Талантеры. Пекарь

Во рту стоял вкус крови. Ныли свежие ссадины и синяки. Кажется, меня несколько раз ударил по голове. Иначе, как еще объяснить то, что она так сильно болит. Облизав разбитые губы, я перевернулся на спину. Новый приступ боли вспыхнул в самых неожиданных местах. Стиснув зубы, я попытался сдержать стон.

Под потолком находилось небольшое решетчатое окошко. Из него в камеру проникал свет восходящего солнца. Сейчас это единственное освещение. Те полицейские, что приволокли меня сюда, не оставили мне ни фонаря, ни свечи. Ночь я провел в полной темноте. Еле койку нашел.

С восходом солнца проснется и город. Скоро за мной придут.

Это уже не первый раз.

Словно услышав мои мысли, в конце коридора заскрежетали несмазанные петли. По облицованному камнем полу застучали тяжелы каблуки. Кто-то из заключенных принялся яростно поливать пришедшего отборной бранью. Другие, наоборот, не поскупились на лесть.

Я приподнялся на одном локте. Свежие побои протестующе взвыли, призывая меня лечь обратно. Откинув назад отяжелевшую голову, я закрыл глаза.

В двери моей камеры повернулся ключ. От скрежета замка в голове неприятно запульсировало. Открылась тяжелая дверь.

- На выход, - грубый голос полицейского словно молотом ударил по голове.

Поморщившись от боли, я поднялся с койки. Стоять все еще тяжело. С первым же шагом я оступился и с трудом удержал равновесие. Верзила у входа с презрением усмехнулся. Сжимая отдающий болью бок, я вышел из камеры. Тусклый свет газовых ламп неприятно резал глаза. Прищурившись, я едва ли не подпрыгнул от грохота закрывшейся за спиной двери.

Голоса вокруг нарастали. Потревоженные узники просыпались один за другим. Кто-то особо настойчивы принялся колотить по двери.

Полицейский не обращал ни на кого внимания. Развернувшись на пятках, он направился к выходу. Единственный его приказ – слабый кивок головы. Я побрел следом. Меня – десятилетнего мальчишку – он ни капли не боялся. Да и нападать мне незачем. Я не преступник какой-то.

Выйдя на лестницу, полицейский запер за нами проржавевшую решетку. От режущей боли в голове, я стиснул зубы. Этот бугай вновь усмехнулся, заметив мои страдания.

Он пропустил меня вперед. Боится, что ли, что я лестницу не преодолею?

- Еще не надоело, пацан? – спросил он через несколько ступеней, - какой это уже раз? Шестой?

На самом деле седьмой, но поправлять полицейского я не стал. Эти дурацкие нравоучения уже у меня в печенках. Каждый взрослый считает своим долгом прочитать мне лекцию о том, как правильно жить.

Все говорят одно и то же. Никто в мои планы не верит.

Поднявшись на этаж, я сам повернул к черному ходу. За семь раз эту процедуру я уже выучил. Вздохнув, полицейский схватил меня за локоть и потащил за собой. Выйдя на улицу, я зажмурился от света солнца и прикрыл ладонью глаза. Полицейский подтолкнул меня вперед. Кто-то другой схватился за ворот моей рубашки. Обращаются со мной так, словно я не человек, а щенок какой-то.

Учуяв знакомый запах выпечки, я приоткрыл глаза. Отец на меня не смотрел. Отпустив мою одежду, он со вздохом отсчитал несколько купюр и протянул полицейскому. Глаза того алчно блеснули. Деньги мгновенно исчезли в одном из карманов формы.

- Удачного дня, - с наигранной веселостью сказал полицейский, и, развернувшись, скрылся в здании комиссариата.

Я потер больной бок. Внезапно огромная рука схватила мой подбородок. Задрав мне голову, отец внимательно рассмотрел мое лицо. Увидев в его карих глазах тень разочарования, я вырвался.

- Всыпать бы тебе, - с трудно скрываемой яростью пригрозил он.

