Татьянин муж

Этот типичный апрельский день не отличался ничем от предыдущих. Ветер по-прежнему носил по асфальту клубы пыли, образовавшейся после таяния толщи снега, иногда поднимая пыль выше и бодро забрасывая её в лица прохожих, так, что даже на зубах начинало противно скрипеть. Солнце палило нещадно, а теплоснабжающая организация упорно подавала тепло в дома: отопительный сезон ведь не закончился, и кому какое дело, что на улице +18? Пробивалась молодая несмелая трава, а на особо солнечных участках появились первые островки мать-и-мачехи.

Настроение у меня было с утра паршивое, как всегда в это время года, когда пейзаж напоминает пустыню. Я неистово ждала появления первой листвы, одуванчиков и прилёта ласточек.

В общем, день начался и продолжился в рабочем порядке, и если бы мне кто-то сказал, что этот день изменит мою жизнь, я бы рассмеялась в лицо этому человеку, заявила бы: Нострадамус из него никакой. Хотя что там «изменит»?! Во всех отношениях судьбоносный день положил начало перевороту всей моей жизни с ног на голову.

Но в это пятничное утро я ещё ни о чём не догадывалась и бодро поспешала в частную стоматологическую клинику «Данти», где работала администратором вот уже четыре года.

Вообще-то я окончила экономический факультет классического университета, где постигала бухгалтерский учёт, но по специальности работаю только на удалёнке. Просто в какой-то момент поняла, что общение с людьми для меня намного интереснее, чем цифры и даже числа.

Как раз в этот момент мне нужно было поменять пломбу в одном из зубов, и судьба забросила меня в «Данти». Увидев объявление о том, что клинике требуется администратор, я решила, что от добра добра не ищут, на следующий же день прошла собеседование в клинике и написала заявление об увольнении с прежнего места работы.

Сейчас мне двадцать семь лет, и четыре из них, как уже сказано выше, я отдала «Данти». В клинике все считают, что у меня врождённый талант к общению. Пока я не начала работать администратором, этого таланта никто не замечал. Меня приняли в «Данти» без особого энтузиазма, - я не соответствовала сразу двум из списка требований. Клиника искала администратора в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти лет с эффектной внешностью. Если перевести это с языка работодателей на общечеловеческий, то следует читать так: «Ты должна быть достаточно молода и привлекательна, но уже не в активном поиске, и с низкой вероятностью ухода в декретный отпуск».

Мне тогда было всего двадцать три года, да и внешность мою вряд ли можно счесть эффектной. Внешность у меня самая обычная: я, конечно, не дурнушка, но и красавицей меня назвать очень сложно даже с большой натяжкой. Рост средний - метр шестьдесят, фигура ничем и никуда не выдающаяся, волосы обыкновенного русого цвета без всяких там золотых, серебряных и медных оттенков, зелёные глаза, обычные черты лица.

Однако руководители и хозяева «Данти» ни дня не пожалели о том, что я была принята в обход требований (видимо, эффектные женщины от тридцати пяти до сорока пяти не очень-то спешили трудоустроиться туда, где рабочий день составлял двенадцать часов, а зарплата была вполне себе средней).

Вскоре выяснилось, что общение со мной успокаивающе действует даже на самых требовательных и скандальных клиентов «Данти». Одна из клиентов, Неонила Феофилактовна Кроль, перед которой трепетали все сотрудники клиники, вплоть до руководства, поворачивалась и уходила, если была не моя смена. Требовательная клиентка соглашалась общаться «только с Верочкой». То есть, со мной.

Сегодня была смена Тани, а значит, день удался (если не в плане погоды, то хотя бы в плане профессиональном). Таня - самая красивая, добрая, весёлая и остроумная из всех сотрудников клиники. К тому же, Таня - прекрасный специалист, и сама я хожу лечить зубы только к ней.

Когда мы пили чай, мне показалось, что Таня сегодня более задумчивая и молчаливая, чем обычно.

- Таня, у тебя всё в порядке? Ты сегодня какая-то не такая, энергию не генерируешь, - всё же решилась спросить я.

Поправив длинные и блестящие пепельно-блондовые пряди, Таня как-то странно посмотрела на меня красивыми голубыми глазами.

- Раз уж ты сама заговорила об этом, Вера... Мне очень нужна твоя помощь. Я долго думала, к кому обратиться, и решила, что ты подходишь мне больше всех.

