Пролог. 1941 год. Ленинград.


– Ой, Тяпа, а что это у тебя? – Оля подскочила к старшей сестре, отчетливо поморщившейся, когда её назвали "Тяпой" и торопливо спрятавшей правую руку за спину.

– Не твоё дело, – резко отрезала старшенькая, грозно сверкнув глазами.

– Ну Тяяяпа! – заныла Ольга, прыгая вокруг девушки и пытаясь поймать её за руку, – ну покажиии!

– Боже, ну за что мне это наказание? – закатила глаза Октябрина и, понимая, что от младшенькой всё равно не избавиться, сунула ей руку прямо под нос, – на, смотри!

– Ой, – восторженно прошептала Оля, с изумлением разглядывая широкое серебряное кольцо, расписанное непонятными символами, с маленьким алым камешком посередине, который под взглядами двух девушек стал как будто бы ещё чуточку ярче. – Красота какая! А где ты его взяла? А дашь померить?

– Где взяла, там больше нет! – отрезала Октябрина. – И померить не дам. Мала ты ещё, Лялька. Подрасти сначала.

Младшенькая, которой не так давно исполнилось десять, скептически осмотрела сестру, сердито фыркнула и, гордо задрав нос, двинулась к столу. Уроки учить. А что было делать, если её грудь, вернее то место, где она когда-нибудь появится, ни в какое сравнение не шла с Тяпкиной. У той то за последний год о-го-го выросла, все парни местные оборачивались. Вот и подарил наверное кто-то из них колечко то... А Октябрина ещё немножко полюбовалась восхитительным украшением, свалившимся ей в прямом смысле как снег на голову и тоже занялась своими делами, порой слыша завистливые вздохи сестры и улыбаясь.

***

Учеба закончилась и Ольга радостно бежала домой, неся в руке почти пустой портфель, в котором остались только аккуратно исписанные тетрадки. настроение было превосходным, жизнь пела, звенела, играла яркими красками и девочке казалось, что ещё немножко, и она просто взлетит над землёй, такая легкость и радость её наполняли. Дом, где они жили был совсем недалеко от невского, на котором была школа, так что не прошло и четверти часа, как Ляля уже была возле высокого массивного крыльца, которое ещё несколько лет назад было для неё непреодолимой преградой. Но стоило девочке занести ногу над первой ступенькой, как откуда-то сбоку послышался девичий смех и голос Октябрины, что мгновенно заставило Ольгу сменить маршрут и вместо парадной скользнуть за угол, к широко открытым окнам первого этажа, где можно было подслушать что-то интересное.

– Он такой, такой... необыкновенный, – чуть волнуясь, рассказывала Тяпа подругам, – такие слова сладкие говорит, что голова кружится, и смотрит так жадно, что горячо становится! А какой он красивый! Вы бы видели! Говорит, что я если соглашусь, всю жизнь как в сказке жить буду...

Девушки с интересом заохали, а Ляля внезапно разозлилась и расстроилась и, больше не желая слушать, как противная тяпка восхищается каким-то чужим парнем, пошла прочь. Сестру было до слез жалко отдавать замуж, но девочка прекрасно понимала, что никто и слушать её, мелкую не станет, значит нужно было готовиться к тому, что скоро сестра уйдет в другую семью.

– Ну и ладно, – проворчала Ольга, в сердцах пиная подвернувшийся камень, – ну и пусть! Зато тогда стол только мой будет, а не наш с тобой общий!

На этом она и успокоилась.

А ещё через неделю девочка заметила, что сестра стала какой-то задумчивой и таинственной. Ходила с рассеянным видом, то и дело замирала с улыбкой на губах и порой даже тихонько разговаривала сама с собой, но так, словно где-то в пустой комнате у неё был реальный собеседник, а ещё камешек на перстне, который Октябрина носила не снимая, стал уже не просто алым, а темно-бордовым, почти черным. На все вопросы сестра отвечала, что это не её, Лялькино дело и вообще она ещё маленькая, а когда Ольга обратила её внимание на кольцо, пожала плечами и сказала:

– Что за глупости, Ляля? Оно всегда такое и было.

И перстень снимать отказалась. Наотрез.

И тогда Ольга попыталась снять его сама. Ночью. Но только не вышло ничего. Кольцо вроде и свободно сидело на пальце и крутилось в любую сторону, но стоило попробовать его стянуть, как оно словно вмерзало в плоть и сдвинуть его было невозможно. Ляле даже показалось, что оно похолодело всё. А потом проснулась Октябрина и пришлось младшенькой вернуться в постель, потирая опухшее от наказания ухо. Влюбленный вид совершенно не помешал вредной противной Тяпке наказать сестру по полной.

