Цифры на экране складывались в симфонию.

Алина откинулась в кресле, позволив себе секунду удовольствия. Сметы на расширение энергоконтура — согласованы. Отчёт по стабильности купола — в зелёной зоне. Заявка на новую партию кристаллов-накопителей — подписана и отправлена Лебедеву, пусть ворчит на бюджет.

«Эдем» работал как часы.

Она потянулась к кружке с остывшим кофе и замерла, поймав своё отражение в тёмном стекле панорамного окна. За стеклом раскинулся ночной сад их Хозяина — невозможное переплетение светящихся лиан и цветов, которые не должны существовать в этом климате. Красиво и жутковато.

Как и всё, к чему прикасается Он.

Алина отвела взгляд от сада и посмотрела на отражение. Двадцать шесть лет. Технический директор «Ворон Групп». Правая рука человека, которого боится и уважает половина региона.

Неплохо для девочки, которая до двенадцати лет не знала, что такое собственная комната.

Воспоминание пришло само — незваное, но привычное. Приют «Светлый путь». Название звучало как издевательство. Ничего светлого там не было: серые стены, серые простыни, серые лица воспитателей, уставших от чужих детей. Алина была «странной» — так говорили другие. Пока девочки играли в куклы, она разбирала будильники. Пока мальчишки гоняли мяч, она рисовала схемы в тетрадках, украденных из учительской.

Её не травили. Просто не замечали и это было гораздо хуже.

А потом пришли Романовы.

Алина до сих пор помнила тот день. Суббота, был дождь и перед ней супружеская пара средних лет — он в мешковатом свитере, она с добрыми, чуть растерянными глазами. Они пришли за «тихой девочкой, которая любит читать». Им подсунули Алину — двенадцатилетнюю, нескладную.

«Она… немного необычная», — предупредила директриса.

Мама — теперь уже мама — посмотрела на схему трансформатора в руках Алины и улыбнулась.

«Это хорошо. Обычных у нас и так хватает».

Они забрали её домой. Дали фамилию и дали комнату — свою комнату, с настоящей дверью, которую можно закрыть. Папа научил паять, не боясь, что она сожжёт квартиру. Мама терпела взрывы в гараже, запах канифоли и провода, торчащие из каждого угла.

Они не пытались её «исправить» — просто любили.

Алина моргнула, отгоняя влагу из глаз. Глупости, сантименты — она давно выросла и доказала, что достойна их веры. Сначала красный диплом, а теперь — это.

«Эдем».

Место, которое она построила своими руками. Ну, почти своими, ведь чертежи принадлежали Ему, но воплощение — ей. Каждый контур, каждый узел, каждая линия энергоснабжения — всё прошло через её пальцы.

Телефон на столе коротко звякнул. Сообщение от мамы:

«Миша опять что-то собрал. Мигает и жужжит, мы боимся включать. Приедешь?»

Алина улыбнулась. Младший брат — родной сын Романовых, на двенадцать лет младше. Когда его спрашивали, не обидно ли, что родители взяли «чужую», он закатывал глаза: «Она мне схему квадрокоптера нарисовала. Какая она чужая?»

Она уже набирала ответ, когда дверь кабинета открылась без стука. Так входил только один человек.

Глеб.

Начальник службы безопасности замер на пороге — квадратный силуэт в тактической куртке, коротко стриженый, с лицом, будто вырубленным из камня. Он не говорил лишнего и Алина ценила это качество.

— Собираешься куда-то, — это был не вопрос.

— К родителям. — Алина встала, закрывая ноутбук. — Ненадолго. Мама звонила, брат опять что-то изобрёл. Боятся включать без меня.

Глеб нахмурился. Впрочем, он всегда хмурился.

— Протокол безопасности.

— Глеб…

— Две машины, — он говорил так, будто зачитывал приговор. — Четверо бойцов «Стражей». Сержант Волков — старший.

Алина рассмеялась, качая головой:

— Сейчас же не война, Глеб. Зачем такие крайности? Кого ты боишься?

— Всех.

Просто и честно. Очень в стиле Глеба.

