Тени древней земли

Глава первая

Крымские горы, городской округ Ялта, 1978 г.

Десятилетний Володя проснулся от рычания собаки. Домашний питомец, «двортерьер», милейший Арлекино, встал на дыбы в нескольких сантиметрах от его кровати, издавая приглушенное рычание. Мальчик проснулся и велел ему спать дальше.

Однако животное, казалось, даже не услышало его: словно привлеченное странным зовом, оно выскочило из комнаты и стремглав покинуло дом.

Ночная влажность усиливала благоухание причерноморских кустарников, создавая взрыв разнообразных запахов, но под смесью характерных для этих мест ароматов, доносимых ветром через открытое окно, зверь уловил безошибочно резкий, кислый и железистый запах: человеческой крови.

Задыхаясь, он бежал к роще за домом, ориентируясь по запахам, которые можно было уловить за земляным подлеском и более влажной, покрытой росой травой. Обонятельные железы вели его, как радар. Он пересек лес с гигантскими вековыми дубами, продираясь сквозь лабиринты диких зарослей. Чем ближе он подходил к источнику, тем более горьким и яростным становился запах, как будто кровь превратилась из простого фонового шума в пронзительный вой. Арлекино замедлил шаг, когда достиг поляны у подножия каменистого склона, усеянной раскидистыми деревьями и почти полностью очищенной от кустарника. Вокруг нее росли кипарисы, вековые дубы и можжевельники, которым было столько же лет, сколько самим горам. Листва деревьев перестала шелестеть. Даже стрекотание насекомых стихло, превратившись в неземную тишину, которая, как заклинание, окутала пространство между холмами. Голубоватая луна заливала плато серебристым сиянием, которое высвечивало силуэт сгрудившегося на земле человека, укутанного в бесформенный балахон и окруженного роем мошек.

Молодая дворняга испуганно огляделась вокруг. В окружении естественных скальных ступеней, покрытых мхом и лишайником и защищенных лиственными ветвями деревьев, которые, казалось, были возведены для его защиты, стояло древнее каменное сооружение, изъеденное валом спутанных растений. Изнутри храма поднималась пелена голубоватого тумана, и пес различил журчащий звук воды: это был источник, от которого он всегда держался подальше, даже когда жажда настигала его в самое адское время лета. От этого места, окутанного скорбным, могильным спокойствием, словно от сладострастной растительности, исходила зловещая вибрация. Чувства побуждали его уйти, но он не мог пошевелиться. Тогда Арлекино решил пересечь эту невидимую границу и сделал несколько неуверенных шагов навстречу человеку. Это была женщина, обнаженная под какими-то тряпками. Из раны на ее горле капала кровь, пропитывая влажную землю. Ее руки были связаны за спиной. Она находилась в центре мегалитической конструкции, в круге со спиральным узором, перед храмом, охранявшим священный колодец.

Журчание воды внутри сооружения усилилось. Вокруг еще теплого трупа продолжала плавать смерть; собака почти слышала эхо, зажатое между колоссальными камнями. Более внушительная, чем остальные, стела, на которой рельефно выделялся полумесяц, поблескивала пеленой лучей. Казалось, камень ледяным взглядом наблюдает за безжизненным телом.

Лапы собаки дрожали, как сучья. Пес чувствовал во рту едкий привкус опасности. Он знал, что ему здесь не место, что само его присутствие нарушает баланс предков. Бока болели, воспаленные от царапин и ссадин, полученных во время бега по кустарнику, но эти физические страдания были ничто по сравнению с парализующим страхом, овладевшим им. Любой другой шум затмевался бешеным стуком сердца.

- Арлекино!!

В нескольких метрах от себя он услышал детский голос, зовущий его по имени.

Животное обернулось. Пес увидел, что его молодой хозяин присоединился к нему и остановился в нескольких шагах от свернувшейся на земле женщины. Арлекино издал приглушенный вой, как бы пытаясь отговорить юношу от приближения к жертве и святилищу.

Это была одна из тех ледяных нот, от которых трескаются губы и кожа на суставах. Да, ребенок дрожал, но не от холода: вид лежавшего на земле тела заглушил в нем все физические ощущения. Кроме крови, которая, казалось, стекала по каменным каналам, ведущим к колодцу, его поразила еще одна деталь: лицо трупа закрывала пластиковая маска, похожая на человеческую, с длинными острыми рогами; она напомнила ему те, что были на картинках в книжке, которую подарил ему отец и которые несколько недель преследовали его потом во сне. Он готов был поспорить на все свои детские сокровища, что лицо женщины скрыто под маской ведьмы.

Он вздохнул, разрываясь между удивлением и ужасом, глядя на массу темных волос, выделявшихся на фоне пеленой кожи женщины и ее потрепанного одеяния.

Собака стояла перед ним, как бы стараясь оградить его от этого зрелища и не допустить к нему.

Они оба услышали шум, который заставил их подпрыгнуть. Он доносился изнутри постройки, окруженного пеленой тумана, почти полностью скрывавшей его от глаз.

В тусклом сентябрьском небе было трудно разобрать очертания святилища. Хотя мальчик совсем недавно переехал в эти края вместе с отцом, инженером, он изучил эти горы довольно хорошо, но еще никогда не заходил в настолько примитивное место, что растительность, поглотив его, словно пыталась скрыть его существование.

Он сделал шаг к колодцу, но собака преградила ему путь.

Послышались тяжелые шаги, как будто кто-то поднимался по ступеням, чтобы выйти на поверхность. Каждый шаг сопровождался высоким металлическим лязгом.

Собака и ребенок стояли неподвижно, словно застыв под действием заклинания. С замиранием сердца они смотрели, как завеса тумана сдвигается, разрываясь на части гигантской фигурой, поднимающейся из недр земли, словно древнее лесное божество, проявившее себя после долгой летаргии.

Звериный бог. Существо с человеческой внешностью, хотя и циклопической, лицо которого также закрывала устрашающая маска с длинными острыми рогами, освещаемая пламенем факела, который он держал в руке. Он был одет в тяжелый кожаный плащ, подпоясанный на талии толстым поясом. На его огромных плечах висела цепочка железных колокольчиков, а левая рука, явно человеческая, сжимала нож с изогнутым лезвием, еще влажным от воды и крови. Голову его покрывал черный платок, а ноги, длинные и толстые, как зеленые стволы дубов, были обуты в высокие черные сапоги, похожие на те, в которых его отец ходил в деревню на ярмарку.

Гигант заметил их присутствие, но, похоже, не возражал.

Арлекино и ребенок окаменели. Они наблюдали, как великан подошел к женщине и властно поднял накидку, обнажив окровавленную спину. Человек опустил факел на камни и сняло с пояса бараний рог, которым облил кожу трупа водой, обнажив недавний радиальный разрез, сделанный кончиком острешего ножа. Затем, словно ожидая сигнала, он поднял лицо в маске к звездному своду. Небо, казалось, действительно ответило ему, потому что через несколько секунд ветер снова начал дуть, метаясь в ветвях, как огромный разъяренный зверь.

Ребенку казалось, что этот ледяной порыв ветра рвет ему душу, что что-то в лесу проснулось после долгого сна.

Под тяжелой деревянной маской пещерный голос великана произносил своего рода молитву, обращенную к звездам, где мальчик уловил смысл лишь нескольких слов: вода, смерть, луна, кровь. Но интонации существа было достаточно, чтобы вселить в него таинственный страх, ведь этот язык предков обращался не к разуму, а к недрам. К недрам человека и земли.

Арлекино удалось выйти из оцепенения и зарычать.

Звериный бог повернулся к собаке, наклонился и протянул огромную руку. На тыльной стороне руки мальчик увидел сверкающий шрам в форме треугольника, увидел сверкающее в лунном свете стальное лезвие и крепко зажмурил глаза, опасаясь самого страшного. Но великан не собирался убивать: он погладил собаку по голове, и та осталась неподвижной, словно загипнотизированная темными глубинами деревянной маски.

Когда мальчик снова открыл глаза, полные слез, он с удивлением увидел рядом с собой пса в целости и сохранности. Великан возложил на голову женщины что-то вроде короны из листьев и медленно удалялся в сторону леса, пока его не поглотила тьма. Ребенок услышал треск пламени, прежде чем смог различить его отблески. Огонь начал атаковать кустарник, затем пожирать деревья. Не прошло и минуты, как языки пламени уже лизали святилище.

Арлекино вцепился клыками в штанину ребенка, словно хотел оторвать его от этого места и от того кататонического состояния, в котором он находился.

Его яростный лай был не более чем фоновым шумом для малыша, который продолжал смотреть на тело женщины, которую вот-вот поглотит пламя. Только укус животного за тщедушное тельце смог вывести его из глубин бессознательного состояния и привести в чувство. Вокруг них огонь охватил большую часть склона. Пламя трещало во всех направлениях. Густой черный дым наполнял воздух, от которого на глаза наворачивались слезы, а волны жара усиливались. Еще несколько секунд - и невозможно будет ни бежать, ни даже дышать.

Мальчик побежал в сторону прохода, куда огонь еще не добрался, не оглядываясь на труп, который пламя превращало в костер. От женщины осталась лишь горстка пепла.

Из страха, что великан вернется и нападет на него, ребенок ни за что на свете не расскажет об увиденной им сцене ни одной живой душе.

Придя домой, он забрался в постель, пахнущую дымом, который принес ветер в открытое окно и Арлекино дрожал у его ног. Он пытался убедить себя, что все это ему приснилось, но женщина в ведьминой маске не собиралась отказываться ни от своих снов, ни от повседневной реальности.

Она будет мучить его до конца жизни.

До самого конца в бандитских разборках середины девяностых.

Как и те странные слова, которые он никогда не забудет: "Чтобы родиться, вода должна питаться кровью..."

Глава вторая

Гора Демерджи, южный Крым, сентябрь 2019 г.
Горный массив Демерджи по праву считается одним из самых живописных в Крыму. Путешествуя по трассе, соединяющей Симферополь и Алушту, вблизи Ангарского перевала можно увидеть гору, вершина которой напоминает крепость. Название горы Демерджи переводится с крымско-татарского языка как «кузнец».
Горный массив Демерджи делится на две части – Северную и Южную. Высота Северной Демерджи составляет 1359 метров, а Южной – 1239 метров. Их вершины плоские, покрытые густой высокой травой. Склоны Демерджи украшают буки и грабы. Сами скалы состоят из известняков, конгломератов, глины и песка. Возраст некоторых пород, образующих Демерджи, достигает 1 миллиарда лет. Здесь часто проводятся научные исследования. В разное время суток скалы Демерджи окрашиваются в различные цвета. Поэтому эти места часто посещают мастера пейзажей.
В современный рельеф горы Демерджи внесли свой вклад каменные обвалы. Их было три: в 1894, 1968 и 1982 годах. Самый сильный из них пришёлся на 1894 год. Огромная глыба откололась и обрушилась на деревню, находящуюся внизу. К счастью, пострадали только четыре дома, а остальные остались невредимыми. Тем не менее, жители этой деревни переехали в более безопасное место. Сейчас это место называется село Лучистое. А у подножия горы до сих пор сохранилась огромная каменная насыпь. Ещё обвалы наблюдались во время землетрясения 1927 года.
На восточной окраине алуштинского природного амфитеатра находится знаменитая Долина привидений и хаос на склоне горы Демерджи — нерукотворный памятник природы. Склоны горы усеяны причудливыми каменными изваяниями, напоминающими не то людей, не то животных, а чаще башни, колонны. В вечернее и ночное время фигуры поражают своими фантастическими очертаниями. На южной оконечности горы одна из фигур выветривания со стороны троллейбусной трассы напоминает женский бюст. Туристы называют ее "профилем Екатерины Второй". Однако вблизи это каменное изваяние никакого сходства с человеческой фигурой не имеет - скорее оно напоминает голову сфинкса.
Особенно много причудливых пирамид, столбов, грибов, башен на юго-западном склоне горы Демерджи, в Долине привидений. Один из столбов - Великан - представляет собой каменную громаду диаметром в 5 м, вздымающуюся ввысь на 25 м. По сторонам его громоздятся столбы и колонны меньших размеров, высотой до 10-20 м. Подобных каменных "привидений" здесь больше сотни. Каменные изваяния напоминают идолов, монаха в капюшоне, диковинную птицу, фантастических животных, крепостные бастионы... Вершина Демерджи поднята на 1240 метров над уровнем моря. Ровная площадка покрыта густой высокой травой, располагающей к отдыху. Кругом поразительное безмолвие, далеко в стороне остались шумные дороги. На западе видна Медведь-гора, еще дальше в голубоватой дымке - зубчатая корона Ай-Петри. На востоке различается плоский и длинный мыс Меганом, перед ним похожая на сахарную голову коническая скала Сокол у Нового света, под Судаком. Временами в результате землетрясений на выветрившихся склонах гор происходят грандиозные обвалы, формирующие огромные каменные хаосы.
Таков и хаос, возникший по соседству с Долиной привидений в результате обвалов 1894, 1968 и 1982 гг. Обширная территория вдоль крутого склона Демерджи оказалась загроможденной хаотическим навалом остроконечных конгломератовых глыб; некоторые из них - величиной с трехэтажный дом. Общий же объем глыбового хаоса превышает 4 млн. кубометров. Это - целое каменное "море". Большой научный интерес представляют собой галька и валуны здешних конгломератов. Это древнейшие породы, возраст которых определяется в 800 миллионов - 1,1 млрд лет. Они встречаются только здесь - загадки геологической истории и предыстории Крыма. Урочище Демерджи неизменно привлекает своей первозданной красотой и ученых, и туристов, и киносъемочные группы.
На вершине горы Демерджи Роман Барсуков смотрел вниз на равнину, омываемую спокойствием дикой природы, и ему вспоминались строки из книги по истории родного полуострова, прочитанной им давным-давно.
Сосредоточившись, он попытался превратить окружающую тишину в гипотезу. Ему сказали, что девушка пропала именно в этом районе. Этот район был известен курганами, могильниками древних скифов, известняковыми стенами, пещерами и гротами. Он был известным местом поклонения и эзотерики, у увлекающихся этими вещами со всей страны. Только в этом случае не было убийства. После объявления об исчезновении мужчина тщательно обследовал местность вместе с местными спасателями, фермерами и добровольцами, но не нашел никаких зацепок.
Само по себе это ничего не значит, подумал он. Кто бы ни забрал ее, он вполне мог стереть следы.
Он и сам в это не верил: в других делах тело оставалось на виду. Кроме того, еще не наступил день осеннего равноденствия, тот самый день. Диана была жива, он чувствовал это. Она была где-то спрятана, дожидаясь своего часа.
Мужчина огляделся вокруг. День был прекрасный, несмотря на то, что сентябрь уже приближался к середине. Облака медленно исчезали в лазурном небе. Воздух был мягким и чистым. Солнце излучало насыщенный желтый свет.
Он вспомнил, как ему рассказывали о пещерах с узкими, длинными лазами, расположенных неподалеку. Старожилы упоминали о наскальных знаках периода эпохи поздней бронзы и раннего железа, и что эти пещеры использовалась в культовых целях. Может быть, именно поэтому было выбрано это место?
Его мысли были прерваны внезапным приступом кашля, который разорвал его на две части: как будто в легкие попала наждачная бумага. Это напомнило ему, что у него назначена встреча, которую он не может пропустить. Он уже опаздывал. Он в последний раз окинул взглядом раскинувшееся перед ним пространство, ища любую деталь, которая могла бы раскрыть судьбу девушки. Все тщетно.
Со зловещим предчувствием мужчина направился вместе с парой волонтеров к тропинке.
«Может быть, я ошибаюсь. Может быть, она беглянка и не имеет ничего общего с другими девушками», размышлял он.
На самом деле он прекрасно понимал, что это не так.
Или еще лучше: он это почувствовал.
Он присоединился к небольшой группе, которая сопровождала его на вершине, и они отправились обратно в долину.

