться с очаровательной молодой особой, за которой я так неудачно пытался наблюдать и которую сопровождали подозрительные иностранцы, так напугавшие нашу миссис Хадсон.

Достаточно было пересечь улицу, чтобы оказаться у дверей таинственного дома. Ни звонка, ни дверного молотка не было. Я деликатно постучал и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Можно было с чистой совестью уйти, но уйти я не мог. При одной мысли, что, возможно, Холмс наблюдает и потешается над моими попытками проникнуть в дом, мне становилось не по себе. Набравшись решимости, я с силой толкнул дверь. И она, к моему удивлению, неожиданно легко открылась. В образовавшуюся щель пахнуло холодом и запустением.

Переведя дыхание, я шагнул в полутьму. Дверь со скрипом затворилась у меня за спиной.

Почти наощупь я пробирался через прихожую, натыкаясь на не видимые в темноте предметы. Что-то живое с писком бросилось из-под ног, должно быть, крыса. Я передернулся.

Но постепенно глаза приспособились, и я различил лестницу, круто поднимавшуюся вверх. Ступеньки прогибались и скрипели под моей тяжестью, а когда, споткнувшись, я ухватился за перила, в пальцах осталась древесная труха. Воздух был затхлый, застоявшийся, наполненный пылью. Казалось, что по крайней мере десять лет здесь не жил никто, кроме пауков и крыс. Но ведь я сам сегодня видел своими глазами, как в этот дом входили люди, как вошла сюда та девушка, а потом она появилась у окна, распахнула его, и ветер раздувал кисейные занавески…

Лестница кончилась, и я очутился перед двустворчатой полуотворенной дверью. За ней была обширная пустая зала, из заколоченных окон лился тусклый свет, по углам валялись доски и мусор. Из невидимых щелей сильно дуло.

Так, переходя из комнаты в комнату в напрасных поисках, я добрался до чердака. Здесь, как и всюду, было пусто, сумрачно и уныло. Выглянув из чердачного окошка, я увидел наш дом и ощутил странную тоску. И посмеется же Холмс, узнав о моих похождениях!..

В следующую секунду я услышал за спиной глухой грохот.

Я бросился к двери и обнаружил, что она заперта.

— Что за шутки?! — заорал я в бешенстве. Неужели здесь кто-то был, в этом заброшенном доме? И кто-то следил за каждым моим шагом?

Из-за двери никто не отозвался, но снизу, из нежилых комнат, донесся нарастающий шум — шум сдвигаемой мебели, шагов, неясные голоса. Дом как будто оживал. Прислушиваясь к этим звукам, я сражался с дверью.

Внезапно она поддалась, и я, не удержавшись, вылетел наружу.

Грохоту моего падения сопутствовал негромкий вскрик. Поднявшись, я увидел, к своему удивлению, служанку с корзиной белья. Служанка зыркнула на меня, выронила корзину и убежала.

В растерянности я оглянулся. Было пусто и светло, никаких следов запустения, и это чрезвычайно удивило меня. Все больше удивляясь, я спустился по лестнице, уже не скрипевшей и не грозившей развалиться под моим весом. Я стоял теперь на ступеньках над гостиной — той самой, через которую ощупью проходил полчаса назад.

Но как теперь изменилось все! Ярко сверкали чистые огромные стекла в окнах, тяжелые бархатные занавеси с золотыми кистями наполовину закрывали их. Солнце отражалось в натертом паркете. Вдоль стен была расставлена изящная мебель. В углу залы был камин белого мрамора и над ним — зеркало в позолоченной раме. В кресле у камина сидела девушка. Я узнал ее сразу…

Должно быть, я неловко переступил с ноги на ногу, и ступенька подо мной заскрипела. Девушка подняла голову. Ее прекрасное смуглое лицо осталось холодным, не отразив ни страха, ни волнения. Не сводя с меня глаз, она протянула руку к каминной полке и позвонила в колокольчик.

Двустворчатые двери распахнулись, и двое слуг-индусов, войдя, молча поклонились хозяйке.

— Проводите джентльмена до выхода, — чистым певучим голосом произнесла она.

Слуги с непроницаемыми лицами двинулись ко мне. Я даже не пытался сопротивляться, чувствуя себя невоспитанным варваром, вломившимся в чужой дом. Собственно, так оно и было! И в их праве было вызвать полицию, когда служанка в панике сбежала с чердака.

Но индусы только вежливо и крепко взяли меня под руки и провели анфиладой комнат и по лестнице в прихожую. Повсюду была такая же роскошь и чистота, как в гостиной.

Очаровательная горничная в наколке отворила входную дверь, и я оказался на улице.

Трудно описать мое состояние. Все происшедшее казалось сном, а между тем полу сюртука были еще испачканы пылью.

Я оглянулся на окна загадочного дома и решительно зашагал к дверям своего. Только Шерлок Холмс мог объяснить мне эту загадку!

Холм сидел в своем любимом кресле, утопая в облаках табачного дыма, и просматривал газеты. Пепельницей ему, как обычно, служила хрустальная ваза миссис Хадсон, но сейчас это не вызвало моего раздражения. Не замечая недовольных похмыкиваний, доносившихся из-за газеты, я начал рассказ о своем необыкновенном приключении. К торжеству моему, очень скоро Холмс отложил газету и не выпуская трубки изо рта, внимательно слушал. Закончив, я перевел дыхание и с удивлением увидел, что он усмехается.

— Как, Холмс! — воскликнул я. — Вы не верите мне?

— Верю, дорогой мой Уотсон. Верю, что вы стали жертвой очень ловкой игры. Скажите, входя в дом, вы не почувствовали никакого особенного запаха?

Я задумался.

— Погодите… Запах тления, пыли. Да, там странновато пахло. Действительно, странновато. Будто пряностями.

— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Холмс. — Вас одурманили, Уотсон. Если жильцы этого дома, судя по всему, связаны с Востоком, у них могло найтись достаточно удивительных средств против незваных гостей. Вам снился сон, только и всего.

— Но почему они это сделали?!

— Да, этот вопрос потруднее. Хотел бы я знать, устраивают ли они эту шутку для каждого посетителя, или вы удостоились особенной чести?

Произнеся эти слова, Холмс вернулся к газете, и все мои попытки продолжить разговор провалились. Впрочем, после моего приключения я чувствовал легкую дурноту и головокружение, вынужден был прилечь и незаметно для себя уснул.

Когда я проснулся, солнце уже заходило. Спустившись в гостиную, я обнаружил, что Холмса нет, а на подносе для писем лежат телеграммы, адресованные ему. Успешно преодолев соблазн прочесть их, я взял отброшенную Холмсом газету и углубился в нее.

Холм вернулся, когда теплые краски вечера уже погасли. Был он спокоен и невозмутим, как обычно, но я, привыкнув уже немного разбираться в его чувствах и настроениях, ощутил за этим спокойствием нетерпение ищейки, напавшей на след.

— Вам телеграммы, Холмс, — сказал я как можно небрежнее, надеясь, что он по своему обыкновению прочтет их вслух и тем самым даст понять, какой загадкой он сейчас увлечен. Однако Холм пробежал телеграммы глазами, пробормотал: «Так я и думал», — и сунув их в карман, поднялся к себе в спальню. Через несколько минут он спустился вниз в халате и домашних туфлях.

— Вы ужинали, Уотсон? — спросил он.

— Нет, дожидался вас.

— Весьма любезно с вашей стороны. Что ж, надеюсь, куропатка не утратила свой вкус.

После ужина Холмс ушел к себе, и вскоре я услышал душераздирающие звуки скрипки. Это означало, что Холмс размышляет над очередной проблемой. Он так больше и не вышел из своей спальник этим вечером, и я лег спать, изнывая от любопытства, а через стену до меня доносились те же дикие мелодии, только уже приглушенные.

Проснулся я от яркого света, бьющего в глаза, и с удивлением обнаружил, что еще глубокая ночь, а над моей кроватью стоит Холмс с фонарем в руках и совершенно одетый.

— Скорее, Уотсон, — сказал он, — дорогая каждая минута. Одевайтесь и спускайтесь вниз.

