Тайна крымской бухты

Шли нулевые. Тяжелое время для моей семьи. Я как раз окончила девятый и поступила в техникум. Маме было сложнее всех: с моим поступлением учеба стала более затратна, нежели раньше. А она не так уж много зарабатывала, будучи санитаркой. Отец тогда не жил с нами и не помогал. И вот, кое-как дотянув до лета, и дождавшись каникул, я с головой нырнула в эту веселую пору года, вздохнув с облегчением, что больше не надо учиться до самой осени. День и ночь я моталась со своей завзятой компанией по дворам, влезала в глупые подростковые разборки и ходила на дискотеки. И мамино долгожданное спокойствие частично обломилось из-за моих похождений, требований обновок и денег на карман.

Чтобы немного облегчить жизнь моей матери — и в финансовом плане, и в моральном, моя дорогая крестная, (она же троюродная тетка), забирала меня в последние годы куда-нибудь на лето. На этот раз тетя Рая предложила отдохнуть в Крыму с ее семьей. Для меня это было уже второй поездкой на черноморское побережье, и я сразу же радостно закивала в предвкушении чего-то незабываемого. В первый раз, услышав такое предложение в свои четырнадцать, в силу вредности чрезмерной я немного поломалась для приличия, а потом, конечно, согласилась и пробыла на полуострове целый месяц.

Вообще-то до того первого раза мне уже приходилось отдыхать на море. На Азовском, и очень давно. И, не смотря на эту давность, я навсегда запомнила людные пляжи с вкусными лакомствами и развлечениями, ласковые волны и теплый песок. И то, как я носилась вдоль берега бестолковым двухлетним ребенком, а мама грозила мне и причитала: «Осторожнее, иначе упадешь в воду и утонешь!» Я побаивалась воды, поэтому заходила в нее только с мамой. И однажды все-таки шмякнулась у линии прибоя носом в мокрый песок и долго истошно вопила с перепугу, когда меня задел прибой: «Утону-ула!»

Не смотря на такие мелочи, — а их было предостаточно, так как я представлялась всем одним ходячим несчастьем и «горем луковым», — у меня остались самые положительные и незабываемые воспоминания о том отдыхе. И я справедливо ожидала того же от своей первой поездки в Крым.

Однако, едва попав на полуостров в столь юные годы, я жутко разочаровалась в своих ожиданиях: весь пляж вместо мягкого теплого песочка был устлан галькой, раскаленной от жаркого солнца! Булыжники встречались порой с добрый мужицкий кулак, и ходить по ним, особенно с непривычки, было просто невозможно! Помнится, пока я добрела до воды, спотыкаясь в своих вьетнамках о гальку, больно ударяясь об нее пальцами ног, у меня раз десять возникало желание упасть и заплакать. Только вот падать на эти булыжники совсем не хотелось — стало бы еще больнее.

Дочь моей крестной и по совместительству моя сестра Вика, которая старше меня на три года, шагала по гальке куда ловчее меня. Еще бы! Она приезжала на этот пляж каждое лето и была уже опытным дикарем.

А еще в тот раз я порядком потрепала нервы взрослым. На всех фотографиях с той первой поездки в Крым я кислая, как недозревший крымский виноград, который мы с сестрой умудрялись таскать с местных виноградников.

Помню, как мы отправились в горы, чтобы посмотреть на красивейшее озеро, а нас обогнала группа конных туристов. Мы спросили у гида стоимость такой прогулки, и она оказалась вполне приемлемой. Мне же дали с собой в поездку немного денег бабушка с дедушкой, и я вполне могла позаимствовать из этой суммы на то, чтобы исполнить одну из своих заветных мечт — покататься на лошади. Я едва ли не закатила истерику по этому поводу, ведь безумно любила лошадей, и, понимая, что можно было бы тоже присоединиться к такой группе, очень расстроилась. (Кстати, я все-таки осуществила эту мечту годом позже во время масленичных гуляний). Но в то время я была настырным подростком и думала только о себе и своих желаниях, и мне было все равно, хочет ли этого кто-то еще...