Алина подняла руки в примирительном жесте:

— Ладно. Если тебе так спокойнее — пусть будет эскорт, но я хочу вернуться до полуночи, так что не затягивай с инструктажем.

Глеб кивнул и вышел так же бесшумно, как появился.

Алина накинула пальто, сунула телефон в карман. На секунду задержалась у окна, глядя на сад.

Где-то там, в Котовске, Он сейчас разбирался с последствиями войны. С некрозом земли и чужой болью, которую предстояло исцелить — или ампутировать.

Позаботься о себе, — подумала она, зная, что никогда не скажет этого вслух.

Потом развернулась и вышла.

*

Кортеж свернул с главной трассы на узкую дорогу, петляющую между старыми дачными участками.

Алина смотрела в окно бронированного внедорожника, узнавая знакомые места. Покосившийся забор деда Семёныча — тот клялся починить его ещё пять лет назад. Колонка на углу, из которой она таскала воду, когда трубы замерзали. Яблоня Петровых, ветки которой каждую осень свешивались на дорогу.

Здесь ничего не менялось. И это было… хорошо.

— Две минуты до точки, — голос сержанта Волкова из передней машины, сухой и деловитый, прорезался сквозь рацию.

Алина хмыкнула. «Точка» — он говорил о доме её родителей, как о военном объекте. Профдеформация.

Впрочем, Волкова она уважала. Сорок с лишним, седина на висках, шрам через левую бровь — след какой-то давней операции, о которой он никогда не рассказывал. Из тех людей, что говорят мало, а делают много. Глеб таких ценил, как и Алина.

Машины замедлились, огибая последний поворот.

И тут из кустов у обочины вылетело «нечто».

Алина успела увидеть только силуэт — паукообразный, размером с кошку, с красными огоньками вместо глаз. Объект издал пронзительный писк и выпустил ослепительную вспышку.

Её внедорожник резко затормозил. Страж рядом прижал ее к сиденью, закрыв собой.По рации полетели отрывистые команды:

— Контакт на десять часов!

— Вижу объект! Дрон, похоже на разведчика!

— Волков, приказ?

— Не стрелять, пока не опознаем! Может быть бомба!

Алина лежала, уткнувшись лицом в кожаное сиденье, и чувствовала, как сердце колотится где-то в горле.

Засада? Здесь? Что за нелепость?

— Стоять! — голос Волкова, резкий как удар. — Вижу движение в кустах!

— Цель захвачена!

— Огонь по готовности…

— НЕ СТРЕЛЯЙТЕ!

Голос был тонкий, ломающийся, до боли знакомый.

Алина рванулась вверх, отталкивая бойца:

— Отставить! Это мой брат!

Она выскочила из машины, не дожидаясь разрешения. Четверо «Стражей» стояли полукругом, стволы направлены на кусты шиповника, из которых выбирался тощий подросток в мешковатой толстовке.

Миша.

Четырнадцати лет, уши торчком, очки перекошены, коленки в траве. В руках — пульт управления, на лице — смесь ужаса и восторга.

— Не стреляйте! — повторил он, поднимая руки. Пульт болтался на ремешке. — Это «Страж-1»! Прототип! Я сам собрал!

Паукообразный дрон лежал на дороге, жалобно помигивая огоньками. Одна из его ног подёргивалась, как у перевёрнутого жука.

Алина подошла к брату в три шага. Охрана расступилась, но оружие опустили не сразу — Волков знаком приказал сначала проверить периметр.

— Ты, — Алина ткнула пальцем Мише в грудь, — идиот.

— Алин, подожди…

— Тебя могли убить! Ты понимаешь?! — она почувствовала, как голос срывается. Страх отступал, на его место приходила злость. — Выскочить перед вооружённым конвоем?! С какой-то мигающей хренью?!

— Это не хрень! — Миша обиженно насупился. — Это автономный разведывательный модуль с инфракрасными сенсорами! Я месяц его собирал! И сенсоры сработали, между прочим! Он вас засёк за двести метров и вышел на перехват, как я и программировал!

— Он вышел под пули, Миша!

— Но ведь пронесло же!

Алина открыла рот — и закрыла. Аргументы закончились — остался только тяжёлый вздох.