Таким встревоженным я уже давно его не видел. Поспешно одевшись, я спустился в гостиную и увидел там Холмса, который торопливо листал при свете свечей какую-то книгу.

— Садитесь, Уотсон, — сказал он, не поднимая головы, — будем ждать Лестрейда. Как по-вашему, сколько в Лондоне генералов в отставке, участвовавших в подавлении индийского мятежа?

Нечего сказать, хорошенький вопрос для человека, разбуженного в три часа ночи!

— Думаю, что немного, Холмс.

— Будем надеяться. Впрочем, это должен установить Лестрейд…

— Что все это значит, Холмс? — перебил я, не выдержав.

Холмс захлопнул книгу и бросил на меня острый, пронизывающий взгляд.

— Считайте, что ваши приключения продолжаются, Уотсон. Вы ведь были разочарованы, когда я так равнодушно отнесся к вашему рассказу о пустом дом. Признайтесь, так?

— Верно.

— Ну что ж, можете считать, что мы квиты. Еще днем я запросил в Скотланд-Ярде сведения о жильцах этого дома, ведь наша полиция с особым вниманием следит за иностранцами, и вот что мне ответили, — он вынул из кармана сюртука одну из полученных днем телеграмм и подал мне:

«Описанные вами люди в картотеках не значатся. Владелец дома утверждает, что ни с кем контракта не заключал. Его нотариус подтверждает. Лестрейд».

— Неплохо, верно? — со смешком спросил Холмс. — Инспектор счел это все моим очередным капризом. Ну что ж, я побродил вокруг дома, а ночью решил нанести более продолжительный визит.

Его прервали хлопанье дверей и быстрые энергичные шаги. Через минуту в гостиную ворвался Лестрейд.

— Хорошенькое дело, мистер Холмс! — завопил он вместо приветствия. — Подымаете меня посреди ночи, чтобы потакать своим лихим фантазиям? Неслыханно!

— Вы исполнили мою просьбу, Лестрейд? — как ни в чем не бывало осведомился Холмс.

— Исполнил, но…

— Благодарю вас, — Холмс протянул руку, и маленький сыщик, замолчав, вложил в нее несколько исписанных листков. Шерлок начал читать, а Лестрейд взглянул на меня поверх его головы и выразительно покрутил пальцем у виска. Я отрицательно покачал головой.

— Прекрасно, — сказал Холмс, отрываясь от листков. — Нет-нет, Лестрейд, я не сошел с ума. С Божьей помощью нам, возможно, удастся предотвратить страшное и странное преступление. Ваш кэб стоит внизу?

— Да.

— Тогда мы отправляемся немедля.

Уже в кэбе по просьбе Холмса я пересказал Лестрейду вчерашнее происшествие. Маленький сыщик слушал, недоверчиво блестя глазами. Когда я закончил, он буркнул:

— Сказки!

Я хотел было вслух высказать обиду, но Холмс опередил меня:

— Посмотрим, что вы скажете, выслушав меня, Лестрейд.

— А что, вы тоже были в этом доме?

Холмс засмеялся.

— Можно сказать и так. Я давно знал о пожарной лестнице, по которой можно беспрепятственно добраться до балкона третьего этажа, что я и проделал этой ночью.

— Ваши методы расследования, мистер Холмс… — проворчал Лестрейд.

— …порой бывают весьма полезны, — со смехом продолжил мой друг. — Итак, около полуночи я вышел из дому и по пожарной лестнице добрался до третьего этажа. Я намеревался отпереть балконную дверь и пробраться в дом на разведку, но тут в окне вспыхнул свет. У самого окна имелась небольшая ниша от статуи. Я втиснулся в нее и обнаружил, что если слегка поверну и вытяну голову, то на виду у меня будет почти вся комната. Самого же никто не заметит. И признаться, я был крайне рад этому.

В комнате были двое, мужчина и женщина. Мужчина — немолодой, со светлыми волосами и жестким лицом, слегка сутулый, в хорошем сюртуке — стоял у стола. Женщина сидела на диванчике у стены, и в ней я узнал вашу милую незнакомку, Уотсон. Черное платье, оттенявшее смуглость кожи, высоко уложенные золотистые волосы, тонкие черты лица — надо признать, она красива.

Я досадовал, что не могу слышать, о чем говорят эти двое, и тут, словно поняв мое невысказанное желание, мужчина подошел к окну и распахнул створки. Теперь я слышал все так же ясно, как если бы был внутри дома. Говорила женщина:

— Значит, слуги спят во флигеле. А звонок?

— Мы перережем шнур сразу же, как войдем, — ответил мужчина.

— А если кто-то случайно заметит свет?

— Нам не нужен фонарь. Генерал обычно работает до двух часов ночи. У него бессонница.

— Не удивительно, — заметила женщина со смешком, от которого, признаться, мне стало не по себе. — Ему должны сниться страшные сны. Еще раз, где его кабинет, Эрлих?

— Он отмечен на плане. Второй этаж, третья дверь налево по коридору от лестницы. Два окна в сад.

— Сделайте так, чтобы слуги не проснулись до утра. Нельзя допускать лишних жертв. Вы что-то хотите добавить, Эрлих?

С этими словами она подошла к окну, и теперь оба были передо мной, как на ладони. Поверни кто-нибудь из них голову, и мое разоблачение было бы неминуемо, но, к счастью, они были заняты разговором.

— Мне не по душе все это, — сказал мужчина. — Этот старик… Может, когда-то он заслуживал смерти, но прошло уже тридцать лет…

— Срок давности, — перебила его женщина. Она говорила по-английски весьма правильно, но с едва уловимым протяжным акцентом. — А также уважение к старости. Я понимаю вас, друг мой Эрлих. Но и вы лучше бы поняли меня, если бы тридцать лет назад были в Битхуре или Лакхнау. Для некоторых преступлений нет срока давности, Эрлих. Сотни и тысячи людей погибли при содействии этого человека, и от них не осталось даже могил, а он живет в почете и довольстве, пишет воспоминания… Нет! Убийцы не имеют права умирать от старости в своей постели. Это суд, Эрлих, пусть даже запоздалый, но правый!

Ее голос звенел, в темных глазах вспыхнул гнев, и я невольно залюбовался этой женщиной, так горячо отстаивавшей свое право на — в этом я уже не сомневался — преступление. Но тут она перевела дыхание и уже спокойно сказала:

— Я погорячилась, Эрлих. Простите. Лошади готовы?

— Да, но… разве мы не будем ждать капитана?

— Он появится позже и не здесь. У него есть все основания не задерживаться в Лондоне. Идемте, Эрлих.

Окно захлопнулось, и свет погас.

Я торопливо спустился вниз и, услышав стук копыт, спрыгнул с предпоследней ступеньки, едва не вывихнув ногу. Увы, я опоздал. Темный силуэт экипажа мелькнул за углом и исчез. Догнать его я не смог… Итак?

— Странно, — проговорил Лестрейд, — очень странно.

— А вы что думаете, Уотсон?

— Похоже на авантюрный роман.

— Верно, — согласился Холмс. — Надеюсь, теперь вы не в претензии на то, что я разбудил вас посреди ночи?

— Но куда же мы едем?

— К генералу Энсону. Он первый в вашем списке, Лестрейд.

Особняк генерала Энсона казался черной громадой во тьме ночи. Ни одно окно не светилось, лишь у парадной двери горел газовый фонарь с наполовину прикрученным вентилем.

На наши звонки никто не отозвался, однако Холмс со свойственной ему настойчивостью не отступал. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, и седоусый мрачный привратник вышел к нам со свечой в руке.

— Что вам надо? — нелюбезно осведомился он, отчаянно зевая и прикрывая рот ладонью.

Лестрейд, до того безучастно топтавшийся за спиной Холмса, быстро выдвинулся вперед:

— Полиция! Нам надо видеть генерала Энсона.

Привратник заморгал тяжелыми веками, кашлянул:

— Невозможно… кгм. Господин генерал спит.

— Вы уверены? — буркнул Лестрейд. — Скажите ему, дело чрезвычайной важности.

И тоже откашлялся.

