Тёмные искры

Он расслабленно привалился к задней луке седла. Конь устало опустил голову к выгоревшим стеблям травы, отдуваясь и поднимая облачка пыли. Солнце клонилось к закату, но жара ещё не спала.

Сильный сухой ветер доносил до ноздрей влажные запахи моря. Оно беспредельной ширью расстилалось с невысокого пологого холма, на котором собралась дюжина усталых, очумевших от зноя казаков. Ветер неистово трепал их запылённые чубы. Все молчали, упиваясь чудесным видом: море темнело к горизонту и светлело у берега, белея неторопливыми полосами пенных бурунов, накатывающихся на песчаный берег. Едва слышный шум волн доносился до холма, располагая к покою и отдыху.

– Вот и дотелепались до водицы! – умиротворённо молвил казак, чуть выдвинувшийся вперёд. Было видно, что он здесь главный. И хоть не в летах он был, а многие позади – куда старше, всё же чувствовалось: его признают над собой. Он неотрывно смотрел на бесконечную череду волн и не мог оторвать взора от пленившего его вида морской глади.

– Воды-то много, а попить нечего, – отозвался пожилой казак, в расхлыстанной засаленной рубахе, пузырившейся у него за спиной тугим шаром. И, помолчав, добавил: – Кони притомились, слышь, Никита? Отдых нужен и водопой.

– То и я кумекаю, други, – отозвался молодой казак, названный Никитой. – Да уж больно вид ладный.

– Экая невидаль! Что мы, моря не видывали? Слава богу, немало на нём погуляли. А ручей искать надобно. Матвей, царство ему небесное, сказывал, что недалече отсюда есть такой. Поспешать надобно, а?

– Постой, дядя Федя, дай дух перевести. Сейчас тронемся.

Соколиные глаза Никиты шарили по водному простору, пока не остановились на тёмных точках, маячивших в нескольких верстах.

– Ишь ты, горемыки, – заметил он, указывая на две лодки среди бурунов. – Не выгрести им, прижмёт к берегу. Купцы небось, в Персию идут. Астраханские.

– Да что они нам, – отозвался Фёдор. – До них не достать.

Никита устало вздохнул и повернул чубатую голову к ожидавшим казакам. Вдали клубился малый столб пыли. Кто-то гнал коня нещадно, нахлёстывая его.

– Коня загонит, балбес! – недовольно процедил Фёдор, разглядев своего казака.

Все повернули головы. В глазах зажглось любопытство и тревога. Что принесёт им неугомонный Васька?

Подлетев на взмыленном коньке к Никите, Васька, переводя дыхание, заговорил торопливо, сглатывая окончания слов:

– Думал, не застану вас! Чуть коня не загнал!

– Я б тебя загнал! – зло перебил Фёдор. – Был бы ты казаком на своих двоих!

– Ладно, дядя Федь, – примирительно остановил Никита. – Пусть доскажет, что видел.

– Видать, сбились поганые со следа! – затараторил Васька, не обращая внимания на упрёк. – Галдят, топчутся на месте. Вёрст десять, а то и больше. Я поглядел да к вам подался.

– Как у них кони? – спросил Никита.

– Да вроде наших. Без отдыха им не достать нас.

– Не горячись ты, сосунок! – буркнул Фёдор. – Мало ты их знаешь. Покрутятся – и накроют, если стоять будем. Ещё отрежут с полночи, и поминай как звали.

Лицо Васьки сияло гордостью и достоинством. Он был доволен выполненным поручением и не обращался к опытному дядьке Федьке, как частенько про себя его именовал: не он был начальником.

– Всё правильно сказываешь, дядя, – заметил Никита и, повернувшись к толпе, крикнул: – Айда, браты, за мной! Скоро привал!

Он пустил коня лёгкой рысью, и за ним затрусили остальные, вздымая сухую пыль. С холма отряд спустился и потянулся на полдень вдоль берега. Лошади тянулись к воде, но шарахались от волн. Жара у воды была меньше, и казаки немного повеселели. Послышались разговоры и даже шутки. Люди оживились в предвкушении отдыха.

Часа два отряд тянулся вдоль берега. Лошади тяжело шлёпали по пене, оставляемой волнами. Все вымокли, и это ободряло. С нетерпением вглядывались вдаль, ожидая зарослей камыша, скрывающих пресную воду. Солнце склонилось к слабовозвышенному берегу, тени путников уходили в море и терялись в пене.

– Да где ж ручей, чтоб его! – с раздражением воскликнул Васька, встав на стременах. Конёк его тяжело поводил мокрыми боками, хрипло дыша. Васька ободряюще похлопывал его по шее и шептал ласковые слова, но это мало помогало заморенному животному.

