Танцуй со мной в темноте

Мария вышла из машины, и фьорд проглотил звук мотора. Вода перед ней была чёрной и бездонной, как раскрытый рот, лениво лижущая камни пеной, похожей на слюну. По берегу валялись скелеты лодок, их прогнившие рёбра торчали вверх, словно пальцы утопленника.

Она поправила рыжие волосы, выбившиеся из-под шерстяной повязки. Её зелёные глаза, обычно яркие как северное сияние, сейчас потускнели от усталости. Худые пальцы с краской под ногтями сжали ремень рюкзака — она всегда носила с собой блокнот и акварели, даже сюда, на край света.

-"Вам точно здесь нужно находиться?"

Водитель не вылезал из машины. Его пальцы, покрытые синими татуировками старых морских узлов, нервно барабанили по рулю.

-"Да. Я арендовала дом."

-"Никто не живёт тут с 99-го, — он бросил взгляд на перекошенные домики с осыпавшейся краской, — после того случая..."

-"Какого случая?"

Но мужчина лишь захлопнул дверь, оставив её одну среди этих немых свидетелей прошлого.

Вечером она услышала скрипку.

Мелодия лилась со стороны воды — тоскливая, с надрывом, будто стон утопленницы. Выбравшись на пирс, Мария увидела его.

Он стоял спиной к ней, высокий и худой, в выцветшем пальто цвета морской глубины. Его волосы, длинные и спутанные, как водоросли, сливались с сумерками. Пальцы с неестественно длинными фалангами танцевали в воздухе, будто действительно перебирали струны. Вода вокруг его босых ног не шевелилась, заворожённая.

-"Вы играете на... воздухе?"

Музыка оборвалась.

Когда он повернулся, Мария увидела лицо, которое невозможно было определить по возрасту — то ли двадцать, то ли двести лет. Кожа прозрачно-бледная, как у живущих в вечной тьме глубоководных существ. Глаза — чёрные бездонные озёра, в которых тонул взгляд.

-"Ты не должна была меня видеть." - Его голос звучал странно — будто доносился из-под воды, пузырясь и искажаясь.

-"Почему?"

-"Потому что я играю для мёртвых."

Ветер донёс запах гниющих лилий и влажного дерева. Его пальцы, когда он поднял руку, оказались перепончатыми между последними суставами.

-"Кто ты?"

-"Тот, кого забыли."

Он провёл рукой по воздуху, и невидимые струны зазвучали сами по себе, издавая жутковатую мелодию.

-"Но тебе стоит бояться не меня."

Вода вспенилась. Из глубины медленно всплыло лицо — синее, раздутое, с выколотыми глазами-впадинами.

-"Это..."

-"Предыдущая. Она тоже рисовала её. Пока Скримсла не забрала краски."

Когда холодные пальцы трупа схватили Марию за лодыжку, она вскрикнула и упала в обморок — а когда очнулась, музыканта уже не было. На мокром камне остались лишь три чёрных пера, блестящих как нефть, и лужа воды, слишком тёмной для обычной воды. В тумане кто-то засмеялся — высокий, переливчатый смех, от которого кровь стыла в жилах.

Ночью Мария проснулась от того, что кто-то дышит в затылок.

-"Ты не спишь." -Голос был сладким, как испорченный мёд, с лёгким шипящим придыханием.

На краю кровати сидела Она. Рыжие волосы, густые и живые, словно отдельное существо, обрамляли лицо неземной красоты. Губы — цвета запёкшейся крови, пухлые, влажные. Платье, сотканное из теней, то облегало её формы, то расплывалось в дымке.

Мария не могла пошевелиться, парализованная страхом и... чем-то ещё, тёплым и липким, ползущим по животу.

-"Я живу здесь давно. Очень давно."

Холодные пальцы с длинными ногтями, острыми как лезвия, скользнули по её шее, остановившись на пульсе.

-"Ты звала меня. Каждую ночь. В своих снах."