Привратник проворчал вполголоса что-то нелестное об уме полицейских и ушел в дом. Мы ждали. Дул зябкий ветерок, было тихо. Потом где-то в глубине дома раздался грохот, громкий неразборчивый крик. Я, Холмс и Лестрейд одновременно рванулись к двери, но тут же отшатнулись. Из передней выскочил, задыхаясь, привратник.

— Господин генерал… — едва выговорил он, и моей душе представилась зловещая картина: труп в луже крови, привратник входит, видит его… Но тут за спиной привратника загремел хриплый бас:

— Какого черта?! Полицейские ищейки!.. Разбудить меня в такой час!..

Холмс, к моему удивлению, тихо засмеялся и сказал:

— Прошу прощения, генерал. Думаю, что нам здесь делать нечего. Идемте.

Мы с Лестрейдом послушно, как заколдованные, двинулись за ним. Вслед нам неслись раскаты громового баса.

Кэбмен ждал нас терпеливо, но едва мы разместились, уныло спросил, далеко ли ехать. Холмс назвал адрес и вложил что-то в руку кебмена, после чего тот громко щелкнул кнутом и засвистел. Экипаж рванулся с места.

— В хорошенькое дело вы меня впутали, Холмс! — воскликнул Лестрейд. — Вот увидите, этот генерал еще будет жаловаться на самоуправство, и один Бог знает, какие у него связи… Нет, больше я в ваших делах не участвую. Надеюсь, вы сказали кэбмену, чтобы он развез нас по домам? Куда мы едем?

— В Чизик, разумеется, — невозмутимо ответил Холмс. — Если не ошибаюсь, именно там на вилле Лэчайн живет генерал Бунро.

Лестрейд разинул рот и несколько секунд молча хватал воздух, как выброшенная на берег рыба. Я думала, что сейчас он разразится потоком слов, но маленький сыщик сдержался и, устроившись поудобнее на скамье, задремал. Холмс тоже прикрыл глаза, и хотя мне о многом хотелось расспросить его, я вынужден был приберечь свои вопросы до более подходящего времени.

Холмс, казалось, был погружен в дремоту, но когда кэб остановился, он быстро встал и первым выпрыгнул на мостовую.

Ночь была ясная, потеплело, и в лунном свете вилла Лэчайн, окруженная серебрящимся садом, казалась небольшим дворцом из восточной сказки. Очарование сказки нарушали только ярко освещенные окна на втором этаже.

Холмс был уже у ворот, и мы с Лестрейдом поспешили к нему. Подойдя, мы увидели, что ворота приоткрыты. От ажурных створок на садовую дорожку падала черная четкая тень.

— Зайдем в дом, — негромко проговорил Холмс.

— И опять нарвемся на скандал, — проворчал Лестрейд.

— Боюсь, что не нарвемся, — с этими словами Холмс толкнул ворота и ступил на дорожку. Он шел медленно, иногда наклонялся и внимательно смотрел под ноги. Когда мы с Лестрейдом подошли к входной двери, Холмс уже исчез в доме.

— Ваш приятель добьется того, что его оштрафуют за нарушение общественного покоя, — со злостью сказал мне Лестрейд. — И мне заодно влетит. Странно, что слуги не заперли двери на ночь…

Я хотел было ответить ему что-то резкое, но тут Холм окликнул нас из темноты:

— Сюда, скорее!

В голосе его было странное волнение. Лестрейд, а за ним и я быстро, насколько позволяла темнота, поднялись по лестнице и по узкому коридору пошли налево, откуда доносился легкий шорох.

Когда мы повернули за угол, то увидели прямоугольник света, падающий из распахнутой двери. В дверном проеме неподвижно стоял Холмс.

Мы подошли, и он молча отодвинулся, давая нам возможность заглянуть в комнату.

— Входите, Лестрейд, — негромко сказал Холмс. — И вы, Уотсон, тоже. Будьте осторожны.

Предупреждение было не лишним, я понял это, едва бросив взгляд в комнату. Это был кабинет небольших размеров, казавшийся еще меньше из-за множества экзотических предметов, загромождавших его. Здесь была коллекция восточного оружия, развешанного поверх персидского ковра. Такой же ковер устилал пол. Бронзовые фигуры индийских и цейлонских богов загадочно и равнодушно улыбались из всех углов. Напротив коллекции оружия скалила могучие зубы голова тигра, прибитая к стене, а его распятая шкура спускалась до пола. На каминной полке стоял кальян, отделанный серебром.

Словом, все говорило о том, что хозяин кабинета долгие годы был связан с Востоком и, вернувшись на родину, увез с собой все, что могло о нем напомнить.

Но чем-то случайным, чужим казалась в этом экзотическом обилии обычная, вполне английская мебель — бюро красного дерева, письменный стол и обитое красным плюшем кресло.

Все это я заметил мимоходом. Мое внимание привлекло нечто совсем иное и более страшное: старик, лежавший навзничь на полу у кресла в луже крови. Он был одет в бархатный халат, из-под завернутой полы которого нелепо торчали пергаментно-желтые ноги. Руки в просторных рукавах были широко раскинуты, жесткий подбородок задран, загорелое изборожденное морщинами лицо было искажено дикой ухмылкой, открывавшей редкие прокуренные зубы.

Старик казался непомерно длинным, хотя в жизни, видимо, был невысок — обычное явление у мертвецов. Его седые волосы слиплись от крови, затекшей под голову.

Умер он незадолго до нашего прихода: кровь не успела свернуться, трупных пятен не было, а руки и ноги покойного легко гнулись в суставах, о чем я и сообщил Холмсу. Тот кивнул.

А я вздрогнул, представив, что мы могли бы столкнуться с убийцами, приедь хоть немного раньше.

— Не думаю, что убийцы еще в доме, — прозорливо заметил Холмс. — Спасибо им, что любезно оставили входную дверь открытой. Но можете проверить особняк, если есть желание.

Зрелище было неприятным даже для меня, привыкшего к виду смертей, запах тоже, и я охотно последовал предложению Холмса, держа револьвер наготове. В доме было пусто. Только у черной лестницы внизу храпел во сне огромный серый дог, стуча хвостом по плиткам пола. Я не стали его будить.

Холмс осматривал кабинет хладнокровно и методично, Лестрейд — торопливо и жадно, как фокстерьер, охотящийся на крыс. Некоторое время я следил за ними, потом отошел к стене с коллекцией оружия. Мое внимание привлек анкас — орудие погонщиков слонов. Ручка его была из слоновой кости, изукрашенной резьбой, а венчал анкас крупный изумруд, искусно оправленный в золото. Это был уже не столько утилитарный предмет, сколько произведение искусства, и я невольно залюбовался им, с готовностью отвернувшись от покойника.

Теперь я только слышал поскрипыванье половиц под мерными шагами Холмса и невнятное бормотание Лестрейда. Потом Холмс вдруг, судя по звуку, остановился и негромко сказал:

— Взгляните-ка, Лестрейд, это любопытно…

Обернувшись, я увидел, что он стоит на коленях перед трупом, разжимая судорожно стиснутые пальцы левой руки мертвеца. Потом Холмс выпрямился и показал нам густо исписанный клочок бумаги. Лестрейд жадно набросился на находку, но тут же разочарованно воскликнул:

— Да это галиматья какая-то!

— Вы думаете? — мой друг расправил измятый листок и прочел вполголоса: — «…не могу обойти молчанием некоторых странных событий, приключившихся со мною в разное время и связанных воедино ложью, которую я считаю своим догом опровергнуть, — ложью об исчезновении и смерти На…» Что вы на это скажете, Уотсон?

— Скажу, что и я не вижу в этом особого смысла.

— Неужели вы не можете сделать никаких выводов?

Я кашлянул:

— Может быть, это разоблачительное письмо? Покойный генерал бы преследуем шантажистами…

— Для начала неплохо, Уотсон, — сказал Холмс, и на узком энергичном лице его мелькнула насмешливая улыбка. — Могу еще добавить, что эти строки написаны рукой генерала Бунро, что следует из простого сравнения с незапечатанными письмам, лежащими на каминной полке и подписанными им самим. Разоблачительное письмо, написанное покойником и оставшееся в его руке? Гм, возможно. Кстати, Лестрейд, хотите пари? Вы не найдете ни дневников, ни воспоминаний генерала — ни в этом кабинете, ни во всем доме.