Или другой случай, когда мы ходили на экскурсию в старинный грот, а рядом были аттракционы. «Нет, — сказал мне в тот раз дядя Витя, муж моей крестной, — даже не думай о тарзанке! Прыжок с нее будет на глубине, а ты плоховато плаваешь. Спасжилет может расстегнуться и слететь, и тогда мы тебя не отыщем в пучине морской...»

Я злилась. Так же, как и тогда, когда мы проходили по горной тропе, любуясь на пляж с чистым мягким песочком. Нашу бухту с галькой и эту, песчаную, разделял всего лишь широкий мыс, но разница была колоссальной! «Хочешь на платный пляж? — подкалывал меня дядька. — Тогда тебе придется переселиться в один из во-о-он тех гостиничных домиков. Сможешь оплатить себе такое жилье?» Я лишь обиженно фыркала на его слова и шагала дальше, изнемогая от палящего зноя.

На этот же раз я была старше и хорошо представляла и понимала, что меня ждет. Вначале — разбивание палаток, затем — выпутывание колючих морских ершей, коварных скорпен и воинственных крабов из сетей, (а что, хочешь вкусной пищи, прилагай усилия!), чистка и потрошение рыбы, готовка, драение котелков после, а также — постоянная экономия пресной воды и долгие изнуряющие походы в горы. «Но, может быть, — думала я, — мне не нравилось это в четырнадцать, а в шестнадцать все будет иначе?»

Действительно, все было иначе. Ведь раньше я была совсем еще ребенком, теперь же превратилась в юную девушку, которая не капризничала по пустякам. Зато я даже и представить себе не могла, какой странный случай ожидал меня в этой поездке...

Июльское море встречало нас легким утренним бризом.

Я с жадностью вдохнула соленый воздух: «Море, как я за тобой скучила! Я — в твои объятия, обними же меня скорее...»

Путь через гальку оказался вполне преодолим. И плавала я уже лучше, чем два года назад. И не пищала от прохладной воды.

Вдоволь накупавшись, мы взялись за палатки. Нас было четверо — тетя с дядей, и мы с сестрой. Палаток — две. Между ними мы растянули тент из белой парусины. Дядя Витя снял с багажника байдарку и принялся ввинчивать самодельный парус: он, отъявленный байдарочник, не расставался со своей речной лодкой даже на море и придумал гонять ее под парусами! На ней мы ходили далеко за буйки расставлять, проверять и вынимать сети, или отправлялись в бесцельные путешествия, садясь на весла по очереди. Одного я терпеть не могла. Иногда дядя Витя снимал парус, усаживал нас всех в байдарку, отчаливал подальше от берега, а потом резко переворачивал эту посудину. Хотя на мне и был спасжилет, в такие мгновения я испытывала настоящий шок. Особенно, если оказывалась накрытой лодкой. Тогда я чувствовала себя так, как будто у меня начинался приступ клаустрофобии. Я по-прежнему боялась воды. Не меньше, чем в свои два года, носясь по берегу Азовского моря. Для моего дядьки же это было всего лишь невинным развлечением.

Мы с Викой, как и раньше, поселились в одной палатке. Не то, чтобы выбора не было — еще салон автомобиля, припаркованного повыше на грунтовке, оставался пустым, и по желанию можно было кому-то занять его. Просто для нас это было в радость. Мы дружны с детства. У Вики — добрый, отходчивый характер, с ней интересно поболтать на разные темы, (например, о парнях и об отношениях с ними). Тем более она старше, и мне было приятно, что со мной общается кто-то взрослее меня.

Наша двускатная палатка была уютной и большой. В ней легко помещались два односпальных надувных матраса, а по бокам еще оставалось место для разных вещей. Эту палатку немного «доработал» дядя Витя, приклеив карманы примерно посередине боковых стенок, так, что можно было дотягиваться до них рукой даже в лежачем положении, совать туда разные мелочи, будь то крема в узких тюбиках, заколки, расчески и тому подобное. Вика взяла с собой свой первый мобильный телефон с черно-белым еще дисплеем, огромными кнопками, графическими изображениями и странно звучавшими с непривычки мелодиями, и тоже хранила его в таком кармане. А на ночь мы зашнуровывали наш вход, чтобы ничего не мешало нам спать.