Глава третья

Больница им. Семашко, Симферополь
У каждого сотрудника полиции есть хотя бы одно: нераскрытое дело, которое не дает спать по ночам, которое продолжает мучить годами, которое будит среди ночи, распирает чувство вины, мучает всплесками воспоминаний и неизгладимых образов. А те, кто еще не успел обзавестись такой книгой, получают ее в наследство от более опытного коллеги. Как эстафетную палочку. Договор о том, что надо усмирить демонов прошлого, успокоить призраков и спокойно умереть, не жалея о том, что мог бы сделать, но не сделал.
Роман Барсуков, подполковник городской полиции, размышлял над своим случаем, когда онколог из больницы Семашко в Симферополе сообщил ему, выражаясь иносказательно, что химиотерапия не принесла желаемого результата.
- Сколько? – не стал церемониться Барсуков.
- Сколько чего? - озадаченно спросил доктор.
Подполковник встал. В этот момент ему показалось, что от одного только вставания со стула у него разрываются мышцы. Без трости он, наверное, не смог бы стоять. Виной тому был поход в район горы Демерджи, но не только это: он чувствовал, что жить ему осталось совсем недолго. Но ему нужно было знать, сколько именно.
- Сколько еще мне нужно?
- В настоящее время необходимы новые тесты для...
- Доктор, я умираю, мы не будем говорить об этом. Мне просто нужно знать, когда это произойдет, чтобы я мог... спланировать все заранее.
- Согласно текущему диагнозу, у вас есть от трех до пяти месяцев, максимум - семь. Проблема заключается в вашем общем состоянии. Если мы продолжим терапию...
- Нет, это не так. Больше никакой терапии. Иногда нужно смириться с поражением. Я слишком устал, чтобы продолжать борьбу.
- Я это понимаю. В данном случае - тем более.
Барсуков вздрогнул.
- Мне очень жаль. – дежурно добавил врач.
- А там, − сказал Роман, постукивая себя по виску, − сколько времени он будет нормально работать?
Это было его главной заботой. Болезнь уже начала влиять на его ясность мышления, разрушать его воспоминания. Мыслить становилось все труднее с каждым днем. Иногда он останавливался на середине фразы, не представляя, как ее закончить, вызывая у собеседников тревогу и сострадание.
Взгляда доктора было достаточно, чтобы ответить на его вопрос. В этот момент он понял, что больше не может ждать. До самого конца он надеялся найти решение самостоятельно, но пришло время обратиться за помощью. Без промедления.
- Спасибо за все, доктор.
%%%
Он с трудом вышел из больницы. Он сел в такси, и его высадили перед старым баром, который он часто посещал в свободное от службы время еще в девяностые. Внутри бар был отделан в старомодном стиле: низкий свет, создававший домашнюю обстановку, клетчатая разноцветная плитка на полу, массивная стойка из дуба, оригинальные алюминиевые фонтанчики, поблескивавшие в полумраке, классическая неоновая вывеска, пепельницы – бар был для курящих, музыкальные колонки под потолком и разнообразные пожелтевшие плакаты на стенах, которые делили пространство с афишами прошедших футбольных матчей. Единственное отличие с девяностыми заключалось в том, что бармен за стойкой уже не корпел над газетой, а следил за новостями на планшете.
Да, кроме этого, ничего не изменилось. «Только ты неузнаваем», сказал себе Барсуков, глядя на свое отражение в зеркале. Этот истощенный человек, изможденный болезнью, с исхудавшими щеками и выражением страха и неверия, не мог быть им. Но зеркало не лгало.
Он сразу заказал двойную порцию и сел в кабинку, запыхавшийся и измученный. Он потягивал свою водку. Он считал, что заслужил это, хотя доктор, вероятно, не согласился бы с ним.
«К черту врачей. С меня хватит», думал он, глядя на свою правую руку, которая теперь с трудом удерживала стакан. Он смотрел на нее с дрожью, как будто она ему не принадлежала, как будто немыслимо было быть пленником этого больного тела, которое с каждым днем увядало все больше и больше.
«Эта ужасная проблема, которую я видел, заразила меня?», спросил он себя. Он выпил и предпочел оставить свой вопрос в подвешенном состоянии. У него сейчас были дела поважнее.
Барсуков достал из кармана листок бумаги. Он не мог больше откладывать обращение: он слишком долго тянул с этим, думая не о том, что победит опухоль, а о том, что сможет протянуть еще несколько лет, хотя бы один или два. В этот момент он понял, что не может взять правосудие в свои руки. Этот вывод был почти освобождающим.
Он отпил последний глоток, надел очки и набрал на мобильном номер единственного человека, который еще мог ему помочь.
- Здравствуйте, Мария. Это Роман Барсуков... Извините, что беспокою вас. Я попросил у полковника Фирсова ваш номер телефона... Да, я еще на работе. Я бы хотел поговорить с вами... Нет, лучше не в Управлении... Да, это Фирсов посоветовал мне позвонить вам. Я знаю, что обо мне говорят, но, пожалуйста, я просто прошу вас довериться мне... Я сейчас в баре... Если можно... Да, это очень срочно... Спасибо. (Он назвал ей точный адрес.) Отлично. Тогда я буду ждать вас здесь. До встречи.
Он заказал еще водки и достал портрет Дианы, последней пропавшей девушки. Затем он достал еще две: гораздо более старые фотографии, потускневшие со временем. Он смотрел на них и изучал их столько раз, что мог бы закрыть глаза, и они не потеряли бы своей остроты в его сознании.
По мере того как снимки нахлынули на него привычным вихрем воспоминаний, вины и гнева, подполковник начал мобилизовывать свои воспоминания, чтобы убедить своего коллегу взять на себя давнее нераскрытое дело и предотвратить убийство, которое, как он был уверен, должно было произойти через несколько дней.

Глава четвертая

Отдел по борьбе с убийствами УМВД Симферополя
Старший лейтенант Мария Райская положила трубку и сердито покачала головой.
«Черт», ворчала она про себя.
Коллеги подняли глаза от своих папок и бланков и посмотрели на нее с улыбкой на лице. Глядя на них, Мария поняла, что кто-то уже сказал им об этом. Это был очередной удар в спину.
- Что происходит, Маша? − поддразнил один из них. − Что-то не так?
- Фирсов приплел ко мне этого шута Барсукова с его серийными убийцами.
Вся команда убойного отдела, вынужденная делить один большой кабинет, разразилась хохотом. Подполковник Роман Барсуков стал посмешищем в отделе убийств: с годами у него появилась настоящая одержимость старыми ритуальными убийствами - по его словам, он донимал своих коллег и начальство просьбами возобновить расследование.
- Мария, они только что назначили тебя ответственной за "глухари", поэтому кажется очевидным, что они просят тебя объединиться с Барсуковым, не так ли? – спросил молодой шатен.
- Не сомневайтесь. Я с нетерпением жду этого. И чтобы ты знал, Писарский, нам приходится заниматься и этим, - объявила Мария.
Она встала и вытащила ящик, в котором хранила свои личные вещи, готовясь к переходу в новое подразделение, которое, по общему мнению, было чистилищем для любого сотрудника отдела.
- Куда ты отправляешься?
- Тебя не спросили, - процедила Мария сквозь зубы.
В боевом настроении она направилась в кабинет их начальника – полковника Якова Фирсова.
- Мария, я не думаю, что это хорошая идея... - предупредил Илья Дейч, один из коллег, с которым она лучше всего ладила.
Мария Райская была хорошей полицейской, но вспыльчивой: она была из тех людей, которые всегда считают нужным показать себя, что делало ее особенно непопулярной среди начальства, которое в итоге забывало о ее следственных навыках в пользу ее "большого рта": любая возможность была достаточно хороша, чтобы запереть ее в кабинете и ограничить ущерб от ее "цветистой диалектики", как определил ее шеф.
- Не волнуйся, я не намерена всаживать в него пулю. По крайней мере, не здесь, - пошутила Райская.
Мария постучала в дверь и не стала дожидаться, пока начальник пригласит ее войти.
- Чувствуй себя как дома, Райская, - с сарказмом сказал полковник Яков Фирсов вспыльчивому бывшему напарнику, с которым он даже успел пару лет вместе проработать в уголовном розыске.
Женщина закрыла дверь, расширила глаза и в недоумении раскрыла руки.
- Ладно, послушай, я понимаю ситуацию. Коллеги хотят мне отомстить? Ладно, хорошо. Это сучий ход, но ладно. Они хотят разрушить мою карьеру? Это уже практически сделано. Но Барсуков? Неужели я так низко пала?
- Он скоро умрет, Маша. Это самое малое, что мы можем сделать. Выслушай его, сделай вид, что воспринимаешь его всерьез. Я не прошу тебя делать ничего другого. Он один из нас, несмотря ни на что.
- Так что же мне делать? Переспать с ним?
- Нет. Роман с прежней энергией уже не работает, − с иронией ответил шеф, − Его жизнь подходит к концу, и он вряд ли вернется в строй.
- Мне действительно жаль его... И что? Мне должны быть интересны его разглагольствования о серийном убийце только потому, что он умирает?
- Присаживайся.
- Мне не хочется садиться. Это твоя идея?
Фирсов не ответил и закрыл папку на столе.
- Я так и знала. Хочется убрать меня с глаз долой, не так ли?
Подполковник кивнул, бросил на старлея злобный взгляд и жестом попросил понизить голос.
- Успокойтесь и сядьте, Мария.
Она уселась и недовольно скрестила руки.
- Маша, пожалуйста, - сказал Фирсов, протягивая ей картонную папку.
Райская взяла его с подозрением. Это было досье полицейского: капитана Евгения Кротова.
- Что за...?
- Читай дальше.
Как выяснилось из текста, капитан Евгений Кротов был следователем, специализировавшимся на сектах и ритуальных убийствах, работавшем в ГУВД Санкт-Петербурга во втором отделе центральной оперативной службы - структуре, занимавшейся расследованием громких нераскрытых дел – «висяков» и консультирующей региональные структуры МВД.
- Я очень рада за него, но...
- Читай также сопроводительную записку.
На второй странице находился служебный ордер, извещавший УВД о переводе его в подразделение нераскрытых преступлений убойного отдела Симферополя.
- Не говорите мне об этом...
- Да, он твой новый коллега.
- Ну да, ну да. Как я об этом не подумала? Напрямую не получается уволить меня из отдела убийств. Теперь вы присылаете мне няньку прямо с Питера. Большое спасибо, Яков, - сказала Райская, резким жестом закрывая папку.
- Еще раз откроешь, и я отправлю тебя работать охранником на стадион «Таврия», ясно?
Жесткий тон Фирсова застал Марию врасплох: под его жесткой внешностью скрывалась мягкость, он был одним из немногих ее союзников в Управлении, и он почти никогда не использовал жесткость на службе. А если и использовал, то только потому, что она со своим "большим ртом" переходила черту.
- Я не знаю, кто такой этот Кротов, но с таким резюме, если его сюда направили, это должно быть санкцией, - продолжал полковник. − Он последние два месяца находится в профилактическом оплачиваемом отпуске - кто знает, что это значит. Наверное, он сделал какую-то глупость или наступил кому-то на пятки. Но меня это не волнует. Меня интересует то, что вы оба сразу же приступите к работе.
- И в чем будет заключаться эта работа? Выступать в роли сиделки для этого сумасшедшего Барсукова?
- Нет, я этого не говорил. Последний раз повторяю: в ближайшее время вам придется делать три вещи: во-первых, вы должны будете прошерстить архивные дела и проверить, нет ли там материалов, которые необходимо изучить, или зацепок, которые были упущены. Второе: определить, необходимо ли где-либо наблюдение или прослушивание. Нам даны точные сроки - не более двух-трех месяцев на каждое дело. Третье: предложить Следственному Комитету план расследования по наиболее интересным делам и, если мы получим согласие, приступить к его реализации. Все понятно?
- Глупости, - пробормотала она.
- Я не расслышал вас как следует.
- Я сказала, что старшие коллеги не очень хорошо воспримут, если я начну по новой расследовать их старые дела...
- Мы здесь не для того, чтобы исправлять ошибки наших коллег. Совсем наоборот. Вы связываетесь с ними, если они еще живы, потому что мы хотим услышать их предложения. В случае необходимости вам будет помогать в проведении исследований один-два криминалиста.
- Это пустая трата времени.
- Нам нужны цифры: необходимо увеличить среднее количество раскрытых дел. Если мы этого не сделаем, то можем попрощаться с увеличением финансирования и нас ждет сокращение штатов. Мы должны повысить процент раскрываемости. Неважно, какие это дела - текущие или тридцатилетней давности, для статистики это не имеет значения.
- А Барсуков?
- Нравится вам это или нет, но он – мэтр местного сыска. Он работает как сумасшедший уже сорок лет.
- Конечно. И что мне с ним делать? – спросила Райская, изображая удивление.
Фирсов выдохнул.
− Поработаешь под руководством опытного специалиста. Вы с Кротовым привлечете его в качестве консультанта и будете работать над этими убийствами наряду с другими нераскрытыми делами.
- Это просто легенды.
- Нет, дело не закрыто. Я хочу, чтобы вы взглянули на него. Есть по крайней мере две подтвержденные жертвы. Преступления так и не были раскрыты, а это значит, что на свободе может находиться один или несколько убийц.
- Даже если бы это было так, учитывая временной промежуток, убийца наверняка уже мертв.
- Возможно, но Барсуков не хочет уходить на пенсию с таким сожалением, да и я, честно говоря, не хочу этого. Вот номер телефона Кротова, - полковник протянул ей небольшой листок бумаги, − Я знаю, что ты предпочитаешь не работать с незнакомыми людьми, но одна ты не справишься.
- Да уж, - пробормотала Мария, пытаясь взять себя в руки.
- Тебе придется проводить с ним много времени, поэтому я бы посоветовал подружиться с ним. Выслушай его и узнай, не нужно ли ему что-нибудь. Одним словом, покажи ему гостеприимство.
- Яков Михайлович... – вздохнула Мария, вставая и бросая папку на стол.
- Полковник. Для вас на ближайшее время я полковник Фирсов, Мария.
- Конечно, да. Мне тоже нужно быть с вами формальным?
- Полегче с сарказмом, Маша. Помните, что вы пока самая молодая из сотрудников, а это предусматривает, - сказал он, похлопывая себя по рубашке, - особое отношение.
Мария бросила на него презрительный взгляд и сделала вид, что уходит.
- И помните, - сказал Фирсов. − Моя мама всегда говорила мне: мало слов - много мудрости.
- Вы серьезно?
- Это высказывание подходит вам как перчатка, не так ли? Перчатки, которые меняешь каждую неделю.
«Старый дуралей», мысленно проклинала его Мария, выходя из кабинета.