Дыхание незнакомки пахло мёдом и плесенью, её грудь почти касалась Марии — сквозь тонкое платье просвечивала кожа, слишком бледная, почти фарфоровая.

-"Скримсла..." — выдохнула Мария, чувствуя, как между её бёдер пробежала странная дрожь.

Рот женщины растянулся — слишком широко, слишком много зубов, острых и мелких, как у глубоководной рыбы.

-"Правильно."

Её язык, длинный и гибкий, как у змеи, провёл по губам Марии, оставляя после себя вкус медной монеты.

-"Ты боишься. Но тебе нравится это."

Холодные руки скользнули под футболку, острые ногти оставили на рёбрах розовые дорожки. Мария хотела кричать, но её губы сами приоткрылись для поцелуя, в котором было больше боли, чем наслаждения — зубы Скримслы впились в её нижнюю губу, наполняя рот тёплой солёной кровью.

Утром Мария нашла на пороге чёрный коготь, а в своём блокноте — эскиз, который не помнила, как рисовала: женщина с ветвями вместо волос, её тело извивалось, как корни древнего дерева.

На стене мелкими буквами было нацарапано:
"Она любит твои страхи. Не корми её."

За окном, в лесу, что-то зашевелилось, и Мария вдруг поняла — она уже не хочет уезжать. Между её бёдрами ещё пульсировало от вчерашнего прикосновения, а в ушах стоял тот самый шёпот:

-"Я вернусь. Сегодня ночью."

Тьма сгущалась над деревней, как черный деготь, медленно стекающий с небес. Последние лучи солнца, пробивавшиеся сквозь грозовые тучи, окрасили фьорд в цвет запекшейся крови, превратив водную гладь в гигантское ртутное зеркало, отражающее искаженные образы разрушающейся реальности. Воздух стал вязким и тягучим, наполненным ароматами влажного мха, гниющей древесины и чего-то более древнего - запахом открытой могилы, в которой уже несколько столетий никто не хоронил мертвецов.

Мария стояла в центре комнаты, ее босые ноги вросли в пол, словно пустили корни. Деревянные доски под ней пульсировали живыми сучками, превращаясь в кожу какого-то гигантского существа. Стены дышали - расширялись и сжимались в такт ее учащенному сердцебиению, обои отслаивались, обнажая мокрую плоть дома, испещренную синими венами и лимфатическими узлами. Потолок опустился ниже, на его поверхности проступили темные пятна плесени, складывающиеся в лики страдающих существ.

Она посмотрела на свои дрожащие руки - бледные, почти прозрачные, с проступающими фиолетовыми венами. На полу еще сохранились жалкие защитные круги из соли, начертанные дрожащими пальцами. Но белые линии теперь таяли, растворялись с шипением, оставляя после себя черные ожоги на дереве. Каждая крупинка соли взрывалась микроскопическими искрами, как будто сопротивлялась до последнего.

Из угла, где тень была особенно густой и неестественно живой, выполз Фоссегрим. Его когда-то величественное пальто превратилось в вторую кожу, сросшуюся с телом, переливающуюся всеми оттенками морской пучины - от ядовито-зеленого до мертвенно-синего. Ткань пульсировала, как жабры, из-под полы сочилась чернильно-черная жидкость, оставляющая за собой след из микроскопических икринок, которые тут же лопались, выпуская крошечных существ с слишком большими глазами.

-"Беги," - прохрипел он, и его голос звучал как скрип льдин в ледяном море. Его пальцы - длинные, гибкие, с перепонками между костяшками - впились в запястье Марии. Там, где кожа касалась кожи, появлялись кристаллы инея, расползающиеся по венам причудливыми узорами. -"Пока она не... пока ты еще можешь..."-

Но дверь не просто открылась - она растворилась, как сахар в кипятке, превратившись в дрожащую вуаль из тумана. В проеме стояла Она.

