Танго длиною в жизнь

— Парижская богема продолжала создавать видимость беззаботности и благоденствия, хотя с тех пор как почти год назад к власти в Германии пришёл Гитлер и его партия, всё необратимо изменилось.

Меня завербовала сама товарищ Вардо. Так как я была «новенькая», задачу мне дали несложную: видеть, слышать и докладывать. Любая информация могла оказаться ценной, особенно сейчас, когда готовились советско-французские переговоры о пакте по коллективной безопасности в восточной Европе.

Главными козырями в моём случае были знание языков, светского этикета и внешность: стройная, гибкая брюнетка со стрижкой по моде того времени, тонкими чертами лица и большими выразительными глазами. Был и ещё талант, доставшийся от бабки-цыганки: мне всегда говорили правду, даже если очень хотели соврать. И для этого всего-то надо было прикоснуться к коже собеседника. Например, в танце.

Самый пик тангомании в Париже уже прошёл, но уличные оркестры и танцевальные «суарэ» оставались популярными и были отличным прикрытием для моей миссии. А в респектабельных заведениях на Елисейских полях, где я, как правило, и находила свои источники, танго уже ничем не напоминало вульгарные аргентинские па у подножья Монмартра. Что ни говори, а есть у французов такой талант — творить красоту из ничего, поклоняться прекрасному. Вот и танго здесь превратилось в «элегантный флирт тонких и лёгких ног» и именно в этой салонной версии стало популярным почти везде в Европе. А на советских просторах танец был запрещён министерским указом ещё с дореволюционных времен ввиду его «явно непристойного характера».

Но то в России, а в Париже вечер шёл своим чередом. Я наблюдала за мужчиной. Высокий брюнет, на вид не больше тридцати пяти лет, держится уверенно, но естественно. Его глаза были странного светло-серого оттенка. И он тоже наблюдал за мной. О, в свои двадцать шесть я была красива и знала об этом, красное платье лишь подчёркивало и так яркую внешность. Но в его взгляде был не только мужской интерес, и это заставляло слегка нервничать. Пока я не смогу дотронуться до него, он и не друг, и не враг. Никто.

Меняя партнёров, я много танцевала. А между заходами на танго и привычным флиртом задавала вопросы. Мой дар работал безотказно, и по крупицам у меня в голове уже складывался рапорт, когда я вдруг почувствовала тревогу и словно покалывание в области затылка. Этим ощущениям я научилась доверять безоговорочно с самого детства. Слегка повернув голову, я поймала тяжёлый взгляд худого официанта в отражении окон, превратившихся в зеркала с наступлением темноты. Я уже видела этого мужчину здесь раньше. Но кто угодно в этом зале может оказаться совсем не тем, за кого он себя выдаёт.

Сердце пропустило удар, и я сбилась с ритма, заметив, как «официант» поставил на барную стойку поднос с бокалами и, оглянувшись через плечо, скрылся в глубине подсобных помещений. Мой кавалер охнул, когда я нечаянно наступила ему на ногу.

«Бежать!» — стучало в висках.

Быстро извинившись, я ринулась к дверям. О том, чтобы забрать пальто, не могло быть и речи, дорога была каждая секунда.

Мне не везло: шёл дождь. Я уже было шагнула вперёд, как кто-то подхватил меня под локоть. Из-под полей фетровой шляпы незнакомца я увидела те самые светло-серые глаза. В следующий момент над моей головой раскрылся зонт, и тёмная стена дождя отделила нас от всего остального.

Свернув с авеню в переулок, мы прошли какое-то расстояние, прежде чем ощущение опасности исчезло, и я остановилась. Мой спутник повернулся ко мне. Из ближайшего ресторана до нас отчётливо донеслись первые аккорды танго. С вызовом улыбнувшись и слегка вскинув бровь, мужчина приглашающим жестом протянул ко мне руку.

Танец? Здесь и сейчас? А почему бы и нет!

Опустив свою ладонь в его, я прислушалась к себе, но с досадой поняла, что не могу считать его эмоции. Улыбка мужчины стала шире, и он, небрежно откинув зонт, вовлёк меня в танец.

Чувственность движений и близость женского тела очень часто кружили голову моих партнёров. Я видела, ощущала, а иногда и слышала их откровенные желания. Но что было удобно в работе с большинством аристократов, всякая смелость добиваться женщины была искоренена в них ещё в детстве целым войском из чопорных гувернанток, строгих частных учителей и семейных духовников.

Этот мужчина был другой.

Холодные капли дождя обжигали мои открытые плечи, но жар иного рода волнами расходился там, где руки партнёра касались меня под пульсирующий ритм «Ля кумпарситы». В нарушение всех канонов салонного танго, исполняемого на почтительном расстоянии друг от друга, в очередном па я вдруг оказалась плотно прижата к мужчине. Откинув голову назад, встретила его взгляд. Тёмные зрачки практически закрыли светлую радужку глаз, которая сейчас напоминала серебристые кольца.

Пришло время вопросов.

— Кто вы? — выдохнула я.

— Друг.

Правда или ложь?

Как не стараюсь, никак не могу пробиться к его эмоциям. Он снова улыбнулся, словно понял, почему я расстеряна. А я ещё и озвучила то, что, возможно, и сбивало меня с толку:

— У вас такие странные глаза!

— Это чтобы лучше вас видеть, ма шэр…

Три синхронных шага назад, очередной поворот, и он оказывается у меня за спиной. Его дыхание щекочет шею сбоку.