Волков подошёл, убирая пистолет в кобуру. На его каменном лице мелькнуло что-то похожее на усмешку.

— Сенсоры, говоришь?

Миша мгновенно оживился:

— Да! Вот, смотрите! — Он подобрал дрон, перевернул, тыча пальцем в мешанину проводов. — Термодатчики отслеживают тепловые сигнатуры. Вот этот модуль — анализ движения. А тут я припаял…

— Сам паял? — перебил Волков.

— Сам! — Миша расправил плечи. — Схему тоже сам рисовал. Ну, частично подсмотрел в интернете, но адаптировал под наши компоненты. Нашел подешевле, но они греются, пришлось переделывать систему охлаждения…

Он продолжал тараторить, показывая свои «улучшения». Волков слушал молча, разглядывая конструкцию. Другие бойцы переглянулись, пряча улыбки.

Алина смотрела на брата, и злость постепенно уступала место другому чувству.

Боже, да он талант.

Криво, косо, из подручных материалов — но работает. В четырнадцать лет, без нормального образования, без лаборатории и наставника, он достиг этих результатов на чистом упрямстве и интернет-уроках.

Ему бы в настоящую мастерскую, к настоящим инженерам. Он бы там…

Она оборвала мысль. Потом, сейчас важно другое.

— Ладно, — Алина положила руку брату на плечо, останавливая поток технических терминов. — Ты гений, я поняла. Пошли домой, пока мама не умерла от беспокойства.

— Она не знает, — Миша заговорщицки понизил голос. — Я сказал, что выношу мусор.

— Полчаса назад?

— Ну… может, не полчаса…

Алина закатила глаза.

— Волков, — она обернулась к сержанту. — Мой пойдем в дом. Периметр чистый?

— Чистый, — он кивнул. — Ребята останутся снаружи. Два часа, как договаривались?

— Достаточно. Спасибо.

Она повела брата к дому, в котором окна светились теплым светом. На крыльце уже появилась знакомая фигура — мама, вытирающая руки о фартук.

— Алиночка! А я смотрю — машины какие-то… Миша, ты где был?!

— Мусор выносил! — хором ответили брат и сестра.

Мама посмотрела на них с подозрением, но промолчала. За годы жизни с двумя «технарями» она научилась не задавать лишних вопросов.

Алина поднялась на крыльцо и обняла её.

— Привет, мам. Пахнет вкусно.

— Пирог. — Мама улыбнулась. — Твой любимый с вишней.

Позади раздался грохот — Миша уронил своего «Стража» на ступеньки.

— Осторожнее! Там чувствительные компоненты!

Алина рассмеялась.

Дом.

Кухня Романовых была маленькой, тесной и совершенно неприспособленной для четырёх взрослых людей одновременно, но именно это Алина любила больше всего, хотя и предлагала родителям купить новый дом, но они всегда отказывались.

Здесь нельзя было спрятаться. Нельзя было отсидеться в углу, уткнувшись в телефон. Хочешь не хочешь — а будешь передавать салат, уворачиваться от мамы с горячей сковородой и отбиваться от папиных расспросов.

Сейчас они сидели вокруг старого стола, накрытого клеёнкой в весёленький цветочек. Клеёнка была древняя, ещё с тех времён, когда Алина только появилась в этом доме, и местами протёрлась до белых проплешин. Мама сто раз порывалась её заменить, но каждый раз что-то мешало — то деньги нужны были на другое, то просто забывалось. Алина втайне радовалась, что клеёнка выжила. Это была часть чего-то настоящего, неизменного.

— Ну, рассказывай, — папа подвинул к ней тарелку с котлетами, от которых поднимался ароматный пар. — Как там твоя работа? Всё ещё строите что-то секретное?

Пётр Романов — невысокий, плотный, с густыми усами и вечно добродушным прищуром — работал электриком на местной подстанции уже тридцать лет. Он не понимал и половины того, чем занималась приёмная дочь, но искренне ею гордился. На стене в прихожей висела её фотография с красным дипломом — в рамочке, рядом с иконой.

— Не только секретное, пап, — Алина улыбнулась, накладывая себе картошку. — Просто… сложное. Много технических систем, которые нужно поддерживать в рабочем состоянии.