Глава пятая

Санкт-Петербург
«Вы слишком близко к сердцу приняли это дело... Оно стало навязчивой идеей... Вы забыли о своей роли, все испортили... Вы испортили расследование... Вы осознаете всю серьезность того, что сделали? Возможно, вам следует глубже задуматься над своими ошибками...»
Эти слова все еще звучали в его голове, но он не мог их подавить. Он надеялся, что двухмесячный отпуск ослабит напряженность и успокоит людей. Но все это время не принесло никакой пользы, только усугубило недовольство. Начальство ждало его отъезда, желая избавиться от него. По сути, их слова стали прелюдией к факту:
- Мы решили перевести вас на некоторое время. Это ГУВД оказал давление, но это еще не все. Мы должны послать сигнал.
- Где? - спросил он.
- Симферополь. В Крыму. Вы будете направлены в их отдел по расследованию "висяков".
Капитан Евгений Кротов улыбнулся. Это был не перевод, а обходной путь к тому, чтобы заставить его уйти.
- Это небольшое экспериментальное подразделение, под юрисдикцией которого будет находиться весь регион. Вы будете помогать им создавать команду. Воспринимайте это как отпуск, перерыв, чтобы перезарядить батарейки, - сказали они, чтобы расставание прошло немного легче.
Вопреки всем ожиданиям, он согласился без малейшего протеста. Лучше с головой погрузиться в работу. Это было хорошим средством изгнания хандры и оправданием своего существования. Лучше кабинет в Симферополе, чем диван, полный противоречивых раздумий, в пустой питерской квартире.
- Когда начинать?
Торопясь избавиться от него, начальство ускорило выполнение административных формальностей. Через пять дней ему позвонили из отдела кадров и предложили ознакомиться с несколькими бланками министерства и подписать их. Он сделал это, не задав ни одного вопроса. В их глазах отъезд из Питера был наказанием, в его – новым вызовом. Он сам не знал, насколько он в этом нуждался.
В этот полдень солнце затаилось в тучах и ворчало, угрожая дождем. Холодное питерское небо, казалось, было закутано в свинцовый плащ, набрасывая на улицы горькую тень. Воздух источал тошнотворный запах сырости, наполнявший жителей печалью. Промозглый сентябрь, словно искупая вину за слишком щедрое в этом году на солнце лето, уже пару недель бил по городу.
Он ничего не знал о месте назначения. Он никогда не был в Крыму. Поэтому он поискал информацию о полуострове в Интернете.
Евгений отправился туда не для того, чтобы погрузиться в историю Крыма или насладиться фотографиями известного курорта, - он мысленно устанавливал первый контакт с городом, который должен был принять его.
Наконец Кротов инстинктивно улыбнулся. Его больше ничего не держало в Питере.
Пришло время собирать вещи и уезжать.
%%%
Окрестности Симферополя, срединный Крым
Иудейская община, существовавшая на протяжении многих веков на территории Крымского полуострова, включала в себя самые разнообразные течения и народности. К ним относились тюрко-язычные раввинисты-крымчаки, кочевники Хазарского каганата, караимы, отрицавшие учение Талмуда, говорящие на идише евреи-ашкеназы, греко-говорящие евреи-романиоты и даже субботники – перешедшие в иудейскую веру православные славянского происхождения. Пожалуй, одной из самых примечательных и значительных этно-конфессиональных иудейских групп, проживавших на территории Крыма, были крымские караимы.
Караимское движение берет своё начало в городе Багдаде на территории современного Ирака приблизительно в середине VIII века н.э. Его основателем традиционно считается Анан бен Давид, о жизнедеятельности и трудах которого мы знаем очень немного, за исключением поздних и не слишком достоверных легенд. Так или иначе, Анан бен Давид явился основателем альтернативного диссидентского движения в иудаизме, основным содержанием которого было отрицание авторитета Талмуда. Талмудом называется сформировавшийся приблизительно к 500 году н.э. комментарий к книгам еврейской Библии. Именно отрицание Талмуда было столь важной специфической чертой караимского движения. Термин «караимы» появляется несколько позднее, в IX веке, в работах теолога Биньямина (Вениамина) бен Моше Нагавенди. Даже само название «караим» («читающие» или «библеисты, специалисты в толковании Писания») отражает основную характеристику данного движения – почитание священного Писания (т.е. еврейской Библии) как единственного и прямого источника религиозных законов.
Первое свидетельство о пребывании караимов в Крыму датируется 1278 годом. Самые ранние общины караимов появляются в городе Сулхате (совр. Старый Крым), Каффе (Феодосии), Кырк-Йере (Чуфут-Кале) и Феодоро-Мангупе. После присоединения Крыма к России в 1783 году караимы расселяются практически по всем крупным городам полуострова, да и на материковой части империи.
Уже самые ранние караимские переселенцы в Крым XIII – XIV веков, по всей видимости, были тюркоязычны, переняв крымскотатарский язык в качестве разговорного от своих соседей-татар. Об этом нам красноречиво свидетельствуют эпитафии XIV-XV веков с тюркскими именами погребенных там караимов. Тем не менее, иврит (древнееврейский) по-прежнему свято и бережно хранился караимами в качестве языка литургии, богослужения, деловой переписки, поэзии, надгробных эпитафий, научных и теософских трудов. Помимо лингвистического влияния, близкое сосуществование с татарами оказало неизбежное воздействие на быт и повседневную жизнь караимов. Действительно, зачастую, лишь зайдя в молитвенный дом и увидев стоящие в алтаре свитки Торы и семисвечник-менору, посетитель караимского квартала мог понять, что перед ним народ совсем иного вероисповедания и этноса – столь по-татарски выглядели их дома, одежды, этническая кухня и обряды. Тем не менее, влияние крымских татар не выходило за пределы чисто культурологических заимствований. Смешанные браки между караимами и их этническими соседями были запрещены, пожалуй, вплоть до реформ советского времени.
Революция 1917 года прервала благосостояние и процветание караимов. Им, верноподданным российской короны, зажиточным купцам, промышленникам и белогвардейцам пришлось тяжелее, чем кому ли бы то ни было. Часть из них погибла в ходе бурных событий того времени, часть эмигрировала за рубеж. За годы советской власти караимское население Крыма сократилось от практически 8,5 тысяч в 1912 году до 800 человек по данным переписи 1989 года. Значительное количество караимов эмигрировало в Израиль в 1990-ые по закону о репатриации. Помимо демографического упадка, советская власть нанесла также тяжелейший удар по своеобразной культуре и религии крымских караимов – лишь немногие из них способны ныне общаться на тюркском караимском языке, практически полностью утратив также знание древнееврейского, в каковом были столь искусны их предки.
По последней переписи населения (2014), в Крыму проживало 535 караима, т.е. 0.02 % населения республики.

Глава шестая

В последние годы караимы обычно занимались табачным бизнесом. Некоторые владели ресторанами и барами, работали в торговле. Несколько человек занимались виноделием.
Всеволоду Латыпову было известно, что другие фермеры сплетничают о его семье, и в глубине души он был доволен. Говорили, что у него телосложение быка, а ум острый, как клыки кабана. Он был единственным в семье, кто получил высшее техническое образование, поскольку большинство его братьев и кузенов не успевали окончить среднюю школу, как их, еще юнцов, привлекали к работе на пастбищах клана. Всеволод стал работать на ферме еще юношей и знал местность как свои пять пальцев. Несмотря на то, что его предки выросли в горах, многие фермеры, охотники, браконьеры и черные археологи обращались к нему за услугами, потому что, в отличие от своей семьи, он имел репутацию человека, с которым можно поговорить. Всегда готовый угодить тем, кто искал его благосклонности, он снискал уважение фермерской общины центрального Крыма, что, в свою очередь, отразилось на его клане; благодаря ему в последние годы репутация Латыпова как удачливого землевладельца повысилась.
%%%
В тот поздний вечер Всеволод был в мрачном настроении. Его джип пересек грунтовую дорогу, ведущую в деревню, и, как обычно, несколько собак весело бежали за джипом между облаками пыли. Миновав ржавеющую тушу брошенного в поле трактора, он припарковался у въезда в деревню, состоящую примерно из тридцати разбросанных домов. Как только он вышел из машины, ему в ноздри ворвался смолистый аромат кустарников. Группа небольших двухэтажных каменных зданий, прижавшихся к склону холма и почти поглощенных лесом, который подступал все ближе и ближе, имела убогий вид. Низкие крыши, покрытые покатой черепицей, поросшей мхом и лишайником, были затуманены дымом, выходившим из труб. В домах было тихо, их обитатели методично занимались домашним хозяйством. Вдоль узких пыльных улиц тянулись вихри зарослей, все одинаковые и похожие на паутину. Некоторые пожилые «аборигены», сидевшие на добротных деревянных скамьях, приветствовали его рукой.
Единственное, что нарушало вечернюю тишину - жестокие удары топора по полену. Его двоюродный брат Захар, глухонемой и простодушный, с голым торсом рубил дрова во дворе за домом, мыча, как бык, от напряжения. Всеволод кивнул ему и стал наблюдать за братьями и кузенами, которые возвращались с полей на запряженных лошадьми тележках. Обычно эти сельские пейзажи вызывали в нем какое-то крестьянское спокойствие, но не в этот вечер. Даже не заходя в дом, он пошел в конюшню и вывел одну из самых молодых лошадей. Он сел на нее верхом и галопом помчался к зданию, стоявшему посреди деревни, вдоль склона виноградника.
Оставив жеребенка без привязи, он вошел в дом. Он был построен из обожженных кирпичей, ветхие стены были изъедены сыростью. Внутри стоял запах дерева и лака, от которого щипало до слез. Комната была погружена в полумрак, но для старого хозяина не имело бы значения, если бы она была полностью освещена, так как последние десять лет он был полностью слеп.
- Кто это? - спросил старец на караимском языке.
- Это я, Всеволод.
С замедленными артритом движениями Бабакай Латыпов отложил резец и повернулся к внуку. Слабый свет снаружи осветил его лицо: маска из иссохших морщин и бесполезные глаза, дезориентированные, как у летучих мышей, которых свет выгнал из пещеры.
- В твоем голосе есть нехороший оттенок, - сказал старик.
- Цуриковы нас не слушают. Они продолжают.
- Кто тебе сказал?
- Участковый.
Среди множества услуг, которые Всеволоду приходилось оказывать, были и дача взяток участковым и полицейским в небольших селениях; многие полицейские приезжали с материка, часто сразу после академии, и не понимали обычаев местного населения. Поэтому Всеволод порой выступал в роли посредника, вступая в переговоры с контрабандистами или браконьерами, за что полицейские без крайней необходимости не лезли в дела Латыпова.
- Я ошибаюсь, или мы подарили этим ублюдкам животных?
- Две лошади, двадцать коз, баран, два осла и три свиноматки, - перечислял Всеволод. − Со всем этим они уже должны были разбогатеть.
Бабакай Латыпов взял горсть крыжовника с тарелки и разжевал их оставшимися зубами.
Через несколько секунд он произнес одно безапелляционное слово, после чего вернулся к работе:
- Ликвидация.
Всеволод вышел из фермерского дома, служившего мастерской его деда, и издал двойной свист, который эхом разнесся по всей долине, призывая своих братьев.
- Сева, возьми Мишу с собой, - крикнул дед изнутри помещения.
Всеволод остановился на пороге.
− Его время пришло, − продолжал старик. − Убедитесь, что у волка прорезались зубы.
Всеволод сел на коня, зажав гриву в кулак, и послал скакуна галопом в сторону освещенных окон домов.
Как пожелаешь, Бабакай, подумал он. Пора.

Глава седьмая

Симферополь
Узы, связывающие следователя и жертву убийства, священны. Она выходит за рамки бюрократии, протоколов следствия, протоколов вскрытия, документов, которые необходимо предоставить в прокуратуру. Это нечто гораздо более интимное. Если дело не раскрыто и убийца остается на свободе, эта священная, нерасторжимая связь может превратиться в изнурительную навязчивую идею, от которой невозможно избавиться. Течение времени усиливает чувство вины, обостряет сомнения в том, что убийца может напасть снова... Жизнь, конечно, продолжается, но страх, что ты совершил ошибку, не справился с задачей, позволил разрушить другие жизни, остается приклеенным к сердцу и душе, и чем больше лет проходит, тем невыносимее для следователя становится этот груз. Нераскрытое дело - самый суровый приговор для него. Иногда это точка невозврата.
Когда Мария Райская вновь увидела подполковника Романа Барсукова наверное, после более чем годичного перерыва, она совершенно реально осознала, насколько сильно нераскрытое убийство может изменить жизнь и телосложение следователя. Муки, в которые его погрузили эти убийства, стали для него эликсиром жизни, и в тот момент это было, пожалуй, единственное, что помогало ему выжить.
- Привет, Барсук, - сказала она непосредственно, пожимая подрагивавшую руку своего коллеги. − Даже рак не смог тебя достать, да? Я говорю, ты нас всех переживешь.
Барсуков улыбнулся этому замечанию. В отличие от остальных, Мария не была излишне вежливой или сентиментальной, что только усугубляло его страдания, но зато она одарила его острым цинизмом истинной крымчанки, которая не стесняется говорить то, что у нее на уме, даже человеку, которому грозит смерть.
- Здравствуйте, коллега. Конечно: перед смертью я все равно должен научить вас работе, - ответил он тем же тоном.
- Боюсь, что ты зря тратишь время, Роман. Знаешь ли ты пословицу? Если ты родился ослом, то не сможешь умереть лошадью.
- Это правда, Мария, правда. Мне сказали, что в профессиональном плане ты не намного лучше меня. Переходишь из отдела убийств в "архивный отдел"... Смотри, следующим этапом будут обходы парков с целью выслеживания вуайеристов.
- Не говори мне. Когда-нибудь я расскажу тебе, что произошло на самом деле, а пока дай мне знать, как у тебя дела.
- Как видишь, сказать особо нечего.
Барсуков поплыл в своей одежде: со времени их последней встречи он похудел на десять килограммов, а ведь он никогда не страдал избыточным весом. Райская также заметила трость, прислоненную к столу.
- Мне очень жаль. Мне очень жаль.
- Я знаю, знаю, знаю. – Закивал головой Роман, − спасибо. Но я позвонил тебе не для того, чтобы пожалеть себя.
- Конечно, и мне кажется, я даже знаю, почему ты попросил меня о встрече. Я просто хотела сказать с самого начала, что бы ты ни...
Барсуков заставил ее замолчать, выложив на стол горсть фотографий. Некоторые из них были старыми цветными снимками полароида. Другие – черно-белые фото, поблекшие от времени. Зато объекты съемки были в четком фокусе. На снимках были изображены два трупа с похожими деталями: две женщины лежат, руки связаны за спиной, лица скрыты пластиковой маской с длинными острыми рогами. Причина смерти также была идентичной: многочисленные резаные и колотые ранения. Кто бы их ни убил, трупы были в значительной степени обескровлены. Маски были прибиты к лицу тяжелым предметом, чем-то вроде кувалды. По качеству фотографий Мария Райская поняла, что между двумя убийствами должно пройти достаточно много времени: не менее десяти-двенадцати лет. Общим было и место преступления: в более раннем случае это был могильник скифского некрополя, находившегося на холме; на более поздних фотографиях жертва лежала на дне погребальной камеры, очень похожей на первый объект, но окруженной двумя каменными надгробиями. Оба археологических памятника являлись, по мнению исследователей, местами захоронения жрецов племен древних скифов.
- Ты наверняка слышала об этом. Первая жертва была убита в семьдесят восьмом году, вторая - одиннадцать лет спустя, в восемьдесят девятом году. Первая – в горах километрах десяти от Ялты, вторая – в Бахчисарайском районе. Примерно сто десять километров друг от друга, два относительно глухих места... Возраст жертв был примерно одинаков: восемнадцать-девятнадцать лет у первой и шестнадцать-семнадцать у второй. Убийства отличаются лишь одной-двумя деталями. Совершенно несущественными деталями. Ни одно из дел не было раскрыто, и ни одно из них не было объединено, чтобы установить связь между ними. Обе девушки были убиты в ночь осеннего равноденствия. Ни свидетелей, ни подозреваемых. Тайна так и осталась неразгаданной.
Райская снова перевела взгляд на своего коллегу. За несколько лет работы в отделе убийств ее глаза уже привыкли к жестокости и ужасу. Но фотографии этих девушек зацепили ее, возможно, из-за жуткого ритуала, которым они были убиты.
- На самом деле самый большой знак вопроса лежит в другом месте, - продолжил подполковник. − Ни в одном из случаев нам не удалось установить личности жертв. Ни имени, ни фамилии. Ни одного заявления о пропаже. Никто их не искал. Ни отец, ни мать, ни даже родственники. Они как будто появились из ниоткуда. Фантомы. Призраки.
Мария, услышав об окрестностях Бахчисарая, вспомнила, что Барсуков родом с тех мест, но не могла вспомнить, из какой именно деревни.
- Послушай, Роман...
- За эти годы я наслушался всякого. Что я, мягко говоря, сошел с ума. Что я исказил факты в угоду своим теориям, потому что имел в этом какой-то личный интерес, и еще тысячу других вещей. Эти фотографии, - порывисто продолжал Барсуков, указывая на них, - несомненно, стали для меня профессиональной катастрофой. Они разрушили мою карьеру. Я никогда не был мазохистом, но я не могу не чувствовать частичку ответственности, которую я не могу игнорировать или отложить в сторону.
- Я вас понимаю и уважаю вашу точку зрения... - снова попыталась вмешаться Мария, но подполковник ее снова перебил.
- И теперь я умираю, Маша. В буквальном смысле. Несколько месяцев - и прощай. А там, - говорит он, постукивая себя по виску, - уже начались проблемы. Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать, просто мне хотелось бы, чтобы работа, которую я проделал за эти годы, не была забыта. Я бы хотел, чтобы досье оставалось открытым.
- Ты можешь быть спокоен. Фирсов заверил меня, что с этим делом продолжат заниматься и что оно будет одним из приоритетных в работе группы сотрудников по расследованию "глухарей", так что...
- Нет, Маша, я, кажется, оговорился, - сказал Барсуков, глаза которого внезапно потемнели. Дело не только в старых нераскрытых делах или странных ритуалах. Вот тебе новый случай. Пропавшую зовут Диана Гурджиева, ей двадцать три года, и она пропала несколько дней назад. Я убежден, что за все эти годы были еще убийства, что они никогда не прекращались. И я боюсь, что Диана станет следующей жертвой.

Глава восьмая

Санкт – Петербург
Пристально глядя в зеркало, он как будто внимательно разглядывал свое лицо. На нем были только черные тренировочные штаны. Евгений Кротов отжимался на кулаках. До боли, сладкой боли в мускулах. Он бросал вызов своему телу.
Наконец потный, но довольный Кротов потопал в ванную, и мылся едва ли не полчаса. Она тщательно намыливал каждый участок своего тела, наблюдая, как затем мыльная вода стекает в раковину. Евгений промокнул волосы полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Отображение ему понравилось.
Он с трудом узнавал себя, но это было даже хорошо. Черные волосы, синие глаза, бледное лицо, узкий нос и незаметная голубоватая жилка под правым веком. Он чувствовал себя слегка затуманенным, как будто смотрел на незнакомца.
Вот в чем нужно убедить себя, подумал он. Стать новым человеком.
Кротов надел халат и вернулся в свою комнату, чтобы собрать последние вещи.
Пришло время оставить это место, перевернуть эту страницу, и начать новый этап жизни.
Это был новый вызов для него.

