Пролог
Он был юн и ещё умел удивляться. Крылья его уже достаточно окрепли, чтобы дарить радость полёта, и он наслаждался жизнью и открывшимися возможностями. Его внимательный взгляд скользил по миру, выхватывая детали, принося знания и свежие впечатления.
Молодой ворон летел высоко над океаном тайги, раскинувшимся, куда хватало взгляда. Могучие вековые деревья, видевшие поколения и поколения его предков, колыхались под ветром, как волны, и он с удовольствием парил над безграничной и безмолвной зелёной бездной, впервые оказавшись в этих диких краях, так далеко от родного гнезда, которое он недавно покинул.
Ему нравилось небо — холодное, прозрачное, с лёгкой проседью облаков. Нравился ветер — быстрый, вольный, игравший с его перьями. Нравились горы вдали, будто застывшие гигантские медведи, сторожащие покой тайги. Он с интересом оглядывал всё с высоты — ручьи, впивающиеся в моховые ложбинки, каменные россыпи на склонах покатых увалов, следы зверей на глинистых отмелях. Мир внизу был живым, тихим и, казалось, безмятежным.
Вдруг птица заметила движение и присмотрелась. Картина показалась ей необычной.
В глубине леса, в самой чаще, меж поваленных стволов и бурелома, пробиралась человеческая фигурка. Крохотная, упрямая, изнурённая. Ворон замедлил полёт. Он не знал, зачем следит за этим существом, но оно показалось ему странным, чуждым всему вокруг. Что ищет человек в этих местах? Где его стая? Куда он идёт?
Из любопытства он пролетел немного вперёд, в направлении, по которому шла крохотная фигурка. Там дальше лес расступался, давая место лугу. Птица подлетела ближе и тогда увидела.
На границе между лугом и лесом было озеро. Вода в нём была чёрной — не тёмной, а именно чёрной, как застывшая ночь, как зрачок, не отражающий света. Ветер не тревожил её поверхность, она была ровной и мёртвой. Это озеро не пело, как другие озёра, не журчало, не дышало. Оно смотрело, и взгляд этот был недобрым. А возле него, как осколки чего-то древнего и забытого, стояли руины — посеревшие от времени и бед, в пятнах лишайника, но всё ещё величественные. Они казались живыми, словно израненный затаившийся зверь.
Ворон замедлил полёт. Холод коснулся его перьев. От озера тянуло одиночеством, опасностью, памятью смерти. Даже воздух в этом месте был каким-то тяжёлым, с трудом наполнявшим лёгкие.
Он каркнул хрипло и резко и повернул обратно, прочь от чёрной воды, от безмолвных руин, от чего-то, что не желало быть потревоженным. Ворон взлетал всё выше, стремясь туда, где светлее, где поёт ветер и ласкает солнце.
И прежде чем исчезнуть неразличимой точкой в небе, он бросил последний взгляд вниз.
Крохотная фигурка упрямо шла вперёд.