Тайная страсть Гермионы Г.

Часть 1.

Меня зовут Гилдерой Локхарт. Профессор Гилдерой Локхарт. И если уж говорить о моих страстях, то главная из них — это, без ложной скромности, я сам. На втором месте обворожительные, полные юных сил и азарта, девушки. Они нужны мне, как регулярный полив нужен для распускающегося бутона цветка мандрагоры. Они нужны мне, а я, зачастую, просто небходим им. Удачное совпадение, не правда ли? Ну, а если говорить о предметах, то, конечно, кроме защиты от темных искусств, моя планида — астрономия. Какая иная наука могла бы быть достойной такого человека, как я? Звезды — единственные достойные собеседники для того, чья слава, я уверен, однажды затмит их сияние.

Вот я обвожу взглядом класс. Мой взгляд, неизменно очаровательный, выхватывает Гермиону Грейнджер. Умная девочка, не без дарования, конечно. Хотя, надо признать, ее каштановые волосы, вечно такие объемные и, я бы сказал, нарочито небрежные, порой отвлекают от созерцания куда более величественной картины моих лекций. Иногда она отбрасывает прядь со лба, иногда накручивает ее на гусиное перо, погруженная в чтение. Вероятно, одного из моих учебников. Надеюсь, она способна оценить блестящую подачу материала.

На перемене студентки кучкуются, обсуждая какой-то свежий роман о волшебнице и магле. Я снисходительно прислушиваюсь. Мисс Грейнджер, как всегда, красноречива. Неудивительно, ведь она из семьи маглов, и ей приходится прикладывать вдвое больше усилий, чтобы быть на уровне. Ее усердие, безусловно, достойно похвалы, и я мысленно решаю упомянуть этот трогательный пример в своих будущих мемуарах.

Особенность же мисс Грейнджер в том, что она — единственная студентка, посвященная в мой маленький секрет. Она клянется, что наткнулась на него случайно и ни за что никому не расскажет. Я, разумеется, ей верю. Хотя и контролирую исподволь, используя ограничители, незаметно накладываемые ментал ной магией. Зачем применять что-то столь грубое, как «Обливиэйт», к тому, кто смог оценить масштаб личности, не ограничивающей себя стенами Хогвартса? Не сомневаюсь, что планв честолюбивой студентки простираются далеко за пределы академии.

Несколько месяцев назад я посещал одно... скажем так, эксклюзивное собрание. Место для избранных, прошедших строжайший отбор. Каким образом юная Гермиона умудрилась туда забрести — загадка. Увидев меня, она остолбенела, тень паники легла на милое личико, в то время как я сохранил все свое неизменное обаяние и самообладание. Мы побеседовали с глазу на глаз, и я, ещё раз убедившись в том, что моя харизма не дает осечек, великодушно позволил Гермионе сохранить ее открытие при себе. С той минуты у нас появилась общая тайна, а мой интерес к студентке перестал быть сугубо академическим. В конце концов, приятно, когда твое величие признают, пусть оно давно уже и не нуждается в дополнительном подтверждении.

Звонок с урока возвращает меня к действительности. Студенты спешно собирают вещи. Я встаю в свою лучшую позу, готовый ослепить очередного любознательного ученика блистательным ответом на его каверзный вопрос.

Но сегодня вопросы иссякли, и аудитория пустеет. Ученики утекают, как иссякающий поток. Все, кроме Гермионы Грейнджер. Она все еще сидит за своей партой. Я, будучи мужчиной статным и импозантным, а она — миниатюрной, не могу не отметить этот контраст, особенно когда мы оказываемся рядом.

— Профессор, не могли бы вы подписать мне это? — ее голос звучит почтительно.

— Ну конечно, дорогая моя! — восклицаю я, озаряя ее своей фирменной улыбкой. — Я всегда к услугам тех, кто стремится к знаниям и, осмелюсь заметить, к свету славы, что я несу.

Гермиона собирается поступать в аспирантуру, и ей требуется рекомендации. Моя подпись, разумеется, станет жемчужиной в ее коллекции.

