Тайна Кукурузы

Я сидел за рабочим столом и битый час разглядывал нервную ткань мышей, уткнувшись в экран огромного электронного микроскопа. Солнце ярко освещало белый стол и нагревало черный металлический фокусный винт, который я безустанно крутил. Приходилось настраивать вручную, так как автофокус сломался в прошлом месяце, а я никак не мог отдать единственный микроскоп в ремонт. На чем тогда буду работать? Я не могу остановить исследование даже на сутки! Через две недели надо предоставить отчет, а у нас до сих пор нет ни одной рабочей модели.

Солнечные зайчики раздражающе отскакивали от стеклянных пробирок мне в лицо. Рядом с микроскопом стояла литровая колба, наполненная до краев водным экстрактом кукурузных рыльцев, а через неё радугой преломлялся свет.

В научно-исследовательском институте было тихо — все ушли обедать. Едва слышно посапывала моя ассистентка Илона: она спала, лежа щекой на рабочем столе, прямо на бумагах с расчетами. Копна черных волос закрывала её смуглое круглое лицо, измученное недосыпом и преподавательскими переработками. При первом взгляде не подумаешь, что она уважаемый доцент и любимица студентов.

В открытое окно ворвался свежий апрельский ветер. Он ласково колыхнул мои отросшие волосы, свисающие сальными сосульками. С улицы доносился детский смех, шум города, запах первых весенних костров — за окном кипела жизнь. Я отвлёкся от микроскопа и пошел закрыть окно, но застыл, потянувшись за ручкой... Меня внезапно накрыла волна отчаяния. Грудь сдавило ремнями паники, руки затряслись, а зубы крепко сжались. Я начал глубоко дышать и медленно размышлять:

«Надо успокоиться. Это лишь эмоции. Что меня беспокоит? Неудача? Если бы я боялся неудач, то никогда бы не стал ученым. И это не гордость, нет. Сколько раз мне не верили! Сколько раз коллеги, руководители и начальники смеялись над моими идеями, но я всё равно шел вперед.»

Но страх лишь разрастался и крепчал, наполняя меня, как бездонную бочку.

«Ну что ты устроил?! Хватит! Надо работать!»

Злость бушевала в груди, раскочегарив сердце до бешеного ритма: хотелось разнести всю лабораторию. Казалось, что рассудок покинул меня. Сжав кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони, я громко стукнул по подоконнику.

— Доктор Моис, что такое? — встревоженно спросила Илона, приподняв голову. К ее щеке прилип лист с отчетом.

— Все нормально, отдыхай, — сказал я как можно четче и жизнерадостнее.

И тут меня осенило! Я понял, в чем причина моих чувств:

«Опять! Это случилось опять! Новая комбинация не сработала. Мы получили препарат со стопроцентной летальностью: минус десять драгоценных мышей за пять минут.

Наверное, я поставил слишком высокую планку. У меня осталось всего два месяца... Мы и так круглосуточно работаем, пытаясь вырастить миелиновую оболочку. Но всё мимо. Всё! Ни одна теория не подтвердилась, опыты проваливались — многолетнее исследование зашло в тупик. Самое смешное, что до сегодняшнего утра я не замечал всего этого, я настойчиво шел вперед. Как же я ошибался. Природа оказалась неподвластна мне... Кто я такой, чтобы тягаться с миллионами лет эволюции? Обычный человечишка, ограниченный своими биохимическими и физическими процессами...»

Стало противно от себя, от работы, от всей своей пустой жизни... Я никогда не испытывал такого отвращения.

Мне захотелось сбежать из лаборатории. Я спустился в раздевалку, скинул длинный белый халат в «грязную» корзину, переоделся в давно нестиранный свитер и пошел прочь из НИИ.

Весна во всю ликовала и цвела. Снег растаял даже в тени зданий, а на клумбах пестрели нежные лютики и нарциссы. Но я не смотрел на цветы, не видел чистого лазурного неба и даже не понимал, куда меня несут ноги. Всего меня поглотило жгучее и горькое разочарование. Мысли в голове рассыпались словно бусины из порванной нити:

«Как создать миелин? Почему процесс невозможен? Почему всё становится только хуже? Это какой-то порочный круг: мыши умирают, нервные клетки гибнут, остатки миелина раскручиваются. А я... А я полный осел. Не могу разгадать эту загадку! И вряд ли разгадаю...»