Глава девятая

Район села Скалистое, южный Крым
Плодородной земли изначально меньше, чем людей. Этот урок крымчане, дети прогресса, давно забыли. Они поддались на обманчивый зов индустриального бога, с энтузиазмом прогнулись под него, отвергнув природу, которая веками принимала и лелеяла их предков. Но после ослепительных обещаний лучшей и благополучной жизни это капризное и переменчивое божество покинуло их, оставив после себя лишь ржавеющие развалины предприятий, безработицу, вырубленные леса, массовую эмиграцию на материк, безвозвратно отравленные территории и отсутствие своей воды.
После 1991 множество крымчан покинуло землю своих отцов, отдавая предпочтение городам, теряя "память земли". Множество деревень и поселков обезлюдели, особенно в глубине острова, где хутора превратились в чистилища для душ, в деревни-призраки, населенные почти исключительно стариками, ожидающими конца.
Братья Цуриковы представляли собой обратный случай: они работали на материковой Украине, но когда умер их отец, оставив им лишь несколько участков земли и несколько сотен овец, они решили, что смогут вернуться в деревню и разбогатеть, возделывая землю, хотя всегда презирали деревенскую жизнь.
Тысячелетиями ритм человека соотносился с темпом природы. Цуриковы, как и большинство неопытных фермеров, пытались навязать свой собственный ритм: поздно вставали, сеяли без малейших знаний, пренебрегали стадами, обильно поливали огороды и виноградники химикатами, меняли семена за одну ночь, и через несколько лет доставшиеся им плодородные поля стали засушливыми и бесплодными, а скот вскоре погиб от болезней и отсутствия нормальных кормов.
Тупые и жадные, они разыграли последнюю карту: на последние деньги, вырученные от продажи своих квартир на материке, они создали хитрую ирригационную систему на основе артезианской скважины, приобрели генераторы, цистерны и сотни метров труб для полива более двух тысяч растений конопли, уверенные, что густой растительности этих скалистых труднодоступных мест хватит, чтобы скрыть эти запретные плоды от бдительного взгляда закона.
На протяжении нескольких километров земли Цуриковых примыкали к землям Латыповых, а Латыповы ненавидели больше новой власти только одну вещь - закон. Пастухи и фермеры не хотели иметь никаких проблем с ФСБ и военными, а Цуриковы со своими плантациями подвергали всех опасности, рискуя, что военные придут и сунут нос в их владения. Поэтому делегация местных пастухов и фермеров отправилась к Всеволоду Латыпову, чтобы попросить его вмешаться, пока не случилось самое худшее.
- Дело принимает плохой оборот, Всеволод, - сказали они. − Чем быстрее мы разберемся с этим, тем будет лучше для всех.
Всеволод поговорил со стариком Латыповым и предложил решение, которое бы устроило всех. Это был древний обычай горных караимов: поскольку скот Цуриковых погиб, а братьям предлагалось отказаться от незаконных посевов в пользу легальной деятельности, все пастухи в округе должны были отдать им небольшую часть своего стада, как это веками практиковалось среди крымских караимов для помощи тем, кто пострадал от смерти, наводнения или потери скота в результате пожара или голода.
Когда Жанна Цурикова оказалась лицом к лицу с Всеволодом, тот не успел и рта раскрыть, приняв цепь солидарности своих "коллег". Животные были доставлены в щедром количестве, к ним прилагались центнеры сыра, несколько гектолитров масла и столько домашнего вина, чтобы напоить всю деревню.
- Я ваша должница, - поблагодарила Жанна, пообещав поджечь свою плантацию.
Через несколько дней Латыповы увидели среди ночи клубы дыма, поднимающиеся с земель Цуриковых. Но дым был слишком тонким. Жулики из семейства Цуриковых обманули его, пожертвовав лишь малой частью своих конопляных плантаций, что подтвердил коррумпированный полицейский, сосед Латыпова, посоветовавший Всеволоду решить проблему, пока она не привлекла внимание областного УВД, находящейся вне сферы его влияния и контроля.
И вот в ту безлунную ночь Латыповы пересекли каменистые земли Цуриковых и, словно призраки, бесшумно подъехали к ферме, где спали Жанна и Иосиф, расположенной рядом с полями марихуаны, более чем в полутора километрах от любого жилья. Луна бросала кровавые отблески на сельскую местность. Пение цикад и хриплый вой ветра облегчали работу непрошеных гостей. Они пришли без огнестрельного оружия: с такими феноменами, как братья Цуриковы, карабины и пистолеты были не нужны.

Всеволод наблюдал за младшим братом Нефалимом, глухонемым двоюродным братом Захаром и пятнадцатилетним сыном Мишей, которого дед приказал "приучить". Помимо грубого нрава, Латыповы были известны своим телосложением, как у циклопов: Рост Всеволода, Нефалима и Захара приближался к двум метрам, а Мишин был уже за сто восемьдесят пять. У них были большие мозолистые руки с пальцами, утолщенными от тяжелой работы в поле, широкие плечи и сила, как у быка, - можно было подумать, что они появились из самой толщеи этих скал.
Кивнув подбородком, Всеволод отдал приказ брату, который направился в овчарню и вернулся, таща за ухо овцу. Глава семьи подошел к животному и нанес ему два удара ножом по бокам. Овца начала отчаянно блеять, привлекая внимание в доме, где примерно через десять секунд зажегся свет.
Нефалим отпустил животное и показал двоюродному брату, чтобы тот спрятался.
Дверь открылась, и из нее, позевывая, вышла Жанна с ружьем в руках.
- Кто там? - спросила она темноту сонным похмельным голосом.
Следуя указаниям отца, мальчик подошел к дому.
- Миша, - ответил он.
- Кто? - спросила Жанна, сделав шаг вперед, как будто она не слышала.
- Михаил Латыпов, - повторил он.
Луна освещала ее иссиня-черные волосы - отличительный признак ее рода.
- Что вам надо?
- Наказание, - ответил мальчик.
Жанна рассмеялась ему в лицо.
- Ты один? - спросила она, не опуская оружия.
- Нет, - ответил вместо него Всеволод, появляясь из темноты.
Он схватил ружье одной рукой, чтобы вырвать ее у женщины, а другой схватил ее за шею и бросил на землю, как обычный мешок. Захар в мгновение ока навалился на нее и приставил лезвие ножа к ее горлу.
Иосиф с проклятиями выскочил на улицу, и Нефалим, быстро накинув ему на шею петлю, повалил его на землю.
Всеволод потащил их на руках к большому тополю на краю поля. Цуриковы дергались, как животные перед бойней, изо рта у них шла пена, когда они пытались ослабить укус пеньковых веревок. Нефалим и Захар подвесили Иосифа к ветке дерева, заставив его стоять на цыпочках, чтобы не задохнуться; чтобы он замолчал, ему в рот засунули тряпку. Жанну привязали к подножию большого ствола. Веревка была так туго натянута, что у нее перехватило дыхание. Она побледнела, понимая, что их ждет впереди.
- Просто скажите мне, почему, - глухо спросил их Всеволод.
- Ты прав, Сева, - пробормотала Жанна. − Мы собирались сжечь остальные поля, клянусь.
- Лгуны, - ворчал Нефалим, склонившись над ними, как дуб. − Не принимайте нас за дураков ...
- Посмотри на себя, ты плачешь и просишь прощения, - шипел Всеволод.
- Пожалуйста, Сева. Я умоляю тебя...
- Мы отпоем вас.
Он сказал ей это по-караимски, как будто их мог услышать кто-то посторонний.
- Миша, - позвал Всеволод.
Подросток подошел. Его отец достал зазубренный нож с рукояткой из дерева и сверкающим двадцатисантиметровым лезвием. Он вложил его ему в руку.
- Ты боишься? - спросил он мальчика на караимском.
Михаил покачал головой. Его глаза были двумя ледяными осколками. По его позе отец понял, что его сын стремится стать мужчиной. Это вселяло в него уверенность в будущем семьи Латыповых.
- Тогда убей ее.
Прежде чем Жанна успела вскрикнуть, Захар заткнул ей рот тряпкой, заглушив крик.
- Добро пожаловать в ад, - прошептал ей на ухо Нефалим.
Несколько секунд мальчик смотрел на отражение багровой луны на лезвии, которое, казалось, призывало его к насилию, а затем нанес первый удар. Нож вошел в плоть, как в теплое масло. Опьяненный новым ощущением власти, он крепко держал пленницу, обхватив ее шею левой рукой, а правой, как в безумии, наносил ей множественные удары с нарастающей яростью.
- Хватит играть! - упрекнул его отец.
С мастерством мясника мальчик нанес режущий удар по животу Жанны Цуриковой и вздрогнул, когда до его ноздрей донесся едкий запах кишок. Он сделал несколько шагов назад и неподвижно смотрел, как кровь вытекает из распоротого живота и заливает землю, а глаза жертвы догорают, как угли, покрытые пеплом.
Всеволод протянул руку и взял у подростка из рук оружие, выведя того из состояния убийственного транса.
- Осторожно, не заразись пороком, мой мальчик, - сказал он, ласково похлопав его по плечу.
Глаза мальчика преобразились от кровожадного экстаза. Он запыхался, но кивнул с улыбкой на губах: он чувствовал, что стал полноценным горным караимом. Наконец-то.
Всеволод подошел к Иосифу, беспомощно наблюдавшим за процессом потрошения тела, и вытер кровь с клинка о его лохматые бородатые щеки.
- Продолжим, − сказал он.
Он стер с рукоятки ножа отпечатки пальцев сына, раскрыл руку Цурикову своими сильными пальцами-клещами и зажал нож в кулаке, чтобы заставить его отпечатать свои.
- Твое время пришло.
Иосиф начал биться, как свинья, услышав свист ножа.
Нефилим и Захар подняли его на полтора метра от земли. Надежно привязав веревку к корявой ветке, четверо Латыповых бесстрастно наблюдали, как их соперник дергается в конвульсиях, вися, как Иуда. Наконец Иосиф обмочился и, по-звериному взвизгнув, вывернул себе шею и скончался под непрекращающийся хор цикад.
Нож упал к его ногам.
Не говоря ни слова, Нефилим и Захар отправились за несколькими канистрами с бензином, чтобы залить посевы, а двое других Латыповых стали подметать землю густыми ветками, чтобы замести следы.
- Снимай джемпер и штаны, - приказал Всеволод сыну, и тот повиновался, дрожа от холодного ночного воздуха.
Мужчина снял с себя широкий плотный плащ, которым накрыл мальчика. Его одежду он поджег.
- Твой дедушка будет доволен, - сказал он, взъерошив ему волосы.
Отец и сын добирались до дома молча, как будто ничего не произошло.
Когда позади них начали гореть конопляные поля, они даже не оглянулись.

Глава десятая

Черное море
Проще было бы полететь на полуостров напрямую, но Евгений последние дни своего служебного отпуска использовал, чтобы побывать на черноморском побережье Кавказа. Именно поэтому он сначала отдохнул в ведомственном санатории в Анапе, а затем отправился на утреннем пароме в Керчь. В пути он ни разу не оглянулся назад, в сторону материка. Он смотрел только вперед, в будущее, каким бы туманным и неопределенным оно ни было.
На палубе запах мазута и ржавчины преобладал над солоноватым запахом моря. Перила трапа были склизкими от соленой воды, но это не мешало ему держаться за них. Волны шептались вокруг него, а над скалистым силуэтом полуострова еще сверкала румяная луна. Крым приближался, затерянный в этой туманной непрозрачности, в осенней темноте.
Евгений Кротов заметил на нижней палубе других пассажиров. Он еще не мог толком разглядеть их силуэты, только угольки сигарет и клубы дыма, поднимавшиеся в темноте. Несмотря на их присутствие, он чувствовал себя одиноким.
Крен парома напоминал ему аттракционы в детстве. Дыхание ветра, как вихри «чертового колеса». Тупой гул двигателей парома, напоминал головокружительное учащение пульса. Он улыбнулся своим воспоминаниям.
Обволакивающая ночь отступала, давая жизнь новому дню. Евгений откинул капюшон куртки и вглядывался в темную глубину моря, ожидая рассвета, который придаст ему новые силы.

Глава одиннадцатая

Симферополь
- В принципе, не так уж важно, что вы видите. Настоящая трудность заключается в том, чтобы научиться жить с этим.
Это сказал ей судмедэксперт пару лет назад, во время вскрытия проститутки, убитой садистом. Мария Райская отложила эту фразу в забытый ящик своей памяти. И все же в тот вечер слова патологоанатома продолжали звучать в ее памяти, словно только что приобрели реальный смысл в ее глазах.
Она проснулась около трех часов ночи от кошмаров. Она так двигалась во сне, что разбудила своего нового бойфренда, с которым она делила "Сексодром", как он называл кровать. Через несколько минут мужчине удалось заснуть, а вот Мария потеряла всякую надежду. На ее мысленном экране непрерывно прокручивались образы трупов.
«Это все Барсуков виноват в этих видениях», - размышляла Райская, вылезая из-под одеяла, стараясь не разбудить бойфренда. Взяв сумку из гостиной, она закрылась на кухне. Ей захотелось чего-нибудь алкогольного, но она предпочла двойную порцию шиповника.
«Посмотри на себя. Ты стареешь», - усмехнулась она, с отвращением глядя на пакетики.
Пока она ждала, пока закипит вода, она достала из сумки фотографии, которые подполковник доверил ей, несмотря на ее протесты. Когда он сказал ей: "Пожалуйста, Маша, сделай это для меня", - с щенячьим беспомощным взглядом, Мария не смогла отказать. Она разложила их на столе и стала изучать. Эти жертвы так ее расстроили, что они ей приснились. Навязчивые идеи, сказала бы ее бабушка: роковые кошмары. За прошедшие годы службы она много слышала об этих двух явно ритуальных убийствах, но никогда не придавала им особого значения, особенно после того, как коллеги стали ей рассказывать, что Барсуков зациклился на этой истории, что он в одиночку разрушил этим свою жизнь. Он так мешал своим коллегам и начальству, так донимал их просьбами возобновить эти дела, что, чтобы избавиться от него, его перевели на бумажную работу, заставив преждевременно состариться; его стали ставить в отрицательный пример всем новобранцам отдела по расследованию убийств.
«Это действительно странно», - сказала она себе, рассматривая фотографии.
- Ты в порядке?
Словно ученик, пойманный на списывании, Мария молниеносно заставила фотографии исчезнуть.
- Паша, чего ты встал? - спросила она, идя навстречу мужчине.
- Я не чувствовал тебя рядом с собой и удивился. Что ты задумала?
- Я заварю себе шиповниковый чай и лягу спать. Хочешь?
- Я думал, ты снова начала курить.
Мария улыбнулась. Мало того, что я целый день окружена полицейскими в управлении, подумала она, так теперь еще у меня дома есть соглядатай...
- Нет, Паша. Я обещала тебе бросить, и я это сделала. А теперь иди спать, я скоро приду.
Через окно Мария наблюдала за силуэтом водонапорной башни и стенами завода. Мария всегда мечтала жить в тихом районе, подальше от городского шума. У ее бывшего мужа была там квартира, и она переехала туда сразу после свадьбы, исполнив это детское желание. Но когда они расстались, она уехала, чтобы не мешать ему - и избежать вполне реального риска выстрелить в него - и сняла эту квартиру в заводском районе, обреченная смотреть из окна на утраченный статус.
Лучше жить в трущобах, чем с этим ублюдком, говорила она себе, вспоминая студентку, которой едва исполнилось двадцать - последнюю в длинной череде таких, как она потом узнала, - с которой он ей изменил. С того дня она поняла, почему каждый раз, когда ей приходилось давать показания на суде или ходить по коридорам прокуратуры, все смеялись за ее спиной или сочувственно смотрели на нее: очевидно, ее бывший даже не удосужился скрыть свои похождения, выставив их обоих на всеобщее посмешище.
«Остановись. Нет смысла зацикливаться на этих унижениях», - поучала она себя, проглатывая последний глоток ягодного чая.
Шиповник не оказал никакого действия. Оказавшись в постели, Мария продолжала ворочаться, как проклятая. Она продолжала видеть эти фетиши, эти демонические маски, задавалась вопросом, почему тела так и не были опознаны, и искала причины такого большого временного разрыва между двумя убийствами.
Она еще не знала этого, но ей как будто передали эстафету: одержимость подполковника Барсукова заразила ее.