– Должно быть скоро, по приметам вот-вот показаться должен, – ответил Фёдор. – К заходу доберёмся.

Но прошло ещё с полчаса, пока казаки не добрались до полувысохшего ручья, вяло сочившегося в зарослях камыша и осокоря. Редкие кустики оживляли унылый ландшафт, но это был долгожданный отдых, и никто не обращал внимания на скудость степи.

Лошади поспешили и скоро набросились на свежую воду. Казаки спешились, быстро расседлали коней и пустили их на траву, здесь ещё сочную. Сели в кружок и наскоро перекусили лепёшками и луком. С харчами было худо.

Ногаи не давали передышки: мурзы гнали свои отряды во все стороны, надеясь перехватить станицу. Больше месяца казаки скрытно крались в Астрахань с посланием от старшин из-под самого Азова. Азову угрожали крымские орды и турецкий флот, а тут ещё ногайские мурзы откололись от Москвы и не давали связаться с астраханским воеводой. В мелких стычках погибло почти половина станицы вместе с есаулом. Неделю назад схоронили Матвея и павших в короткой, но жаркой схватке с ногаями. Теперь потрёпанная и измученная станица пыталась оторваться от наседавших врагов.

Выбрали Никиту старшим за острый ум и решительность, за отвагу и умение ладить с людьми. Не раз он проявлял себя в многочисленных набегах и на татар, и на ногаев, и на черкесов за Кубанью. Сметливый, но не бездумный, он редко позволял сердцу превозмочь разум.

Солнце село, земля отдалась сумеркам с их неясными тенями и расплывшимися формами кустов и трав. Костров не разжигали – опасались привлечь внимание рыскавших невдалеке татар. Никита выслал дозорных и охрану для лошадей, остальные, не мешкая, завалились спать. Ночь не успела вступить в свои права, а лагерь огласил темноту разноголосым храпом уставших людей.

Ветер посвистывал в сухих стеблях трав, море шумело, накатывая белогривые волны на берег, иногда грохоча особенно крупной. Лёгкий туманец покрыл степь. В монотонном шуме ночи изредка прорывалось фырканье коней.

За полночь в лагерь прискакал дозорный.

– Дядь Федь, очнись, послушай, что скажу! – расталкивал пожилого казака Егор Елагин, здоровенный угловатый мужик лет тридцати.

– Это ты, Егор? – хрипло спросил Фёдор.

– Да я же! Очухайся! Слышь, в той стороне корабельщики пристали к берегу. Не иначе, те самые, что днём мельтешили.

– Ну и что? Они сами по себе, мы сами.

– Подполз я близко. Персы они, а может турки. С нашими купцами плыли. Только наши – связаны, побитые. Один тяжко стонал.

– Я же тебе сказывал – не наше это дело. Нам бы до Астрахани добраться.

– Так я ж толкую: неладное у них. Свои ж! К тому ж и лодии у них. Кумекаешь?

– Ну постой, дай Никиту растолкаю.

Никита с трудом поборол сон и долго молча слушал торопливый шёпот Егора. Видно было: рассказ дошёл. Он почесал давно не мытую спину, огляделся.

– До утра далековато, подождём малость.

– Да чего ждать-то! – заволновался Егор.

– Не брыкайся. Ты всё одно не спишь, а на сон времени не осталось. Скачи, приведи дозорных. Как исполнишь – снимемся. А ты, дядя Федь, седлай с Исаем коней. Остальные пусть поспят.

– Значит, надумал, Никита? – спросил Фёдор.

– Надумал, – ответил Никита и пошёл за сёдлами с Исаем.

Полчаса спустя казаки уже сидели в сёдлах, поёживаясь со сна и тихо переговариваясь. Никита оглядел их и сказал негромко:

– Браты, Егор высмотрел стан купцов. Видно, наших в полон взяли, других порешили. Лодии нам ой как пригодились бы, да и своих можно вызволить. Доброе дело. Значит, пойдём все, обложим со всех сторон и разом кинемся. Пистолями не баловать, не ровен час ногаи услышат. И не орать. Айда!

Он тронул коня, и казаки потянулись к югу. Лёгкой рысью отряд за полчаса приблизился к указанному месту, спешился. Коней отвели в едва приметную ложбину, оставили при них Ваську сторожить. Сами медленно стали обходить ещё не видимый в темноте стан. Небо на востоке лишь слегка светлело.

Почти без шума казаки растворились в ночи. Каждого ждало что-то своё на рассвете. Сердца тревожно стучали в груди, но это было привычным делом. Казаки ведь.