Неожиданно я вышел на набережную. Передо мной открылся красивый вид: бесконечное небо, аллея, залитая светом, люди, наслаждающиеся воскресеньем и весной.

Широкая мутная зеленая река сильно поднялась, затопив берега с ивняком, в небе летали беспокойные речные чайки, а на парапете сидели грязные воробьи, весело чирикая между собой. Солнце ярко светило. С реки доносился свежий ветер.

Я глубоко выдохнул, сел на ближайшую скамейку, прикрыл уставшие глаза и начал проваливаться в сон.

— Извините, можно я присяду? — раздался мелодичный женский голос.

От неожиданности я вздрогнул и открыл глаза. Передо мной стояла девушка, заслоняя собой солнце.

— Просто там всё занято, я подумала...

— Садитесь, что спрашиваете, — недружелюбно сказал я, надеясь, что она уйдет.

Девушка молча села на другой конец скамьи и достала карманный сборник молитв Всематери (я знал эту маленькую зеленую книжку, потому что у Илоны был такой, она часто обращалась к его текстам).

Мне показалось, что ко мне присела студентка, работающая по ночам на каком-нибудь предприятии. Вид у нее был старомодный, неопрятный. Ветер трепал пшеничные волосы, причудливым образом собранные на затылке. Бледное лицо выглядело измученным, а под тусклыми глазами чернели следы бессонных ночей.

Я попытался отвлечься от нее, рассматривал чаек и воробьев, но снова и снова возвращался к ее фигуре. Почему-то меня интересовали ее ботинки со сбитыми носами, подол пыльного синего платья, заношенное мужское пальто старого кроя. Что-то тянуло меня к ней, хотелось завести разговор.

Вдруг девушка резко убрала книгу в сторону и достала из сумки прозрачный пакетик с семечками и крошками. Она набрала горсть и широким жестом кинула смесь подле скамьи. Все воробьи и голуби, находившиеся поблизости, слетелись к нам. Птицы жадно клевали еду, постоянно чирикая и крича друг на друга. Наглые жирные голуби отгоняли слабых, а мелкие воробьи сновали туда-сюда, склёвывая остатки. Девушка улыбалась, будто первый раз видела, как птицы едят. Я был в полном замешательстве.

— Птицы вам не по душе. Почему? — спросила она, подкидывая крошки.

— Не понимаю, зачем их кормить, — огрызнулся я.

Она замолчала, но улыбка никуда не делась. Я встал и собрался уходить, но девушка развернулась ко мне всем телом и проговорила:

— Иногда самая маленькая и незначительная деталь может всё изменить. Я всегда стараюсь заглянуть с другого конца и узнать, что скрывают мои предрассудки.

— К чему это вы?..

И тут я внезапно застыл на месте с открытым ртом. Голуби, воробьи, хлеб, «с другого конца». Я всё понял!

— Крошки — это фермент, запускающий синтез миелина. А голуби — иммунная система. Голуби съедают фермент, и поэтому он не доходит до клетки, до воробьев! Вот почему не получалось! «Другой конец»... «Другой конец»... Что если не помещать фермент в организм, а запрограммировать вирус? Через кровь вирус попадёт в клетки, даст программу рибосоме, и начнётся правильный синтез! Я покажу организму, что надо делать! — выпалил я, обхватив голову руками. — Это должно сработать. Это точно сработает!

Я сорвался с места и побежал в лабораторию. Солнце слепило мои глаза, ноги попадали во все лужи на пути, а люди, идущие навстречу, врезались в меня. Но я не сбавлял темпа, наоборот! С каждым новым толчком я бежал всё быстрее и быстрее.

Я влетел на пятый этаж института, не замечая под собой ступеней. Тяжело дыша, забежал в лабораторию.

— Илона! Готовь компьютер! Илона! — закричал я, кое-как дыша. — Ты где?!

Из-за непрозрачной ширмы выглянула Илона. На ее помятом лице застыло недоумение.