— А платят нормально? — это уже мама, Людмила Сергеевна. Она села напротив, сложив руки перед собой, и смотрела на Алину тем особым взглядом, которым умеют смотреть только матери — видящим насквозь и одновременно бесконечно любящим.

— Платят хорошо, мам. Честно, я же переводы вам отправляю каждый месяц.

— Мы их не тратим, — мама покачала головой с лёгким укором. — Откладываем тебе. На свадьбу там, или мало ли что…

— Мам!

— А что «мам»? Двадцать шесть лет, красавица, умница, а всё одна да одна. Работа, работа — нельзя же так, Алиночка.

Миша, который до этого сосредоточенно поглощал котлету, поднял голову и ухмыльнулся с видом человека, предвкушающего хорошее представление.

— Люд, отстань от неё, — вступился папа, но как-то не очень убедительно. Было видно, что тема его тоже интересует.

— Я не «отстань», я беспокоюсь! — мама всплеснула руками. — Вот ты, Алин, хоть с кем-нибудь там общаешься? На работе? Не только же с компьютерами разговариваешь?

— Общаюсь, — Алина уткнулась в тарелку, надеясь, что тема сама собой рассосётся. — У нас хороший коллектив.

— Коллектив, — мама произнесла это слово так, будто оно было личным оскорблением. — А начальник твой? Тут его по новостям мельком показывали, такой статный красавец. Как у вас с ним?

Вилка в руке Алины замерла на полпути ко рту.

— П-при чём тут начальник? — она постаралась, чтобы голос звучал ровно, но по тому, как мама чуть подалась вперёд, поняла — не получилось.

— Ну как при чём? Ты о нём так говоришь всегда… «Он решил», «он придумал», «он сказал»… Я уж думала, может, он того… нравится тебе?

Миша издал странный звук — нечто среднее между смешком и кашлем. Алина наградила его убийственным взглядом, но было поздно: щёки уже заливал предательский румянец.

— Он… это не так, — она запнулась, подбирая слова. — Он мой работодатель. Просто я уважаю его как профессионала.

— Угу, — мама кивнула с таким видом, будто Алина только что подтвердила все её подозрения. — Профессионала. А сам-то он как? Женат?

— Мам!

— Нет, ну а что такого? Нормальный вопрос.

— Он… — Алина почувствовала, что окончательно теряет контроль над ситуацией. — Он сложный человек, ладно? Он очень умный, очень… необычный. Калев не такой, как все. Он видит мир по-другому, думает по-другому. Иногда мне кажется, что я вообще не понимаю, что у него в голове, а иногда — что понимаю лучше всех. И это… это очень сложно.

Она замолчала, осознав, что сказала куда больше, чем собиралась.

За столом повисла тишина. Папа сосредоточенно изучал свою тарелку. Миша больше не ухмылялся — смотрел на сестру с неожиданной серьёзностью. А мама… мама улыбалась. Мягко, понимающе, как улыбаются взрослые детям, когда видят, что малыш наконец-то сделал первый шаг.

— Ну вот, — сказала она тихо. — Вот это уже похоже на правду.

— Мам, это не то, что ты думаешь! — Алина потёрла переносицу, чувствуя себя снова пятнадцатилетней. — Он… он вообще не смотрит на меня так. Для него я просто сотрудник, инструмент, который хорошо выполняет свою работу. Он ценит эффективность, а не…

Она не договорила. Слово «чувства» застряло в горле.

Мама встала из-за стола и подошла к духовке, из которой доносился запах выпечки.

— Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь, — твой папа тоже считал меня просто коллегой. Три года сидел за соседним столом на заводе и ни разу не пригласил на танцы. Думал, что он «не моего уровня». А потом я сама его пригласила, и вот — тридцать пять лет вместе.

— Э-это другое, — возразила Алина, но как-то неуверенно.

— Может, и другое, — мама достала из духовки противень и поставила на стол. Пирог — золотистый, с решёткой из теста сверху, из-под которой виднелись тёмные вишни. — А может, и нет. Ты умная девочка, Алин. Разберёшься сама.

Она отрезала большой кусок, положила в пластиковый контейнер и протянула Алине.

