Там, где растут цветы

Деревце за деревцем, кустик за кустик – так следует ходить по напоённому солнцем сказочному лесу, где нет никого ужаснее серого волка, панически боящегося одного упоминания об охотнике. А охотнику бояться вовсе нечего, когда речь идёт о сказочном лесе. Этот лес был очень похож на сказочный, но Изот знал, что сказка ложь, и, если сделаешь малейшую ошибку, не поможет, ни скафандр высшей защиты, ни лучемёт, способный работать как парализатор, и как аннигиляционный бластер.

Лучшей экипировки люди пока не придумали, а планета с красивым названием Азалия придумала солнечный лес, способный разнести земную экипировку вдребезги.

Такие намёки у лесной сказки.

Во вселенной полно планет на любой вкус, но человеку отчего-то хочется лететь туда, где всё непонятно, даже если там можно запросто сломать свою единственную шею.

Всякая, с виду самая гостеприимная планета, прежде всего, исследуется с орбиты. Именно тогда Азалия получила своё цветочное имя. Кто-то из наблюдателей в сверхмощную оптику разглядел поляну, сплошь заросшую розовыми и лиловыми цветами. Никто не мог гарантировать, что это именно азалии, но название мгновенно прижилось, особенно после того, как выяснилось, что планета смертельно опасна.

Уже при дальнем наблюдении Азалия не казалась раем земным. Здесь гремели грозы и громыхали вулканы, лесные и степные пожары опустошали целые районы. Ураганы, песчаные бури, наводнения повторялись с завидной регулярностью, но столь же неизбежно опустошённые области начинали зеленеть, из-под земли выползала схоронившаяся живучая мелочь, откуда-то являлись травоядные, а следом хищники или кто-то очень похожий на земных собратьев. Жизнь бешено набирала обороты.

Разумеется, перед лицом земной техники самая зубастая росомаха или самый палящий самум казались ничтожными, и потому подготовка к первой высадке напоминала праздник. Команда просила даже отменить тяжёлое оружие и изолирующие скафандры, но руководитель экспедиции был неумолим. Первая двойка исследователей отправилась вниз во всеоружии. Пробыли на поверхности они около тридцати секунд и не заметили ничего угрожающего. Затем последовал ряд вспышек таких сильных, что с орбиты их можно было видеть невооружённым глазом.

Доморощенные эксперты, которых всегда много, немедленно объявили, что десантники сами перестреляли друг друга. Разумеется, так не могло быть, связь с высадившимися сохранялась до последней миллисекунды, и было ясно видно, что атака шла извне, а разведчики лишь безуспешно отбивались. Вернее, отбивалась техника, люди не успели даже понять, что происходит.

Новые высадки были немедленно запрещены, в ход пошла автоматика. Дело это привычное, да и не жалко, когда сгорает типовая машина. Зонды и автоматические лаборатории бороздили верхние слои атмосферы, принося информации не больше, чем при наблюдении с орбиты. При попытке спуститься вниз и взять пробы чего бы то ни было, следовал удар и уничтожение аппарата. Создавалось впечатление, что планета не желает, чтобы её изучали. При этом иная станция слежения могла опуститься совсем низко и висеть в нескольких сантиметрах над землёй довольно долго, если, конечно, она не пыталась брать образцы или проводить анализы.

Так, ни шатко, ни валко, тянулись работы, которые пристойным словом и назвать было нельзя. А потом в дело вмешался Каштан Паторин.

Собственно, Паторин был ещё в самой первой группе исследователей, но он не занимался удивительной флорой и ещё более удивительной фауной Азалии. Паторин был климатологом, изучал неоправданно сильные грозы и катастрофические пожары неприветливой планеты.

Гроза не прыщ, чтобы выскочить на голом месте, грозовой фронт, особенно такой чудовищный, как на Азалии, готовится загодя, и с орбиты его было бы легко обнаружить. Пожары тоже не возникают сами по себе, не говоря уже о вулканических извержениях. Но Азалия и здесь была исключением: только что в округе царили тишь да гладь, и вдруг, ни с того, ни с сего – ад кромешный.

Первым делом Паторин объявил, что никто на Азалии не злоумышляет против людей. Да и странно было бы полагать, что миллионы лет эволюция готовилась отражать высадку человечества. Просто-напросто, земная техника и сами люди запускают какой-то механизм, заточенный для других нужд.

Гипотеза Паторина была изящной и не вызывала возражений, но она не имела предсказательной силы и ничуть не помогала исследовать планету. Поэтому на неё никто не обратил особого внимания. Мало ли что может напридумывать климатолог.

Но климатолог Паторин не сдавался. Он продолжал развивать свою гипотезу, упорно превращая её в теорию. Скучнейшая статистика для климатолога – оружия любимейшего род. Это завтра может быть, то ли дождик, то ли снег, а вчера, что было, то было. Бесчисленные таблицы: когда что было, и где. Карты, расчерченные кривыми, в которых сторонний и не поймёт ничего. В результате – парадоксальные выводы: погодные аномалии зависят от чего угодно, но не от климата. Больше всего вычерченные Паториным планы напоминали карты военных действий. Наступление войск тоже немножко зависит от погоды, но совсем немножко. Вот только, войск на территории Азалии не наблюдалось ни в каком виде. Впрочем, для климатолога такие мелочи не существенны.