Глава двенадцатая

Южный Крым
В некоторых деревушках крымской глубинки еще иногда использовался колокол для обозначения основных этапов жизни их жителей: рождения, бракосочетания, похорон и религиозных праздников. В некотором роде это был голос общины, и с детства все учились узнавать звон колокола, чтобы ориентироваться в деревне.
Перед тем как отправиться на работу, Всеволод Латыпов припарковал свой джип у придорожного кафе и вошел внутрь. Бармен, поприветствовав его, приготовил двойной кофе, и налил рюмку горилки.
В кафе воцарилась тишина. Еще не подняв рюмку, Всеволод услышал звон колокола: он возвещал о событии.
Посетители уставились друг на друга, и на мгновение бармен встретился взглядом с холодными глазами Всеволода, который потягивал кофе в тихой атмосфере, пронизанной недосказанностью и разбуженной наглым звоном колоколов. Все, даже если они не делали вид, что ничего не знают, слышали о пожаре, который ночью превратил в пепел земли семьи Цуриковых, найденных мертвыми в результате, как казалось, убийства и самоубийства, произошедшего в результате внутрисемейной ссоры.
Расплатившись, Всеволод пошел к своему джипу, довольный. После разборки в Скалистом слух распространится по окрестностям очень быстро, и если менты придут задавать вопросы о Цуриковых, никто не посмеет говорить, даже под пытками. Операм было бы легче заставить камни петь, чем этих людей, которым Всеволод только что предъявил острые ощущения жертв.

Глава тринадцатая

Симферополь
Приехав на автобусе в Симферополь и прогуливаясь по Гагаринскому парку, Евгений Кротов обнаружил, что это огромная зеленая зона в центре города. По словам прохожих, Гагаринский парк считается главным местом отдыха не только в Симферополе, но и самым большим в Крыму. Евгений не удержался: зайдя на небольшой островок, снял летние туфли и пошел по пляжу, пока его ноги не погрузились в изумрудную воду. Вода была прохладной, но не настолько, как ему показалось, и после почти бессонной ночи и долгого путешествия на автобусе с одного конца полуострова на другой он почувствовал себя бодрым.
Через несколько минут за его спиной раздался женский голос:
- Вы, должно быть, Евгений Кротов.
Капитан повернулся лицом к красивой женщине лет тридцати, элегантно одетой в светлый облегающий костюм, подчеркивавший ее изгибы. Она была блондинкой, среднего роста, с голубыми глазами, что в сочетании с ее внешним видом противоречило всем тем стереотипам, которые Евгений слышал о крымчанах, об их темных волосах и цвете глаз. Он узнал голос коллеги, которая позвонила час назад и попросила встретиться на пляже, на островке посередине пруда. Чтобы понять, что она имела в виду под островком, Евгению пришлось прибегнуть к помощи Гугла.
- Почему вы так думаете? – ответил он.
Мария Райская огляделась по сторонам.
- Ты единственный человек с мокрыми ногами в этот гребаный холод, - говорит она, переводя взгляд на своего коллегу.
- Холодно? Наверное, градусов восемнадцать, а то и больше
- Вот о чем я говорю! Давай, выходи оттуда, у меня от тебя мурашки по коже.
- Наверное, я выгляжу сумасшедшим, да? - спросил Евгений.
Он присоединился к ней и протянул руку.
- Именно, - сказала крымчанка, энергично сжимая ее. − Как прошло путешествие?
- Долго, но красиво, − не стал распространяться Евгений.
- Хорошо. Добро пожаловать в Крым, - сказала Мария, и ее тон нельзя было назвать дружелюбным.

Глава четырнадцатая

Симферополь
Очень скоро Кротов обнаружил, что время на полуострове течет несколько по–другому: оно растянуто, прерывисто – особенно перед морем и этими огромными степями с голубым небом и словно висит в безвременье, когда прошлое неразрывно связано с настоящим. По сравнению с Питером и особенно Москвой люди как будто двигались в замедленном темпе, и этот способ наслаждаться жизнью в тишине, всегда ни о чем не думая, сразу понравился ему.
Они остановились выпить в одной из небольших закусочных в центре; эти кафешки служили ориентиром для аборигенов при назначении встреч, как объяснила ему Райская. На берегу водоема росли каштаны и ивы, и она была окаймлена длинной велосипедной и пешеходной дорожками. Многие воспользовались теплой погодой после полудня, чтобы пробежаться, прогуляться или покататься на велосипеде в нескольких сотнях метров от моря.
— Судя по твоему восторженному виду, я делаю вывод, что ты впервые приехал в Крым, - сказала Мария, с подозрением оглядев одежду своего коллеги: черная кофта, рваные джинсы и потертая кожаная куртка. Она обратила внимание на его лихой берет, который делал его больше похожим на рокера, чем на капитана полиции.
— Первый раз в Крыму за все время, - ответил Кротов, рассматривая наряд своей коллеги, на его взгляд чрезмерно элегантный для полицейского.
Одетая так, она либо хочет привлечь к себе внимание, либо пытается вызвать у меня комплексы. И в том, и в другом случае ты идешь не с той ноги, моя красавица, сказал себе Евгений. Если ты и дальше будешь так на меня пялиться, ты вызовешь интерес.
- Ну, могло быть и хуже, верно? - сказала Мария, прежде чем сделать глоток пива.
— Это ты должна мне сказать.
— Знаешь, что? Я не хочу портить тебе сюрприз, - возразила Мария с изучающей улыбкой.
Евгений почувствовал плохо замаскированную обиду : как будто коренная крымчанка была вынуждена приветствовать его. Он надеялся, что это всего лишь пресловутое недоверие крымчан к выходцам с материка.
— Сначала я приняла тебя за туриста. У тебя гармоничное телосложение, − сказала Райская, разглядывая бледный цвет лица своего коллеги, его синие глаза, тонкие черты профиля.
— Мои предки из Карелии. Я многое у них перенял, - сказал Евгений с напускной невозмутимостью.
Мария Райская выгнула бровь в знак удивления.
- Питерский карел. Звучит как название фильма.
— Значит, если я правильно понимаю, ты моя партнерша? − спросил Евгений, внезапно сменив тему, как будто ей было неловко говорить о ней.
— Точно.
— Я никогда не объединялся на работе с женщиной.
— А я с человеком с материка. И я должна тебе сказать, что эта мысль не заставляет меня прыгать до потолка.
- Нет, без шуток? Ты выглядишь такой счастливой, увидев меня…
Райская расслабила губы, чтобы изобразить улыбку, на этот раз искреннюю.
— С каких пор ты занимаешься архивными делами? – спросил капитан.
— Меня только что перевели. По сути, я еще не начала. Мы начинаем вместе.
— Я не знаю, как здесь, но в Питере закрытые дела - это кладовая для людей, которые облажались. Место для неудачников, что ли.
— Здесь то же самое, за исключением того, что группа только что создана, и нам с тобой придется собрать все нераскрытые дела не только в Симферополе, но и по всему полуострову, - объяснила ему Мария.
— Ты что, шутишь, что ли?
- Если бы только. Нет, я больше не могу быть серьезной. С одной стороны, это означает, что куда бы мы ни пошли, нас будут ненавидеть и приветствовать как служебных сорвиголов, но, кроме того, при малейшей ошибке это позволит начальству пожертвовать двумя великолепными козлами отпущения. По большому счету, двойная проблема… Ты куришь?
— Нет.
— Я тоже, во всяком случае, пока. Тем лучше, так что мои вещи не будут вонять сигаретами. Один вопрос: ты собираешься работать всерьез или ты собираешься отсидеться, пока тебя не переведут в другое место? – провокационно спросила Мария, не оборачиваясь.
Евгений пожал плечами.
— Я не такой человек, Маша. Я просто хочу выполнять свою работу, - сказал он примирительно.
− Если нам позволят это сделать.
− Почему же?
− Начальство не любит признавать свои прошлые ошибки. А они могут вскрыться, если мы будем копать всерьез.
Поднялся теплый ветер, который гнал к берегу морской прибой и заставлял тихо шелестеть деревья. В воздухе чувствовалась капитуляция дня перед вечером.
—Этот ветерок дует с моря на побережье, а летом приносит нам африканскую жару и поджигает города. Буквально, потому что он разжигает и разжигает пожары и сводит людей с ума.
- Сколько они тебе дают за то, чтобы ты играла в экскурсовода? - поддразнил ее Евгений.
Он сказал это с полуулыбкой.
— Когда ты официально начинаешь? − спросила Мария.
— Послезавтра. Я приехал пораньше, чтобы собраться с духом и осмотреть окрестности.
— Хороший. Слушай, я также должен тебе сказать, что в дополнение к этому архивному дерьмовому делу они подсунули нам еще одну пакость.
− Какую же?
— Если хочешь, я отвезу тебя потом прямо к заинтересованному лицу, чтобы он тебе все рассказал.

Глава пятнадцатая

УВД Симферополя
Евгений Кротов имел достаточный служебный опыт, чтобы с первого взгляда оценить профессионализм и преданность своей работе: один взгляд на стол коллеги позволял ему сделать вывод о самоотверженности или слабости следователя. По его наблюдению, лучшие помещения обычно занимали кабинетные чиновники, которые мало общались со своими подчиненными и гораздо больше общались с журналистами и телеканалами. Тесный кабинет полковника был во всех отношениях похож на кабинеты десятков чиновников МВД, с которыми работал Евгений: в нем царил своего рода организованный хаос. Тем не менее, по ряду папок, стоявших на полках с самыми последними служебными заметками и отчетами, по потрепанной доске с указанием ротации и отпусков следователей, по футбольным вымпелам и значкам, используемым в качестве буфера обмена на столе, заваленном бумагами – и не для того, чтобы производить впечатление на посетителей – по разным чашкам, инкрустированным остатками кофе, брошенным в самых неожиданных углах, и по тому факту, что он все еще был на работе, хотя его рабочий день давно закончился, Евгений легко сделал вывод, что Фирсов не бюрократ, а ему нравится его профессия, что он занимается своим делом, что он всегда готов помочь.
Райская уже вкратце подтвердила его догадку, что ее шеф страстно посвящал себя работе и показывал себя доступным для своих сотрудников. Как и тот факт, что у полковника было определенное чувство юмора; судя по небольшому плакату, прикрепленному к перегородке позади него, который объявлял, что если ты не придешь сюда с решением, то это значит, что ты являешься частью проблемы.
— Прежде всего, знай, что Мария позволяет себе фамильярности со мной, о чем ее никто не спрашивает, и учти, потому что мы несколько лет работали в отделе по борьбе с организованной преступностью, и она по-прежнему считает, что мы на одном уровне, - начал полковник после обычных представлений. − Я не могу вбить ей в голову, что существуют условности, иерархия и формальности, которые необходимо соблюдать.
— Осторожно, мы просто работали вместе, но это не значит, что мы занимались сексом, - уточнила Мария, развалившись на диване, прислоненном к перегородке.
— Райская!
Евгению с большим трудом удалось подавить смешок.
— Тебе бы это понравилось, не так ли? - продолжала Райская, подмигнув шефу.
— Ты хочешь, чтобы я выгнал тебя вон? - пригрозил ей Фирсов. − Прекрати это.
Полковник повернулся к Евгению.
— Она пошла за мной, потому что жаждет повышения, − объяснил он. – Надо лучше работать, старушка.
— Я не думаю, что у тебя есть сейчас необходимость копаться в прошлом, шеф.
— Надеюсь … Итак, я читал, что у тебя хороший послужной список… Поздравляю. Тот факт, что тебя перевели сюда, не очень хороший знак, но то, что произошло, на причины твоего присутствия здесь, мне наплевать. Считай это новым началом.
− Спасибо.
— Не надо меня благодарить. Мне очень нужен квалифицированный и профессиональный персонал, и ты мне очень подходишь. Ты даже немного работал в нескольких подразделениях, специализирующихся на нераскрытых преступлениях, что для нас хорошо. Мария тебе объяснит, что наш отдел сильно отстает по холодным делам. Крым − это не Питер и не Москва. Это курорт с довольно низким уровнем убийств. Единственная серьезная проблема, с которой мы сталкиваемся на полуострове, - это украинское подполье, боевики. Но это компетенция ФСБ.
− Хорошо.
— Я полагаю, это означает, что Москва начала оказывать давление, чтобы увеличить статистику, чтобы иметь возможность оправдать расходы на оперативно-розыскные мероприятия, просмотр электронной почты, прослушку и так далее.
Кротов кивнул.
— Поскольку они не смогли сразу извлечь выгоду из операций по борьбе с экстремизмом, они попросили увеличить раскрываемость убийств, - продолжил полковник. − Но в Крыму, где убийств мало, чтобы раздуть статистику, я предполагаю, что они решили обратиться к незавершенным делам, надеясь раскрыть старые убийства с помощью науки и новых технологий.
— Вы прекрасно объяснили ситуацию, полковник, - сказал Кротов, переводя взгляд на нового шефа. – И теперь именно мы должны улучшить статистику.
— Точно. Официально я курирую отдел по расследованию убийств, и в то время как оба начальника душой и телом занимаются набиванием карманов, прежде чем покинуть свой посты, я должен оказать давление на своих подчиненных, чтобы они раскрыли дела об убийствах.
— Мы сделаем все возможное, - сказал Евгений, также выступая от имени своей коллеги.
Фирсову это понравилось: он опасался, питерец привык действовать в одиночку. Это “мы” успокоило его.
— Помимо того, что у твоей партнерши дерьмовый характер.…
— Не начинай с этого, - сказала Мария обиженно.
— … Райская – очень хороший сотрудник. Я хотел бы, чтобы вам было ясно одно: я играю на вашей стороне. Я не скрываю от вас, что генерал Гречихин…
— Редкостный мудак, - прошептала Райская.
− Судя по тону, я делаю вывод, что это не свидетельство уважения, - сказал Кротов.
— Ты делаешь правильные выводы, - ответил Фирсов. − Маша, перестань. Итак, я уже говорил, генерал не самый большой поклонник закрытых дел. С другой стороны, на нашей стороне начальник нашего отдела, потому что его судьба частично зависит от нас … От вас, я должен сказать точнее.
— На территориальном уровне какой юрисдикцией мы располагаем? − спросил Кротов.
- Отличный вопрос. Итак, мы будем работать в тандеме с прокуратурой республики Крым, которая предоставит нам юрисдикцию по всем делам на острове. Я уже знаю, что это вызовет у вас определенную антипатию, но вы сможете перемещаться по всему региону с помощью местных райотделов. Это для того, чтобы…
— Чтобы извлечь выгоду из большей базы данных и больших шансов на раскрытие, - опередил Фирсова Евгений.
— Вижу, с материка прислали нам хорошего помощника. Грамотно мыслишь, - Райская повернулась к шефу.
—В этом и заключается идея. На данный момент только в Симферополе создана группа, занимающаяся нераскрытыми преступлениями, – Добавил шеф.
− Хорошо.
− Маша, это зависит от судьи. У вас будет куча дел, о которых сообщит Москва, и по согласованию с судебными органами вы решите, какие из них с наибольшей вероятностью будут раскрыты. Если прокуратура решит, что полиция того или иного города на полуострове более компетентна или опытна в каком-либо конкретном деле, не имеет значения, кто проводил расследование: самое главное, чтобы оно было завершено. Конечно, если это будет сделано нами, то так будет лучше.
- Скажите, вы, по крайней мере, предоставите нам кабинет? − спросила Райская.
Губы Фирсова растянулись в жестокой улыбке, как будто он заранее смаковал неприятный удар.
— Более или менее, − сказал он, открывая ящик, чтобы достать из него связку ключей.
— Что значит “более или менее"?
— Я покажу вам ваш новый офис, - ответил полковник, вставая. – Веселее, коллеги.

Глава шестнадцатая

Архивная комната УВД Симферополь
«Холодно, блин». У Марии хватило ума произносить свои восклицания одними губами, подальше от Фирсова, который вел их в старое помещение бумажного архива Управления. Внизу температура как будто упала по меньшей мере на пять-шесть градусов. В воздухе витал железный запах ржавчины и влажный, горьковато-сладкий аромат старой бумаги.
- Кто-нибудь из вас страдает астмой? - с иронией спросил полковник.
Его шаги оставляли следы на покрытом пылью черно-бордовом клетчатом полу.
− Триппером..., - продолжала Райская, сыпля нечленораздельными непристойностями.
Ряды папок и двухметровые стеллажи тянулись по всей длине подвала, создавая впечатление старой, забытой подземной библиотеки.
Фирсов остановился перед двумя столами, расположенными друг напротив друга. На столешницах стояли два громоздких, допотопных компьютера, дерево которых, казалось, опасно прогибалось под горой сложенных документов и папок.
- Держу пари, это тоже была идея генерала, - сказала Мария, с отвращением оглядываясь по сторонам.
- Мы не можем ничего от вас скрыть, - признал Яков Михайлович.
- Фирсов, серьезно, скажи, что это шутка, - почти умоляла его Мария.
- К сожалению, нет. Но если задуматься, то в этом есть определенная логика: ваша группа будет заниматься очень старыми делами, которые относятся к периоду, когда еще не было цифровых архивов. Придется порыться на полках, чтобы найти интересующие вас файлы. Оцифровано только двадцать процентов архивов, и то, начиная с самых последних дел, а не с тех, которые были датированы. По крайней мере, вам не придется целый день подниматься и спускаться по лестнице.
- Давай не будем обманывать себя, Яков. Неужели это действительно похоже на подходящее место для двух сотрудников уголовного розыска?
- Мы не можем работать в таких условиях, полковник, − вмешался Кротов.
- Это приказ свыше. Я ничего не могу сделать, – бросил Фирсов.
Его слова были прерваны суматохой за одним из металлических стеллажей.
Райская отшатнулась и осмотрела плитку в поисках источника шума.
- Этого еще не хватало, - истерично сказала она.
- Чего? – обернулся Кротов.
- Крысы! Я так и знала...Вот что, если ко мне подойдет крыса, я всажу в нее пулю, Фирсов. Клянусь.
Из-за большого шкафчика вышел мужчина лет шестидесяти.
- Успокойтесь, коллеги. Последняя дератизация была на прошлой неделе, - с улыбкой сказал Роман Барсуков. – И здесь почище, чем там, на верхнем этаже.