- Если нужна какая-то помощь, Таня, ты же знаешь, я всегда готова...

- Погоди, выслушай сначала, - Таня потёрла лоб, посмотрела в окно.

Странно. Что это за дело, о котором она не может вот так сразу рассказать, собирается с силами? Мне было бы сложно отказать Тане в помощи, потому что она всегда выручала меня и моих тётушек, когда у нас возникали стоматологические проблемы. Кроме того, Таня очень поддерживала меня на первых порах, когда я только привыкала к работе в клинике. Она всегда была и остаётся для меня самой человечной и понимающей из сотрудников клиники.

- Вера, ты ведь знаешь, что я замужем?

- Да, конечно, - кивнула я, хотя, если до сих пор ничего не понимала, то теперь не понимала совсем ничего.

- Моего мужа зовут Григорий. Мы знакомы с детства, потому что наши родители очень давно дружат семьями. Наши отцы вместе служили, потом женились на двух подругах. Мы с Гришей росли, как брат и сестра, но, как выяснилось позже, так думали только мы. Родители видели нас мужем и женой.

Я с интересом слушала, и история напоминала мне один из старинных романов. Не знала, что и в наши дни люди вот так вершат судьбы собственных детей.

- Десять лет назад, когда Гриша окончил медицинскую академию, а мне исполнилось двадцать лет, состоялась свадьба. Сейчас мне тридцать лет, а мужу - тридцать три. Детей у нас, как ты знаешь, нет. Гриша мечтает о детях, но я не хочу. А причина этого нежелания очень даже прозаическая: я не люблю своего мужа, никогда не любила и не планировала провести с ним всю жизнь. Нет, ты не подумай, я хорошо к нему отношусь, но мои чувства, как и раньше, больше похожи на сестринские. Как бы дико это ни звучало, но так оно, ничего поделать не могу.

- Зачем же ты согласилась на этот брак и мучаешься десять лет? - тягостно удивилась я. Мне стало очень жаль Таню.

- Мучений никаких нет, но вот Гришу я ввожу в заблуждение и трачу его жизненное время. Он-то любит меня и надеется, что скоро у нас родятся дети. А замуж вышла, потому что не смогла пойти против воли отца. Я папина дочь, и я очень любила отца, боготворила. Ослушаться его, расстроить, - это было немыслимо для меня.

- Средневековье какое-то, - печально пробормотала я.

Мне и в голову не приходило, что в семье Тани кипят нешуточные шекспировские страсти. Она всегда такая весёлая, активная, открытая... Никак её образ не вяжется с браком по принуждению.

- Два года назад папы не стало, - продолжала Таня. - Наверно, ты это помнишь?

- Да, помню, Таня, тебя не было в клинике почти два месяца.

- Всё верно. До сорока дней я была вообще никакая, и лишь потом немного пришла в себя.

- А чем я могу сейчас помочь, Таня?

- Вот к этому я и подвожу. Полгода назад я встретила одного человека... Он старше меня на десять лет, разведён. Работает в мэрии. Понимаешь, Вера, я только теперь узнала, что такое настоящая любовь, страсть... Когда вся жизнь, всё существование подчинено лишь мыслям о нём, мечтам, фантазиям. Есть только он, больше ничего и никого для меня нет. И Стас, мой возлюбленный, говорит, после развода думал, что больше никогда не женится, а сейчас только и мечтает о нашем воссоединении, о том, чтобы я принадлежала только ему, и навсегда.

- Так в чём же дело, Таня? Это легко решается.

Я честно не понимала суть проблемы. Мой личный опыт показывал, что такие дела решаются на раз-два, особенно, если нет детей.

Таня добавила нам чай, кинула в свою чашку две таблетки заменителя сахара, задумчиво помешивала ложечкой почти прозрачную жидкость. Таня всегда пила какой-то сложный белый чай.

Я, признаться, начала немного уставать от затягивающийся интриги, даже при всём своём хорошем отношении к Тане. Ведь женщинам свойственно любопытство, которое должно быть удовлетворено здесь и сейчас.

- Проблема в том, что уходя, папа взял с меня слово. И я пообещала ему, что сохраню нашу с Гришей семью. Не осуждай моего папу.

- И не думала осуждать. Чужая семья - потёмки.