Я поджал губы и отступил. Дальше угроз он никогда не заходил. На моей памяти папа ни разу не ударил ни меня ни братьев. Однако, все бывает в первый раз. Особенно тогда, когда отец так злится.

- Эту тысячу отработаешь, - строго сказал отец и схватил меня за локоть.

Мы вышли за территорию комиссариата.

- Ты всегда восемьсот им давал, - пробурчал я, вырывая локоть.

Отец в ярости схватил меня за шкирку. Наши глаза встретились. Я схватился за его руку, в надежде ослабить хватку. Воротник больно впился в горло, затрудняя дыхание.

- Ставки растут, - сквозь зубы проговорил он, - скоро по пять за тебя отдавать буду.

- Пусти! – с трудом прохрипел я.

Он разжал пальцы. Схватившись за горло, я отскочил в сторону и закашлялся. Те немногие прохожие, что уже появились на улице, с интересом поглядывали на нас. Осознав, что наша стычка может стать главной новостью дня, отец схватил меня за локоть и поволок в сторону дома.

Город постепенно оживал. Из открытых окон доносились, будоражащие мой пустой желудок, запахи раннего завтрака. Кто-то уже вышел на работу. Со стороны главной площади слышался звонкий голос мальчишки-газетчика. Я его знаю. Дэвид ранняя пташка. Он еще затемно успевает прибежать в типографию и забрать свежий номер газеты.

Еще пару лет назад, мы с ним дружили.

- Пока все до медяка мне не отработаешь, никуда из пекарни не выйдешь, - пригрозил отец.

На мои слабые попытки вырваться из его могучей руки, он не обратил никакого внимания.

Отец был высок, выше многий мужчин в городе. У него широкие плечи, огромные руки. На лице небольшая щетина, всклоченные непослушные темные волосы. На левом ухе не хватает рваного куска. Это еще в молодости, во время войны, его покалечило.

Если бы весь город не знал, меня бы и не приняли за его сына. В отличие от отца и братьев я слишком щуплый и маленький. Я пошел в мать. У меня ее голубые глаза, ее утонченные черты лица и песчаного цвета волосы. Оба старших брата родились копией отца. Такие же здоровые, широкоплечие брюнеты.

Мы с отцом добрались до нашей семейной пекарни. За выдающуюся службу на войне наш граф наградил отца неплохим состоянием. Благодаря этим деньгам, папа перебрался из деревни в город и открыл здесь пекарню.

Сейчас, спустя почти двадцать лет, наша пекарня считается лучшей в округе. Даже граф, чье поместье находится восточнее города, периодически посылает своих людей к нам.

В столь ранний час у нас уже были первые покупатели. Мама, работающая за прилавком, как раз заворачивала двоим каменщикам несколько буханок хлеба в бумагу. Третий – парень в форме слуги, переминаясь с ноги на ногу ждал своей очереди.

Едва мы вошли, как все мгновенно обернулись. Я почувствовал, как пальцы отца сильнее сдавили мой локоть. Мама слегка приоткрыла рот, увидев меня, однако она быстро взяла себя в руки и наигранной улыбкой продолжила общаться с одним из каменщиков.

Пройдя мимо прилавка, отец затащил меня в кухню. Меня обдало жаром печи. Запах свежей выпечки мгновенно отозвался в пустом желудке. Я со вчерашнего обеда ничего не ел. В комиссариате о моем голоде никто не позаботился.

Завидев нас с отцом, Тимофей удивленно вскинул брови. Может, брат и хотел задать пару вопросов, но столкнувшись со злым взглядом отца, не рискнул и вернулся к заготовке нового теста.

- Сделай так, чтобы ни я, ни покупатели тебя сегодня не видели, - яростно сказал мне отец.

Я слабо кивнул. Наградив меня еще одним гневным взглядом, папа подтолкнул меня к лестнице, ведущей наверх и скрылся в зоне для покупателей.