Мы одновременно наклоняемся над бумагой. Быть столь высоким и работать в непосредственной близости от студентки — испытание для моего терпения, но я всегда остаюсь профессионалом и отвожу взгляд, дабы не смущать ее.

Но сегодня что-то не так. Я почти уверен, что она делает это нарочно, ведь она встала в такую позу, что взгляд сам собой скользит в вырез ее мантии. А сама она при этом смотрит на свои записи, делая вид, что ничего не происходит.

На ней простой чистенький белый лифчик. У нее маленькая грудь, и она носит бюстгальтер с подкладкой, чтобы придать объем бюсту.

Я отвожу взгляд в сторону, и подписываю бланк.

Мы оба выпрямляемся, и она улыбается, благодарно. Я чувствую, что она немного напряжена. Да, она нарочно провоцировала меня. И не без успеха. Я заглотил наживку и посмотрел на ее грудь.

Ободряя девушку , я с размахом подписываю бланк, выводя свое знаменитое имя.

Мы замираем. Я чувствую недосказанность. Да, она определенно пыталась привлечь мое внимание. И преуспела. Я заметил этот маневр. Сожалею ли я? Пока нет. В конце концов, кто я такой, чтобы отказывать юным поклонницам в их наивных попытках? Позже, возможно, я включу этот милый эпизод в свою следующую книгу.

***

Удивительно, какая сила заключена в осознании собственной значимости. Мысль о том, как должны благоговеть перед тобой ученики, как должны восхищаться коллеги... Это чувство согревает меня изнутри, заставляя сиять еще ярче. Большинство образов для моих размышлений почерпнуты, разумеется, из моих же многочисленных подвигов, описанных в книгах. Иной раз эти образы накладываются на реальность, особенно когда я прохожу по коридорам, и мне кажется, что вот-вот из-за угла выскочит очередной василиск, жаждущий быть укрощенным моим пронзительным взглядом.

После уроков я удаляюсь в свою преподавательскую комнату для отдыха, чтобы в тишине и уединении поразмышлять о своем великом предназначении. Иногда эти размышления требуют определенной... визуализации. Сегодня, к примеру, я представлял, как мисс Грейнджер рассказывает своим внукам о том, что именно я, великий Локхарт, подписал ей когда-то зачетку. Это столь возвышенная картина, что я не могу не испытать прилив вдохновения.

И я испытываю его. Наряду с эротическим возбуждением, вызванным маленькой провокационной эскападой мисс Грейнджер. Почти в каждой девушке, какой бы заучкой она не являлась на младших курсах, к концу обучения просыпается маленький, но очень энергичный демоненок. И Гермиона отнюдь не исключение. Ей мало того, что она ближайшая подруга мальчика со шрамом. Мало внимания готового уже посвататься к ней простачка Рона Уизли. Мало заигрываний плохиша красавчика Драко. Ее пробудившейся чувственности хочется чего-то большего. Кого-то большего! И я готов ей помочь в ее устремлении.

Образ ее груди, сформированный памятью и воображением, довлеет над моим сиюминутным разумом.

Удивительно, какая сила сосредоточена в женственности груди. Круглая кривая внизу. Мягкость кожи и плоти на поверхности. Различные формы. И вишенкой на праздничном торте,– соски. Самая яркая часть груди. Я видел бесчисленное множество грудей, и я всегда хочу изучать соски. Большинство образов, происходят из раздевалки душевой. Заклинание прозрачности стен не сложно в исполнении. И от сексуальных контактов. Иной раз эти два источника совпадали во времени и пространстве. Особенно в пору собственной моей учебы в колледже. Золотые были денечки. В переносном значении слова. Теперь, по прошествии лет, и приобретении опыта, я сумел их сделать таковыми и в прямом значении фразы. В некотором смысле.

Я мастурбирую в преподавательской туалетной комнате, думая о том, как должны выглядеть соски Гермионы. Беря в расчет цвет ее волос и кожи, я бы побился об заклад, что они ярко-розовые. Судя по форме ее челюсти и носа, я бы сказал, что ее соски торчат, как ластики для карандашей. Выдающиеся черты лица, как обобщает мой богатейший опыт, намекают на форму сосков.

