Тайна замка Седьюр

Луна выскользнула из-за туч, высветив жалкое подобие замка. Времена феодальных войн канули в прошлое: крупные землевладельцы, чьи предки когда-то были то гордыми вождями, то вассалами царственных захватчиков, то разбогатевшими на кровпролитии купцами — давно стали баронами, маркизами, графами и герцогами. С тех пор минули столетья. Но «мода» на те самые замки — теперь уже, конечно, не неприступные крепости, а просто жалкие подражания им, осталась.

Вот и Седьюр — вотчина барона Седьюр — только в качестве декорации выездного театра могла называться замком. Двухэтажное здание с высокими башнями по углам, вместо рва — заросшие бурьяном ямы по периметру. Никакого «рыцарского» подъемного моста — отнюдь, широкий подъезд к парадным дверям дома. Впрочем, и само здание больше напоминало муравейник, чем неприступную крепость: пристройки и флигели разрастались, облепляя главный корпус как грибы лесной пень. В общем, не замок феодала — а просто подражание прошлому, подвигам предков.

Вычурные, сделанные под старину башни усадьбы — все же не замка — укрыла ночь. Луна периодически выглядывала сквозь облака. И, если бы, как в настоящем замке на башне или крепостной стене стоял дозорный, зорко вглядывающийся в мглу, то он бы заметил много странных вещей.

По-хорошему локтей на триста вокруг такой крепости все должно было быть вырублено — чтобы никакой враг не подступил. Однако, так как старинная архитектура постройки просто была данью моды на старину, о борьбе с излишней растительностью никто не заботился. Деревья постепенно обступили жалкое подобие крепостных стен, тянули к ним свои руки-ветви, разве что не собирались идти на приступ.

Свет давно уже погас почти во всех окнах. Луи де Монтье насчитал шесть или семь окон усадьбы — язык не поворачивался назвать эту придавленную тучами двухэтажную пародию «замком». На первом этаже, здесь и здесь — наблюдатель ткнул в яркие огоньки пальцем, — поди, готовились отойти ко сну слуги; два, что еще левее, он знал, была кухня — значит повара намывали свои сковородки и котлы и делали заготовки на завтра. Выше горело еще три окна, не прикрытые алыми ставнями. Цвет — дурная причуда хозяина поместья.

Одно — кабинет барона, тот вечно сидел допоздна. Соседнее с ним — комнатушка секретаря, мажордома, личного слуги, или черт его знает, как правильно назвать этого старика. Еще два светящихся квадрата — сильно в стороне — детская. Бодрствовали только те, кому положено было бодрствовать в этот предполуночный час. Остальные слуги, как и было положено слугам, давно спали.

— Все готовы, де Марк? — спросил Луи у возникшего из тьмы паренька, затянутого в такие же черные латы, сливавшиеся с ночью, как и у самого де Монтье.

— Все на местах, господин. Ждем приказа, — курьер замешкался. — Ребята спрашивают, что делать со слугами? Которые женщины — те, что готовят, убирают, — пояснил он. — А еще там это… — ребенок.

— Командир пристально посмотрел на парня. Похож на отца, такой же дерзкий, но и такой же исполнительный — из него выйдет толк. Де Монтье перевел тему, спросил:

— Горючее готово? Раздали кувшины из обоих возов? Арбалетчики все здесь?

— Так точно, — отозвался паренек, которому на вид было не больше семнадцати. Иссиня-черные латы придавали ему строгости и возраста, но румянец на щеках выдавал возраст.

— Начинаем по команде, — медленно опустил голову Монтье. — Никто не должен уйти: дети, старики, женщины, графы, бароны — передай мой приказ, что даже если курица попытается выскочить, можно ее утыкать стрелами. Это понятно?

— Да, господин. — мальчишка де Марк смутился, но тут же взял себя в руки. — Когда начинаем?

— Скажи всем, что сигналом будет рог, — он тряхнул перед пареньком закрученным медным конусом, — нахмурился и впился глазами в юношу. — И, повторю, чтоб ни одна мышь не проскочила, это ясно?

— Приказ понятен, господин. Не дать никому уйти.

****

Кабинет барона мягко освещал трехглавый подсвечник. пожилой хозяин дома — он и сам-то стеснялся называть свою родовую цитадель замком — Рафаэль Седьюр склонился над листом бумаги, аккуратно скрипя пером по листу украшенному гербом. Вдруг остановился и шелестя полами домашнего халата подошел к окну, глядя на свое отражение Седовласый, но еще не старик — всего-то сорок пять. Коротко стриженые растрепанные волосы торчали ежиком в разные стороны. Нос-картофелина — не добавлял аристократичности, но все компенсировали голубые глаза — цвета ледяной воды.