— Илона, быстро! Включи компьютер! Живее! — возбужденно протараторил я и побежал переодеваться.

Через несколько минут, облаченный в чужой бесформенный халат, я уселся за стол. Под руку мне попался лист с лекцией Илоны, и я начал рисовать схему, быстро выстраивая цепочку, которая была готова в моей голове.

«Берем ретровирус. К его оболочке присоединяем рецепторы к шванновской клетке, а к РНК цепляем цепь нуклеотидов для синтеза фермента. Ретровирус готов.

Ретровирус помещаем в кровь через инъекцию. → Вирус цепляется к шванновской клетке с помощью рецепторов и проникает внутрь. → Вирус интегрирует свою РНК в рибосому шванновской клетки. → Рибосома синтезирует фермент. → Фермент запускает процесс образования миелина. → Миелин слоями накручивается на аксон. → Участок нерва с новой оболочкой. → Нерв снова функционирует!»

По готовой схеме я создал модель эксперимента. Программа быстро посчитала количество нужны вирусных частиц: тридцать три вируса на один грамм веса испытуемого организма.

Запустили модель. Компьютер загудел кулерами и начал проводить расчеты, не сбавляя обороты.

Илона все это время молча сидела рядом со мной. Она внимательно следила за тем, что я делаю.

Через полчаса компьютер выдал результат: «позитивный процесс». Сработало! Миелин навертелся вокруг голого аксона, и электрический импульс побежал дальше по волокну.

Илона вскочила с места. Ее лицо засияло улыбкой, полной восторга:

— Доктор Моис! Модель работает! Наконец-то!

— Готовь запрос на подготовку ретровирусов, пусть инженеры сделают всё по модели, — воодушевленно скомандовал я. — А я займусь мышью. У нас же осталась безмиелиновая самка, верно?

— Мышь? Может быть, сначала проверим на культуре клеток? Если что-то пойдет не так, то опыт опять провалится. А мышей больше нет! Слышали бы вы, как генетики ругают нас за «непомерные аппетиты» на драгоценный материал. Они уже замучились выводить для нас мышей с миелином в мозге, но без миелина на периферии. Кстати, через две недели новых мышат привезут. Давайте перенесём опыт.

— У нас нет времени ждать. Надо сейчас! — я хотел как можно быстрее проверить новую модель. Я понимал, верил, предчувствовал, что стою на пороге важного научного открытия.

Илона скинула новую модель в облачное хранилище и убежала в соседнее крыло. Я ушел в «мышиную» комнатку, где целую стену занимали прозрачные пластиковые клетки-контейнеры. Быстро пробежавшись глазами по пустым жилищам, я нашел нужный, вытащил зверька и начал осматривать. Вдруг что-то кольнуло меня... Впервые я смотрел на мышь не как на расходный материал, а как на живое существо. Ее белая шерсть блестела в свете диодных ламп. Яркие блики подсвечивали красные глаза, обнажая розовую радужку. Такая крошечная и беззащитная, она лежала у меня в ладони на боку, бесконечно содрогаясь и беспомощно вертя головой. Мне её стало невероятно жаль. Всем сердцем захотелось, чтобы мышь начала двигаться, бегать, жить счастливую мышиную жизнь. На минуту я даже забыл, что стоит на кону эксперимента.

— Ты у меня побежишь... Ты у меня должна побежать... — прошептал я и положил её обратно.

Уже через два часа мы были готовы. Измененные ретровирусы доставили из соседнего крыла, а моя бедная мышь лежала в газовом контейнере, готовая уйти в короткий наркоз. Я пустил газ, и мышка заснула. Мы начали эксперимент.

— Включай видеозапись, Илона, — объявил я и поместил чашку Петри с мышью под электронный микроэндоскоп.

Через крошечную металлическую иглу я ввел в вену мыши тысячу вирусных частиц. Через две минуты мышь начала слабо дергать лапками, но всё ещё лежала на боку. Ничего не изменилось ни через час, ни через два. Зверёк был всё так же беспомощен. Мы ждали, когда мышь умрёт. С каждой минутой во мне нарастала тревога, но я не переставал надеяться, что вот-вот случиться чудо. Все это время я по капле поил мышь из пипетки, чтобы быстрее устранить последствия наркоза. Я всем сердцем ждал, что моя теория заработает в живом организме, и миелин обкрутит оголенные мышинные нервы.