Я не собираюсь финишировать здесь, в кабинке. Мне будет хорошо. Очень хорошо. До стонов и дрожи. Но я не пересеку черту, вовремя начертив руну трансформационной сублимации. Просто это часть ритуала, изученного и перенятого мной у шаманов Полинезии. Ритуала возрастания сексуальной силы, усовершенствованного и облагороженного моим магическим гением! Тело мое, благодаря открытой моим талантом формуле, буквально воспроизводит золотую эссенцию из ничего! Почти "из ничего". Для инициации процесса все же необходимо желание. Стремление обладать объектом страсти. Сегодня мой объект — прекрасная в своей наивной непосредственности Гермиона.

Почти полное отсутствие опыта являет собой разительный контраст с привычными мне уже энергиями студенток академии. Почти все волшебницы гораздо, гораздо сексуальнее ровесниц, лишенных магического дара. И только с ними возможен по настоящему мозный резонанс, порождаемый вихрем запасенной предусмотрительно заранее и предварительно сжатой мужской энергии. Естественно, что при том партнерша должна быть совершеннолетней и осознанно идти на обмен... От этого простого правила я не отступаю никогда.

Когда я выхожу, сияя еще ярче за счет распространившейся ауры чувственности, в помещении светлеет. Добравшись до учительской, завариваю себе чашку чая с жасмином. Пара коллег-мужчин обсуждает какой-то магловский фильм, а тренер по квиддичу Роланда Хуч пьет кофе в одиночестве, просматривая «Ежедневный пророк». Когда мужчины уходят, Роланда поворачивается ко мне, откладывая газету.

— Сегодня это заняло у тебя изрядно времени, — замечает она, впиваясь в меня своим ястребиным взглядом. Она знает о ритуале. Я доверяю некоторые свои тайны Роланде. До определенной степени, конечно. Ни воспроизвести, ни передать другому деталей магической формулы, она, без сомнения, не сможет. Довольно и того, что каждый раз я делюсь с госпожой Трюк, как прозвали ее студенты, малой толикой своей бесподобно интенсивной чувственной вибрации. Как сейчас, например. Мимолетное касание ладонью плеча, — и сладостный огонь молниеносно пронзает мускулы и кости тренера. За секунду стягивается в тугой узел в низу живота. И тут же взрывается безмолвно, но яростно.

Роланда ахает, испытав миниоргазм, пришпиливающий ее как букашку, к спинке кресла.

— А-а- а-ах! — спонтанно и сладко выдыхает она. Ее взгляд еще пару секунд остается затуманенным. Когда она приходит в себя, озвучивает первым делом:

— Я никогда к этому не привыкну... Не зря тебя за глаза зовут...

— Не надо об этом, — резко обрываю ее я. — ты же знаешь, мне не нравятся прозвища и ярлыки.

— хорошо, Ги, — смиренно соглашается она, не сводя с меня по собачьи преданных глаз.

Роланда Хуч знает о моих страстях. И, отчасти, разделяет их. Нам обоим трудно сдерживать чувственные порывы долго. Потому мой дар ей всегда будет принят как манна небесная. С подобострастным ликованием и благоговением. Мы обе не считаем зазорным удовлетворять себя, когда нет другого выхода. Иногда мы даже заранее уведомляем друг друга и занимаемся этим по очереди, чтобы случайно не оказаться рядом в соседних кабинках. Хотя... Разве это не было бы забавно? Я стараюсь не вовлекать тренера Хуч в игру по обмену энергиями. У меня достаточно более перспективных кандидаток, чей потенциал многократно, неизмеримо выше потолка мастера наставника по соревновательному квиддичу. Естественно, этого я не говорю самой Роланде. Даже намек на некую неполноценность, впрямую озвученный женщине, чреват для мужчины серьезнейшими последствиями. Эффектов которых опасаюсь порой даже я, неподражаемый Локхарт!

В дополнение к тому, что мы друзья по мастурбации, Роланда также участвует в вечеринках, о которых я упоминал. Это темная тайна нашей школы, а также всего академического и образовательного сообщества. Мы, и еще несколько преподавателей из Хогвартса, посещаем секс-вечеринки с большим количеством извращений.

