Череда событий и вот я задерживаюсь у подоконника палаты, чтобы гнаться за тревогой, а затем бежать от неё с ампулой, которую и не отнесу в процедурный кабинет, хотя имею на этот шаг полнейшее право. Все койки свободны и я не страдая, могу примеряться к любой и всю ночь жечь лампу на тумбочке, чтобы подавать из окна знаки стайке голубей и вновь мять чужую подушку без должного снотворного успеха. Я не открою дверь, чтобы устроить беготню в коридоре и этим своим занятием привлечь медсестёр, которые обязательно отчитаются перед врачом, но только утром и не выспавшись. Коричневые стены ночью станут сереть и вся уличная дымка у фонаря, прикинется тенью под потолком, словно палата вот-вот начнёт тлеть и резко полыхнёт, чтобы не выпустить одного не спящего кролика из семейки, от которой он отбился и давно прогрызает себе только свой пушистый путь к спальне.
Я стараюсь, но когда закрываю глаза вижу, как мимо проносятся и пульсируют запоздавшие поезда, которые оставляют морщинистый след на щеке и гудком дают знать, что уснуть на очередной станции не получится, даже если захочется придушить себя подушкой или прыгнуть с ней на рельсы и остаться лишь пухом в чёлке машиниста. Я достаю очередную подушечку из надорванной пачки, чтобы разжевав наклеить на полосу фонового перехода между лакированными прямоугольниками стены и потянуться за следующей. Вновь взглянуть на ампулу, которую мне перед ночью прописали и вполне законно дали в помощь, если я заполучу новый приступ бессонницы с тревогой на датчике и не смогу самостоятельно обложить сердце под одеялом и раскусить секреты со звёздочками в белой фольге подоконника вовремя. Но в силу того, что после первой случившейся ночи меня отчитали и запугали, я принял решение бороться с зависимостью и захватывающей бездной самостоятельно, чему был несказанно рад, когда вторая ночь стала мучительнее и добавила к первой ещё и робкий стыд перед косящимся персоналом.
Палата будет пуста и я подзову пожилую медсестру, когда впервые на удивление закружусь в центре палаты с не отстающей бессонницей и буду по секундам тормошить соседнюю кровать, где не снимая чепчика взмолится сонная представительница медицины. Медсестра переменит свой характер и с добродушного тона перейдёт на нудные увещевания с приказами, которые вовсе не возымеют влияния на бьющий из моего фонтана напор сладостей, когда те растворятся в одном с тревогой кондитерском котле и заметно подмочат и без того подколотую к снимку чувствительность. Я стараюсь привыкнуть к этим бессонным побегам, которые для меня новы и все симптомы увлекают меня, чтобы путешествовать без рецепта мимо островов с открытыми на ночь окнами, когда те станут необитаемыми кабинетами и запахнут хлоркой из собранного тряпкой океана.
Ночью я пытаюсь найти узлы, которые сцепились у карниза и не дают мне с воображением опуститься на траву, когда ту за месяц высадят по всей полосе кровати и прикажут мне беззаботно поливать и греться на ней, чтобы отжать за углами палаты у природы всё процветающее бессонное воровство красок. Я готов к действию, но бессонница расталкивает по коридорам армию с мыслями, которые падают на пути к уколу, когда вену растирают спиртом и слегка поддевают к верху иголочкой, чтобы достать и прижать локтем. В палате я остаюсь один и дожидаясь утра готов лететь к стадиону, чтобы холодно затерявшись в тумане молча выть от растерянности и предвзятости бессонницы, которая всю ночь придиралась и била меня по плечу, когда я маркированными пальцами тянулся к серой ампуле, но так и не решался её схватить. Я ведь мог себе помочь и просто заставить медсестру зажечь хотя бы одну лампу в процедурном отделе, чтобы усадить себя боком к свету и взять руку своей потной перчаткой, когда искрящийся шприц будет готов и все нововведения запустятся с фейерверком по вене.
Но это были лишь мои впечатления, на самом деле я продолжал ходить по аудитории, как заведённый студент, который отчислен и не может вернуться в группу, потому что не сдал все свои табельные сновидения к экзамену до первой неудачной звезды переселившейся к сокурснице в инвалидном облаке с дико распущенными бабочками вместо гусениц. Старик с шортиками вместо ног трепался без остановки и когда он не успевал подозвать утку из-под кровати, просил медсестру, чтобы та принесла со столовой хлебушка с крошками на тумбочке и только тогда прозрачная утка вплотную наполнялась жёлтым жирком и могла сыто лечь на воду в той же неподвижной позе. Я пытаюсь отвлечься на людей, которые поступили в палату, но убегают по своим кошмарам, чтобы потом полдня колошматить покрывало или прячась дышать себе под нос. Телевизор над койкой молодого поступившего утром парня никогда не зажигался нами и только теперь стал интересен, потому что вносил некоторую живость в череду бессонного простаивания волн у моего берега с расчётливыми цветами в конце закрывающейся кассы.