Спокойствие вечера разорвал рев охотничьего рога. Барон Седьюр быстро-быстро заморгал, прогоняя минутное наваждение, а после бросил взгляд на трехглавый подсвечник с догорающими свечами. Огарки бы уже было сменить, хозяин замка раздраженно оглянулся на дверь и рявкнул:

— Георг!

Ответом было молчание. Барон выдохнул и сказал громче, нараспев, при этом, все еще не переходя на крик:

— Гео-о-орг!

Ответом снова была лишь шум ветра за окном. Хозяин кабинета раздраженно бросил перо. Капли чернил цепочкой брызнули по листу. Барон встал, подошел к шкафу орехового дерева, уставленному фолиантами. В щели, меж полками прятался шнурок от звонка.

— Аристократ дернул за конец, вызывая слугу. Где-то вдалеке зазвенело. И как только дребезжание стихло, в наступившей тишине он услышал серию ритмичных ударов. Казалось, что кто-то колотил в ворота замка — точнее, в данном случае просто толстенные двери в окружавшей поместье стене.

Рафаэль Седьюр быстрым шагом приблизился к окну, распахнул вовнутрь стеклянную раму, а после — уже наружу алые ставни, и выглянул. Вдоль невысоких стен, обвивших кукольную крепость, сверкала цепочка огней — то были факела. Барон попытался подсчитать, сколько людей сформировало это красное ожерелье, и понял, что, если вдруг, это нападение, то он, Георг с полутора десятком домашних, считая женщин, нападение не отобьют. И это при условии, что половина слуг не разбежится.

— Георг! — рявкнул барон еще раз. Но теперь так, что стены вторили ему. Это был не зов слуги, а рев раненого льва.

Дверь распахнулась. В кабинет вбежал взмыленный камердинер — почти уже старик, но все еще жилистый, высокий, худой и ладно сложенный, пусть и кажущийся неловким. Слуга поправил застегнутый не до конца камзол — видно, одевался на бегу — и запыхавшись выдавил:

— В ворота ломятся, господин барон. Их много, очень много. Лукас выглянул их окна южной башни и в него чуть не попали стрелой, еле успел отпрыгнуть. — Георг, опомнившись, дернул вниз двумя руками полы короткого камзола. — Не разбойники — все по форме, в черной и блестящей.

— Псы-ы-ы, — выругавшись проревел барон,. — Значит так, — подскочил к окну, распахнул раму, и, перегнувшись через подоконник, вгляделся в непроглядное пространство двора, едва подсвечиваемое факелами. — Твари уже сломали ворота и лезут…

Раздался щелчок, Седьюр не договорил, сделал шаг назад, а после развернулся лицом к камердинеру. В груди барона торчал арбалетный болт, вокруг которого расплывалось алое пятно, почти сливаясь с ярко-красным шелком халата. Георг бросился к хозяину, но тот остановил слугу на полпути жестом, подался назад и сполз на пол по стене.

— Георг, — барон подавился и харкнул кровью на дорогой ковер. — Иди… Возьми ребенка. Спасение в подвале левого крыла, ты знаешь. — осекся и снова закашлялся. — Уходите. Прочь, быстрее, — окончание последнего слова потонуло в новом приступе кашля.

Потрясенный старик-камердинер вышел из оцепенения, не скрывая выступивших слез отвернулся от мертвого хозяина. Мгновение спустя, развернулся на каблуках и выбежал прочь, чтобы исполнить последний приказ.

****

Они выползли из подземного хода на склоне холма, выбравшись из какой-то норы, словно дикие звери, все перемазанные в земле, влажном мхе и слизи. Еще на середине пути Георгу пришлось остановиться и взять ребенка на руки: малолетке не так-то легко выдержать темп, который задавал бодрый для своего возраста камердинер.

Вдвоем они бегом чуть ли не скатились к подножию, собирая по пути колючки с кустов. Перебрались кое как через почти обмелевший брод и, цепляясь из последних сил за торчавшие из земли корни взобрались на новый склон. На вершине расположились среди зарослей можжевельника, чтобы хоть сколько-то времени передохнуть.

Георг часто дышал, прижав к себе дрожащее тельце в детском плаще, накинутом поверх ночной рубашки. Он приложил ладонь ко лбу: в нескольких лигах от них пылало зарево — Седьюр горел. Раздался мощный взрыв и одна из башен вулканом выбросила столп искр в ночное небо и осела.

Старик закрыл глаза. Замок горел, а с ним — его прошлое. Что ж, пусть фамильное гнездо превращалось в пепел, сам древний род не должен прерваться. Раздался второй взрыв, сквозь веки проступило красное марево. Георг вздрогнул, но собрал волю в кулак. Его рука скользнула вниз, нащупала детскую ладонь и сжала ее. Секунда — и он ощутил ответное рукопожатие, Камердинер сморгнул слезы, надо собраться: хозяин дал ему свой последний приказ и верный слуга обязан его исполнить.