— А ваши маленькие, аккуратные ушки просто созданы для того, чтобы шептать в них секреты, не так ли?

Выпад в сторону, он тут же притягивает меня обратно. Откидываю голову на его грудь, прогибаясь в танце, и парирую:

— Нет, это чтобы отличать ложь от истины.

— О, я думаю, вы прекрасно знаете, о чём именно я говорю, мадемуазель Анжелар. — Новый пируэт, и я снова лицом к нему. Мужчина переходит с французского на русский, а значит, шутки кончились: — Или правильнее вас называть иначе, Елена?

Танец не останавливается ни на секунду, становясь лишь смелее. Позволяю ему вести, потому что таковы правила. И потому что чувствую, что иначе с этим мужчиной и быть не может. В нём есть что-то от хищника, но страха я не испытываю. Высокая нота, мой партнёр резко тянет на себя, и я послушно падаю вперед, прижатая к нему, удерживаемая лишь рукой на пояснице. Его лицо склоняется ниже, буквально нависая надо мной. Потемневший взгляд обжигает губы.

— Грегор Вовк, к вашим услугам, — наконец, представляется он. — Я был знаком с вашей бабушкой.

Я не верю незнакомцам. Особенно тем, кто так непозволительно много обо мне знает. Видимо, это читается у меня на лице. В тусклом свете фонарей блеснули белым его зубы.

— Да не съем я вас, Елена. Хотя ваша бабушка меня, как нестрелянного волчонка, обвела... Знал бы, что вы… Ты… Смотри сама.

Грегор тянет мою руку и неожиданно прижимает её ладонью к своей щеке. Его лицо гладко выбрито, а кожа горячая. Сначала я ничего не чувствую, и просто смотрю ему в глаза. Серебряные кольца радужки вспыхивают, синхронизируя наш пульс, и водопад образов обрушивается на меня.

Мои глаза наполняются слезами. Я понимаю, почему он сказал «был знаком». Бабушки больше нет. Осознаю и другое: моя жизнь навсегда изменится с появлением Грегора.

Его руки скользят по мокрым от дождя плечам. Я замечаю, что дрожу.

— Елена, я должен тебе передать от неё… подарок...

Как, ещё один?! Его дыхание касается моих губ...

Бабушка легонько дёрнула за плетёную верёвочку в моих волосах, и я открыла глаза. Сознание вернулось в реальность. Я стёрла слезы со щек.

— И тогда он поцеловал меня, Танюша. Я узнала в нём свою судьбу. И приняла дар. У женщин рода Красновых это так происходит: пока не встретишь того самого, стража, то и дар не даётся. Потом много чего ещё было, всё на двоих: война, волчья жизнь, распад союза… Но это прошлое, а тебе вперёд смотреть надо, родная. И я уверена, теперь у тебя всё получится.

Врожденное чутьё на правду сплелось у бабушки с талантом полностью погружать в рассказ. Да и другими способностями... Обняв себя руками поверх её подарка — свитера из мягкой серой шерсти, с пониманием улыбнулась её последней реплике.

Мгновение назад я была под дождём в Париже, одетая в алое шелковое платье, и ощущала на себе мужские руки. Но тот, кого я видела рядом, был совсем не похож на моего добродушного, кареглазого деда.

Кажется, я уже знаю, с кем мне судьба танцевать то самое главное танго.

Глаза в глаза.

Душа к душе.

Длиною в жизнь.

@ Ляля Фа, 2021

(Вместо эпилога)

Ангел-хранитель я, зонт, — как угодно.
Вам расскажу то, что видел, по каплям:
Встретились двое, пройдя сквозь невзгоды.
Он и Она. Побережье. Неаполь.

Небо — свидетель: судьба шаловлива
И так искусна в узорах дорог!
Даже когда непонятны мотивы,
Предназначенье исполнится в срок!

Сколько их было, не вспомнить сегодня,
Рук самых разных: женских, мужских,
Честных и нежных, лживых, негодных,
Скромных, навязчивых, жарких, лихих...

Сколько их было... А я выбрал эти.
Руки мужчины — готовность хранить,
Женские пальцы в рассеянном свете
И Провидения тонкую нить.

Он и Она. Столь похожие. Пара.
Тёмные волосы, взгляды-огни.
Танцы — профессией, нежность в подарок,
Словно бы в мире они лишь одни.

Он не искал никаких отношений,
Но половинку души распознал.
Знала Она его в тайных виденьях,
Он с нею танго уже танцевал…

Тесно объятие, шёпот нескромный…
Он ей опора, Она - его мощь.
Я их упрячу в свой купол укромный,
Пусть серенады играет им дождь.

Каплями ритма — вива́че*, стакка́то* —
Вспышка ослепит мгновение-рок!
Грома басы — модера́то*, лега́то*—
Знанье... Дыханье... Касание... Ток!

Ангел-хранитель и зонт при ненастье.
Пара семейная много уж лет.
Купол чернильный — мелодия счастья,
Радости каплями чертят свой след.

-------

*Большинство музыкальных терминов происходят из итальянского языка:

Стакка́то (итал.staccato) — музыкальный термин, обозначающий отрывистость и краткость звуков.

Лега́то (итал.legato) — термин, обозначающий плавный, связный переход от звука к звуку, в противоположность "стаккато".

Вива́че (итал. vivace) — обозначение быстрого, живого ритма в музыке.

Модера́то (итал. moderato) — умеренный ритм в музыке.

© Ляля Фа, 2021