С гримасой боли я потер локоть.

- Опять? – слегка усмехнулся Тимофей, искоса глянув на меня, - папа рвал и метал, когда из комиссариата пришли.

- Только ты не начинай, - вздохнул я.

Отыскав взглядом поднос с черствыми булочками, я подхватил одну из них. Свежей выпечки мы не едим. Все идет на продажу. Нам остается подъедать только то, что так и не удалось продать.

Тимофей с укором посмотрел на меня, а затем вернулся к своему тесту.

- С кем на этот раз? – вздохнул он.

От первого же укуса твердая корка поцарапал мою разбитую губу. Скривившись, я отломил себе небольшой кусок и подошел ближе к брату.

- Не важно, - помотал я головой.

Будет лучше, если никто из семьи не узнает. Кажется, комиссариат не оповестил отца о том, что именно произошло, а то парой злобных фраз в свой адрес, я бы не отделался. Похоже, все закончилось лучше, чем могло быть.

Дверь в кухню вновь открылась. Я мгновенно присел, прячась под столом. Тимофей моментально меня пнул, за что получил в ответ удар по колену. Отец совершенно молча прошел к печи. Он достал оттуда противень с запекающимся хлебом и убедившись, что тот готов, вынес его из кухни.

- Тебе лучше, действительно ему на глаза сегодня не попадаться, - предупредил меня Тимофей.

Я поднялся на ноги и запихнул последний кусок булочки в рот. Прожевав, я иронично хмыкнул:

- Ага, я ему тысячу отработать теперь должен.

Тимофей поглядел на меня и задумчиво пожевал губы.

- Это тебе почти неделю работать, - посчитал он.

- Знаю.

Ухватив еще одну булочку, я поднялся по лестнице наверх. Здесь располагалось всего две жилых комнаты - родительская и наша с братьями. Между ними умывальня. Отламывая по небольшому кусочку, я зашел в нее и запер за собой дверь. В небольшом зеркале над умывальником я, наконец, увидел себя. Губы разбиты в кровь, на подбородке виднелись алые разводы. Левая щека разодрана. На правой скуле чернел синяк.

Лицо, одежда, все было в грязи. Я стянул с себя разодранную рубашку. Больной бок был багровым. Множество мелких синяков и ссадин покрывали весь торс. Поморщившись, я намочил полотенце и принялся приводить себя в порядок.

Не понимаю, почему отец каждый раз так бесится. Подумаешь, подрался. Как будто он сам, будучи мальчишкой, ни разу не бывал в драках. А то, что меня в комиссариат постоянно из-за этого забирают, так это вообще не моя вина. Пусть «спасибо» говорит нашему графу, который очень трепетно относится к любым беспорядкам в нашем городе.

Если бы на меня не нападали толпой, то я бы тоже мог удрать, как это делают остальные. Я не виноват, что у меня больше нет друзей. Они сами отпали.

Смывая с лица грязь и кровь, я обнаружил в волосах большую шишку. Вот почему так больно. Видимо, когда я уже упал, кто-то пнул меня в голову.

Уроды.

Отмывшись, как мог, я направился в нашу с братьями комнату. Сейчас в ней жили только мы с Тимофем. Стефан – самый старший из нас, уже третий год служит в армии. По закону каждый житель империи должен пройти военную службу. Девушки – два года. Парни – четыре. Тимофея должны забрать через год. Ему как раз исполнится пятнадцать.

Мне до этого еще расти и расти. Да и не собираюсь я идти в обычные солдаты. Мои планы куда более грандиозны.

Едва я успел переодеться в чистое, как на лестнице послышались торопливые шаги. Секунда и в комнату ворвался возбужденный Тимофей.

- Там элит со своими оруженосцами пришел! Тебя обсуждают.

Мое сердце замерло. Сорвавшись с места, я оттолкнул брата в сторону и понесся вниз. Требование отца не показываться до самого вечера мгновенно забылось. Пробежав через кухню, я выскочил в зал.

