Со мной говорят только стены
да самые близкие горящие голоса,
другие как Млечная полоса,
день простоят, пронесут,
а ночью пустые рифы,
над Васильевским подобьем арены
пролетают волшебные
темные грифы,
город, в котором
двойное сальто
уже перемены.
Говорить с прохожими на языке пантомим,
Сочинять стихи и нести в себе переводы
холодного солнца, и обиженный пилигрим
не заметит, как тонкие зерна укореняют всходы,
мой город строптив и ветрами любим,
помимо гранита другие породы
окаменевают в сердце чуждых глубин,
а вовне рельсы, трамваи и набитые переходы.
Во мне нет нулей, как и нет середин,
я грустное существо
одинокой породы,
затянутое в невское теченье трясин,
рожденное быть болезненным,
к равнодушью слепым
и обреченное
быть нестерпимо гордым.