Глава семнадцатая

Архивная комната УВД Симферополя
У Романа Барсукова было отполированное, обветренное лицо, словно гранит, сформированный тысячелетиями бушующего морского ветра. Большие глаза цвета морской зелени выделялись на фоне его болезненных черт. Среднего роста, с серо-стальными волосами, подстриженными очень коротко, он передвигался с помощью своеобразного костыля, который помогал ему держать равновесие и идти более уверенно. Его живые, нервные глаза словно восставали против предательства тела, в котором он чувствовал себя неуютно, словно в ловушке.
- Черт возьми, Барсук! У меня чуть инфаркт не случился, - взорвалась Мария. − Откуда, черт возьми, ты взялся?
- Здесь есть запасной выход, который ведет прямо на улицу,− негромко произнес Фирсов, − и это одна из причин, по которой я не стал возражать против приказа направить вас сюда. Роман может приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, не проходя через главный вход и не привлекая к себе внимания. Многие коллеги не согласятся с этим, и тогда о его "сотрудничестве" заговорит весь отдел, а я бы предпочел избежать этого. В общем, так...
- Я уже говорила с ним об этом, - предвосхитила Мария. − А про то, что это я ему сказала, что мы идем на этакий квест, я забыла. Такого внезапного появления я не ожидала.
- В любом случае, Роман - это наша историческая память, и он может помочь вам восстановить документацию и элементы из старых файлов, - продолжил Яков Михайлович.
- Да, я динозавр этого отдела. Когда-то я был помещен сюда на карантин, - сказал подполковник. − По крайней мере, я знаю, где нахожусь и где искать, так что могу быть вам полезен... Рад познакомиться, Евгений.
- Пожалуйста, вы можете называть меня по имени. С удовольствием, - удивился Кротов.
- Так что отбросьте "вы" и зовите меня Роман.
- Подполковник, передайте ему свои соболезнования: Евгению придется объединиться с Райской, - сказал Фирсов.
Мария сдержала восклицание.
- Каждому свое, - ответил Кротов с улыбкой.
- А моя проблема - это вы и эта чертова помойка... Как вы думаете, не могли бы вы достать нам хотя бы кофеварку и автомат с водой? - спросила Райская у Фирсова.
- Не хотите ли вы также иметь собственную горничную, слугу и повара, Мария?
- Ты знаешь, это было бы не плохо, - сказала Райская с коварной улыбкой на лице.
- Ну хватит, хватит... – махнул рукой полковник. − Евгений, понимаете, Роман был настоящим проводником, как для меня, так и для многих других коллег. Он научил многих из нас этой работе. Он полицейский старой закалки, и он не хочет нас покидать. Другие на его месте давно бы ушли на пенсию, но ему нужно свести счеты с жизнью, прежде чем он повесит форму, не так ли?
- Вы это сказали, - подтвердил Барсуков.
- Я вам скажу, что мы, крымчане, немного прихотливы. И это еще мягко сказано, - вмешался Фирсов. − Короче говоря, Кротов пока работает здесь неофициально. Он приступит к своим обязанностям после выходных. Роман также будет работать с вами на неофициальной основе. Он будет помогать вам по старым делам, но я бы хотел, чтобы это сотрудничество, назовем его так, оставалось конфиденциальным. Это понятно?
Евгений Кротов смотрел на него с озадаченным выражением, и шеф почувствовал его беспокойство.
- Я выкурю последнюю сигарету и уйду, - сказал полковник. − Кротов, пойдемте со мной, я хотел бы вас посвятить еще в кое-какие детали.
Он пожал руку Барсукову и пообещал позвонить ему в ближайшее время.
Прежде чем последовать за своим начальником, Евгений увидел, как Роман Барсуков положил на стол большую папку. На первой странице он прочитал заголовок, который заинтересовал его: РИТУАЛЬНЫЕ УБИЙСТВА, 1978-1989.
Когда он поднял голову, то встретился взглядом с Марией, которая незаметно кивнула ему.
- Мы будем ждать тебя здесь, Кротов. Я собираюсь посмотреть, работают ли эти развалюхи или нам стоит взять с собой мобильные телефоны.
- До скорой встречи, - произнес Барсуков.
Евгений кивнул и последовал за Фирсовым. Однако его сознание по-прежнему было приковано к папке в подвале, как будто на него оказывалось магнетическое воздействие, которое трудно было объяснить рационально.

Глава восемнадцатая

Здание суда, Симферополь
Когда сентябрь перевалил за половину, казалось, что город окутан вечной весной. Теплый ветер доносил сладкий запах южных плодов. На небе ни облачка.
- Мы здесь уже за пределами заката... Посмотрите: он похож на выжатый апельсин, – отметил Яков Михвйлович.
- Это действительно так. В свете этого города есть что-то магическое, -пробормотал Кротов, приятно удивленный мягкостью вечера. Южное солнце по-своему необычно, но здесь оно было еще более эффектно.
- У полуострова много недостатков, но это рай, поверьте мне. Вы не ожидали такой погоды, не так ли? − спросил Фирсов.
Они сидели на скамейке в небольшом парке перед зданием суда.
- Нет, действительно не знаю.
- Нам так повезло. Это как лето, которое длится здесь, считай, пять месяцев, плюс три месяца весны и пара быстро проходящих месяцев осени и зимы. Сейчас, похоже, лето просто не уходит... Вы не против, если я покурю?
- Нет, шеф.
- Ну да. Итак: это суд, а вон там - прокуратура. Как видите, они находятся в двух шагах от нас. Это ускоряет процесс. На следующей неделе мы свяжем вас с судьей, которому прокурор поручает закрытые дела. Он будет вашим контактным лицом по всем вопросам, связанным с ордерами, разрешениями, запросами на образцы ДНК и т.д.
- Он из тех, кто сотрудничает? - спросил Евгений.
- Да, он хороший человек, добросовестный и талантливый. Если нам удастся раскрыть какой-нибудь «глухарь», он тоже выиграет, так что будьте уверены, он сделает все возможное, чтобы облегчить нам работу... Ну, а в остальном, надеюсь, общение с Райской вас не травмировало. Она может оказаться крепким орешком, но, поверьте, она действительно хороший человек и знает, как вести расследование. У нее есть небольшая проблема с характером. Она всегда кажется угрюмой, но чаще всего это просто поза.
- Послушайте, если не считать того, что мне иногда трудно понять, что она говорит, и что у меня создается впечатление, что она думает, как бы посильнее меня помучить, она кажется мне замечательной девушкой, - ответил Евгений, заставив себя улыбнуться. – Почему ее перевели в архив?
- Из-за разногласий с начальством: у нее были проблемы с генералом. Я предоставлю ей самой рассказать вам подробности, если она пожелает. Что я могу сказать, так это то, что ее хотели уволить, и люди, которые должны были ее защищать, ее коллеги, напротив, воспользовались этой возможностью, чтобы надавить на нее и избавиться от нее. Один из них, в частности, воспользовался ситуацией, чтобы получить повышение.
- Случается.
- Можно сказать и так. Зная это, вам не составит труда представить, что она не в восторге от идеи работать в команде с чужаком. Нераскрытые дела для нее, скорее всего, будут настоящим мучением, если только...
- Если только нам не удастся закрыть некоторые «висяки», - предположил Евгений.
- Именно так. Мария понимает, что ей придется работать с этими делами неопределенный срок, поэтому я не думаю, что она будет ставить слишком много препятствий на вашем пути. Просто наберитесь терпения на первые несколько недель, а потом вы сработаетесь, я уверен. А как насчет вас?
- В каком плане?
- Как я уже говорил, офицер с таким резюме, как у вас, далеко от Москвы, в проблемном, с точки зрения политики, регионе – это неспроста. Я не хочу знать, почему вас направили к нам...
- Действительно, вы не знаете? Все, что вам нужно, - это телефонный звонок.
- Я не буду ничего узнавать, если только вы не замышляете какую-нибудь гадость. Единственное, что я хочу знать, это не собираетесь ли вы создавать мне проблемы. Я играю честно. Если ты играешь по правилам и выкладываешься на все сто, чтобы добиться результата, мне все равно, что было в прошлом.
- Я здесь не для того, чтобы создавать вам проблемы, полковник.
- Блестящий ответ. А теперь, давайте вернемся к Барсукову.

Глава девятнадцатая

Ферма Латыповых, южный Крым
Латыповы никогда не участвовали в деревенских праздниках, общественных обедах или крестьянских обрядах за пределами своей территории, что не означало, что у них не было своих собственных обрядов и праздников, скорее наоборот. В их, однако, не было ничего религиозного, по крайней мере, не в иудейском смысле этого слова. Скорее, они олицетворяли наследие языческих обрядов, связанных с поклонением земле и жертвоприношениями тех, кто ее обрабатывал: архаичные обычаи, верования и суеверия, которые в их владениях сохранялись в наследство предков.
%%%
В ту ночь под звездным сводом Латыповы праздновали окончание сбора урожая, или Оракъ Тойу; урожай в том году был особенно поздним из-за сильной засухи, поразившей полуостров. С утра в городской кенассе прошел молебен – благодарственная молитва за своевременный дождь и хороший урожай. Во второй половине дня все семьи селения покинули свои дома, чтобы собраться рядом с виноградниками. На деревянных перекладинах развесили разнообразные фрукты, которые освятил «Газзан», караимский священнослужитель. Сладкий аромат виноградных лоз и винограда, пропитавший прохладный ночной воздух, постепенно уступал место аромату жареного мяса. На ложе из тлеющих углей из высушенных корней дуба и бука была устроена “клетка", образованная рядами вертелов, на которых готовились телята и несколько ягнят, расположенных вертикально. Шипение шкурок, с которых капал жир и потрескивание деревяшек создавали фон за криками детей, которые играли, гоняясь друг за другом по рядам виноградников, усыпанных плодами. Полдюжины надзирателей за углями, с их колючими бородами, придававшими им свирепый вид, и их глаза, затуманенные вином, поданным в большом количестве, теперь почти пять часов молча следили за мясом, которое постепенно подрумянивалось; время от времени эти терпеливые люди подбрасывали в огонь веток из кизила или можжевельника для придания аромата телятам или протыкали жарившихся ягнят своими ножиками, которые затем клали на ладонь: по температуре лезвия они определяли степень готовности.
Изнутри фермы, где готовили прочие закуски, доносился интенсивный аромат тушеного мяса барана, которое использовалось для блюд из слоёного теста с бараниной, специями и приправами из трав. Несмотря на холод, они все вместе ели на свежем воздухе, у костров, согретые крепким виноградным самогоном, в ожидании основных блюд поглощая пирожки «кыбын» из хрустящего теста с сочной мясной начинкой. Длинные скамьи и уже накрытые столы были расставлены так, чтобы вместить всех гостей.
Всеволод вернулся со своего участка с двоюродными братьями и своим старшим сыном Михаилом. По традиции они сожгли чучела завершившегося сезона, прежде чем вместе помочиться на угли. Как только они подошли к ферме, навстречу им вышла женщина в длинной зеленой юбке, закутанная в черную шаль. Это была его тетя Генриетта, которая была для него как мать.
— Он хочет тебя увидеть, - просто сказала она, прежде чем исчезнуть в сумерках, как призрак.
Всеволод несколько секунд смотрел на свою большую семью, счастливую, веселую.
По крайней мере, так оно есть, подумал он. После всех этих усилий они вполне заслужили немного беззаботности и развлечений.
Урожай в этом году был довольно скудным из-за дождя, и праздновать было особо нечего; и все же именно для того, чтобы сплотить свой клан и заставить их забыть о злоключениях природы, Всеволод решил устроить празднование с большой помпой.
Он позвонил Михаилу, и они направились к дому патриарха семьи: Бабакаю Латыпову. Старик ел один. Резкий и холодный ночной воздух был бы пыткой для его костей, обглоданных старостью.
- Хм, пахнет молодой плотью. Это ты, Михаил? - спросил старик, положив вилку и поправляя на плечах накидку из грубой шерсти, в которую он завернулся.
Мякоть ягненка была такой нежной, что таяла под языком, что позволяло ему есть ее, несмотря на беззубый рот.
— Да, это я, - ответил подросток.
— Ты правильно сделал, что взял его с собой, Всеволод. Однажды Миша займет твое место. Это мальчик, у которого есть нервы.
— Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Всеволод.
— Да. Я наслаждаюсь вечеринкой отсюда … Даже если праздновать нечего.
— Я знаю, но я подумал, что…
— Ты поступил очень хорошо, это не то, что я говорю. Твоя двоюродная сестра вчера родила мертворожденного ребенка.
— Я слышал.
— Сообщи тете Эмилии, - сказал старик. − За один только год это уже второй раз, когда это происходит с нашими женщинами. Для сообщества это предзнаменование смерти. Особенно после такого плохого года, как этот. Такого засушливого года не было со времен конца сороковых. Вот уже несколько недель мне снятся плохие сны. В этих сновидениях я вижу дым и огонь … Дует ужасный ветер, Всеволод. Наступают плохие времена.
— Что еще ты видел? − спросил подросток.
— Я видел пожары, взрывы, разрушения … Ты думаешь, я схожу с ума?
— Вовсе нет.
Всеволод очень уважал Бабакая. Тот был практичным хозяином, человеком, у которого было чутье животного, и не только на земные вещи. Наоборот, со старостью и слепотой он утверждал, что чувствует растущую близость с духовным миром и невидимой природой, которая его окружала, как будто он стал медиумом, человеком, способным видеть души умерших.
— Мы должны усмирить ярость земли, − продолжал старик, − мы должны сделать это на благо нашей семьи.
— Не волнуйся, Бабакай. Я собираюсь это сделать.
— Вы собираетесь это сделать. Я хочу, чтобы Михаил поехал с тобой.
— Но…
— Если он достаточно взрослый, чтобы убить барана, который будет украшением вашего сегодняшнего ужина, и уж тем более, чтобы выпотрошить христианина, это значит, что он достаточно взрослый, чтобы защитить свою семью.
— Конечно.
— А теперь идите и выпейте за меня тоже.
Оказавшись на улице, уже по дороге к виноградникам, Михаил с любопытством спросил своего отца:
— Что он хочет, чтобы мы сделали?
— Дело, - только и смог ответить Всеволод, у которого сразу испортилось настроение.

Глава двадцатая

Срединный Крым
Это было все равно, что оказаться в ловушке кошмара, который, как будто никогда не закончится. Как бы она ни старалась, ее тело не отвечало на ее мысленные запросы, не слушало ее. Это было ощущение полной беспомощности, оцепенения, сковывавшего конечности и мышцы: как чистилище между жизнью и смертью. Чем больше она старалась пробудиться от этого тревожного сна, тем глубже погружалась в него.
Все ее возможности, умения, навыки покинули ее.
Осталось только одно: обоняние. Находясь в этой летаргии, когда она находилась во власти сил, не зависевших от ее воли, Диана Гурджиева сумела уловить отчетливый запах сырости и затхлости, едкие запахи земли и мокрых веток, настолько сильные, что они затмили сильный запах свернувшейся на земле крови. Ей пришло в голову, что ее похитили и спрятали где-то в лесу. Несколькими часами ранее она могла ощущать парализующий холод, припухлость и потрескивание губ в результате обезвоживания, шелест листьев на деревьях, колеблемых ветром где-то вдалеке, и крики ночных животных и птиц. Но теперь обоняние покинуло ее, как ранее зрение, слух, вкус и осязание. Сама память была теперь проблемой: она с большим трудом помнила свое имя. И только. Как будто она деградировала, секунда за секундой, к животному состоянию, когда остаются только телесные ощущения и инстинкты.
Диана почувствовала, что неумолимо погружается в абсолютное бессознательное состояние.
Последняя мысль пришла ей в голову в этой ночной темноте. Мысль, вызванная шокирующим чувством неизбежности и озаренная последней вспышкой сознания: меня никогда не найдут… У меня нет выхода…
Сломленная этой мучительной уверенностью, Диана перестала сопротивляться обволакивавшей ее тьме и ее сознание рухнуло в ночную бездну.