— На вот, передай ему.

— Кому? — Алина моргнула, делая вид, что не понимает.

— «Сложному» начальнику своему. — Мама улыбнулась с хитринкой. — Домашнее всем полезно. Глядишь, подобреет.

— Мам, он не…

— Бери-бери, — мама закрыла контейнер крышкой и сунула ей в руки. — И вот ещё…

Она взяла листок бумаги с холодильника — из тех, на которых обычно писала списки покупок — и быстро нацарапала несколько слов. Сложила вчетверо и положила сверху на контейнер.

— Это что? — спросила Алина.

— Записка. Не читай, просто передай вместе с пирогом.

— Мам, ты серьёзно?

— Абсолютно.

Алина хотела возразить, но посмотрела в мамины глаза — тёплые, немного влажные, бесконечно любящие — и не смогла.

— Ладно, — сказала она тихо. — Ладно, передам. Попробую.

Мама обняла её, крепко, как в детстве, когда Алина просыпалась от кошмаров и приходила к ним в спальню.

— Моя девочка, — прошептала она. — Умница моя. Что бы ни случилось — ты справишься. Я знаю.

Алина закрыла глаза, вдыхая знакомый запах — мамины духи, ваниль от выпечки, что-то неуловимо родное.

Дом, — подумала она снова. — Вот что такое дом. Надо бы перевезти их поближе к Эдему, хоть они и упираются. Поставлю перед фактом…

Через полчаса она стояла на крыльце, прижимая к груди контейнер с пирогом. Мама махала из окна кухни, папа возился во дворе с дроном Миши — кажется, брат уговорил его посмотреть на своего «Стража». Обычный вечер, обычная семья.

Алина села в машину, кивнула водителю и откинулась на спинку сиденья. За окном поплыли знакомые улицы — фонари, заборы, редкие прохожие.

Она достала записку и развернула её, не удержавшись.

Мамин почерк — крупный, немного неровный:

«Позаботьтесь о моей девочке. Она хорошая, только сама не всегда это понимает. Мама вашей сотрудницы Л. С. Романова»

Алина почувствовала, как защипало глаза. Глупо, сентиментально, но совершенно в её стиле.

Она аккуратно сложила записку и убрала обратно в контейнер.

Ладно, мам. Попробую.

Машина выехала на главную трассу, набирая скорость.

*

Ночная трасса была пуста.

Алина смотрела в окно, наблюдая, как конусы света от фар выхватывают из темноты бесконечную ленту асфальта. Деревья по обочинам сливались в сплошную чёрную стену, изредка разрываемую отблесками дорожных знаков. Тихо гудел двигатель, шуршали шины по влажному покрытию — недавно прошёл дождь, и дорога поблёскивала, как тёмное стекло.

На коленях у Алины лежал контейнер с пирогом.

Она то и дело косилась на него, и каждый раз на лице появлялась непрошеная улыбка. Глупо, конечно. Взрослая женщина, технический директор, а радуется как ребёнок. Но ничего не могла с собой поделать — внутри было тепло и легко, как давно уже не было.

Мам, папа и Миша со своим нелепым дроном. Запах выпечки и старая клеёнка на столе.

И записка.

«Позаботьтесь о моей девочке».

Алина представила, как положит контейнер на стол в кабинете Воронова. Как он посмотрит на пирог этим своим взглядом — изучающим, словно перед ним не выпечка, а неизвестный артефакт. Как, может быть, чуть приподнимет бровь и спросит: «Что это?». И она скажет… что она скажет?

«Это от мамы. Она просила передать».

Нет, слишком сухо.

«Домашний пирог. Попробуйте, вам понравится».

Слишком фамильярно.

«Я подумала, что вы…»

Что? Что она подумала? Что он оценит вишнёвую выпечку? Что человек, который перекраивает реальность силой воли, растает от маминого рецепта?

Алина тихо рассмеялась собственным мыслям. Машина мягко покачивалась, убаюкивая. Веки потяжелели — сказывался долгий день, эмоции, домашняя еда…

— Волков — Гнезду, — голос сержанта из рации, будничный, рутинный. — Прошли отметку сорок. Расчётное время прибытия — двадцать две минуты. Всё чисто.

