Холодный ветер, шелестящий среди сосновых крон, наполнял воздух ароматом первого снега и ощущением надвигающейся беды. Мирослав стоял посреди безмятежной красоты уединённого поселения, затерянного где-то в сердце Благоземья. Здесь, вдали от шумного Любограда и многолюдной столицы Новограда, его путешествие приняло пугающий оборот.
Тремя неделями ранее Мирослав проснулся на этом самом месте. Его разум был окутан туманными воспоминаниями о ночи, когда весь его отряд был уничтожен. Предполагалось, что князь Святовит III в Новограде воздаст его гильдии ловчих почести за доблестную борьбу с тёмными силами, наводнившими Гардарику. Но когда они разбили лагерь под звёздным небом, первобытный и необъяснимый страх охватил их сердца, заставив каждого потерять рассудок. Некогда сплочённый отряд ловчих набросился друг на друга, их клинки с яростью рассекали воздух в ночи. Мирослав, словно в тумане, наблюдал за кровавой бойней, пока тьма не поглотила его самого.
Веремейка и его дедушка Каспар обнаружили на обочине тракта кровавое месиво и единственного выжившего — Мирослава, в бессознательном состоянии. Они привели раненого в своё скромное жилище, и тепло их полуземлянки стало ярким контрастом по сравнению с леденящими душу событиями, произошедшими ранее.
Когда Мирослав пришёл в себя, он узнал о судьбе своих товарищей: их тела были преданы огню, чтобы предотвратить набеги диких зверей, а всё снаряжение местные перенесли в пустующую землянку. Благодарность, которую он испытывал к своим спасителям, была безгранична, но он и не предполагал, что его пребывание в этом затерянном поселении будет недолгим.
На третью неделю после своего выздоровления, когда в воздухе закружились первые снежинки ранней зимы, Мирослав выразил желание посетить место гибели своих товарищей:
— Хочу попрощаться с ними.
— Я тебя провожу, — предложил Каспар.
Когда они были готовы отправиться в путь, за пределами поселения раздались душераздирающие крики, которые эхом разносились в вечерней тишине. Что-то происходило, и инстинкт Мирослава сработал на полную мощность.
Бросившись к месту происшествия, они увидели кровавое пятно на белоснежном снегу — растерзанную девочку с выпотрошенными внутренностями. Мирослав, не раздумывая, определил, что это работа волколака. Его опытный взгляд не упустил ни одной детали, чтобы распознать явные признаки чудовища.
— Предупреди всех, чтобы они оставались дома и были начеку, — произнёс он, крепко сжав плечи Каспара. Затем Мирослав велел ему забрать оружие, оставшееся от его братьев-ловчих, и раздать его остальным.
Каспар, кивнув, отправился к селению, спотыкаясь на неровной дороге. Мирослав же погрузился в размышления. Каждый житель должен быть готов к борьбе с тьмой. Словно в ответ на его мысли, холодный ветер завыл с ещё большей силой, и он ощутил, как приближается нечто опасное.
Ловчий уверенно шагал по звериному следу, крепко сжимая в руке булаву. Под его сапогами хрустел свежий снег, и с каждым шагом он всё глубже погружался в дремучий лес.
Вскоре его зоркий взгляд различил в следах, оставленных на снегу, изменения — от звериных лап к человеческим ступням. Но на вершине заснеженного холма его ждало ужасное открытие.
Там, посреди залитого кровью снега, стоял Веремейка, его юный спаситель, обнажённый и дрожащий от холода. Слёзы текли по его лицу, а кровь, покрывавшая его тело и рот, создавала жуткую картину. Мирослав почувствовал, как его сердце сжалось, и он, преисполненный решимости и нежности, направился к мальчику. Его голос был твёрдым, но в то же время мягким и полным сострадания.
— Веремейка, я здесь, чтобы помочь. Что случилось?
Глаза мальчика, полные страха и чего-то более глубокого, встретились с глазами ловчего, и он издал пронзительный крик. Его голос, высокий и истеричный, вырвался из груди:
— Я не хотел! Я помню, как её руки касались моего лица! Она просила меня остановиться, но я не мог! Я убил её! Я убил Раду! Это был я!
Мирослав сравнил себя с мальчиком: когда-то и в его поселении произошла беда. Осознав всю глубину трагедии, он тяжело вздохнул. Сейчас ему нужны были некоторые ответы, но истерика Веремейки мешала связному разговору.
— Послушай меня внимательно, — мягко начал он, стараясь привлечь внимание мальчика. Тот, всхлипывая, кивнул. — Ты говорил о старике, которого видел на тракте в день нашей встречи. Пожалуйста, расскажи, что видел.
Мальчик, сдерживая всхлипы, описал высокую и устрашающую фигуру.
— Он смотрел на меня… Дедушка испугался его. Говорил, это норд. А я… я обещал защищать его, — проговорил Веремейка, едва сдерживая слёзы.
— Что было дальше?
— Я бросил в него камень, но норд схватил меня за руку. Посмеялся и произнёс что-то на незнакомом языке. Мне было больно, а одна из змей на его браслете ожила и укусила меня! Дедушка Каспар испугался и попросил никому не рассказывать об этом. Даже Раде.