— Уж не собираешься ли ты написать новую книгу?

Я поправляю свои безупречные локоны.

— Новые главы великой истории, моя дорогая Роланда, пишутся каждую секунду моего существования. Просто сегодня материал был особенно благодатным.

Роланда Хуч — одна из немногих, кто способен оценить масштаб моей личности. Мы оба понимаем, как трудно нести бремя собственной значимости в этом мире. Она тоже пробует писать. Но, в основном, о героях спорта или древней истории. Порой мы даже делимся друг с другом наиболее вдохновляющими идеями, чтобы случайно не начать писать параллельно об одном и том же подвиге. И мы делимся не только идеями. Хотя... Какое может быть сопоставление? Разве мои описания не являются куда более живым и красочным? Как и радости, доставляемые юным партнёршам?

— Думал о ком-то особенном? — неожиданно вкрадчиво интересуется окончательно пришедшая в себя Хуч.

Помимо того, что мы коллеги по цеху славы, Роланда также вхожа в тот самый эксклюзивный клуб, о котором я упоминал. Это наше маленькое тайное общество, куда входят лишь самые выдающиеся умы Хогвартса и не только. Мы посещаем эти собрания, чтобы обсудить последние достижения в магическом мире, ну и, конечно, чтобы почтить своим присутствием менее титулованных коллег. Не говоря уж обо всем прочем.

В последнее время, с присоединением деканов других школ, встречи стали проходить в специально обустроенном магическом пространстве, куда мы попадаем через одну из дверей Выручай- комнаты, используя особые талисманы-пропуски.

Иногда туда проскальзывают и особо перспективные студенты. Совершеннолетние, разумеется. И каждый раз их благоговейный трепет перед нами становится настоящим украшением вечера.

Я достаю кристалл-дневник, в котором храню вырезки о своих достижениях,. Перелистывая многочисленный список студенток выпускниц, пополнивших сонм моих мужских побед, нахожу грань с упоминанием Гермионы Грейнджер. Я показываю изображение Роланде, и она чуть не проливает кофе.

— Это та самая подружка Поттера? — уточняет она.

— Это мисс Грейнджер, и она сама по себе личность, — с достоинством поправляю я. — Именно она стала невольной свидетельницей моего визита на одно из наших собраний несколько месяцев назад.

— И ты собираешься сделать ее героиней своей следующей книги? — подмигивает Роланда.

Я снисходительно смеюсь. Роланда знает о моей страсти к увековечиванию собственных деяний, пусть и с помощью скромных помощников.

— Позволь мне прояснить. Я не делаю своих студентов героями книг! Я позволяю им быть свидетелями великих событий, и уже одна эта честь должна быть для них высшей наградой!

Теперь смеется она:

— Тогда почему ты так долго затворничал, думая о ней? Ты сияешь так, будто только что одолел очередного горного тролля голыми руками. О, да, Гилдерой, ты определенно решил, что она достойна упоминания на скрижалях твоей славы!

Я убираю кристалл.

— Она показала мне нечто... потенциально интересное.. Случайно, нарочно — не столь важно. С тех пор я все обдумываю, как именно этот эпизод можно будет подать в новом свете, — признаюсь я с присущей мне дипломатиностью.

Роланда отхлебывает кофе.

— Мне пора, — говорит она. — Жаль прерывать столь увлекательную беседу, но меня ждут тренирующиеся неудачники, чьи имена мир, увы, так никогда и не узнает.

— Я тоже пойду. Мои фанаты, быть может, уже выстроились в очередь у кабинета за автографом.

— Возможно, ты расскажешь мне потом, как мисс Грейнджер умоляла тебя увековечить ее имя на обложке твоего следующего бестселлера. После того, как попробуешь на вкус ее соски!

— Весьма сомнительно! — отвечаю я с театральным вздохом.

Роланда Хуч подмигивает и выходит из учительской.

А я, оставшись один, повторяю про себя, но уже с задумчивой интонацией, полной новых блестящих идей:

— Сомнительно?..