На очередной конференции Каштан Паторин огорошил собравшихся ещё более радикальным сообщением, которое не то что теорией, но даже спекуляцией назвать было неловко.

Предполагалось, что внизу нет отдельных существ: животных и растений, а есть экологические конгломераты, иногда небольшие, а порой занимающие огромные площади. У каждого конгломерата есть особый центр, от которого зависят все остальные псевдоживотные и какбырастения. Конгломераты отчаянно враждуют друг с другом за ресурсы: землю, воду, воздух. Некоторое время они умудряются жить мирно, лишь толкаются боками, а потом их прорывает, и следует катастрофа, с точки зрения климатологии, ничем не обусловленная, но на деле – неизбежная.

Далее Паторин переходил в область чистейшей спекуляции. По его мнению, каждый конгломерат управлялся единым центром, существом или растением, который Паторин назвал странным словосочетанием «великий Мафиози». Именно оттуда поступает сигнал, по которому начинается атака. Достаточно нейтрализовать Мафиози, и на территории конгломерата можно будет находиться.

Доклад был встречен дружным смехом учёной братии, но стал популярен среди работников среднего звена: техников, пилотов и всех тех, кто изнывал на станции без серьёзной работы. Именно эти люди и помогли Каштану Паторину осуществить его безумный эксперимент.

Руководство станции могло хвататься за голову, беспомощно наблюдая, как исследовательский модуль идёт на посадку. Следом густым роем шли автоматические лаборатории, зонды и пяток спасательных капсул. Всё это богатство зависло в километре над выбранной точкой, дальше Каштан пошёл один.

Посадочный модуль замер, чуть не коснувшись травы, Паторин шагнул наружу. Будь на его месте самый совершенный и неуязвимый автомат, он не успел бы сделать ни одного движения, отснять ни единого кадра. Но у первых высадившихся людей было в запасе тридцать секунд. По мнению Паторина, это было то время, за которое Мафиози получит сигнал от подчинённых и примет решение, что делать с неизвестной опасностью. На эти полминуты и рассчитывал Паторин, использовав их на полную катушку. Он не пытался что-то выяснять или изучать, а сделал три широких шага и, не колеблясь, всадил плазменный заряд в брюхо гигантского ленивца, мирно объедавшего листья с верхушки одного из деревьев.

Лаборатории, которая должна была взять пробу из туши убитого Мафиози, было нечего делать, ленивца разнесло на молекулы. Взрыв, разметавший рощицу, был не соразмерим, ни с зарядом бластера, ни с тем, что, казалось бы, может накапливаться в цветущем лесу.

Только что кругом была тихая жизнь, но с гибелью повелителя каждый лист, всякая травинка начали действовать самостоятельно и бестолково. Что-то стреляло, по большей части в никуда, что-то вспухало взрывом, поляну заволокло не то дымом, не то тяжёлым газом, счётчик, измерявший радиоактивный фон, заходился в экстазе. Если бы всё это было направлено на человека, никакой скафандр не спас бы его. Но координирующий центр погиб, и это позволяло Паторину уцелеть. К тому же, после первого выстрела бластер в самостоятельном режиме продолжал поливать всё, что было в округе живого и неживого, препаратами, вызывающими паралич у всех видов животный и растений, что известны людям. Трудно сказать, действовали или нет парализующие вещества, но прежде чем это можно было бы выяснить, с неба посыпались десятки исследовательских зондов. Половина из них сгорела в воздухе, но уцелевшие падали на добычу, выхватывали первые попавшиеся образцы и, что есть мочи, улепётывали на безопасную высоту. Следом и Паторин метнулся в модуль и исчез в безмятежной голубизне.

Говорят, что победителей не судят. Судят, и ещё как! Скандал получился всем на загляденье. Какими только карами не грозили несчастному климатологу. Отстранение от работы и немедленная отправка на Землю – самое малое, что ему грозило.

Кончилось всё тем, что прямое исследование Азалии было решено продолжить, а Паторина назначили руководителем группы и включили в состав учёного совета.

Случайно нахапанная коллекция трав и мелких животных порождала больше загадок, чем ответов на вопросы. Набранные с бору по сосенке образцы оказались чем угодно, но не травой, цветами, которые на Азалии росли повсюду, не насекомыми и прочей мелкой живностью, а совершенно непонятными образованиями небелковой природы. С точки зрения земной биологии они и живыми не могли считаться.

Пока не иссякала способность к сопротивлению, образцы сохраняли внешний вид, напоминающий земные произрастания, но потом являлось нечто, ни на что не похожее.