По спине Мирослава пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с зимним ветерком.
— Ты видел злого колдуна…
Костомар — злейший враг гильдий и всей Гардарики, виновник многих кровопролитных сражений. Один из колдунов-военачальников нордов, обладающий множеством разнообразных магических способностей.
Но что он делает в Благоземье? Неужели это не просто случайная встреча, а что-то более личное? Или же норды снова затевают нечто ужасное? Во времена «Ста лет пустоты» многие гильдии полагали, что именно Костомар стал виновником распада государства на княжества, но никто так и не смог доказать эту версию. В одном Мирослав теперь был уверен точно: это он наслал на его отряд страшное безумие братоубийства, и этот норд всегда оставляет после себя лишь мёртвые поселения, наполненные живыми мертвецами и прочей нечистью.
— Я найду его, Веремейка, и…
Зрачки мальчишки медленно расширялись, а тело постепенно начало трансформироваться в нечто ужасное. Словно по команде, всё вокруг Мирослава наполнилось рычанием.
Ловчий обернулся, держа наготове булаву.
Из тени медленно стала выплывать стая огромных волколаков, их жёлтые глаза горели диким огнём голода и злобы. Видимо, Костомар обратил жителей соседнего поселения, и их внимание привлёк запах крови и крики Веремейки. Булава Мирослава описала смертельную дугу, вонзившись в череп ближайшего зверя. Звук ломающейся кости и брызги тёплой крови на холодном снегу ознаменовали начало жестокого танца.
Его движения были точны, годы тренировок и опыта вышли на первый план. Он увернулся от щёлкающих челюстей огромного волка, вонзив нож ему в глаз с точной, рассчитанной силой. Зверь взвыл в агонии, его кровь окрасила снег. Развернувшись, Мирослав парировал удар когтей другого существа запасным ножом, и одним плавным движением он перерезал ему горло.
Дыхание Мирослава становилось всё более тяжёлым, и оно создавало облачко в холодном воздухе. Ловчий ловко уклонился от выпада очередного зверя, чьи зубы щёлкнули всего в нескольких сантиметрах от его лица. Быстро взмахнув вверх, он раздробил челюсть существа своей булавой. Волколак, издав булькающий звук, отшатнулся, и его безжизненное тело рухнуло к ногам Мирослава.
Битва достигла своего наивысшего напряжения, когда оставшиеся звери кинулись на ловчего с неистовой злобой. За долю секунды булава, описывая дугу, разрушила кости, а в следующую секунду рука, сжимающая её, была оторвана.
Мирослав сжал зубы и, достав единственный нож, бросился на последнего волколака. Всё вокруг превратилось в кровавое полотно смерти, каждый удар был симфонией насилия и выживания. Мирослав встал и отпустил нож, затем, сделав шаг, медленно двинулся вперёд. Он переходил от одного уже человеческого тела к другому, пока не обнаружил среди них Веремейку.
— Прости, малец, — произнёс он, проводя по векам Веремейки своей единственной уцелевшей рукой, в которой сохранилось лишь три пальца.
Вынув кинжал из груди мальчика, Мирослав почувствовал, как слёзы наполняют его глаза. В этот миг он заметил впереди трепет: недобитая самка с белоснежной шерстью метнулась к нему. С ловкостью уклонившись от её атаки, он глубоко вонзил кинжал ей в бок.
Падая, волчица внезапно преобразилась в обнажённую женщину. Обезумев, она снова набросилась на Мирослава, вынув со своего бока кинжал, её рука потянулась к его глазу. Он схватил её за запястье, и их взгляды встретились в безмолвной борьбе. Резким движением ловчий сломал ей руку, и она вскрикнула от боли. Но женщина не сдавалась: её ещё волчьи зубы впились в плоть его шеи, разрывая кожу и артерии.
В последнем акте неповиновения Мирослав повернулся и, схватив её за горло локтем, свернул волчице шею. Отвратительный треск эхом разнёсся по безмолвному тёмному лесу. Она обмякла, и кровь зверя смешалась с его кровью на снегу.
Мирослав пошатнулся, поднёс руку к раненой шее и почувствовал тепло собственной крови. Тяжело дыша, он оглядел место битвы. Когда-то чистый снег теперь был испачкан и истоптан. Волколаки неподвижно лежали на земле, их тела приняли человеческий облик — мрачное напоминание о тьме, которая таилась в Благоземье.
Мирослав поднял взгляд к верхушкам деревьев, где сквозь ветви виднелось темнеющее небо. Он почувствовал на своей коже холодное дуновение ветра. Одинокий, истекающий кровью, но одержавший победу, ловчий лежал в самом сердце леса, посреди безмятежной красоты рокового поселения, затерянного где-то в сердце Благоземья.
Всё вокруг затихло.
С неба начали медленно падать крупные хлопья снега. Они танцевали в воздухе, мягко ложась на лицо Мирослава, холод снежинок был обманчивым, ведь в глубине он ощущал их тёплыми и родными. С каждым касанием они приносили ему покой и умиротворение, напоминая о детстве, о доме. Сквозь спускающиеся снежные кружевные узоры он почувствовал, как стала уходить боль, оставляя вместо неё тихую радость и светлую память о прожитом пути в Гардарике.