Глава двадцать первая

Бахчисарай, Крым
Когда Всеволоду Латыпову нужно было собраться с мыслями, он покидал свою маленькую деревню и ехал на своем джипе на юг. Припарковав авто, он часами гулял в полном одиночестве по тропинкам, сопровождаемый пением и щебетанием птиц, пробивавшихся сквозь путаницу ветвей. Но чем дальше он уходил, тем дальше погружался в прошлое, и даже пейзаж становился более суровым, более архаичным, более испытующим.
В тот день Всеволод с проворством альпиниста взбирался по естественным скальным ступеням на одну из самых высоких точек хребта Ташлык. Это были гряды скал Кардонын-Каясы, где высота над уровнем моря достигает четырехсот метров.
Он видел поросшие лесом хребты, за которыми вдалеке просматривалось плато Пычки-Кая-Баш; на юго-западе зеленело водохранилище Эгиз-Оба, а с юго-восточной стороны перед его взором предстала гора Бешик-Тау, название которой переводится как "Колыбель-Гора". Гора считалась священной у крымских караимов.
Там, наверху, мысли становились реже. Рассуждения превратились в созерцание. Нередко можно было увидеть беркутов, паривших над скалами и необъятным зеленым простором, укрывавшим эти усеянные пещерами горы, или заметить небольшую группу муфлонов, ланей или, если повезет, особь крымского оленя, с которым караимы связывали счастливое предзнаменование.
Стоя на вершине один в утренний час, Всеволод почти чувствовал, что поддерживает небо, пожимает ему руку и призывает его родить новый день, новое солнце. И делал он это, не произнося ни слова, не шевеля ни единым мускулом, словно красота природы заслуживала физического уважения, почти первобытного почитания. Это был словно ритуал смерти и одновременно возрождения. Временами ветер не только источал бальзамические ароматы, но и свистел в трещинах скал, создавая своеобразную симфонию, и Латыпов мог с закрытыми глазами определить тип дующего ветра, просто по звуку, который издавали камни, ведь каждый поток воздуха вибрировал в такт своей мелодии.
Однако в то утро воздух был загадочно неподвижен. Всеволоду казалось, что вся земля вибрирует, как живой организм: она издавала тупой рев, как голодный зверь.
Накануне отъезда Всеволода домой дедушка передал ему сообщение через одну из своих родственниц. Старик был непреклонен:
- Чрево земли не может больше плодоносить, если его не осеменять. Процветание через жертвенность.
- Нет, в этом нет никакой необходимости. Я уже все выяснил, кто должен платить, - возразил Всеволод.
Его тетя, которая, как и его дед, была хранительницей древних знаний и вековых традиций, тоже непреклонно указывала на жертву.
- Нет, - отрывисто ответил мужчина. − Ты не можешь просить ее об этом. Только не ее.
- Жертвоприношение требует боли, оно должно заставлять сердце кровоточить. Земля питается страданиями.
Эти слова, лаконичные, четкие и острые, как горы, были сказаны безапелляционно.
- Но...
- Так и должно быть. Земля голодна и жаждет... Делай то, что должен, Всеволод.
Эти фразы с того момента постоянно звучали в его голове.
Латыпов наблюдал за поросшими лесом горами, простиравшимися насколько хватало глаз, и щурился от ласкового света. Но этот покой был иллюзорным. Караимы считали это место культовым, поскольку согласно старой легенде, в свое время правителем этих мест был князь Муса, который одним из первых среди представителей своей народности совершил паломничество на Святую землю, в Иерусалим. Оттуда для своего внука он привез колыбель, сделанную из ливанского кедра, которая обладала божественной силой. Данная колыбель оставалась в княжеской семье на протяжении ряда поколений, передавалась по наследству и однажды её "услугами" воспользовался князь Ильягу. Когда на родной город князя Кырк-Ера напали генуэзцы, то тот встал во главе защитников крепости и сражаясь с неимоверной храбростью, погиб за правое дело. Источник храбрости и воинской доблести князя его соратники видели в той самой колыбели, которая сразу же после смерти своего "хозяина" вознеслась над землей, а потом исчезла в недрах соседней горы. Этой горой и была Бешик-Тау.
Но какова бы ни была реальность, Всеволод был уверен, что эти горы усеяны пещерами и расщелинами, где жили и хоронили своих близких его предки, убежденные в том, что смерть - это не конец, а лишь необходимый проход в другую духовную жизнь. Его уверенность основывалась на непосредственном опыте: он с детства исследовал эти пещеры, изучал могильники в долине – остатки древней цивилизации.
Иногда Всеволоду представлялось, что кто-то из его предков сидит, как и он, но многими тысячами лет раньше, на этом выступе и слушает песню скал. Первыми поселенцами в этих местах были аланы - представители одного из самых могущественных в те времена сарматских племен. В конце двенадцатого - начале тринадцатого веков они осели в горах Крыма и основали несколько поселений, самым известным из которых стал Чуфут-Кале, известный в те времена под другим названием – Кырк-Ор. Но в 1299 году эмир Ногай со своим войском почти полностью разорил крепость.
Возрождение пещерного города началось в четырнадцатом веке, когда с его восточной стороны стали селиться караимы − потомки древних хазар, которые для своей защиты построили вторую крепостную стену, неподалеку от первой. Город быстро стал крупным торговым и ремесленным центром Крыма. Уже в середине четырнадцатого века Кырк-Ор меняет свое название на Кырк-Йер и становится первой резиденцией крымского хана.
В 1532 году столица Крымского ханства была перенесена в Бахчисарай. В городе остались караимы, при которых весь город получил название Джуфт-Кале (иудейская крепость). Затем это название трансформировалось в Чуфут-Кале. Караимы исповедовали иудаизм. Ни одному захватчику не удавалось проникнуть в этот пещерный город и установить свое господство над этими скалами. Никому. Казалось, что эти скалистые стены охраняет древнее божество. Божественная сущность, которая насмехалась над врагами, но взамен требовала жертв и абсолютной преданности.
Всеволод закрыл глаза. Ему казалось, что он слышит вокруг себя неуловимое присутствие духов тысячелетней давности его предков.
«Кто ты такой, чтобы противостоять этой земле?» - казалось, спрашивали его тени древних жителей этих мест.
- Никто, - пробормотал он.
Так, ласкаемый утренним сентябрьским солнцем, Всеволод Латыпов позволил духам предков уговорить себя исполнить первозданную волю природы.

Глава двадцать вторая

Поселок Песчаное, Бахчисарайский район, Крым
Евгений почувствовал зов моря, непреодолимый, словно голос, шепчущий внутри него, мягкий и завораживающий. Незадолго до рассвета Кротов вышел из своего жилья, чтобы уехать из города, желая начать исследование побережья острова. Но уже через пятьдесят километров на прибрежной дороге, которая должна была привести его к морю, с вершины холма его внимание привлек блеск воды; ему ничего не оставалось, как выйти из автобуса и спуститься к пляжу "Радуга", как он понял из поиска на телефоне.
«Этого не может быть», - пробормотал он, внутренне преисполненный восхищения, и пошел по тропинке, сворачивавшей к пляжу. Покрытая кустарником земля холма, степлилась от солнца, и в воздухе витал аромат кустарника, который становился еще ярче и свежее от резкого запаха моря.
Перед ним открылся насыщенный кристально-голубой цвет, подобного которому он никогда не видел. Цвет, который, казалось, простирался от моря до неба, как будто они были одним целым, - был наслаждением для глаз и бальзамом для души. Первые несколько метров чистой гранитной гальки сменялись коктейлем из мелкого песка и гальки, на которых отражался солнечный свет, придавая изумрудной воде неземную прозрачность. Парадоксально, но именно обонянием, а не зрением Евгений воспринимал необъятность и чудо природы: в его ноздри ворвался пьянящий аромат бесконечности, и никакие слова не могли передать те ощущения, которые он вызывал.
Он сел на галечный пляж и погрузился в переливающиеся, успокаивающие краски моря, красоты которого не оставляли равнодушным.
- Примешь ты меня? - спросил он полуостров, оглядываясь по сторонам с язвительной улыбкой.
Голос прибоя был неразборчив.
Евгений, отойдя подальше, достал из сумки папку. Положил ее на колени и открыл. В ней находились копии документов, фотографий и материалов расследования из дела о ритуальных убийствах 1978 и 1989 годов.
- Что ты думаешь о Барсукове? - спросила его Мария накануне вечером.
- Я думаю, что он хороший человек, и он может нам помочь, - ответил Евгений. − Мне он кажется человеком, который долгое время боролся сам с собой и вот-вот сдастся. Ему нужна помощь.
Мария Райская кивнула и передала ему папку.
- OK. Не знаю почему, но я с тобой согласна. Только не читай ее на ночь, а то у тебя будет бессонница, - посоветовала она ему. − Но взгляни на нее. Если ты сталкивался с ритуальными убийствами, то это должно быть тебе по душе. А потом мы спокойно все обсудим.
Евгений боялся нарушить утренние впечатления от поездки, открыв «ящик Пандоры» в этом райском уголке, но любопытство взяло верх над опасениями. Через полчаса чтения документов он переменился: теперь на песке сидел увлеченный и оживившийся человек.
Его телефон начал вибрировать.
- Да? – ответил он.
- Это я, - сказала Мария. − Я тебя разбудила?
- Нет, я уже давно проснулся. Ты, должно быть, читаешь мои мысли, потому что я только что просматривал дело.
- Неужели? Ты хоть это делал не позавтракав?
- Нет, на пустой желудок. Слушай, я не знаю, как тебе сказать, но если говорить о том, что я эксперт, то я ничего не понимаю. Что это за штуки? Маски из пластика?
- Никаких шуток. Напоминают карнавальные маски.
- А, спасибо большое, теперь все стало гораздо понятнее, - проворчал Евгений.
- Где ты, Кротов? Я слышу шум воды.
- На берегу моря. Место под названием Песчаное. Райский уголок.
- У моря? Хорошо, ты поехал позагорать. Это хорошо, потому что, не обижайся, но от твоего трупного цвета лица мне становится не по себе. Ладно, ты из убойного отдела, но у меня складывается впечатление, что ты слишком сильно отождествляешь себя с этой ролью. Плохо, что ты из Питера, но вдобавок к этому...
- Я так близок к тому, чтобы вывести тебя из себя, Мария. Пожалуйста, переходи к делу. Или ты просто звонишь, чтобы оскорбить меня?
- К сожалению для тебя, нет. Барсуков пригласил нас на обед.
- А что, сегодня?
- Нет, через два месяца. Шутка, да, сегодня. У тебя были другие планы?
Евгений не успел быстро придумать оправдание.
- Я вижу, тебе тоже не очень нравится эта идея. Слушай, если тебе нужен бескорыстный совет, мы сейчас же разберемся с этим, так мы сделаем Фирсова счастливым, а потом вернемся к работе и передадим привет Барсукову.
- Я не знаю, что сказать. Я не привык к такому...
- Ты привыкнешь к этому. Жду тебя у него в час. Ничего не бери с собой, я позабочусь о спиртном. Я пришлю тебе местоположение по Вотсапу, кстати, Ромыч живет недалеко от тебя.
- Отвали.
- Пошел ты тоже, Кротов. До встречи.
Евгений покачал головой и вернулся к чтению материалов. Лишь через несколько минут жесткие образы стерли улыбку с его лица.

Глава двадцать третья

Симферополь
Евгений Кротов смущенно сидел за столом, чтобы услышать объяснение символизма и разные истории того, что он определял как чепуху, чтобы понять, насколько этот полуостров пропитан обычаями, суевериями и верованиями тысячелетней давности, которые проникают даже в его кулинарные традиции.
- Это гастрономическая особенность нашего региона, − произнесла Регина Львовна, жена Барсукова, подавая ему дымящееся блюдо: рагу из баранины, со свежим базиликом, сыром и кукурузой.
- Легкое блюдо, прекрасно подходит для тех, кто сидит на диете, - иронично прокомментировала Мария Райская.
Регина Львовна продолжала, как будто не слышала ее:
- Для гарнира можно использовать картофельное пюре, чеснок, мяту и сыр. Некоторые любят добавить киндзу или петрушку. Я просто добавляю базилик и вареную кукурузу.
- Этот гарнир имеет забавную форму, очень необычную, похожую на...
- Да, именно это и делает блюдо особенным. Это называется закрытие пшеничного колоса. Их нужно запечатывать, как драгоценное кружево, стараясь придать им характерную каплевидную форму.
- Почему именно початок кукурузы? Что он собой представляет?
- Это форма ритуала: в древности, в старых аграрных общинах, с его помощью вызывали хороший урожай пшеницы и винограда. В основном это было осеннее или зимнее блюдо, праздничное, потому что это было не повседневное блюдо, а роскошь, - объяснила Регина. − В некоторых регионах их высушивали в открытом виде, чтобы использовать в качестве амулетов против злых духов, как выражается мой муж.
− Приятного аппетита всем, − произнесла Мария. − И к черту веганов.
Все разразились хохотом и принялись за еду.
- Их также предлагали в качестве знака удачи родным и друзьям, - продолжала Регина Барсукова. − В деревне, откуда я родом, существует традиция готовить их просто в знак благодарности по окончании сбора урожая пшеницы и в память об умерших за год.
Трое полицейских обменялись взглядами, в которых было много недосказанности. Евгений и Мария пришли к выводу, что жена Барсукова ничего не знает о расследованиях своего мужа, если только расследования не стали настолько частью их повседневной жизни, что она перестала обращать на них внимание.
- Моя бабушка делала то же самое, - сказала Мария. − Она всегда оставляла на накрытом столе тарелку для злых духов.
Увидев озадаченное выражение лица питерца, Барсуков пришел ему на помощь:
- В Крыму в сельской местности культ мертвых и уважение к душам умерших, будь они при жизни, хорошими или плохими людьми, так же стары, как и само время. Вы должны знать, что с античных времен на острове существует очень сильное убеждение, что смерть не означает конец жизни, но только той жизни, которую мы знаем.
- Я не понимаю...
- Ешьте, а то остынет, - сказала Регина Львовна.
Она была доброй и заботливой женщиной: из каждой поры источала материнскую нежность, но при этом вела себя так же вызывающе, как и Мария; более того, она сразу же воспользовалась возможностью поворчать на Кротова:
- Если только вы, питерцы, не можете есть и слушать одновременно?
- Неплохо, - согласилась Райская, подмигнув Евгению.
- Двое против одного, да? Какой способ проявить солидарность! Я сдаюсь, хорошо? – сказал Евгений, поднимая руки. − Пожалуйста, продолжайте.
- Как я уже говорил, смерть никогда не рассматривалась как нечто окончательное, а лишь как необходимый проход к иной духовной жизни. В этих краях местные жители всегда верили, что души умерших ведут жизнь, во всех отношениях похожую на предыдущую, но в измерении, которое можно назвать параллельным...
- Немного похоже на карелов, − произнес Евгений.
− Да, и не только.
- Ах, я тебе еще не говорила, но Кротов - наполовину карел, − сказала Мария.
Евгений кивнул.
- Но я не знаю, что вы имеете в виду, − призналась Мария. − Простите, но у меня всегда было два по истории.
- У нас, у карелов, тоже существовал древний языческий праздник, который отмечал окончание лета и начало нового сельскохозяйственного года, - пояснил Евгений.
- Безусловно, − подтвердил Барсуков. – Это есть у многих народностей.
Мария продолжала смотреть на него с явным замешательством.
- И что?
- Карелы делили солнечный год на два периода: период рождения и расцвета, и период, когда природа впадает в спячку, проходя через время покоя. Они верили, что в ночи, когда наступают эти два периода, правление света и правление тьмы могут сойтись и таким образом освободить души умерших, которые затем могут вернуться на Землю, − уточнил Евгений.
- Праздники отмечались в день весеннего и осеннего равноденствия, − добавил Барсуков.
- Ты знаешь, в тебе погиб замечательный этнограф, - поддразнила подполковника Мария. – Каждую неделю бы по телевизору передачу вел.
Барсуков не отреагировал на провокацию. Все началось с обсуждения кулинарных изысков, но у Кротова возникло ощущение, что подполковник уже вводит его в ритуальный контекст нераскрытых дел.
- В Крыму этот праздник проходит в деревнях многие сотни лет с очень похожей организацией. Смысл его в том, что во многих деревнях в разных частях полуострова принято оставлять накрытый стол перед сном для духов умерших, которые могут вернуться исключительно этой ночью, чтобы навестить свой прежний дом.
- Это мракобесие. Но спасибо за объяснение, - сказал Евгений.
- Пожалуйста. Нравится ли вам это блюдо? – спросила Барсукова.
- Это божественно. Мои комплименты, Регина Львовна.
Она улыбнулась. Когда они вошли в дом, жена Барсукова обняла его и чмокнула в обе щеки, словно сына, вернувшегося после долгого пребывания за границей, и Евгений сразу почувствовал себя как дома. Их дом – резиденция с камином в центре гостиной, излучавшим зимой приятное тепло, - находился в окружении рощи диких магнолиевых кустов, посреди холмов, поросших тополями, кленами и олеандрами, с которых открывался вид на плато. Легкий ветер унес немногочисленные облака, которые все еще висели над безупречным небом.
Роман Игоревич встал, чтобы проверить, как готовится мясо на огне, и Мария воспользовалась случаем, чтобы негромко спросить Регину Львовну:
- Но ваш муж ничего не ест?
- Не очень много. В основном вареные овощи. Химиотерапия разрушает его пищеварительную систему, иногда вызывая кровотечение и рвоту. Он потерял аппетит и вкус к еде...
- Но не к жене, - сказал Барсуков из другого конца комнаты, заставив ее покраснеть.
- И, судя по всему, еще не слух, - прокомментировала Мария.
Подполковник обернулся с улыбкой на лице.
- У смерти нет глаз, к сожалению. Она никому не смотрит в лицо. Что вы можете сделать? Но то, что вы оба здесь... Вы не представляете, как это важно для меня.
Оба сотрудника обменялись тревожными взглядами: их пугала ответственность, которую возлагал на них подполковник, и они не чувствовали, что смогут оправдать его ожидания.
Барсуков, напротив, удовлетворенно кивнул. Впервые за многие годы он был уверен, что нашел именно тех людей, которым можно передать профессиональную эстафету.