Пошел третий час. Вода закончилась. Илона автоматически принесла мне пробирку с водой, взяв ее из подставки на столе.

Я капнул мыше каплю в рот. Ещё одну. Ещё. Мышь неожиданно перевернулась на живот, неловко вскочила на лапы и неуклюже выпрыгнула из стеклянной чашки. Она побежала по столу, всё быстрее перебирая крошечными лапками.

Мы просто стояли и смотрели, как белая мышь, которая минуту назад не могла самостоятельно двигаться, удирает от нас!

— Быстрее! Лови её! — закричал я.

Мы осторожно хлопали по столу, пытаясь не раздавить беглянку, но та с каждой секундой становилась все проворнее и резвее.

Затем мышь метнулась в мою сторону, я накрыл её ладонью и аккуратно поднял. Ее тело гудело и жужжало, будто в моей руке был улей пчел. Она с живым интересом смотрела на меня крошечными красными глазками, постоянно подергивая розовым носиком. Она точно чувствовала, что я сдержал обещание.

Я поспешил отнести её в клетку и бросил случайный взгляд на свой рабочий стол. В стойке на пять пробирок недоставало одной. Еще утром я экспериментально намешал комбинации ферментов на разных носителях. А Илона принесла мне пробирку оттуда! Мы дали мышке три капли не обычной воды! Мышь выпила водный экстракт кукурузных рыльцев, который я сегодня неудачно испытывал. С такой бешеной концентрацией не справился ни один мышиный организм. Десять подопытных мышей погибли вчера всего от двух капель...

Я, ошарашенный, посадил мышь в клетку и взял пробирку со стола. Рукой подогнал аромат и убедился окончательно: там были рыльца кукурузы.

— Илона, откуда ты взяла пробирку с водой? — спросил я, уже зная ответ.

Ассистентка указала рукой на стойку на моем столе.

— Илона, я этим экстрактом поил вчерашнюю партию... Сегодня вытащил пробирки, изучал с ним культуру клеток... Вчера десять мышей погибли от двух капель. А эта после трех побежала, — растерянно сказал я и сел на стул. — Мышь точно умрет. Надо будет зафиксировать, сколько она протянет...

— А вдруг нет? Доктор, следите за мышью, а я сбегаю к генетикам и закажу еще безмиелиновых мышей. Мы проведем эксперимент с вирусами и без вирусов, давая мышам разные комбинации вашей кукурузы. Что-то сработало, нам надо выяснить, что именно и в каких концентрациях! — бодро сказала Илона и выскочила из лаборатории.

— Так и сделаем, если мышь выживет... — ответил я ей в спину и подпер рукой подбородок. Реальность поплыла перед глазами. Я первый раз за три месяца заснул сном младенца.

***

Через несколько дней к нам присоединились два студента — Ника и Макс. Ребята учились на биохимическом факультете и писали общую научную работу по генетике, а Илона любезно взяла их к нам. Работать стало чуть легче: Макс прекрасно справлялся с уходом и кормлением лабораторных мышей, а Ника помогала по технической части. Вообще, я больше был рад девушке, потому что она ловко писала коды для моделей, освободив меня от этого мучительного занятия. Она напоминала молодого меня, а её пытливый, живой ум и желание дойти до самой сути вызывали у меня только глубокие симпатии. Макс мне не нравился, но Илона (каким-то странным для меня образом) разглядела в нем исключительные навыки к генной инженерии. Возможно всё было проще: дядя Макса был крупной шишкой в Министерстве науки, а именно оттуда нам шло финансирование.

Прошла неделя. Мы получили первые наблюдения, собрали все данные, приготовили отчет и показали промежуточные результаты директору научно-исследовательского института, доктору Романову.

— Я вам не верю! — заявил директор, надел очки с толстыми стеклами и начал детально изучать документы.

— Хотите посмотреть видео с первым экспериментом? — сказала Илона. Её голос немного дрожал.

— То, что вы сделали — это невозможно. Я знал, что вы заказывали вирусы, заказывали мышей и реактивы, но даже не мог представить, что решение окажется настолько простым и эффективным! Моис, это же ваша идея?