- Да, - кивнула Таня. - Спасибо, Вера. С тобой так легко говорить, даже о сложном. Ты потрясающий человек. А папа просто был свято уверен в том, что лучшего мужа для меня и отца для моих детей, чем Гриша, не существует. Он желал мне добра и хотел уйти, будучи спокойным за меня. А теперь, получается, я должна нарушить обещание.

- Таня, но ты же не могла предположить...

- Конечно. Однако я не могу расстроить маму, которая присутствовала при разговоре с отцом.

- Таня, ну это бред какой-то! Прости, но ты же не рабыня и не крепостная! Есть твоя жизнь, твои чувства. Запасной жизни не будет, набело не перепишешь!

- Вот именно, Вера! Потому и нужно оставаться чистым перед памятью предков.

- Ну и ситуация... - я по-прежнему не могла отойти от шока, но главный сюрприз ждал меня впереди.

- Потому мне и нужна твоя помощь. Вера, ты уже два года одна, а тебе не восемнадцать. Конечно, по нашим временам, двадцать семь - это самый разгар молодости, но пора задумываться о семье, о продолжении...

- Каким образом моя задумчивость о семье и о продолжении способна помочь тебе, Таня?

- Очень даже может! Гриша - прекрасный человек, добрый, умный, работящий, заботливый, мечтает о детях. И верный до безобразия. Сам он мне никогда не изменит. Но надо, чтобы изменил именно он. А в идеале, чтобы ушёл от меня к другой. Тогда не придётся уличать его в измене и прилюдно полоскать грязное бельё. Уйдёт, и у меня будут руки развязаны.

Я молча смотрела на Таню, хлопая глазами. До меня, наконец, дошло, хоть мозг и отказывался принимать информацию в обработку.

- Таня, ты что, хочешь, чтобы Григорий изменил тебе со мной? И ушёл ко мне? - с трудом вымолвила я.

- Да, Вера! Я очень прошу тебя, не отказывайся!

Я с минуту молча смотрела на Таню, чувствуя, как во мне закипает гнев и ещё что-то тёмное, страшное. Такое, чего я сама боюсь. Нет, мне ничего не показалось и не послышалось, а Таня не шутит.

- Таня, ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к измене и предательству, - максимально спокойно и равнодушно заговорила я.

Отпила чай и не почувствовала вкус, только какую-то горькую жидкость во рту. Я всегда пью чёрный, с бергамотом, без сахара. Да, это он самый. Но мне настолько мерзко,что даже любимый чай приобрёл вкус мерзости.

- Вера, - Таня участливо и заботливо заглянула в мои глаза, и я вдруг всем существом ощутила на себе то, что называют поцелуем Иуды, хотя собеседница даже не прикоснулась ко мне. - Тебе плохо? Прости меня.

Вообще, Таня в моих проблемах не виновата. Просто разговор с ней всколыхнул во мне всю эту муть, поднял со дна давно забытый осадок.

- Нет, не плохо. Всё нормально, Таня. Продолжай.

- Я знаю, как ты относишься к этой теме. Помнишь, два года назад... Это был тяжёлый год для нас обеих. Я потеряла отца, а ты...

- ...а меня бросил Виталий. Всё верно.

Да, так и было. И не просто бросил, а полюбил другую. Нет, я не против, я всё понимаю. Я не киборг, и сама чувствовать способна, и чувства других понять могу. Любил-любил меня, а потом разлюбил и полюбил другую. Но почему было сразу не сообщить мне об этом? Не поставить перед фактом? Почему надо было унижать меня перманентной, непрекращающейся изменой в течение десяти месяцев? С новогоднего корпоратива, где Виталик полюбил другую впервые, аж до конца октября? Наверно, чувства проверяли, - ну мало ли, вдруг показалось? Вдруг не точно полюбил? Или недостаточно сильно полюбил?

Закончилось всё донельзя глупо и пошло: я раньше вернулась от тётушек, к которым уезжала на выходные. Брррр... Как вспомню... Сразу заплатила одному из соседей аванс. Сосед созвал бригаду страждущих, которые и вынесли кровать вместе с матрацем и постельным бельём на помойку. Заплатила бригаде остатки, а мужу велела выметаться. Сразу, не задерживаясь, не тратя лишних слов. Подробности его бурного романа узнала уже потом, позже. Разговорчивых доброхотов всегда хватает.

Потом был развод. К счастью, через ЗАГС, потому что делить нам оказалось нечего: мы жили в квартире, доставшейся мне от отца. Виталий просто перевёз остатки своих пожитков из моей квартиры в квартиру любимой. Повезло. Мой папа позаботился обо мне, хоть его и нет уже двадцать лет.