***

Началось лето и Ляля наслаждалась им в той мере в которой могла. Она почти перестала бывать дома, убегая на улицу рано утром сразу после завтрака и возвращаясь зачастую даже позже мамы. Папа был в командировке на Урале, руководил строительством какого-то очень большого завода и вроде бы должен был скоро приехать ненадолго, а пока только писал короткие письма, где для Ляли обязательно находились свои несколько слов, да обещал дочери, что когда стройка закончится, он обязательно сводит её в огромный и прекрасный ленинградский зоопарк. Письма приходили нечасто, поэтому когда Ольга, пробегая с ребятами мимо почтового отделения, встретила тетю Зою, их почтальона, которая окликнула девочку и протянула ей белый конвертик, то Ляля, не раздумывая, развернулась, схватила письмо и бросилась домой.

В их коммунальной квартире, которую Семья Самойловых делила ещё с одной семьей, было тихо. Ольга, осторожно притворив за собой входную дверь, на цыпочках прокралась к их комнате и замерла, застыла, не в силах ни пошевелиться, ни вскрикнуть. Тяпа, Октябрина, любимая старшая сестра совершенно нагая стояла перед большим ростовым зеркалом, оставшимся от прошлых хозяев квартиры. А там, в зеркале, в его пугающей глубине виднелась фигура мужчины. Вот он шевельнулся, заставляя подняться дыбом волосы на лялином затылке ипротянул Октябрине руку.

– Стой! Не надо! – хотела закричать девочка, но горло сдавило спазмом и она не смогла даже вдохнуть.

А Тяпа, глупая доверчивая Тяпа улыбнулась этому страшному жуткому мужику и шагнула к зеркалу, почти коснувшись его грудью. А потом приложила к прозрачной поверхности пальцы и они начали медленно проваливаться внутрь ставшего вдруг мягким стекла.

– Нееет! – ступор слетел с Ляли и она распахнула дверь и рванулась к зеркалу, в котором тонула сестра, – нееет! Тяпа! Тяпа!

Девушка, уже наполовину исчезнувшая в зеркале, услышав её крик, словно бы очнулась, испуганно распахнула глаза, пытаясь понять, что происходит и качнулась назад. И в этот миг серебряная гладь разошлась и сильные мужские пальцы схватили девушку за плечо и рванули на себя.

– Тяпа! – Ольга схватила сестру за руку и дернула на себя, стараясь удержать, не пустить, но разве могла она тягаться силами со взрослым мужчиной. Тот, кто был в зеркале, лишь зло посмотрел на девочку, наивно пытающуюся помешать его планам, и одним резким рывком втянул Октябрину к себе. Поверхность зеркала сошлась за девушкой и полыхнула алым, отбрасывая Лялю к стене, та лишь успела заметить, как черный мужчина легко закинул безвольное тело сестры себе на плечо и шагнул прочь. А ещё через миг в зеркале снова отразилась их комната и сама Ольга, вздыбленная, испуганная, что-то отчаянно сжимающая в кулаке. А когда девочка смогла со слезами разжать сведенную судорогой руку, то увидела то самое серебряное кольцо, которое само спало с пальца, когда стало больше не нужно.

Конечно же никто Ольге не поверил. Ни мама, к которой девочка прибежала на работу, рыдая и размазывая по щекам злые слезы, ни папа, который всё-таки приехал, но не повел дочку в зоопарк. Он сидел злой и словно бы постаревший за это время и требовал от Ляли, чтобы она сказала правду, чтобы рассказала всё, что знает об исчезновении сестры. А Ольга вновь и вновь пересказывала родителям то, что видела и с ужасом понимала, что всё бесполезно! Ей не верят! И не поверят, сколько не показывай взрослым проклятое кольцо на которое они и внимание то почти не обращали, словно его и не было. И тогда девочка попыталась его выбросить. Вот только с вечера оставленное в самом дальнем бочке мусорки утром кольцо нашлось у Ляли на столе всё такое сияющее красивое и словно бы само просящееся на палец.

– Ну уж нет! – сердито проворчала Ляля, осторожно заворачивая опасную драгоценность в старую тряпочку и пряча в самый дальний угол шкафа, – ну уж нет! Ни за что я тебя не одену!

И кольцо осталось лежать в шкафу. Оно получило себе новую хозяйку, но, не имея с ней прямого контакта, так и не сумело её подчинить.

Октябрину объявили в розыск, к Самойловым домой приходил суровый следователь в серой форме и опрашивал соседей. И Лялю опрашивал, но она сказала, что ничего не знает. Папа велел говорить именно так и Ольга смирилась, она уже поняла, что ничего не сможет изменить. А потом началась Великая война и об Октябрине все забыли. Все, кроме её младшей сестры, которая, одна из немногих, сумела выжить.

Загрузка...