— Моя, целиком и полностью, — гордо ответил я и выпрямил спину.

— Доктор Романов, мы смогли синтезировать миелин в живом организме! Мы это сделали! Никакого отката, нулевая смертность!

— Нулевая, потому что эксперимент был один! И прошло катастрофически мало времени. Нужна большая выборка, больше статистики, вариабельности. Вы даже рабочую дозу экстракта не определили. Надо работать, работать и ещё раз работать, мои уважаемые коллеги. Больше данных!

— Но у нас нет нужных мышей. Нет такого количества вирусов. В конце концов, у меня автофокус на микроскопе сломан! — крикнул я, не сдержавшись. — Мы провернули этот эксперимент почти на коленке! откуда нам брать данные, если у нас нет ничего. Выделите нам финансирование. Прошу вас, доктор Романов.

— Я вас услышал. О решении сообщу позже. А теперь идите, работайте, коллеги, — сухо сказал Романов и кивнул в сторону двери.

Мы с Илоной зашли в буфет, молча пообедали и скорым шагом направились в лабораторию. Завернули за угол и столкнулись с Максом. Парень нёс небольшую пластиковую переноску, в которой сидели три белые мыши.

— Ой, доктор Моис, Илона Николаевна... Я тут это, мышей нам достал!

— Где ты их взял? — грозно спросила Илона и прищурила глаза: — У патфизиологов стащил?!

— Да вы что! Они мне их сами отдали. Сказали, что мыши здоровые.

— Ты что-то недоговариваешь. Патфизиологи никогда ничем не делятся.

— Ладно. Я с дядей разговаривал вчера. У мамы с папой юбилей свадьбы был, ну вот всех собрали, отмечали... Мама мной хвалилась, что мол успехи пошли, научку делаю, поумнел и повзрослел. Дядя заинтересовался, что это, как это и всё такое. Я всё рассказал... А сейчас на пару иду, а он мне звонит и говорит: «Забери трёх мышей у патфизиологов.» Я и забрал.

— Понятно всё, Макс. Ты молодец. Я рад, что ты работаешь с нами, — довольно ответил я и хитро переглянулся с Илоной.

Конечно же, нам дали доступ ко всему, что требуется для продвижения работы и расширения нашего исследования. И наконец-то у нас началась настоящая работа. Мы теоретически, с помощью компьютерных моделей, выверяли дозирование экстракта кукурузных рыльцев и ждали, когда нам поступят мыши. Илона заказала у генетиков три разновидности: у первой отсутствовал миелин только на аксонах, у второй — только в центральной нервной системе, а у третей — во всем организме.

Подопытные поступили к нам очень быстро, уже через неделю всё клетки «мышиной» комнаты были заполнены жильцами. Макс хорошо справлялся с уходом, и я лично научил его проводить рутинный осмотр мышей и заполнять статистические документы. Это дало хороший толчок для парня, он даже смог спокойно ухаживать за абсолютно безмиелиновыми мышами, которые кормились через тоненькие зонды. Он с особым трепетом ухаживал за ними.

Наша звезда — моя мышь выжила и сохранила полученный результат: миелин никуда не делся. Но с ней случился забавный факт: Макс случайно подсадил к ней самца, когда чистил клетки, а позже выяснилось, что мышь ждёт потомство. Через двадцать пять дней после эксперимента она принесла семь здоровых мышат!

Илона назвала мою мышь Кукурузой, горячо надеясь, что экстракт рыльцев сыграл огромную роль в исцелении, но я не особо верил в это. Мы лишь терпеливо ждали, когда выведенные мышата подрастут и наберут необходимую массу, чтобы провести их полное обследование. Максу добавилось хлопот: он с особой тщательностью следили за состоянием Кукурузы и ее детёнышей (под моим контролем, конечно же). Я с Никой создавал новые вариации модели и проверяли их.

Через полтора месяца мы приступили к контрольному эксперименту на разных безмиелиновых мышах из генетической лаборатории. Нам предстояло проверить все возможные дозировки и соотношения.

Работа в лаборатории кипела, как никогда. Я сидел за микроэндоскопом и проводил манипуляции, вводя мышам порции ретровирусов.

