Тайная комната

Мы жили в пятикомнатной сталинке на 3 этаже на улице Фурманова. Я любила смотреть на улицу в окно и рисовать карандашами какую-то женскую фигуру. Я видела табличку на стене противоположного дома, что улица, на которой стоял наш дом, называлась Фурманова, но дальше мои познания о городе заканчивались. На горизонте возвышались горы, и я часто представляла, как из-за гор вылетает мама с красивыми крыльями и залетает ко мне в окно. Я даже мысленно распахивала окно, но Әже меня за это наругала бы.

Жила я с Ата и Әже, в школу не ходила, и меня обучала Әже. Даже в столь раннем возрасте, а мне было восемь, я понимала, что с нами что-то не так. Меня никуда не пускали, к нам никто не приходил, и только ночью, около 11 часов, Әже одевала меня, и мы выходили на детскую площадку, чтобы я подышала свежим горным воздухом. Но и тогда мне не разрешалось садиться на качели, потому что она была скрипучая и соседи из окон могли подсмотреть, что там раскачивается какая-то девочка. Бегать по квартире мне не разрешалось, потому что соседи снизу могли услышать топот ребенка. Даже смотреть в окна можно было только через тюль.

У нас хоть и была огромная пятикомнатная квартира, но одна комната всегда была заперта, и туда заходил Ата и только по вечерам. Гремел там какими-то железками и звякал стеклом, а выходил всегда разочарованный. Он удрученно вздыхал, бросал тяжелый взгляд на Әже и уходил читать свои газеты и книги в кабинете. Иногда я заглядывала в ту закрытую комнату через замочную скважину, но видела только стол, на котором лежало что-то накрытое скатертью. Если прислушаться, то из-за двери доносился какой-то монотонный шум. Я могла его слышать, но увидеть, что издает такой шум, не было возможности. Ата отгонял меня от двери и страшно накричал, когда Әже увидела меня подглядывающую в замочную скважину.

Игрушек у меня было немного, две куклы, две машинки, но зато карандашей сколько угодно. Телевизора, интернета у меня не было, но я научилась прислониться ухом к стене и слушать телевизор соседней квартиры. Әже была глуховата и списывала мою привычку сидеть у стены на придурь. Я говорила, что мне нравится, как стена холодит ухо. Иногда кто-то стучался в дверь, и тогда мы выключали свет и затихали. Я пряталась под кровать, пока кто-то большой и страшный стучал в дверь. Потом Әже звала меня и была необычайно ласкова, поэтому я ждала, что кто-то будет стучать в дверь, с нетерпением. Для меня это было игрой.

Иногда Ата и Әже разговаривали между собой, и, чтобы я ничего не понимала, разговаривали по-русски, думая, что я ничего не понимаю. Но я понимала, не все, но большую часть, по интонациям и по основным словам, которые слышала по телевизору соседа. Они обсуждали мою мать, которая, по их словам, скинула на их головы такое горе. Под горем подразумевалась я. Я не знала значения слова и думала, что это значит гора, поэтому нарисовала большую гору. Әже похвалила меня за красивый рисунок, хотя часто ругала за то, что я рисую какую-то женскую фигуру.

Один раз в неделю Әже выходила в магазин за продуктами, в этот раз с ней пошел Ата, они хотели купить много мяса и забить им морозилку. Они с опаской смотрели на меня, уходя. Наказали ни к чему не прикасаться и не подходить к двери. Я дождалась, пока они выйдут, и бросилась к ящику с игрушками, там я спрятала ключ от комнаты, который давно потеряла Әже. Она потеряла ключ давно и целый месяц методично обыскивала квартиру, но деду сказать боялась.

— Ойбай, ойпырмай, қайда кеттің? — бурчала она себе под нос.

Напялив очки с огромными, толстыми стеклами, она обыскивала комнату, но в игрушки заглянуть не догадалась. Я взяла ключ и помчалась к двери комнаты, которую они называли — зал. Что значило это слово, я не знала, но оно почему-то ассоциировалось с большим столом. Я покрутила в замочной скважине ключ, но что он делает, я не знала, потому что никогда сама не открывала замок. Я много раз видела, как это делает Ата, но он делал это быстро, на автомате, а восьмилетний ребенок не умеет подмечать тонкости.

Я долго крутила ключ в замке, постоянно прислушиваясь к звукам на лестничной площадке, ведь они должны были прийти уже скоро. Магазин располагался рядом с домом. Старые часы с кукушкой, стоявшие за моей спиной в прихожей, отсчитывали время, и я чувствовала, как оно течет сквозь меня, осаждаясь в венах. На мою удачу замок был примитивный и расшатанный многолетним использованием, и я как-то ухитрилась провернуть личинку замка. Он щелкнул, оставив меня остолбеневшей от того, что я сделала. Я никогда до этого момента не вела себя плохо. Всегда поступала так, как велела мне Әже.

Дверь с предательским скрипом распахнулась вовнутрь под действием сквозняка. Я вошла в комнату, и первое, что меня поразило, — был запах. Я его чувствовала в квартире, но здесь он бил в нос так, что кружилась голова. Комната была полупустая, посреди стоял огромный стол. Пол был деревянный, паркетный, он затрещал даже под моими 25 килограммами тщедушного тела. На стол была постелена скатерть, из-под которой тянулись трубки к какому-то предмету, который я никогда не видела. Он был похож на вешалку для шляп деда, на которые он забрасывал свои старомодные шляпы. Дед был древним, дряхлым, мне казалось, что ему 100 лет, хотя ему было не больше 60. На стойке висел пластиковый пакет с прозрачной жидкостью. А механический монотонный звук исходил от какого-то аппарата на колесиках.

Я набралась смелости и, привстав на цыпочки, нависла над столом, поднимая скатерть.

И тут я впервые увидела его.

—