— Вы уверены, что он писал воспоминания? — пропыхтел Лестрейд, заглядывая под стоящий под коллекцией диван.

— Разумеется, — сказал Холмс, обводя взглядом экзотическое убранство кабинета, — ему было что вспомнить. Что вы ищете там, Лестрейд?

— Пулю.

— Боюсь, что ваши труды напрасны.

— Почему? — Лестрейд, красный от натуги и запыхавшийся, выпрямился и с подозрением глянул на моего друга. — Вы ее уже прибрали, а, Холмс?

— Ну что вы, — пожал тот плечами. — Просто она лежит не под диваном, а на диване. Вот, запуталась в ворсе ковра.

Неразборчиво выругавшись, Лестрейд поднял, держа двумя пальцами, ближе к свету маленький, сплющенный кусок металла.

— Проклятие! Не могу понять, из какого оружия она выпущена. Я вообще впервые вижу такую.

— Боюсь, что и не поймете, — заметил Холмс, поворачиваясь к письменному столу, на котором лежали стопки чистой бумаги, ручки, стояли пресс-папье, песочница и тяжелая бронзовая чернильница в виде львиной головы. Из под чернильницы выглядывал уголок бумаги. Холмс приподнял «львиную голову» и извлек на свет божий вчетверо сложенный лист. Заинтересованный, я подошел ближе. Холмс развернул плотную, слегка хрустящую бумагу, и я, наклонившись через его плечо, прочел:

«Именем свободной Индии.

За преступления против свободы

и жизни людей приговаривается к смерти

генерал Бунро.

Долой угнетателей!»

Я едва успел дочитать до конца этот странный документ, как Холмс спокойно сказал:

— Именно этого я и ждал.

Он сложил бумагу и окликнул Лестрейда, который все еще завороженно разглядывал пулю, вертя ее так и сяк. Лестрейд при звуке его голоса очнулся и бодро подошел к нам.

— Прочтите на досуге, — сказал Холмс, передавая ему необычный приговор. — А теперь, полагаю, вы ничего не будете иметь против, если мы с Уотсоном отправимся домой? Нынешняя ночь была слишком бурной даже для таких ко всему привыкших людей, как мы с вами.

— Да-да, ступайте. Я займусь положенными формальностями. Мы и клочка пола не пропустим здесь в поисках следов и самих преступников, — отозвался Лестрейд рассеянно. Набросал на листке несколько строк. — Скажите кэбмену. Пусть срочно доставит записку в Скотланд-Ярд.

Только после этих слов Холмса я понял, как устал. Всю дорогу до Скотланд-Ярда и домой меня клонило в сон, и едва добравшись до постели, я свалился, как мертвый. Мне снилось то же, что я видел почти всю ночь — ярко освещенный кабинет Бунро, загадочные индийские божки, мертвец в халате с оскаленным в судорожной усмешке лицом. А потом сквозь эти жутковатые видения вдруг проступило милое смуглое лицо давешней незнакомки, и прекрасные карие глаза взглянули на меня с насмешкой, непонятно леденя душу. Протяжный, зловещий, душераздирающий вопль отогнал это видение, и лишь проснувшись окончательно, я понял, что имею честь слушать очередную скрипичную импровизацию Холмса.

Впрочем, когда я в халате и домашних туфлях спустился в гостиную, намереваясь высказать Холмсу свое возмущение, скрипка уже утихла. Холмс сидел в кресле, протянув ноги к огню камина, и просматривал газеты.

— Доброе утро, Уотсон, — сказал он. — Вернее, добрый день, если не ошибаюсь, недавно било четыре часа пополудни. Выспались?

— Меня мучили кошмары.

— Покойный генерал? В таком случае, мне повезло больше, чем вам — я спал без сновидений. Кстати, в газетах уже есть сообщения о вчерашнем событии. Наш друг Лестрейд развивает бурную деятельность. Вы проспали оба завтрака, но скоро миссис Хадсон подаст чай, а пока что к вашим услугам бисквит и бутылка кларета.

Я и в самом деле почувствовал сильный голод и охотно последовал совету Холмса, а он тем временем, видимо, прочтя газету до конца, громко хмыкнул, пожал плечами и бросил газету на столик. Я развернул ее — это оказалось «Эхо», — чтобы узнать, что именно вызвало у моего друга такую досаду. И первым, что бросилось мне в глаза, был набранный жирным шрифтом заголовок: «Загадочное убийство».

«Вчера ночью в Чизике на вилле Лэчайн неизвестными лицами был убит генерал в отставке Джеймс Эдвард Бунро. Генерал Бунро, ветеран Крымской войны, один из тех героев. Которые спасли Империю от ужасов сипайского мятежа, вышел в отставку в 1872 году. После смерти жены, урожденной Саймон-Деррик, Он поселился на вилле Лэчайн и жил там затворником в окружении нескольких преданных ему слуг. Труп несчастного был обнаружен в четвертом часу утра. По стечению обстоятельств, которое можно было бы назвать счастливым, если бы оно способствовало предотвращению убийства, на месте преступления оказались известный читателям инспектор Скотланд-Ярда Лестрейд и не менее известный частный детектив Шерлок Холмс…»

Далее автор статьи подробно и весьма живописно описал обстановку виллы и обстоятельства обнаружения тела. Не нуждаясь в этих подробностях, я пробежал их взглядом и остановился на следующих строках:

«…Инспектор Лестрейд считает, что все детали этого дела, вольно или невольно указывающие на связь его с индийскими заговорщиками, — все эти улики подделаны и подброшены на место преступления с целью скрыть его истинных виновников. По этой причине инспектор Лестрейд, по версии «Таймс», лучший сыщик уголовной полиции Лондона, отдал приказ о розыске и задержании молодого лорда Артура, племянника генерала Бунро и сына покойного лорда Джулиуса Саймон-Деррнка…»

Я не смог сдержать удивленного возгласа. Холмс обернулся и одарил меня из-под нахмуренных бровей ироническим взглядом.

— Как вам это нравится, Уотсон?

— Я не понимаю, при чем тут лорд Артур.

— О, это весьма тонкая мысль! — Холмс сухо рассмеялся. — Лорд Артур — испорченный юноша, паршивая овца семейства Саймон-Дерриков. Покойный отец лишил его наследства… А поскольку он единственный оставшийся в живых родственник генерала Бунро, то наш высокомудрый Лестрейд не придумал ничего лучшего, чем обвинить его в убийстве.

— Так вы не согласны с этим?

— Разумеется! — Холмс раздраженно пожал плечами. — Этот молодой человек меня сейчас не интересует.

— А кто?

— Другие, Уотсон. В частности, ваша очаровательная незнакомка…

— Почему это — моя? — возмутился я.

Холмс рассмеялся от души.

— Не обижайтесь, Уотсон. Мне приятно видеть, что вы еще не разучились краснеть. Да, эта милая девушка, к сожалению, принимала в убийстве генерала Бунро несомненное участие. Помните легкий запах духов в кабинете? Точно такой я ощутил, прячась в нише от статуи на ее балконе. Она была там. И я не успокоюсь, пока не узнаю, что привело туда ее и других.

— Других?

— Да, судя по следам, их было пятеро.

Я вздохнул. Я не почувствовал запаха духов да и других примет не уловил тоже.

— Как вы только успеваете все замечать, Холмс!

— Но это же элементарно, дорогой Уотсон! Следы на дорожке, ведущей к дому, запахи, царапины на мебели, сдвинутые вещи, оброненные волоски. Кстати, один из убийц, тот, что вырвал записку из коченеющих пальцев генерала, случайно наступил ногой в кровь и оставил на паркете очень четкий и странный отпечаток обуви явно не европейского происхождения. Его бы и ребенок заметил!

Он набил трубку, раскурил ее и надолго замолк, окутавшись голубым дымом. Миссис Хадсон принесла чай, который мы выпили в полном молчании. Я надеялся, что Холмс продолжит разговор, но он, когда стол был убран, вдруг попросил:

— Сделайте доброе дело, Уотсон — достаньте с полки справочник в синем переплете, раскройте его на странице сто пятидесятой и прочтите вслух все, что найдете интересным.

