Имя его было Александр Рэй, инженер-геолог четвёртого ранга, один из первых, кому выпала честь ступить на Каликс. Он спускался медленно — не потому что боялся, а потому что воздух здесь, хотя и стерильно пригодный для дыхания, казался вязким, как мед. Каждый шаг отдавался в шлеме низким гулом, словно планета прислушивалась к его сапогам.
Когда он достиг уступа, где тоннель уходил в глубину, свет ударил в глаза — но не свет ламп, прожекторов или плазменных маяков.
Это было сияние, рождающееся из самой материи. Стены пещеры переливались внутренним люминесцентным дыханием — зелёно-золотым, сине-серебристым, в котором не было тени. Свет не отражался — он жил.
Рэй стоял, забыв включить камеру записи. Он ощущал не просто удивление — внутренний сдвиг. Мозг, привыкший различать источник и отражение, не понимал, что всё вокруг — источник. Глаза не находили фокуса, будто мир был без центра.
В этом свете не существовало привычного «вверх» и «вниз» — пещера текла, как замёрзшая волна, и казалось, что можно упасть не в пропасть, а в саму иллюминацию.
Голос из рации треснул в ухе:
— Сектор «Дельта-Три» чист. Температура стабильна. Показатели среды совпадают с земными. Вы можете начинать фиксацию пластов.
Но Рэй не слышал. Он шагнул к стене и коснулся её — под пальцами камень был тёплый, почти живой. Не вибрировал, не дышал, но излучал ровное чувство присутствия.
И вдруг у него возникла мысль: планета видит.
Свет усилился, будто отвечая на мысль. Не вспышкой — а мягким изменением оттенка, как если бы в глубине что-то медленно повернулось к нему лицом. Рэй отпрянул, выдохнул — воздух стал плотнее, дыхание отдало сладковатым озоном.
Он попытался рационализировать: биолюминесценция, химическая реакция в породе, или, возможно, кристаллы, активированные магнитным полем.
Но вместе с мыслями пришло странное ощущение — его внутренний страх растворяется. Свет, как бы осознав это, стал ровнее, мягче.
Рэй понял, что стоит посреди пространства, которое не угрожает, но оценивает.
Как врач, глядящий на пациента, или как планета, решающая, можно ли доверить себя тем, кто пришёл сверху.
Через несколько минут за ним спустились первые контейнеры с роботами-добытчиками.
Их корпуса блестели сталью и неоновой маркировкой, но на фоне живого света они выглядели чужеродно, как инструменты в храме.
— Начинаем сбор образцов, — донёсся голос командира миссии.
И всё же, когда первый бур коснулся породы, Рэй заметил, как свет в глубине мгновенно дрогнул.
Не сильно, едва заметно. Но он поклялся бы, что это было — вздохом.
Он стоял перед залежами металла. В руках — сканер, мерцающий зелёным. Справа гудела бурильная установка, готовая впиться в стену пещеры. Показания шли ровные. Чистая руда, высокая проводимость, ноль биологических примесей. Всё — идеально. Рэй отметил координаты. Сканер подтвердил совпадение с базой данных: три года назад здесь уже велась добыча. Тогда работы свернули — оборудование оставили прямо в породе.
Теперь вокруг валялись старые буровые головы, проржавевшие контейнеры и пустые каркасы роботов. Всё заросло кристаллической пылью, будто планета сама их поглотила. Он включил фонарь — но свет почти не нужен. Пещера светилась изнутри, подчеркивая гладкие изгибы скал. Казалось, сама порода приглашала к работе.
Рэй подал топливо на запуск бурильной установки. Металлы потекли в желоба, зашипел расплав, воздух дрогнул.
Контроль полный. Процесс идёт идеально. Всё по инструкции. Но где-то за стеной прошёл тихий гул — как отклик.
Планета, казалось, слушала.
Он заметил это не сразу. Свет в пещере дрогнул — не тускло, а ритмично, будто кто-то моргнул изнутри скалы.
Сначала Рэй подумал, что это сбой оптики шлема. Проверил фильтры, питание, связь — всё в норме. Но свет продолжал жить своей жизнью. Он то усиливался, то затихал, словно реагируя на его дыхание.
Он подошёл ближе. В толще камня, под полупрозрачным слоем минерала, что-то мелькало — словно сеть крошечных механизмов. Но это было не главное сейчас чтобы создать плавильные печи ему нужно процесо-ядро метром высотой, а точнее 5 таких ядер.
Медные провода, шарниры, винты. Всё это бы казалось случайным скоплением металла, пока в школе он под руководством учителей не заметил ритм — упорядоченность, похожую на пульс что и как собирать. Простое процесо-ядро собиралось руками, правда нужны были такие простые детали которые он сейчас подгонял одно к другому.
Рэй присел и активировал сканер. Показания зашкалили. Материя ядер отражала сигнал, как живое вещество.
«Невозможно», — пробормотал он. - Это просто невозможно одна команда и ядро сразу соберёт печь. Но я соберу таких 5 ядер.
Он начал разбирать старый бур. Снял крышку, достал часы-навигационник, пару шарниров, катушку медной проволоки. И вдруг понял —как можно собрать ядро по иному. Не вычислительное в обычном смысле, а что-то вроде процессора отклика.
Пальцы работали быстро. Вспомогательный инструмент мягко держал детали, выстраивая их в форму сферы.
Схема рождалась сама собой, как будто планета подсказывала, где соединить и как пустить ток.
Когда он подал питание, сфера дрогнула — и свет вокруг мигнул снова. На этот раз не случайно. Как будто пещера ответила.
Роботы вошли в ритм безукоризненно.
Один бурил, другой подавал топливо, третий снимал образцы с точностью микрон.
Всё двигалось, как отлаженный механизм — металл лился, панели гудели, сканеры писали отчёты. Рэй наблюдал за процессом и чувствовал гордость. Ни одного сбоя, ни лишнего звука. Каликс покорён, можно было бы сказать.
Но вдруг под ногами прошёл лёгкий толчок — будто где-то в глубине **вздохнула сама планета**.
Пыль поднялась с пола, фонари качнулись, а из стен донёсся глухой шорох, похожий на скольжение камня по камню. Роботы не остановились. Они продолжали бурить — точнее, старались, но звук стал иным. Бур входил в породу с усилием, будто материал вдруг изменил структуру. Рэй посмотрел на сканер — показатели поплыли. Температура пород поднялась на три градуса. А свет в пещере на мгновение замер, словно кто-то закрыл глаза.
Через секунду всё стало как прежде. Механизмы вернулись к работе. Только Рэй уже не мог отделаться от чувства, что их наблюдают изнутри скалы. Но это только кажется, вообще на всех новых мирах не отпускает такое чувство по началу.