Здесь не было никого, кроме родителей и высокого мужчины с парой мальчишек за спиной. Увидев знакомые торжествующие лица, я набычился. Взрослые так были увлечены разговором, что не заметили моего появления. Зато это заметил один из мальчишек.

- Мастер-воитель, вот он! – воскликнул оруженосец, указывая на меня.

Взрослые, как по команде, обернулись ко мне. Увидев, как побагровело лицо отца, я невольно отступил.

- Я же говорил, что это ваш сын напал на моих учеников, - спокойно произнес мужчина, повернувшись к отцу.

Ошарашенно распахнув глаза, я уставился на тех двоих, с кем умудрился сцепиться вчера. Оба одарили меня торжествующими взглядами. Они были на несколько лет старше меня, выше почти на голову. А еще, эта парочка была учениками воителя.

- Да это они напали! – выкрикнул я, - их же больше! Я не…

- Итан, вон отсюда, - яростно оборвал меня отец, - сейчас же!

- Но пап, они же…

- Вон!

Его глаза налились кровью. Ноздри яростно вздувались от каждого вздоха. На шее забилась жилка. Понимая, что никаких моих доводов он слушать не будет, я зло топнул ногой и развернувшись направился в кухню. Захлопнув за собой дверь, я обнаружил рядом Тимофея. Брат не рискнул выходить с кухни и подслушивал у двери.

- Ты что, подрался с оруженосцами? – шепотом спросил он, - совсем из ума выжил?

- Они сами напали! – разозлился я.

Брат фыркнул и закатил глаза. Всем своим видом он показывал то, что ни капли мне не верит. Обозлившись, я толкнул его в грудь. Тимофей отступил.

Из-за двери слышались сдержанные голоса. Я попытался прислушаться, но отец и элит говорили слишком тихо, чтобы можно было что-то услышать. Иногда восклицал кто-то из моих вчерашних обидчиков, обвиняя меня во всех бедах.

- Элиты тебя никогда не примут, Итан. Заканчивал бы ты с этими мечтами, - вздохнул брат, отходя к печи.

Меня распирало злостью. Хотелось громить все вокруг, ворваться туда и наорать на отца с элитом. Они же оба понимают, что я здесь ни при чем. Ни один здравомыслящий человек не станет устраивать драку с учениками воителя. Потом проблем не оберешься.

Быть элитом почетно, а попасть в их ряды не просто. Среди них есть несколько каст, каждая подчиняется определенному богу. Чтобы стать элитом можно только отыскав себе учителя. Мастера. Он примет у ученика клятву, преподнесет ее богу и наградит печатью верности – элитусом.

Элитус дарит своему носителю способности, связанные с путем, который тот выбрал. Например, воители слишком быстры и сильны; лекари чутки к болезням. Но помимо способностей, элитус может и убить. Если носитель сойдет с выбранного пути, то печать сожжет его сердце.

Когда-нибудь и я получу элитус воителя. Мне нужно лишь отыскать подходящего мастера.

Впрочем, именно эту идею мне и приходится отстаивать с кулаками. Каждый ребенок хочет получить свой элитус. Еще три года назад мои сверстники бегали от кабака к кабаку вместе со мной, в надежде отыскать благосклонного Мастера. Однако сейчас, кроме меня, в это никто больше не верит. Все почему-то приняли на веру то, что стать элитом им по рождению не дано.

Я остался один.

Разговор взрослых затягивался. Совладав со своими эмоциями, я хотел было выглянуть в зал, но Тимофей поймал меня за руку и оттащил от двери. Спустя пару минут мы услышали, как хлопнула парадная дверь пекарни. Еще через несколько секунд в кухню вошли родители.

Глаза отца так и метали молнии. Мама смотрела с нескрываемым разочарованием. Ожидая очередного скандала, я вжал голову в плечи. Что-то мне подсказывает, что одной неделей в пекарне отец не ограничится.