Такие просьбы были часты, и я, не особенно удивляясь, подчинился. На указанной Холмсом странице было отпечатано следующее:

«Джеймс Эдвард Бунро. !827, Мидлсекс. Отец — майор в отставке Эдвард Баллантайн Бунро. В 1946 году поступил добровольцем в армию Его Величества, в Мидлсекский драгунский полк. В 1848 году произведен в чин сержанта, в 1850 — лейтенанта. В 1853 году в составе полка был послан под Севастополь. За мужество был досрочно переведен в майоры. После окончания Крымской войны в 1856 году был переведен в Индию. С первых дней мятежа воевал, в чине полковника участвовал в осаде Канпура, во взятии Битхура, в преследовании разрозненных банд мятежников. 1859-1862 — возглавлял гарнизон Форт-Уильямса. В 1863 году назначен комендантом крепости Кандла. В 1864 году участвовал в экспедиции на фрегате «Принц Уэльский», спасся после катастрофы и возвратился в Англию. В чине генерала в 1872 г. Вышел в отставку. Женат на дочери лорда Саймон-Деррика Софии Кларисии. Адрес: Лондон, Парк-Лейн, 148. Мидлсекс, Уординг. Клубы: «Риджент», «Вестеранд-клаб».

— Путь честного человека, — сказал я, захлопнув справочник.

— Да, — сумрачно отозвался Холмс, — но в этом пути есть тайна, не ведомая даже этой всезнающей книге. И я должен найти ее во что бы то ни стало.

Он оделся и ушел все в том же мрачном настроении, и я, подумав, последовал его примеру. Прогулка меня освежила, и вернулся я на Бейкер-стрит совершенно бодрым. У двери я помедлил, бросив взгляд на подозрительный дом. Двери были плотно закрыты, окна к тому же и занавешены, и здание казалось нежилым. Возможно, дом стоило бы обыскать. Но едва ли подозреваемые в убийстве оставались бы на месте и оставили для полиции хоть какие-либо следы.

Я подозревал, что пока я спал, мой друг успел уже посетить таинственный дом. И если бы своим опытным взором обнаружил хоть что-то важное, то непременно бы поделился этим со мной. А если не поделился — значит, следов убийцы за собой и впрямь не оставили.

Холмса дома не было. Миссис Хадсон сообщила мне, что он приходил совсем недавно и, прочитав какое-то письмо, ушел снова и сказал, чтобы его не ждали к ужину.

Письмо лежало на каминной полке — изящный узкий голубой конверт, настоящий billet-doux. Невольно улыбнувшись, я устроился в кресле и придвинул к себе ящичек с сигарами. Загадочный конверт притягивал меня, но я стоически терпел, и лишь когда пробило девять, не выдержал.

Заранее покраснев, я вынул из конверта голубоватый, пахнущий тонкими духами листок и прочел:

«Если мистер Холмс будет прогуливаться в семь часов вечера по Беверли-роуд, Мэйфэр, то узнает многое из того, что его интересует, а также сможет проверить некоторые свои предположения».

Подписи не было. Я перечел это странное письмо, пожал плечами и уже хотел было положить его назад в конверт, как вдруг содрогнулся от внезапной догадки. Почерк, которым было написано это письмо, был мне не просто знаком — он врезался в память. Этим почерком, твердым не по-женски, без рюшечек и изящных линий, был написан приговор, обрекавший на смерть генерала Бунро!

Я не успел опомниться от этого ужасного открытия, как в дверь гостиной тихо постучали, и миссис Хадсон, появившись на пороге, возгласила:

— Там к мистеру Холмсу пришел человек, сэр. Я подумала, что вы, может быть, захотите видеть его.

— Разумеется, миссис Хадсон! — воскликнул я с надеждой, что нежданный посетитель что-нибудь сообщит мне и развеет мои опасения.

В гостиную вошел молодой человек лет двадцати пяти с правильными чертами лица, вьющимися каштановыми волосами и круглой бородкой. На нем была бархатная куртка с небрежно повязанным черным бантом. Руки он держал в карманах, и это придавало гостю весьма независимый вид. Когда молодой человек протянул мне визитную карточку, я заметил, что его указательный и средний пальцы испачканы голубой краской.

Не надо было обладать проницательностью Холмса, чтобы догадаться, что этот человек принадлежит к миру искусства. Тем большим было мое удивление, когда, бросив взгляд на визитную карточку посетителя, я прочел в переплетении виньеток изящно выгравированные слова «Лорд Артур Саймон-Деррик. Путнам-роуд, 142, Челси. Художник».

Я взглянул с изумлением на стол необычного посетителя. Встретив мой взгляд, гость слегка склонил голову, и в серых глазах его зажегся вызывающий огонек.

— Насколько я понимаю, вы — не мистер Холмс, — произнес он небрежно.

— Вы совершенно правы, — сказал я, слегка задетый этой небрежностью. Мое имя — доктор Уотсон, к вашим услугам.

— Я так и думал, — кивнул он. — Вы неплохо пишете, доктор, только чересчур сентиментально. Впрочем, я здесь не за этим. Вы позволите?

С этими словами он уселся в кресло Холмса, закинув ногу на ногу. Его бесцеремонность была мне неприятна, но я промолчал и сел напротив, готовясь продолжать разговор.

— Могу я узнать, что вас привело сюда?

— Весьма эгоистичное побуждение — спастись от тюрьмы. Мне казалось, весь Лондон в курсе дела…

Я слегка покраснел:

— О да, конечно, — только сейчас вспомнив дневной саркастический монолог Холмса и статью в газете, и с новым интересом взглянул на молодого человека. Его тонкие пальцы, сцепленные на колене, нервно подрагивали. И я понял, что, несмотря на внешнюю браваду, сэр Артур очень взволнован.

— Выражаю вам соболезнования в связи со смертью вашего дядюшки.

— Эти полицейские тупицы вбили себе в голову, что я его убил. Не скажу, чтобы я обожал дядю Джеймса, но убивать! — он пожал плечами. — Мне просто некогда заниматься такими пустяками, тем более что я собираюсь жениться. Однако полицейский инспектор, похожий на терьера или, скорее, на крысу, настойчиво убеждал меня, что я убийца. Хуже всего то, что он сам убежден в этом. Мне пришлось выкинуть его за дверь, а самому выпрыгнуть в окно. Несколько часов я отсиживался в студии приятеля, а с наступлением вечера рискнул прийти сюда. И, как вижу, мне не повезло. Надеюсь, мистер Холмс скоро вернется?

Все мои опасения ожили с новой силой при этом вопросе. Часы пробили половину десятого, а о Холмсе по-прежнему не было ни слуху ни духу. Я ощутил такую тревогу, что не выдержав, поделился ею с лордом Артуром. К моему удивлению, тот подошел к делу весьма решительно:

— Беверли-роуд, Мэйфэр? Да ведь там живет моя кузина, я хорошо знаю эти места. Если мы сейчас возьмем кэб, то будем там через полчаса. Едем!

Я был так подавлен, что без возражений подчинился ему, и через сорок минут мы стояли на углу Беверли-роуд и Лоуэр-Бэрк-стрит. Уже давно стемнело, вечер был на удивление ясный, свет фонарей заливал улицу. Ветер был по-весеннему резок.

У подъезда соседнего особняка стояли экипажи, из окон доносилась веселая музыка. Лорд Артур ни слова не говоря повлек меня туда. Подойдя ближе, я увидел, что у ограды сидит довольно потрепанного вида человек. Рядом с ним лежала шляпа.

— Добрый вечер, Джулиус, — весело приветствовал его лорд Артур. — Как идут дела?

— Плохо, сэр, — плаксивым голосом отвечал оборванец. — Слишком много конкурентов, сэр. Бедному солдату некуда податься.

— Ты давно сидишь здесь?

— С обеда, сэр. И всего шесть шиллингов восемь пенсов. Не найдется ли у вас табаку, сэр?

Саймон-Деррик вынул из кармана куртки сигару и протянул нищему. Тот скусил кончик и тотчас торопливо закурил.