Скримсла вошла без звука. Её босые ступни не касались пола, а длинные рыжие волосы шевелились сами по себе, как живые змеи. В полумраке комнаты её кожа светилась мерцающим перламутром, а глаза — два уголька в пепле — пылали неестественным огнём.

"Ты дрожишь," — её голос был похож на шёпот морского прибоя. — "Но не от страха."

Мария не могла пошевелиться, парализованная странным сочетанием ужаса и возбуждения. Она чувствовала, как её тело реагирует на приближение этой... этой вещи, предательски теплея в самых сокровенных местах.

"Я... Я не звала тебя."

Скримсла рассмеялась, и её смех напоминал звон разбитого стекла.

-"Лжёшь. Ты звала меня каждую ночь. Каждым вздохом. Каждым прикосновением к себе в темноте."

Её длинные пальцы с черными ногтями скользнули по шее Марии, оставляя за собой ледяные дорожки, которые тут же сменялись жгучим теплом.

-"Видишь? Твоё тело знает правду. Оно всегда знало."

Мария застонала, когда холодные губы коснулись её ключицы. Язык Скримслы был шершавым, как у кошки, и оставлял на коже красные полосы, которые тут же начинали пульсировать.

-"Что... что ты со мной делаешь?"

-"Даю то, о чём ты мечтала," — прошептала Скримсла, её руки скользнули под тонкую ночную рубашку Марии. — "Только представь — вечность наслаждений. Никаких запретов. Никаких границ."

Её пальцы нашли грудь Марии, и та ахнула — прикосновение было одновременно ледяным и обжигающим, вызывая странную смесь боли и невероятного удовольствия.

-"Ты чувствуешь это? Это твоя истинная сущность. Дикая. Ненасытная."

Мария закинула голову назад, когда губы Скримслы опустились на её сосок. Холодный рот обжигал, а острые клыки слегка царапали нежную кожу, вызывая странное, почти болезненное наслаждение.

-"Я... я не должна..."

-"Должна," — прервала её Скримсла, и её голос вдруг зазвучал сразу в голове Марии, как эхо в пустой пещере. — "Ты создана для этого. Для меня."

Её рука скользнула вниз, под край трусиков Марии, и та застонала, чувствуя, как пальцы находят её уже влажной.

-"Видишь? Твоё тело принимает меня. Оно жаждет этого."

Мария почувствовала, как что-то тёплое и липкое разливается по её внутренностям, когда пальцы Скримслы начали двигаться внутри неё. Это было непохоже ни на что, что она испытывала раньше — каждое прикосновение вызывало волну удовольствия, смешанного с пронзительным страхом.

-"Ты прекрасна в своём грехе," — шептала Скримсла, её язык выскользнул изо рта, неестественно длинный и гибкий, и обвил шею Марии. — "Я сделаю тебя богиней наслаждения. Ты будешь пить страхи смертных, как нектар."

Мария закричала, когда острые ногти Скримслы впились ей в бёдра, а холодные пальцы продолжали свою работу, доводя её до невиданного ранее пика.

-"Кончай для меня," — приказала Скримсла, и её голос гремел, как гром среди ясного неба. — "Отдай мне свою душу в этом мгновении блаженства."

Взрыв удовольствия снёс все барьеры. Мария выгнулась в немой гримасе экстаза, чувствуя, как что-то тёмное и липкое заполняет её изнутри, вытесняя всё человеческое. Её кожа начала темнеть, приобретая перламутровый оттенок, а волосы на голове росли на глазах, становясь густыми и блестящими, как шёлк.

Когда она наконец открыла глаза, мир казался другим — более ярким, более... вкусным. А перед ней стояла Скримсла, улыбаясь своей хищной улыбкой.

-"Добро пожаловать домой, сестра."

За окном, в чёрных водах фьорда, что-то большое шевельнулось, почуяв новую хозяйку. Ветер шептал новое имя в тёмных водах. Имя, которое теперь принадлежало вечности.

Имя, которое когда-то было Марией.