— Гнездо принял, — отозвался Глеб. Даже по рации его голос звучал хмуро. — Доложить по прибытии.

— Принял.

Рация щёлкнула, замолкая.

Алина прикрыла глаза. Двадцать две минуты ещё можно немного подремать, всё равно делать нечего. Охрана справится, а Глеб вечно перестраховывается, но в этом и есть его работа — видеть угрозу там, где её нет. А она просто устала, ведь завтра снова отчёты, совещания, бесконечные согласования по новым проектам.

Ночная трасса была…

ВЖУХ! ВСПЫШКА!

…совсем не пуста.

БУМ!

Головной броневик вдруг подскочил и его окутал шар огня. Ударная волна качнула их машину, в лицо плеснуло жаром даже сквозь стекло.

Алина закричала. Или ей показалось, что закричала — в ушах стоял звон, и собственный голос казался далёким, чужим.

Машина резко остановилась.

— ЗАСАДА! — водитель рванул дверь. — ВЫХОДИМ!

Стрельба. Со всех сторон — сухой треск автоматных очередей, визг рикошетов, звон лопающегося стекла. Пули застучали по корпусу машины — тук-тук-тук — как град по жестяной крыше.

Водитель дёрнулся, захрипел и повалился обратно в салон.

— НЕТ! — Алина упала ничком, вжимаясь в сиденье. — НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Снаружи — крики. Голос Волкова, срывающийся на хрип:

— Контакт слева! Огонь! ОГОНЬ! Гнездо! Нас атаковали! Тридцать пятый километр…

Грохот выстрелов. Чей-то вопль. Топот ног по асфальту. Звук удара, хруст, мат.

Алина не видела, что происходит, только слышала. И от этого было ещё страшнее — темнота снаружи, вспышки выстрелов, мелькающие тени. Как в кошмаре, когда не можешь пошевелиться.

Что-то ударило в машину сбоку. Внедорожник накренился, заскрежетал металлом по асфальту. Алину швырнуло на дверь, контейнер с пирогом вылетел из рук.

Что это?! Что…

Ещё удар. Дверь со стороны водителя смялась внутрь, будто по ней врезали кувалдой.

Стрельба снаружи смолкла. Вместо неё — стоны, хрипы, чьи-то отрывистые команды.

Дверь просто вырвали. В проёме возникла фигура в черной броне.

Алина попыталась отползти, но ползти было некуда.

— Н-не надо… — голос сорвался на шёпот. — Пожалуйста…

Фигура шагнула вперёд. Перчатка обхватила её горло — не сжимая, просто фиксируя — и потянула наружу.

Алина вывалилась на асфальт, больно ударившись коленями. Вокруг — разгром, горящие обломки головного броневика. Вторая машина, изрешечённая пулями, с выбитыми стёклами. Тела «Стражей» на земле.

Волков лежал у колеса, лицо в крови.

Чёрные фигуры двигались вокруг, деловито и быстро. Собирали оружие, переговаривались короткими жестами. Их было много — десять, двадцать? Алина не могла сосчитать, всё плыло перед глазами.

Под ногой хрустнуло. Она опустила взгляд.

Контейнер. Раздавленный, смятый. Мамин пирог вывалился на мокрый асфальт, вишни растеклись тёмными пятнами, как кровь.

Алина почувствовала, как по щекам текут слёзы. Ведь глупой она не была и понимала, что возможно все кончено, и она никогда больше не увидит маму, не услышит ворчание папы, не посмеётся над изобретениями Миши…

Рука в перчатке взяла её за подбородок. Подняла голову. Забрало маски было совсем близко.

— Объект захвачен, — голос из-под маски звучал искажённо, механически.

Я так и не успела ему ничего сказать… как глупо.

Удар в висок. Белая, ослепительная вспышка боли.

Темнота.

От автора

👑Добро пожаловать в Российскую империю 1978 года!

🎩Боярка в лучших традициях: кланы, сверхспособности, жёсткие драки, укрепление Рода!

🌍В серии уже 13 томов

👉https://author.today/reader/233831

Загрузка...