— Прекрасный табак, сэр!

— Вот. Этот джентльмен ищет своего друга, Джулиус, — лорд Артур кивнул на меня. — У тебя зоркий глаз, может, ты его приметил?

— Много людей здесь ходит, сэр. А каков из себя ваш приятель?

Я как мог описал внешность Холмса. Оборванец слушал, затягиваясь с блаженным видом. Бережно затушил сигару, спрятал и сказал:

— Был тут такой, сэр! Как раз возле этого дома прогуливался. Тогда уже солнышко заходило. Потом к нему подошел какой-то джентльмен, они немножко поговорили и ушли во-он туда, — нищий жестом показал вглубь улицы.

— И ты не слышал, о чем они говорили, Джулиус? — лорд Артур достал из кармана полукрону и повертел в пальцах. — Ни за что не поверю.

— По правде говоря, кое-что слышал, сэр, — ответил нищий, не отрывая глаз от монеты. — Тот джентльмен спросил, не он ли мистер Шерлок Холмс. А приятель этого вот джентльмена, — он ткнул пальцем в меня, — ответил, что да. Тогда тот джентльмен сказал, что его, мол, давно ждут. И они пошли.

— Как жаль, что вы не видели, в какой дом они вошли, Джулиус, — вздохнул лорд Артур, доставая еще одну полукрону и опуская обе монеты в шляпу нищего.

— Да благословит вас Бог, сэр! — воскликнул нищий, косясь на шляпу. — Я все видел. Они вошли в дом с зелеными воротами. Там еще каменные чудища у входа лежат.

— Черт побери! — воскликнул лорд Артур в величайшем волнении. — Дом с грифонами? Да ведь там живет моя кузина!

Мы озадаченно уставились друг на друга.

— Ваша кузина сейчас там?

— Нет. Она уехала с матерью на континент, в доме остались только слуги… Боже мой, надо спешить!

Я был с ним вполне согласен.

Боюсь, что со стороны мы выглядели не слишком респектабельно, когда бежали по Беверли-роуд: впереди сэр Артур в бархатной куртке, с развевающимися волосами, за ним — ваш покорный слуга, отчаянно прихрамывающий.

Но мне было не до смеха — слишком живо я представлял себе Холмса, завлеченного обманом в пустой дом…

«Дом с зелеными воротами» оказался двухэтажным особняком, укрытым в глубине парка. У парадного входа и в самом деле возлежали каменные грифоны. Два окна во втором этаже светились, другие оставались темными.

— Это гостиная! — крикнул лорд Артур, тяжело дыша. — Скорее туда!

Ворота и входная дверь оказались открыты, и мы беспрепятственно проникли в дом. К нашему удивлению, лестница на второй этаж и коридор были освещены редкими лампами.

— Черт побери! — пробормотал лорд Артур. — Неужели слуги так оставили все это? Эй, кто-нибудь! Джеймс!

Ответом ему было только эхо.

— Не время сейчас! — остановил его я. — Идемте.

Мы ворвались в гостиную. Там горела лишь лампа под шелковым абажуром. По углам в тени стояли диваны и кресла. В одном из кресел, свесив голову, неподвижно сидел человек. Похолодев, я бросился к нему. Это был Холмс.

— Холмс! — с отчаяньем крикнул я, хватая его за плечо. Он не шевельнулся.

— О Господи, — проговорил лорд Артур за моей спиной. — Что с ним?

— Не знаю, — ответил я упавшим голосом. В то же мгновение Холмс вскинул голову и громко расхохотался. Мы окаменели.

— Прошу прощения, что доставил вам столько хлопот, Уотсон, — произнес Холмс, вставая. — Кажется, я испугал вас? Простите, друг мой.

— Но что с вами случилось, Холмс?

— После, Уотсон, после. Этот дом — не слишком подходящее место для нашей беседы.

Я представил Холмсу своего спутника, и мой друг внимательно взглянул на него:

— Лорд Артур Саймон-Деррик? Рад знакомству. Если не ошибаюсь, сейчас здесь станет людно…

— Что вы имеете ввиду, Холмс?

Вместо ответа мой друг приложил палец к губам, и мы услышали в глубине коридора приближающийся топот. Через минуту дверь распахнулась, и в гостиную ворвался инспектор Лестрейд с двумя полисменами. Все трое были вооружены револьверами.

— Руки вверх и не двигаться! — рявкнул Лестрейд.

— Добрый вечер, инспектор, — любезно откликнулся Холмс.

Лестрейд застыл с вытаращенными глазами. Лицо его налилось кровью.

— Опять ваши штучки, Холмс! — выдавил он наконец. — Но этому молодцу они не помогут. Я имею предписание арестовать его.

— Позвольте узнать, за что?

— За убийство дяди — во-первых, и за оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей — во-вторых.

— Но этот молодой человек не убивал своего дядю, Лестрейд. У меня есть все доказательства его невиновности.

— Доказательства? — фыркнул маленький сыщик. — Опять ваши теории! Меня они не интересуют. Лорд Артур Саймон-Деррик, вы арестованы. Прошу вас следовать за мной.

— От судьбы не уйдешь, — заметил лорд Артур, комически пожав плечами, но во взгляде его, брошенном на Холмса, я уловил неподдельное отчаяние.

— Стойте! Остановите его, ради Бога!

Услышав это, мы все, как один, повернулись к двери. На пороге стояла молодая леди в легком пальто и шляпке с вуалью. Шагнув вперед, она откинула вуаль, и мы увидели прелестное большеглазое личико, залитое слезами.

— Хелен, вы? — воскликнул сэр Артур.

— Да, это я, — решительно ответила девушка, подходя к нам. — Артур, я пол дня ищу вас. Я хотела сказать…

— Минуточку, — перебил ее Лестрейд. — Кто вы такая?

— Мисс Хелен Сэндфорд.

— Это моя невеста, инспектор, — вмешался резко лорд Артур, — и я буду вам очень обязан, если вы оставите ее в покое.

— Но, Артур! — воскликнула девушка. — Не могу же я молчать, когда тебя арестовывают!

— Вам незачем вмешиваться в это дело, Хелен, — мягко сказал он.

— Нет-нет, я скажу все! — она с решительным видом повернулась к Лестрейду. — Вы хотите арестовать его за убийство, но он невиновен.

— Откуда вам это известно?

— Он провел эту ночь у меня.

— Хелен!

— Да! — девушка тряхнула головой. — Слуги могут подтвердить это. Дворецкий и горничная.

— Все так и есть, Лестрейд, — сказал Холмс. — Я навел справки между делом.

Лестрейд обвел нас всех свирепым взглядом.

— Ну, допустим, — проворчал он. — Ну, а где же убийца? Кто он? Отвечайте-ка, мистер всезнайка!

— Убийца и его сообщники были здесь полчаса назад.

Слова эти произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Лестрейд застыл с разинутым ртом. Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя.

— Ну, знаете, — выдавил он. — И вы их отпустили?!

— Я всего лишь частное лицо, — сухо ответил мой друг. — А кроме того, хоть я и не оправдываю их, но признаю их правоту.

— Стало быть, на этот раз вы на стороне преступников и не поможете правосудию их настичь? — с сарказмом осведомился Лестрейд.

— Именно, — подтвердил Холмс. — Тем более что вам все равно не удастся схватить их, Лестрейд. Они вне пределов досягаемости.

— Где же, позвольте узнать?

Холмс пожал плечами:

— Понятия не имею. Да и какое это сейчас имеет значение? Генерала Бунро не воскресить.

— Опять вы хитрите, Холмс, — процедил сквозь зубы Лестрейд. — Расскажите-ка лучше, что вы здесь делали? Ужинали с преступниками?

— Вы почти угадали, Лестрейд, — весело ответил Холмс. — Но не слишком ли поздний час для дружеских бесед? Тем более что вас ждет дело — розыск убийц.

Лестрейд пробурчал что-то невразумительное и пошел к двери. Полисмены двинулись за ним. На пороге он обернулся и громко произнес, обращаясь к сэру Артуру:

— А штраф вы все-таки заплатите, молодой человек! И не надейтесь увильнуть.