- Так вот, Вера, ты же сама говорила, что ненавидишь теперь всех мужчин, помнишь?

- Возможно, сказала под влиянием момента. То, что в моей жизни с тех пор нет мужчин, и я ни одному из них не готова довериться, не означает, что все мужчины достойны ненависти.

- А тут как раз случай хоть немного отыграться, Вера! Отомстить.

- Каким образом? - я опять отхлебнула глоток тёмной жижи, бывшей некогда моим любимым чаем.

- Тебе не обязательно соблазнять Гришу. Необязательно вступать с ним в связь. Я сказала, что это было бы идеально, но только если ты сама захотела бы этого. А так можно просто подставить его. Так, чтобы у меня были неопровержимые доказательства его неверности.

Итак, маски сброшены. Никогда ещё я не меняла отношение к человеку настолько быстро и настолько полярно. Тане удалось поставить рекорд.

- Поправь меня, если я ошибаюсь, Таня. Ты готова подставить человека, который, как ты говоришь, верный до безобразия и любит тебя? Просто взять и подставить, но ради высокой цели, - ради памяти об отце и о данном ему слове? То есть, ты хочешь и рыбку съесть, и кости сдать? Предать, совершить подлость, но белое пальто не испачкать?

- А что? - неожиданно холодно усмехнулась Таня. - В этой жизни каждый сам за себя и за свои принципы, Вера! Твой Виталик много жалел тебя? А ведь ты носилась с ним, как с писаной торбой, пылинки с него сдувала!

- Оттого, что я пойду на подлость, Таня, мне не полегчает. Скорее, наоборот.

- Вот потому я и надеялась, что Гриша тебе понравится, и не будет никакой подлости. Я же знаю тебя: ты очень добрая и очень честная. Вы с Гришей просто два сапога пара. Эх, ну ладно, - тяжело и протяжно вздохнула Таня. - Жаль, Вера.

- Где-то в логической цепочке твоих объяснений есть огромная нестыковка, Таня. Где-то неправда, я это понимаю, чувствую. Но мне копаться в ваших делах недосуг.

- Ладно, Вера, прости меня и забудь об этом разговоре.

Мне показалось, или в глазах Тани мелькнуло беспокойство? Даже страх?

- Обед скоро закончится, - продолжала она беззаботно и легко, как обычно. - Уверена, что ты никому ничего не скажешь, Вера. Сплетни - не твоя стихия.

- Можешь не беспокоиться, Таня. Ты прекрасно знаешь, что разговор останется между нами.

Поднявшись, Таня ополоснула свою чашку и поставила на сушилку.

- Пойду работать, Вера. Хороших тебе выходных.

- Взаимно, - задумчиво кивнула я, глядя в окно.

Да уж. И кому теперь верить после таких откровений?! Нет, мне просто необходимо сегодня уехать за город, к тётушкам.

* * * * * * * *

Тётя Рая и тётя Зоя - родные сёстры моего покойного отца. Мой папа женился поздно, в сорок восемь лет, после смерти бабушки. Не знаю, почему не женился раньше. Жену взял молодую, на двадцать лет моложе. Как итог: моя мама скрылась за линией горизонта с молодым полюбовником, когда мне было три года.

Отец сделал всё, чтобы лишить её родительских прав в отношении меня, да она особо и не противилась. Меня вырастили отец и его младшие сёстры, тётя Рая и тётя Зоя. Тётушки мои - близнецы, и человек посторонний никогда их не различит. Тётя Рая - вдова. Её покойный муж когда-то служил в опасной близости от вредных веществ, потому детей у пары не было. Тётя Зоя никогда не была замужем. Она старая девушка. Так её называет язвительная тётя Рая.

Папы не стало, когда мне было семь, - его сердце не выдержало всех жизненных перипетий. Потому можно смело сказать, что вырастили меня и дали мне путёвку в жизнь мои любимые тётушки. Я для них и сейчас маленькая девочка с веснушками и смешными косичками. Вот к моим любимкам и поеду сегодня же. Они будут счастливы, а я залижу невзначай открывшиеся раны.

Уже на выезде из города я поняла, что дачный сезон начался в полный рост: пробка была неимоверная. Ругая себя за то, что позвонила тётушкам заранее и предупредила о своём приезде, я отправила тёте Зое сообщение: «Не теряйте меня, стою в пробке на выезде из города. Буду как только, так сразу».