Иногда по утрам нас будили чайки, долбя мощными клювами нашу палатку сверху, или где-нибудь сбоку. Но это нас никогда не пугало, наоборот забавляло их наглое поведение. И всегда просачивались первые лучи солнца в пленочное окошко над входом. Для нас это было условным сигналом, оповещающим, что наступило утро и пора вставать.

А еще в разгар сезона пляж был полон таких же дикарей, как и мы. Они селились немного поодаль, соблюдая дистанцию, но, бывало, приходили в гости со своей выпивкой и закуской. Кого-то из отдыхающих мои тетушка с дядюшкой знали уже не первый год и охотно устраивали с ними посиделки. В такие минуты мы с сестрой могли делать все, что захотим, и никто нас не строил. И это нам нравилось.

Особенно часто заглядывала к нам молодая белорусская семья — муж, жена и мальчик лет четырех. Глава семьи был заядлым парапланеристом и приехал в горы именно из-за этого своего увлечения. Каждый день он брал свой параплан и вместе с терпеливой супругой и малышом шел к мысу нашей бухты. Вот оттуда он и совершал свои полеты, которые снимались на камеру его женой.

Помню, как в один прекрасный вечер к нам прибежала напуганная жена спортсмена-любителя, умоляя о помощи. Ее супруг, как обычно, парил над водой, прицеливаясь опуститься на берег, но не смог сладить с сильным порывом ветра, который отнес его далеко в горы. Там он неудачно приземлился прямо на дерево, и она не знала, все ли с ним в порядке, и как его спасти.

На помощь молодому пилоту отправились и дядя Витя, и тетя Рая, и еще несколько палаточников. И, хотя, нам тоже очень хотелось увидеть операцию по спасению нашего знакомца, нас оставили стеречь имущество, так как прятать самое ценное от возможных мародеров не было времени.

Закончилось это хорошо, ведь пилот остался жив, обойдясь царапинами и синяками.

За этот месяц мы с сестрой успели здорово загореть и подтянуться, накупаться и насытиться дарами моря. Наш отдых захватывал часть августа. Вот этого я не любила...

Море в августе напоминало мне внезапно наступившую осень. Почему-то меня охватывала грусть, и я ничего не могла с этим поделать. В августе всегда происходила резкая смена погоды: море делалось холодным, и его начинало штормить. И я его просто не узнавала! Бывало, несешься к нему с распростертыми объятиями, а оно тебя с силой отталкивает, и ты, не удержавшись на ногах, падаешь, обдирая коленки о гальку и набивая себе синяки. Когда на море сильные волны, уже невозможно купаться без спасательного жилета. Без него мог только дядя Витя — он ничего не боялся и чувствовал себя в воде, как рыба в своей стихии.

И вот, как я и ожидала, в первые дни августа погода сильно испортилась. Соседи-палаточники начали разъезжаться, покидая некогда густозаселенный пляж. Ночи стали прохладными настолько, что мы с сестрой повлезали в кофты и не вылезали из них до самого полудня, вскоре снова кутаясь в теплую одежду. Было некомфортно. И ночью море не утихало. Из-за сильного прибоя нам даже пришлось перенести палатки чуть подальше от него — колышки у входа начинало подмывать водой.

Засобирались домой и наши приятели белорусы, сказав, что оставаться в такую непогодь не хотят.

— Ну, вы чего, ребят, — из последних сил пытался уговорить их остаться наш дядя Витя во время последних посиделок. — Еще обязательно распогодится!

— Нет-нет, мы уже оставались тут в прошлом году, — призналась терпеливая супруга парапланериста Катя, — но нам не понравилось. Нашему сынульке постоянно какие-то кошмары снились, особенно в сильный шторм. Он потом вообще спать не мог, даже, когда мы домой возвратились. И нам с мужем приходилось потом к невропатологу обращаться по поводу ночных истерик Данечки! Так что, не уговаривайте — не останемся...