Лестрейд ушел, хлопнув дверью. Лорд Артур бросил вслед:

— Я готов заплатить трижды за удовольствие спустить его с лестницы.

— Вы вели себя неосторожно, лорд Артур, — сказал ему Холмс, — но смело. Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы покинуть этот дом? Боюсь, что мисс Сэндфорд устала, да и все мы едва держимся на ногах. На Бейкер-стрит нас ждет поздний ужин, Уотсон. А вам, лорд Артур, лучше проводить мисс Сэндфорд домой. Надеюсь, мы еще увидимся?

Через час мы сидели в своей гостиной у горящего камина. Часы пробили половину первого ночи, но спать не хотелось. Я ждал, когда Холмс начнет свой рассказ, но он не спешил, курил, выпуская изо рта клубы дыма. Наконец он заговорил:

— Это самое удивительное дело из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться, Уотсон, говорю это без преувеличений. Знаете, что удивляло меня с самого начала? То, как открыто и беззастенчиво действовали преступники. Мало того, что они не пытались уничтожать за собой следы — они с непонятной беспечностью оставляли все новые. Нынешний преступник, Уотсон, очень часто знаком с основами криминалистики и делает все, чтобы отвести от себя подозрения. В этом случае ничего подобного не было.

С самого начала было ясно, что причиной смерти генерала Бунро являлась его прежняя служба в Индии. Первую половину дня, который у нас с вами окончился так бурно, я посвятил попыткам отыскать более подробные сведения о нем. Кое-что мне удалось обнаружить: полковник Бунро принимал деятельное участие во взятии Битхура, резиденции одного из вождей сипаев Нана-Саиба, а также в пленении его и его семьи. Помните обрывок бумаги, зажатый в кулаке покойного? Я понял, что напал на след, но больше ничего любопытного не отыскал.

Я отправился на прогулку — освежиться и привести в порядок мысли, а когда вернулся, меня ожидало послание, которое вы, Уотсон, несомненно прочли…

Холмс протянул руку к голубому конверту, лежавшему на каминной полке.

— Это письмо написано тем же почерком, что и приговор, обрекший на смерть злосчастного Бунро. Кстати, Уотсон, вы заметили своеобразие этого почерка? Круглые, с четким нажимом буквы, причем «t» и «h» выдают решительный, почти мужской характер, а между тем и письмо, и приговор написаны женщиной. Этот листок бумаги сохранил еще запах ее духов. Между прочим, Уотсон, мне известно что-то около двухсот пятидесяти видов духов, включая экзотические, но с такими я еще не встречался. Итак, в преступлении замешана женщина, причем незаурядная женщина, а это всегда придает делу особый оттенок. Поэтому я без колебаний отправился на назначенное мне свидание.

Около десяти минут я прогуливался по Беверли-роуд, мимо фешенебельных особняков, утопавших в майской зелени. Нищий в живописных лохмотьях наблюдал за мной, и я подумал, что если он не подослан, то его любопытство может сослужить мне хорошую службу.

Через десять минут ко мне подошел человек, в котором я узнал ночного собеседника вашей очаровательной незнакомки, Уотсон, и удостоверившись, что я — тот самый Шерлок Холмс, пригласил меня следовать за собой. Он привел меня в безлюдный особняк, причем дело обошлось без завязанных глаз, угроз пистолетами и прочих романтических штучек в духе некоторых писателей. Мы поднялись на второй этаж и, пройдя по тускло освещенному коридору, оказались перед неплотно прикрытой дверью, из-за которой доносились тихие голоса. Мой спутник толкнул дверь и громко произнес:

— Мистер Шерлок Холмс!

Это была гостиная. В креслах, беспорядочно расставленных вокруг низкого столика, располагались четверо. Лампа под красным абажуром, свисавшая с потолка, бросала причудливый свет на их лица.

Во главе стола. Небрежно опираясь на подлокотники, сидела та самая загадочная женщина. Ее черное платье отливало странным блеском в красном свете лампы, на губах играла теплая улыбка.

По правую руку от незнакомки сидел высокий широколицый человек. Длинный черные волосы, смуглая кожа, прямой нос, широко расставленные темные глаза — все выдавало в нем необычный и гордый характер. Его одежда являла собой причудливую смесь европейской и восточной моды. Восточное происхождение оставшихся двоих не вызывало сомнений. Словом, живописная группа собралась в аристократической гостиной особняка на Беверли-роуд!

За столиком, на котором был накрыт ужин, оставались еще два свободных кресла. Мой спутник занял одно, другое жестом предложили мне. Пока я садился, вся пятерка смотрела на меня, и говорю вам, Уотсон, хотя нервы у меня крепкие, но от этих взглядов мне было не по себе. Потом женщина улыбнулась любезно и сердечно, как радушная хозяйка, встречающая гостя на рауте.

— Мы рады видеть вас, мистер Холмс, — сказала она низким звучным голосом, без малейшего акцента. — Надеюсь, вы согласитесь разделить с нами скромный ужин? Мы не могли позволить себе покинуть Лондон, не повидавшись с вами.

Ее слова прозвучали искренне, но один из них, чернобородый индус в красном тюрбане, так ухмыльнулся, что я позволил себе усомниться в этой искренности.

— А поскольку увидеться с вами можно было лишь двумя способами, — вступил в разговор длинноволосый изжелта-смуглый человек, судя по одежде, сикх, — либо попасть к вам в руки, либо заполучить вас к себе, мы, разумеется, предпочли второе…

— Отложим разговоры, Сингх, — вмешалась женщина, — поужинаем вначале.

Странная это была картина, право! Со мной многое приключалось, но никогда еще не доводилось мне ужинать с преступниками, которых я преследовал. Да и преступники были странные. Впрочем, ужин оказался весьма изысканным, причем, половина блюд мне была незнакома. Я допускал мысль, что в еду с неизвестной целью было подмешано какое-нибудь снадобье, но проявлять настороженность было неловко, и я не отставал от других.

После ужина все перешли на диваны в углу гостиной, а я вынужден был устроиться в кресле напротив них. Горничная принесла кофе, убрала грязную посуду и молча ушла.

— Ну что же, — сказала женщина, — можно поговорить. Вы не будете в обиде, мистер Холмс, если мы не представимся официально?

Я кивнул.

— Прекрасно. В таком случае спрашивайте.

Это предложение слегка ошеломило меня. Справившись с мыслями, я задал первый вопрос:

— Кто вы?

Они переглянулись. Женщина лукаво улыбнулась.

— Вы умеете задавать вопросы, мистер Холмс. Нам понадобилось бы трое суток, чтобы дать подробный ответ. Попробуем кратко. Вы, думаю, ознакомились с биографией генерала Бунро? Так вот, все мы, не считая известного вам господина Эрлиха, встречались с генералом во время его службы в Индии. Последний раз мы виделись, если не ошибаюсь, в 1864 году.

Я человек практический, Уотсон, и когда молодая женщина пытается уверить меня, что она и ее спутники двадцать три года назад уже успели нажить себе врага, когда на вид им не больше тридцати (а ей еще меньше), в этом случае, Уотсон, ваше вмешательство нужнее моего. Разумеется, вслух я этого не сказал, но женщина, очевидно, что-то поняла и от души рассмеялась.

— Нет, мы не сумасшедшие, — сказала она, — все обстоит именно так, как я сказала. У нас с генералом Бунро старые счеты, но окончательный расчет произошел только прошлой ночью.

Как вам известно, Бунро был полковником, когда в 1857 году в Индии вспыхнуло восстание, именуемое в Англии сипайским мятежом. Восстание давало английским офицерам возможность быстрого продвижения по службе, и полковник Бунро не упускал случая. Он служил в армии генерала Нима и заслужил от генерала личную благодарность за хитроумный план захвата Битхура. Не знаю, известно ли вам, что при взятии Битхура были схвачены жена и дети Нана-Саиба. Полковник Бунро принимал в этом самое деятельное участие. Он решил использовать пленников как приманку — чтобы поймать Нана-Саиба. Вполне естественное честолюбие, не так ли? Вначале он требовал от рани, чтобы она помогла заманить мужа в плен. Полковник обходился с ней по-джентльменски, правда, неосторожно инсценировал расстрел детей, после чего женщина сошла с ума. Ну а потом полковник Бунро нашел предателя, который помог ему исполнить его заветное желание.