Ответ пришёл сию секунду: «Хорошо, Верочка, ждём! Целую!».

Ещё в начале сентября я подарила своим любимкам на их общий день рождения смартфоны, - не самые дорогие, но наиболее функциональные и современные. Принципиальная и верная себе тётя Рая, игнорируя чудеса прогресса, продолжала использовать смартфон так же, как до этого использовала древнюю «раскладушку» цвета розовый перламутр, - исключительно для звонков.

Для тёти Зои же мой подарок неожиданно открыл целый мир общения и получения самой различной информации. Тётя Зоя зарегистрировалась во всех социальных сетях, подписалась на все группы и каналы с садово-огородной тематикой, а также читала почти все литературные новинки. Я была очень рада, что хоть одной из тётушек подарок сослужил добрую службу.

На тётю Раю я никогда не обижаюсь, хоть она всегда была и остаётся очень суровой и колючей. Люблю её ничуть не меньше, чем мягкую и общительную тётю Зою. Судьба их обеих не слишком баловала, тут поневоле можно стать суровой и колючей. Вообще, тётушки, как многие близнецы, были словно двумя половинками одного человека, уравновешивали друг друга.

...Зачем сказала заранее, что приеду? Они же всё равно теперь будут напряжённо ждать, выходить к воротам и вглядываться в поселковую дорогу, проверять, не показалась ли на горизонте моя машина. И без предупреждения нельзя приезжать, - тогда станут переживать, что не подготовили достойную встречу. Объяснять, что я не почётный гость, а всего лишь их бестолковая племянница, - бесполезно.

Да ладно. Это я так, сама с собой для вида ворчу. А в самом деле безумно рада и счастлива, что в этом мире существуют целых два сердца, настолько бескорыстно и беззаветно любящих меня. И как же это приятно, - вырвавшись из бесконечной городской суеты и рутины, погрузиться в любовь и восхищение моих дорогих тётушек, почувствовать их заботу, которая предназначается именно для меня. Адресно, так сказать. Эта забота дарится мне целенаправленно, а не случайно и не мимоходом. Каждый человек в этом мире мечтает быть для кого-то самым любимым, самым нужным и самым дорогим. Можно отрицать это сколько угодно, но без любви и заботы жить невозможно.

Мне повезло: меня любят целых два чудесных человека. И я стараюсь платить им взаимностью. Стараюсь изо всех сил.

... Наконец движение начало потихоньку восстанавливаться, и вскоре я на приличной скорости гнала по трассе. Грешна, люблю быструю езду. Именно из-за этого пристрастия я едва не проскочила мимо чужой беды. Однако каким-то чудом успела заметить, что на одном из многочисленных отворотов с основной трассы столкнулись две легковушки: иномарка и старенькая «Лада».

Видимо, это случилось только-только, потому что пока остановился рядом лишь один автомобиль. Я видела, как серебристый внедорожник вывернул с полосы, ведущей в город, и остановился около пострадавших.

Один из двух автомобилей, «Солярис», был почти цел, только немного помято левое переднее крыло, и разбиты фары. Из «Соляриса» вышли молодой полноватый, стриженный под машинку мужчина и худенький мальчик лет десяти. Судя по их виду, они не пострадали. «Лада» же перевернулась, а в её салоне стояла нехорошая тишина.

Это я увидела, когда остановилась на обочине рядом с серебристым внедорожником. Из внедорожника вышел среднего роста темноволосый мужчина лет тридцати. Он тут же заспешил к «Ладе», на ходу набирая в смартфоне какой-то номер.

- Вы в порядке? - всё так же на ходу спросил темноволосый у мужчины и мальчика, выбравшихся из «Соляриса». - Голова? Живот? Спина? Руки-ноги?

- Всё хорошо, - растерянно ответил мужчина. - А вот в «Ладе», похоже, дела обстоят хуже.

- Да я уж понял, чудес не жду, - темноволосый подошёл к перевёрнутой машине, заглянул в разбитое окно.

- Бак не пробит, вроде, - это сказал водитель «Соляриса», подошедший следом.

- Тут у нас парень без сознания, совсем молодой, лет шестнадцать. Один. Мне бы осмотреть его. Давай попробуем аккуратно открыть двери? - темноволосый заглянул в лицо того, что из «Соляриса».