— Доктор Моис, — обратился ко мне Макс, — а что в пробирках?

— Водный экстракт кукурузных столбиков с рыльцами, — ответила Илона, зная, что я сосредоточился и не буду разговаривать.

— Столбиков?

— То, что у кукурузы люди называют «волосами». В них содержится урсоловая кислота и белок маизин. Эти вещества должны запускать создание оболочки вокруг нервных отростков. Мы это и пытаемся выяснить.

— Что за оболочки?— спросила Ника, ее зеленые глаза «горели», а на лице читалась полная заинтересованность процессом.

— Ребята, вы меня не позорьте перед доктором. Вы где вообще были, когда я лекции читала? Миелиновые оболочки. Без миелина некоторые нервы работают очень-очень плохо или не работают вовсе, — наставническим тоном сказала Илона, смешно нахмурив брови.

— А-а-а, вы про это. Я знаю, что ещё есть безмиелиновые нервы, — попыталась умничать Ника.

— Студенты, просто записывайте все данные, что мы будем говорить, и не отвлекайте никого глупыми вопросами. А сейчас за животными следите, — строго проговорила Илона, вводя очередную мышь в наркоз.

Ника и Макс притихли. Они больше ничего не спрашивали и послушно выполняли поручения. Студенты с особым интересом наблюдали за мышами, отходящими от наркоза.

Ни одна новая комбинация не работала. Мыши лежали в чашках и беспомощно дрожали лапками.

Наконец, мы приступили к первой комбинации: взяли ретровирусы и кукурузные рыльца.

Я отобрал всего три мыши — по одной из каждой группы, подготовил их к процедуре и повторил всё то, что делал с Кукурузой. Только экстракт я дал сразу, как только закончилось действие наркоза.

Результат нас поверг в шок! Стопроцентная эффективность! Все мыши без исключения встали и побежали на своих лапках.

Опыт завершился неимоверным успехом. Мы получили рабочую формулу и подтвердили, что ретровирусы и кукуруза работают в связке. Вирусы стимулируют создание миелина изнутри, а экстракт рыльцев — снаружи. Мы научились выращивать миелин в организме!

Последующие месяцы мы с Илоной писали огромную научную работу, анализируя наше открытие. Мы провели успешные испытания на кроликах, собаках и на шимпанзе. Все животные выжили и восстановили миелин. А моя Кукуруза снова принесла еще несколько мышат, таких же белоснежных и абсолютно здоровых.

Позже мы презентовали наши труды ученому совету, но эксперименты над людьми нам запретили проводить, сославшись на недостаток статистических данных. Запретили работать с добровольцами... Это сильно ударило по мне, но я не упал духом и твердо решил работать дальше. Сколько будет сил, столько и буду работать. Илона, к моему удивлению, перенесла отказ позитивно и даже согласилась с решением совета. Она тоже считала, что пока данных мало. Но данных было предостаточно!

Я совершил величайшее открытие, настоящий прорыв в биохимии и медицине! Столько людей нуждается в этой технологии! А-а-а! Какие же эти министры бюрократы! Идиоты!

А потом Илона взяла отпуск от исследования и серьезно занялась преподаванием, почти перестав со мной разговаривать. Короткие встречи в буфете и раздевалке сводились до обсуждения погоды и студентов, а позже разговоры и вовсе прекратились. Следом за Илоной куда-то делась Ника. Сначала она начала пропускать дежурства в лаборатории, а потом и вовсе перестала заходить на наш этаж. Макс ничего не мог понять, но продолжал помогать мне и начал писать новую исследовательскую работу под моим руководством.

Вдвоем мы неплохо сработались. Страшно было признаться себе, но без Илоны и Ники нам было спокойнее и комфортнее.

***

На город опустились красные зимние сумерки. Шёл снег, обволакивая тяжелые грязные сугробы белоснежной чистотой. Я приоткрыл окно и вдыхал морозную свежесть, неспешно убирая рабочее место. Как же вкусно пах чистый воздух! Не помню, было ли так когда-то...

В лабораторию вбежал Макс и обеспокоенно протараторил:

— Доктор Моис! Тут к вам... Майор Шелби.