Однозначного ответа, почему в спокойном состоянии внизу можно наблюдать совершенно земную флору и фауну, получить не удалось. Выдвинули ничем не подкреплённое объяснение, мол, не только люди наблюдают за Азалией, но и странная жизнь планеты чувствует присутствие людей, боится их и старается замаскироваться, представляя картины самые мирные и безобидные, за исключением тех моментов, когда у них начинаются междоусобицы. На вопрос, почему с расстояния в триста километров видны те же бабочки и цветочки, следовал ответ: значит, обитатели Азалии чуют людей и исходящую от них угрозу, на таком расстоянии.

Следующая высадка была проведена через два месяца на противоположной стороне планеты, где никак не могли сказаться последствия первого удара. Вновь на острие атаки шёл Каштан Паторин.

Как и первый раз, центр конгломерата, который по привычке назывался «Большой Мафиози», уничтожили в первое же мгновение. На этот раз богатство собранных образцов превышало самые смелые ожидания, и третья высадка была назначена уже через пару недель. К несчастью удача не бывает постоянной; что-то пошло не так, и, хотя уцелевшие зондывернулись с добычей, сам Каштан Паторин погиб.

Давно известно, что больше всего людям надо лезть туда, где можно лишиться своей драгоценной жизни. Сразу после первого похода Паторина выстроилась очередь добровольцев, мечтающих о покорении Азалии. Гибель первопроходца ничуть не проредила эту очередь. Разумеется, были отборочные испытания и всяческие комиссии, отбраковывающие добровольцев, но никто уже не предлагал свернуть исследования. Следующим на негостеприимную поверхность цветущей планеты должен был ступить Изот. Полгода подготовки ради тридцати секунд смертельного риска, в результате чего, может быть, удастся добыть горстку новых сведений, прежде человечеству неизвестных.

Эта локация отличалась от других тем, что в центре её была мутная зона, пятно метров двадцать в поперечнике, которое не просматривалось, как бы ни старались наблюдатели. А в остальном там зеленел лесок, молодые берёзки и рябинки, неизбежные полевые цветы, зайки, белочки, мелкие птички. Красота, тишина, никакой угрозы. Возле самого мутного пятна – малинник со спелыми ягодами. А это значит, что под непроницаемым пологом может скрываться медведь. Скорей всего, он и есть Великий Мафиози, управляющий своим конгломератом. Задачей Изота было выявить его и уничтожить, а потом уйти живым.

Лететь над поверхностью – нельзя, собьют сразу. Бежать тоже не следует, резкие движения будут восприняты как агрессия. Эти несложные правила были сформулированы в результате наблюдений над схватками локаций между собой. Оставалось осторожно идти, памятуя, что в запасе всего полминуты, Высматривать мафиозного шефа и следить, чтобы не наступить на какую-нибудь особо ценную сороконожку, которая рванёт под каблуком не хуже противотанковой мины, и вызовет цепную реакцию остальных обитателей полянки.

Десять секунд прошло. Пока не видно ничего, похожего на Мафиози, хотя Изот уже вошёл в мутную зону.

И тут из-за кустов вышла девочка. Обычная девчушка лет семи, босая, в зелёном платьице и с зелёной шапочкой на голове. Шапочка была похожа на фригийский колпак, что украшает Марианну. В руке – корзинка, кажется, пустая.

Не было и тени сомнения: это и есть Мафиози, страшная повелительница конгломерата, способная спустить с цепи чудовищные силы, которые вмиг испарят человека со всей его техникой.

Нужно стрелять, немедленно, пока ещё есть пара секунд, но Изот не мог этого сделать. Мало ли кем окажется мафиози в реальности, сейчас перед ним ребёнок.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Изот, не думая, что сквозь скафандр его голос может быть не слышен.

– Ягоды собираю, – девочка махнула пустой корзинкой.

– Тут опасно. Ты не боишься ходить одна? – сказал Изот, хотя и понимал, как глупо звучит его вопрос. Кому другому, а хозяйке здешних мест нечего бояться, кроме пришлого человека.

– А ты боишься? – спросила девочка.

– Нет, – соврал Изот. – Я охотник. Охотники никого не боятся.

– А!.. – протянула девочка, развернулась и пошла прочь.

Тридцать отпущенных секунд давно прошли.

Изот попытался двинуться, но не смог шевельнуть и пальцем. Невидимая сила держала его словно муху в янтаре.

«Дуралеи… – подумал Изот. – Мне вовсе не обязательно нажимать гашетку. Я умею стрелять одним усилием воли. Но по детям я стрелять не готов».

Девочка остановилась и, пристально глядя на Изота, пошла к нему. Изот представил, как сейчас она изменится, спадут ребячьи черты, и проглянет страшная личина, какой нет названия в языке. Или, ещё хуже: внешность останется прежней, но руки с пальчиками, перемазанными ягодным соком, сомнут, раздирая сверхпрочную ткань скафандра, выломают рёбра и вырвут бьющееся сердце…

– Слушай, охотник, – сказала девочка. – Я провожу тебя к твоей летушке, так, чтобы тебя никто не съел. Ты улетишь домой и скажешь своим, чтобы они больше не приходили сюда. Им нечего тут делать. Здесь не любят охотников.