- А ты врач что ли?

- Да, причём, работаю в медицине катастроф. Но сейчас я в отпуске. К другу ездил в соседний город. Григорий, - и он протянул руку для пожатия.

- Николай, - водитель «Соляриса» крепко пожал протянутую руку. - Повезло, что ты врач.

И тут они оба заметили меня. Я топталась рядом, стоя за их спинами и пытаясь через плечо темноволосого Григория заглянуть в «Ладу». Рядом со мной стоял мальчик. Судя по всему, сын Николая.

- Принесите что-нибудь, из чего можно сделать валик и положить под голову пострадавшего, - вновь повернувшись к перевёрнутой машине, сказал Григорий. - И возьмите на себя ребёнка. Здесь опасно, машины на скорости несутся мимо.

Это было сказано мне. Взяв мальчика за руку, я быстро пошла к своей машине, и вскоре мы вернулись с моей футболкой, которую я скрутила в тугой валик. Футболка была старая, но чистая. Лежала в машине, завёрнутая в пакет, ждала того часа, когда станет тряпкой. Но стала валиком. Неплохое завершение карьеры, я считаю. Не бесславное.

Григорию и Николаю удалось открыть дверцу пострадавшей машины, и теперь они аккуратно укладывали на землю парня. Лицо его было мертвенно-бледным, а из бедра сочилась кровь.

Григорий тихо и витиевато выругался. Я поняла, что дело плохо. Очевидно, задета артерия, а это значит, что на счету каждая секунда. Григорий молнией метнулся к своему внедорожнику и вернулся с каким-то чемоданом. Начал быстро накладывать жгут. Николай помогал ему.

Мальчик, которого я всё ещё держала за руку, вдруг странно охнул и согнулся пополам. Его тошнило.

- Пойдём отсюда, - я повела его к своей машине. - Я тебе воды дам. Тебя как зовут?

- Боря, - отдышавшись, ответил мальчик, послушно шагая за мной следом. - У меня нет сотрясения, вы не думайте! Просто столько крови никогда не видел.

Пока Боря жадно пил воду, стоя у моей машины, мы с ним заметили, как одновременно подъезжают машины ДПС и медицины катастроф.

В это время у Бори зазвонил телефон. Мальчик посмотрел на дисплей, на лице было написано искреннее страдание.

- Что случилось, Боря? Почему не отвечаешь?

- Мама звонит. А она... Сестрёнка у меня родится скоро. Мы все очень долго её ждали, мама лечилась. Маму нельзя расстраивать, волновать и пугать. Я даже учиться стал только на пять и четыре, чтобы маму не расстраивать. Что теперь делать?

- А вы откуда едете? И куда? Домой?

- Мы с папой ездили в дачный кооператив, проверить наш домик, как там он после зимы. Сейчас домой едем. Ехали. Мама, видимо, папе позвонила, и он трубку не взял. С ним полицейские разговаривают.

- Для начала надо маме всё-таки ответить, потому что вы оба с папой не берёте трубку, а так мама станет волноваться ещё сильнее. Я права?

- Да, - кивнул Боря, преданно глядя на меня круглыми карими глазами.

- Боря, ты слышал когда-нибудь о том, что существует ложь во спасение?

- То есть, вы разрешаете мне сказать маме неправду, чтобы успокоить её?

Ушлый какой! Ловко на меня стрелки перевёл! Определённо, я приходила от этого ребёнка всё в больший восторг. Этак о собственных детях начнёт мечтаться, Вера! Осторожнее.

- Разрешаю. А потом, когда вы приедете домой, и мама увидит вас живыми и невредимыми, папа осторожно расскажет маме обо всём сам. Предоставь это папе, хорошо?

- Хорошо, - серьёзно согласился Боря.

В этот момент его телефон вновь зазвонил. Видимо, мама Бори, в очередной раз не дозвонившись до мужа, вновь набрала номер сына.

Пока Боря разговаривал, бодро рассказывая о том, как на обратном пути пробило колесо, и папа ставит запаску, я посмотрела в сторону перевёрнутой машины.

Пострадавшего, видимо, быстро увезли, потому что скорая пропала, остались только машины ДПС и страховой компании. Последняя машина прибыла позже остальных.