Вы, вероятно, знаете излюбленный в британской армии способ казни пленных сипаев? Если вы просмотрите подшивки «Таймс» за годы восстания, то наткнетесь не на один снимок, изображающий подобные сцены. Полковник любил театральные эффекты…

Она остановилась, перевела дыхание. До сих пор я был так увлечен рассказом, что не обращал внимания на остальных. Сейчас я взглянул на них. Черноволосый человек, сидевший рядом с женщиной, был смертельно бледен, на его высоком лбу проступили капли пота, зубы были крепко сжаты, глаза горели. Индус подался вперед, положив на колени стиснутые кулаки. Длинноволосый Сингх зло усмехался, глядя куда-то в сторону, как будто видел что-то, недоступное мне. Сама рассказчица сидела очень прямо, опустив глаза и сплетя пальцы рук на коленях. Она рассказывала так живо, что я на миг поверил, что они все действительно были при этом.

— Нана-Саиб не был казнен, — зазвучал снова голос женщины. — У полковника был более тонкий план. Он постарался распустить слух о том, что вождь мятежников перешел на сторону англичан. Осуществлению этого гениального замысла помешало одно обстоятельство: верные друзья помогли Нана-Саибу бежать.

Я не стану подробно описывать дальнейшую карьеру полковника Бунро. Хочу заметить только, что ему странно не везло. Возглавляя гарнизон Форт-Уильямса, он в течение трех лет боролся с заговорщиками, и завершилась эта борьба казнью лорда Каннинга. Кстати, вся Британия до сих пор пребывает в уверенности, что лорд Каннинг умер от сердечного приступа. Впрочем, это не имеет значения. Останки лорда были отправлены в Англию, а полковник Бунро — в крепость Кандла. Впрочем, ему не повезло и там.

Она умолкла, оглянулась на человека, сидевшего рядом с ней.

— Может быть, кто-нибудь другой продолжит?

— А стоит ли? — ответил он спокойно, и в голосе прозвучала усталость. — Мистеру Холмсу и так понятно, что это за человек. Пусть лучше Сингх расскажет, как мы его нашли.

Длинноволосый сикх кивнул:

— Если уж быть точным, то нашел его Эрлих, но не придал значения этой находке. А уж мы не остались спокойными, когда узнали, что человек, некогда приложивший все усилия, чтобы сжить нас со свету, живет и благоденствует в Лондоне. Он не имел права жить, вот и все.

Мы собрались в Лондоне, а о том, что было дальше, вам, мистер Холмс, кое-что известно. Может быть, вы сами расскажете нам, как, по-вашему, все это было?

Что и говорить, Уотсон, предложение было странное, но я не стал отказываться. Я рассказал им, как они, прибыв в Лондон, заняли пустой дом на Бейкер-стрит, как с помощью мистера Эрлиха разузнали привычки генерала Бунро и расположение комнат в его вилле.

Я также изложил подслушанный мной разговор, и женщина, услышав это, рассмеялась:

— Я так и знала. Искусство скалолаза не в первый раз помогает вам, мистер Холмс.

Я рассказал, как двое из них прибыли к вилле на Парк-Лейн в двухколесном экипаже, как сошли с него у калитки и вошли в сад, где к ним присоединились остальные. Затем я описал их путь в кабинет генерала. Когда они вошли туда, генерал сидел за письменным столом. Увидев их, он вскочил, но потом опять опустился в кресло. Я добавил, что женщина села на диван, трое из мужчин стояли рядом с ней, а один остался около двери. Шнур звонка, разумеется, был перерезан. Генерал попытался бежать. А потом прозвучал выстрел…

— Нет! — прервал меня Сингх. — Это все было не совсем так, мистер Холмс. Он и в самом деле вскочил, когда мы зашли, а потом бес сил упал в кресло, можно было подумать, что Бунро увидел призраков, да так оно, пожалуй, и было. Я и Раджив не имели чести водить с ним близкое знакомство, — он указал на молчаливого индуса, — а Эрлих ему и вовсе не знаком, но остальных представлять не было надобности. Бунро глядел на них вытаращенными глазами, как на оживших мертвецов, и мы уже начали бояться, что генерала хватит удар прежде, чем мы успеем сказать ему, зачем явились. Но он быстро пришел в себя. Мы напомнили Бунро кое-что из того, что он предпочел бы забыть, он слушал нас со злобой в глазах. Вдруг он стал хвататься за сердце и хрипеть и прежде чем мы успели понять к чему это притворство, генерал выскочил из-за стола и бросился с ножом на Лакшми…

Сингх замолчал и взглянул на женщину. Тогда человек, сидевший рядом с ней, так же спокойно произнес:

— Я выстрелил. Ему хватило одной пули. Я об одном жалею — что не сумел сделать этого тридцать лет назад.

В гостиной воцарилась тишина. Я смотрел на лица мстителей — они были спокойны и полны достоинства, как лица людей, завершивших наконец тяжкий, но необходимый труд.

Оправдывал ли я их? Я и сейчас этого не знаю, Уотсон. Месть считается дикостью в нашем цивилизованном мире, которым правит закон, а я все же представитель закона, хоть и неофициальный. Генерал Бунро был моим соотечественником и солдатом Британии, а люди, сидевшие передо мной, представляли враждебную Британии силу; и все же я чувствовал, что они правы. Один из великих сказал: «Права или нет — это моя родина», — и я согласен с ним; но задумывались ли мы с вами когда-нибудь, Уотсон, как выглядит совершаемое Британией с точки зрения других? Вот о чем думал я, глядя на этих людей.

Тем временем часы пробили девять, и женщина, встрепенувшись, встала. За ней поднялись остальные.

— Нам пора, мистер Холмс, — сказала она. — Возможно, что мы никогда не встретимся больше. Простите, что мы доставили вам столько хлопот.

Она вынула из складок платья сверток и протянула мне. Сверток был довольно тяжелый. Я развернул его — там оказался кинжал с рукоятью, украшенной рубинами.

— Это нож из коллекции генерала Бунро, — сказала она. — Тот самый. Примите на память об этом деле. Надеюсь, наследник не будет иметь к вам претензий. И кстати, прошу вас передать наши извинения доктору Уотсону за ту неуместную шутку, что мы с ним сыграли.

Она улыбнулась и вышла из гостиной, мужчины без единого слова последовали за ней. Когда я опомнился, шаги в коридоре уже затихли. Я выбежал в коридор, но там, разумеется, никого не было. Они исчезли бесследно, будто и впрямь были призраками, явившимися из прошлого, чтобы совершить кровавую месть. Я спрятал подарок и устроился вздремнуть в кресле, где и дождался вашего появления.

С этими словами Холмс вынул из кармана и передал мне сверток. Я развернул его и невольно залюбовался игрой света на камнях, украшавших рукоять кинжала. Узкий чистый клинок его таинственно мерцал.

— Работа бенаресских ремесленников, — сказал Холмс. — Изящная вещица. Какого вы мнения об этом деле, Уотсон?

— Затрудняюсь ответить вам, Холмс. А вы верите в то, что они рассказали?

— Пожалуй, — раздумчиво произнес мой друг. — Во всем, что касается убийства, они откровенны. Что же до причин его… Мне кажется, что эта женщина либо кто-то из ее спутников — потомки мятежного Нана-Саиба, задавшиеся целью отомстить за бедствия своего рода. Впрочем, этого мы уже никогда не узнаем.

— Интересно, что скажет Лестрейд.

— Лестрейду придется удовольствоваться тем, что скажу ему я. Надеюсь, что ему больше не придет в голову преследовать сэра Артура. И от души надеюсь, что этот молодой человек, получив наследство, проживет жизнь более честную и достойную и встретит менее печальный конец.

Я вздохнул:

— Лорд Артур получил наследство, вы — драгоценный подарок, а что досталось мне в этом деле?

— Уотсон, вы неисправимы! — рассмеялся Холмс. — Что досталось вам? Великолепный сюжет для очередного рассказа, а в будущем — слава!