— Ох уж эти белорусы... — ворчал потом мой дядька. — Нежность телячья! Кошмары им снятся. Домой они захотели... Да мы вообще в прошлом году только в сентябре сюда приехали и пробыли до октября — и ничего!

Конечно, по климату наша бухта напоминала субтропики. И если происходили какие-то изменения погоды, то ненадолго. Но многих пугали такие временные изменения, и они, думая, что это уже до следующего сезона, садились на чемоданы...

А однажды море совсем сошло с ума!

Мы не купались уже третий день, прислушиваясь по ночам к беснующейся стихии. Периодически срывался дождь. Зато дяде Вите все было нипочем: он купался в любую погоду.

В бухте оставалось лишь несколько палаток, и то все они были разбросаны друг от друга на значительном расстоянии. Одна только наша «резиденция» выделялась теперь на этом пляже, ведь мы занимали достаточно большой его кусок.

В эту ночь начался сильный ливень, переросший в настоящее светопреставление с грозой и бешеными волнами. Мы с сестрой как можно туже зашнуровали нашу «дверь» и улеглись спать. И все же частые молнии, освещающие небо и море, были видны в крохотное окошко.

Не спалось. Мы с Викой прислушивались к тому, что творилось там, за стенками нашей палатки, и нам обеим было страшновато — вдруг нас опять подмоет. На этот раз действительно был такой риск. Стук перекатывающейся в воде гальки, казалось, становился все ближе и ближе к нам.

— Вик, а если палатку подмоет, нас унесет в море? — спросила я обеспокоенно.

— Не говори глупостей, такого не случится! — ответила она. — Если б все было так страшно, нас бы давно уже отсюда увезли. Вчера мама слушала прогноз погоды по радио, сказала, что через день-два все устаканится и снова будет тепло.

Я задумалась об этом и незаметно для самой себя задремала.

Вдруг что-то заставило меня проснуться. Я открыла глаза и с большим трудом стала всматриваться в кромешную тьму. При первом же ударе молнии я смогла разглядеть какой-то силуэт над собой.

— Вик, ты чего? — спросила я. — Нас снова подмыло?!

Ответа не последовало, а силуэт так и продолжал стоять у самого входа. При этом палатка была по-прежнему зашнурована, иначе мне было бы видно отблески молний полностью, а я видела их только в окошко.

Тут я откинула руку в сторону и с ужасом обнаружила, что Вика лежит рядом со мной!

Меня охватил дикий страх, и я почувствовала, как от этого тело мое стало совершенно непослушным. Мне захотелось вскочить, разбудить сестру, но у меня ничего не получалось...

— Вика... — только и выдавила я.

— Я не знаю, кто это... — ответила она не менее испуганно. И я поняла, что сестра тоже не спит и тоже это видит! Она же шепотом добавила: — Я... не могу подняться...

В следующий миг я почувствовала, как на мои ноги упало несколько холодных капель. От этого стало еще жутче. И тут наша палатка заходила из стороны в сторону, словно при землетрясении! Секунда такой тряски — и я догадалась, что нас необратимо утягивает в море...

Какое-то время я вообще ничего не соображала, онемев от страха. Потом вода стала заполнять нашу палатку, вытесняя последний воздух. Мы с сестрой барахтались в ней, как два слепых котенка в ведре, когда их пытаются утопить, и я чувствовала, что нас относит далеко в море и, что мы погружаемся на дно. Как будто бы видела все это со стороны...

Наш «дом» теперь лишь слегка покачивало. И вот мы обе уперлись в его «потолок», жадно захватывая ртами оставшийся воздух.

— Вика! — выдавила я дрожащим голосом. — Это — конец...

Вика ничего не успела ответить потому, что кто-то разрезал палатку ножом, полоснув им от самой крыши, и на нас сверху хлынула бурным потоком вода, моментально забрав последний кислород. Все, что я запомнила перед тем, как отключиться, были силуэт какого-то человека, плохо просматривающийся сквозь толщу мутной воды, и бивший откуда-то рассеянный свет...

***