— Майор? А что случилось?

— Я не знаю, но...

Дверь резко распахнулась, и порог переступила женщина в офицерской военной форме. Я с неподдельным интересом разглядывал её, а она — меня, но никто не решался заговорить. Странное ощущение вспыхнуло во мне: «Кажется, я её знаю... Она уже встречалась мне раньше... Но где? Как?..»

Я взглянул в ее глаза и память открылась. Это была ОНА. Та девушка в грязном и бесформенном пальто, которая читала молитвы и кормила птиц на набережной. Это точно была она.

— Ну наконец-то я вас нашла! — весело и громко проговорила она, будто прочитав мои мысли, и с грохотом положила на стол небольшой дипломат.

— Это вы тогда кормили птиц?

Она засмеялась, а я не мог пошевелиться. Как та девушка-замарашка превратилась в невероятно красивую и уверенную в себе женщину? Как такое возможно?

— Вот так, это я, майор Шелби. Раньше я служила в пограничных войсках, теперь служу в других. Мне к вам назначено от руководства. Нам нужна ваша помощь.

— Помощь?

— Я была на совете ученых и слушала ваше выступление. Впечатляюще! Ваше исследование заинтересовало нас.

Она ловко откинула крышку дипломата и вытащила красивую бумагу с водяными знаками-вензелями.

— Вы готовы проводить исследования на солдатах?

— Но ведь солдатами не становятся люди, у которых нет миелина... — вмешался Макс, но тут же замолчал.

Майор ухмыльнулась и продолжила:

— Нам нужны ученые, чтобы вырастить сверхчеловека. А миелин ваш никто трогать не будет. Я вам больше скажу: Илона Николаевна уже пыталась протиснуться в наши ряды, но нам она не подошла.

— Да скажите вы прямо, что вы от меня хотите?! — вскрикнул я, ничего не понимая.

— Я приглашаю вас, доктор Моис, и вас, Макс, принять участие в военной разработке. Я гарантирую вам полную волю, свободу и неограниченные возможности для воплощения ваших самых смелых идей. Мы вырастим будущее нашей армии — сверхчеловека, у которого будет мощный мозг. У нас есть для этого всё, не хватает только вас, доктор Моис. Вас ожидает переезд в маленький город в глубине страны. Но ведь вы ничем и никем не обременены?

— Я согласен! — восторженно ответил Макс и сел на стул. — Только позвольте забрать наших мышей.

— Мыши у вас будут, но десяток, думаю, можете взять с собой.

— А что Илона? — осторожно спросил я.

— Илона Николаевна принесла моему начальнику ваши разработки и выдала их за свои. Она подделала документы, присвоила ваше открытие. Мы навели справки и отказали ей. Но как же я удивилась, когда на научном совете увидела эту предательницу, которая мило улыбалась и нахваливала вас.

— Как же так? — едва слышно прошептал Макс.

— Так часто бывает, когда близкие люди оказываются самыми ядовитыми змеями, — с улыбкой отчеканила Шелби и вопросительно посмотрела на меня.

— Согласен работать с вами, — твёрдо ответил я.

— А Ника? Она же тоже с нами работала, — поинтересовался Макс.

— Ника и помогла Илоне Николаевне выгрузить все данные исследований. Насколько мы знаем, Ника получила за это неплохое вознаграждения. Так или иначе, но с предателями мы дел не имеем, — деловито проговорила майор Шелби и положила перед моим носом договор.

Я быстро прочитал документ и, не раздумывая, поставил подпись.

— Не хотите поужинать, коллеги? Вас уже ждет праздничный банкет, — радостно сказала женщина и убрала документы в дипломат.

— С удовольствием! — засиял Макс, ничего не евший с утра.

— Не забудьте своих мышей: перед крыльцом стоит черный автомобиль, передайте контейнеры водителю. Завтра в пять утра мы уже уедем.

Я поручил Максу забрать Кукурузу и её потомство, а сам поспешил в раздевалку. В груди приятно пощипывало от неизвестности, а свобода распустила крылья за спиной. Коридоры научно-исследовательского института больше не давили на меня, а сотрудники, которых я видел в последний раз, казались такими приятными и милыми.