Николай выглядел достаточно бодро. Значит, всё нормально. Когда они с Григорием доставали парня из перевёртыша, Николай говорил, что ничего не нарушал, это молодой вылетел на встречку. А ещё Григорий говорил, что от пострадавшего чувствуется сильный запах алкоголя.

Что-то я не на шутку распереживалась за Николая, Борю, маму в положении и сестрёнку, которая должна скоро появиться на свет.

Вскоре автомобиль Николая и Бори увезли на эвакуаторе, следом уехали сотрудники ДПС и представители страховой компании. Мы с Борей сидели на каком-то бревне, случайно оказавшемся в траве у обочины.

Николай и Григорий подошли к нам.

- Всё хорошо? - спросила я у них обоих.

Вопрос был к каждому отдельный, и оба поняли.

- Жить будет, - махнул рукой Григорий. - Но придётся отвечать перед законом и ему, и его родителям.

Я перевела взгляд на Николая.

- Тоже всё хорошо, - отчитался он, широко улыбнувшись, взлохматил большой ладонью короткий ёжик волос, потёр лицо. - Видеокамеры полностью зафиксировали момент аварии. Домой сейчас поедем, Григорий нас обещал подбросить.

- Вот и ладно, отлично, - пробормотала я, вставая.

Пора в путь-дорогу. Тётушки, наверно, уже в полном расстройстве.

- Я сказал маме, что у нас колесо пробило, и ты запаску меняешь, потому трубку не берёшь, - сообщил Боря отцу.

- Молодец, бро, дай пять! - Николай протянул сыну руку, и тот изо всех сил хлопнул ладонью в ответ.

- Вера сказала, что ты сам должен всё объяснить маме.

- Вера? - не понял Николай.

- Вера - это я. А теперь мне пора, меня ждут. До свидания! - я быстро пошла к своей машине.

- Спасибо!

Это мне вслед донеслись сразу три голоса.

- Не за что! - махнула я рукой.

... Устраиваясь в машине, я видела, как трое моих случайных знакомых направились к серебристому внедорожнику. Но потом что-то пошло не так. И я поняла, что машина не заводится, потому что Григорий и Николай, покинув салон, открыли капот и застыли в задумчивости.

Ясно. Тяжело вздохнув, я вновь вылезла из машины. И Николай, и Григорий разговаривали по телефонам.

- Папа такси вызывает, - сообщил мне Боря. - Нам надо к маме быстрее, а у дяди Григория что-то с машиной. Дядя Григорий вызывает эвакуатор.

Вроде, всё правильно и нормально, и надо бы уже продолжить путь, но я не могла уехать, не дождавшись, пока ситуация не будет полностью исчерпана.

Минут через десять Николай и Боря, тепло попрощавшись с нами, уехали на такси.

- Что делать будете? - спросила я у Григория.

Я вдруг заметила, какой у него усталый вид. Лицо почти серое, под тёмными глазами тени. Вроде, говорил, что в отпуске. Совсем не похож на отпускного. Видимо, дорога и оказание первой помощи тому парню так вымотали его.

- Дождусь эвакуатор, а потом тоже такси вызову. Вы ведь не в город? В обратную сторону?

- Да, я в посёлок. Тут рядом, несколько километров осталось, да всё никак, - улыбнулась я.

Вообще-то я редко улыбаюсь мужчинам с некоторых пор, особенно, молодым. Даже с клиентами клиники максимально вежлива, но редко улыбаюсь им.

- У тебя сигарет нет случайно? - с надеждой спросил Григорий.

- Нет, - пришлось разочаровать его.

- Чёрт меня дёрнул бросить, - пробормотал он. Но потом взбодрился: - О, вот и эвакуатор.

Внедорожник увезли в сервис, с которым Григорий заранее созвонился. Ну всё. Сейчас он дождётся такси, уедет, и я перестану чувствовать ответственность за логическое завершение ситуации. Наконец-то.

Григорий достал из кармана тёмных джинсов телефон, попытался набрать номер, но аппарат, издав характерный писк, выключился. Разрядился. В принципе, ничего из ряда вон выходящего в данной ситуации не было, ведь мой телефон жив. Но видимо, именно эта ситуация стала пресловутой последней каплей.

В сердцах швырнув смартфон в пыль, Григорий сел прямо на землю, вцепился длинными пальцами в тёмные волосы и захохотал.

- Блинский блин! - сказал он сквозь хохот. - Этот дурацкий длинный день закончится когда-нибудь? И вся эта грёбаная ерунда, которая происходит?!