Глава двадцать четвертая

Отдел МВД по городу Алуште, Крым
Последние дни по просьбе мэра Алушты и начальника городского ОМВД в отделе розыска пропавших людей неустанно работал майор Марат Неделин, все это время координируя поиски двадцатидвухлетней женщины. По его мнению, все это было пустой тратой времени: девушка имела репутацию бунтарки и чувствовала себя стесненной в своей семье; четыре дня - слишком мало времени, чтобы рассматривать что-то более серьезное или драматическое. Он больше склонялся к мысли, что она сбежала по любви или просто добровольно ушла из дома из-за ссоры с родными или друзьями. Но Андрей Маценко, заместитель прокурора, отвечавший за розыск пропавшей, из-за внутренней борьбы в прокуратуре стремился оказаться в центре внимания и получить поддержку прессы, поэтому при каждом удобном случае выступал с заявлениями, требовал проведения масштабных поисков и давал интервью; вероятно, именно от него и произошла утечка информации в СМИ.
Ну и дела, подумал Неделин. Его только что перевели из Симферополя в Алушту, чтобы он спокойно провел последние два года перед пенсией, а теперь в этом тихом курортном месте, где мало что происходит, пропала девушка, и прокуратура воспользовалась случаем, чтобы нанести ему удар в спину и отправить на передовую.
- Ты в это веришь? - пробормотал он, возвращаясь в свой кабинет. − Павел! - громко позвал он.
Его помощник Павел Эркенов, компетентный и работоспособный мужчина, которому еще не исполнилось сорока лет, вошел в кабинет с планшетом и папкой под мышкой.
- Ничего? - спросил он у майора.
- Как вы думаете... Ее ищут по всему побережью, но это просто огромная трата времени и ресурсов. На мой взгляд, это добровольный переезд, перерыв для размышлений или оттягивания. А с ее семьей, в которой она жила, клянусь, меня это не удивит.
Эркенов нахмурился: он подробно расспросил тех, кто был близок к Диане, и полностью согласился с теорией своего шефа.
- Есть ли новости?
- Звонили какие-то идиоты и говорили, что Диану похитили инопланетяне.
- В этом есть смысл. Почему мы не подумали об этом раньше? Они уже звонили по поводу выкупа?
Павел улыбнулся.
- Шутки в сторону, а что вы придумали за это время? – спросил Неделин, прикуривая "Мальборо" вопреки правилам.
Он попросил своего коллегу изучить прошлое девушки, ее привычки и круг друзей: "Проанализируй ее личную жизнь", - приказал он Эркенову, прекрасно зная о самоотверженности и строгости своего протеже.
- Итак, - начал Павел. − Что касается дружеских отношений, то тут мне сообщить нечего. Образование: могу подтвердить, что после окончания школы она несколько лет училась в университете, точнее, на антрополога. Она была очень увлечена этим, но бросила после третьего курса.
- Эмоциональная ситуация?
- Нет постоянного парня. Несколько историй то тут, то там. Летом она работала в баре на пляже здесь же, в Алуште, а в остальное время - ничего. Анализ ее социальных сетей показывает типичную провинциальную девушку, злую на все и всех, ссорящуюся и бунтующую.
- А кроме летней работы, чем она занимается в остальное время?
- Как вы знаете, она не имеет судимостей и никогда не была замечена в употреблении наркотиков, но я навел справки и выяснилось, что ее друзья регулярно принимают наркотики.
- Травку и таблетки, или более сильные средства тоже?
- Если верить моему источнику, то они останавливаются на таблетках.
- Хорошо. Пожалуйста, продолжайте.
- Самое интересное, и, несомненно, ключ к ее исчезновению, заключается совсем в другом.
- Давай, Паша, - подбодрил он полицейского. − Это не эпизод из мексиканского сериала на тысячу серий. И вообще, мне хочется домой!
Эркенов улыбнулся и открыл папку.
- В последние несколько месяцев Диана, похоже, начала общаться с "Неоанастасийцами".
- Кто такие?
- Сектанты. Последователи псевдорелигии, которую они называют движением последователей культа Анастасии. Они считают, что древние могильники - это места связи со звездами и другими планетами, и с нетерпением ждут эпохи, когда эти природные "радары" вновь станут активными.
Губы Неделина растянулись в лукавой улыбке.
- Ты что, издеваешься?
- Нет, шеф. Я знаю, что это безумие, но эти люди верят в некую "цикличность времени, где все времена сосуществуют и все начинается сначала", - произнес он, заглянув в свои записи. − Они верят в энергетическую и целительную силу курганов, дольменов и всех древних захоронений, к которым они ходят группами в терапевтических целях. Их направляет гуру: Дмитрий Бирюков, сорокалетний, похожий на шамана. Он считает некрополи "порталами в мир духов".
Эркенов достал из папки фотографию и передал ее своему начальнику.
- Значит, этот крымский вариант Секу Асахары является лидером секты? спросил Неделин, надев очки для чтения.
- Именно так. Он один из ведущих выразителей неоанастасийства в национальном масштабе.
- Его прошлое?
- Не так много: незначительные судимости за наркотики около пятнадцати лет назад. Различные обвинения в домогательствах и изнасилованиях, но все они были отвергнуты. В связи с этим мне хотелось бы получить более полное представление о том, что произошло... Сейчас у него проблемы с местной администрацией, но и здесь мне необходимо собрать более подробную информацию.
- Продолжай, – майор хмыкнул.
- Бирюков утверждает - цитирую - что "во время прошлой цивилизации некрополи были антеннами, обеспечивавшими межзвездную многомерную связь и энергетический обмен с космическими сверхцивилизациями". Через - не смейтесь – длительный транс он предлагает "восстановить наши индивидуальные связи с этим сверхсознанием и цивилизацией, вступив в контакт с духами наших предков".
- Скажи мне, что это неправда, - с недоверием покачал головой Неделин.
- Увы, к сожалению. Печально то, что его теории придерживаются многие люди, особенно больные, которые убеждены, что, поспав на могилах скифов, сарматов, тавров или поцеловав дольмены и стелы, они смогут вылечить опухоли, лейкемию и другие серьезные заболевания.
- Почему он до сих пор на свободе?
- Официально − это связано с тем, что секта развивается в соответствии с законом. Неофициально – Бирюков родственник замначальника УФСБ по республике Крым и городу Севастополь.
- Ничего себе! Неужели некому оспорить этот бред?
- На самом деле, многие. Но отчаявшиеся люди верят в самые странные вещи. Бирюков утверждает, что он проверил и изучил энергетику курганов Крыма и обнаружил несколько доселе неизвестных. Прежде всего, он утверждает, что обнаружил "энергетическую вибрацию", излучаемую из их глубин.
- Мама дорогая...
- Медитация - это шаманский способ установления контакта с этим энергетическим измерением. Как сообщается на сайте, этот процесс облегчается, если...
- Потому что, конечно, у него есть и сайт...
- ...Если мы будем посещать эти археологические памятники с уважением, которого они заслуживают, понимая, что это живые существа, обладающие сознанием, а не просто неодушевленные камни и руины, какими бы внушительными и соблазнительными они ни были, − процитировал текст Павел.
- А этот "многомерный транс", который он предлагает, в чем он заключается? - с отвращением спросил майор, в то время как в его сознании драматизм исчезновения все больше размывался в пользу культового сценария.
- Понятия не имею. Как правило, в таких сектах, это секс, оргии и наркотики.
Неделин громко вздохнул и побарабанил пальцами по столу, прикидывая, что делать дальше.
- Какая у него аудитория? О каком количестве людей идет речь?
В ответ Павел Эркенов показал ему фотографию: около восьмидесяти человек стояли в кругу вокруг раскопанного кургана, взявшись за руки, как в гигантском круге.
- Черт, - пробормотал Неделин. − Я бы предпочел инопланетян.
- Прямо со всей страны прибывают люди, чтобы присоединиться к нему и к неоанастасийцам.
- Как раз то, что нам нужно... Хорошо. Мы приостановим поиски: свяжемся с остальными и скажем им, что они могут идти домой. Пока держите эту историю с культом при себе. Если пресса узнает, мы окажемся в полном дерьме. Я наведу справки в ФСБ... Этот Бирюков, у него есть дом или он живет в пещере со своими духами древних скифов?
- Да, у меня есть его домашний адрес, но я сомневаюсь, что он будет там, в тепле и в ожидании нас.
- Стоит попробовать. Десять минут и мы уходим.

Глава двадцать пятая

Симферополь, дом Барсуковых
Eвгений, Мария и Роман наслаждались солнечным светом, попивая кофе под беседкой с видом на рощу. Регина мыла посуду: когда Мария предложила ей помочь, она чуть не выгнала их, как будто они ее обидели.
Евгений уже собирался заговорить, когда Мария опередила его:
- Роман, мы ознакомились с досье. Мы оба. Я показала его Кротову вчера.
Роман Барсуков посмотрел на питерца, который кивнул.
Впервые Роман Игоревич почувствовал, что тон его коллеги абсолютно серьезен. Он встал и закрыл дверь во двор, как будто хотел оставить этот разговор за пределами дома.
- Что вы думаете? - спросил он.
- Мы будем честны, - ответила Райская. − Мы понятия не имеем, что делать. Мы оба никогда не видели ничего подобного.
- Тем лучше. У вас свежий взгляд на проблему, в то время как я слишком много времени провел, зарывшись в нее носом, десятилетиями. Признаю, я потерял объективность.
- Я думаю, Мария имела в виду, что у нас нет всех специфических навыков, – добавил Евгений. − Понятно, что оба убийства были совершены по одной и той же ритуальной схеме.
- Вот почему я здесь. Я занимаюсь расследованием этих смертей уже сорок лет. Я разговаривал с экспертами, профессорами университетов, антропологами и археологами. Я собрал столько материалов, что... Я не думаю, что это дело вне вашей компетенции, наоборот. Я окажу вам всю возможную помощь.
Оба полицейских обменялись недоуменными взглядами.
- Хорошо, Роман. Почему бы нам не вернуться к началу? - спросила Мария. Почему бы тебе не рассказать нам, как началась эта история?
Подполковник встал и положил руку на одну из балок беседки, увитых плющом.
- Хорошо, - говорит он через несколько секунд, поворачиваясь к ним. − Но сначала я должен выпить чего-нибудь крепкого. Прошло сорок лет, но эта история до сих пор вызывает у меня неприятные воспоминания.

Глава двадцать шестая

Дом Барсуковых, Симферополь
− Мой первый контакт с этим делом произошел ровно на следующий день после того, как была найдена первая девушка, двадцать шестого сентября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Мне было двадцать лет. Другими словами, я был юнцом. Я работал в отделении милиции в Ялте. В то время в регионе было не так много местных милиционеров: политика министерства в те годы заключалась в том, чтобы отправлять сотрудников подальше от родины, особенно с южных регионов. Я был одним из немногих счастливчиков, кому удалось остаться на полуострове.
Роман Игоревич сделал глоток коньяка и протянул бутылку коллегам, которые отказались.
- Официально дело было возбуждено прокуратурой. Тело обнаружили туристы-дикари. Жертва была найдена у минерального источника, расположенного в двенадцати километрах от Ялты. Рядом с источником находился дольмен, древняя гробница.
Кротов открыл папку и кивнул, изучая карту острова.
- Сразу со съездом с трассы шла дорога, которая тогда еще не была полностью асфальтирована. Примерно через десять километров мы подъехали к развалинам старого храма. Он был посвящен культу водной стихии и относился, по мнению археологов, к бронзовому веку. Мои коллеги были все с материка, от первого до последнего. Я ничего не имею против них, но, клянусь, они не блистали своей проницательностью.
Евгений с Марией улыбнулись.
- Поначалу я не воспринимал это так, поверьте мне. Это было мое первое убийство и первая мертвая женщина, которую я видел в своей жизни, а судя по тому, как они вели расследование, думаю, это было и первое убийство для коллег за долгие годы. Я сразу понял, с кем имею дело, когда они описали источник как таз для стирки, а дольмен как каменный пенал.
Кротов снова улыбнулся. Он успел прочитать, что этот храм - уникальный памятник, единственный на всем острове остаток возвышенных сооружений, прикрывавших священные источники; кроме того, это был один из самых крупных и хорошо сохранившихся наследий скифской цивилизации. Священный источник упирался в сланцевую стену, куда древние зодчие отводили бьющую из скалы воду.
Храм высотой около пяти метров был разрушен и закрыт оползнем и только после второй мировой войны он был раскопан.
Невероятно, что древние могли создать такое сооружение в такое время и в таком изолированном месте, думал Кротов, рассматривая фотографии археологического памятника.
- Генерал Кантарский умер около десяти лет назад. В то время он только что был назначен начальником райотдела, - продолжал Барсуков. − С самого начала он свалил все на спор между местными жителями из-за женщины. Девушку нашли в развалинах храма, на ее спине был сделан надрез кончиком ножа, изображавший рисунок, и маска, очень похожая на карнавальную. Кроме этого, она была обнажена, руки связаны за спиной проволокой. Она лежала лицом вниз, как бы молясь. Неподалеку от храма были обнаружены следы пожара или нескольких возгораний. Земля поблизости была обуглена, и от нее еще пахло пеплом.
- Что за рисунок? - спросил Евгений.
- Археологи и антропологи сходятся во мнении, что это круглая матрица с рисунком, которым в местные жители украшали хлеб перед выпечкой: по сути, это была своеобразная печать. На ней отпечатывались геометрические фигуры, в основном в виде звезды или спирали. Считается, что она относится к бронзовому веку.
Барсуков достал ручку и нарисовал на салфетке рисунок, который показал коллегам.
- Вот так. Тот, что был найден на жертве, несколько отличался от наиболее распространенных видов. Узор подчеркивал радиальную форму. Это навело меня спустя годы на мысль, что он представляет собой колесо времени, своего рода лунный скифский календарь, возможно, навеянный культом Богини-Матери. По мнению некоторых специалистов, это своеобразный магический альманах.
Евгений кивнул и спросил:
- Каково было мнение ваших коллег по этому поводу?
Барсуков улыбнулся.
- Они полагали, что предполагаемый убийца или убийцы, возможно, местные деревенские жители, нанесли на жертву клеймо из хулиганских побуждений. Тот же круглый рисунок, что был обнаружен на спине девушки, присутствовал и в центре маски: на лбу лица ведьмы. Антропоморфная маска, была явно изготовлена вручную из пластика.
- Пытались ли вы убедить их в абсурдности их теорий?
- Нет, я даже не пытался. Они никогда не видели ничего подобного. Им просто хотелось побыстрее закрыть дело, поймав первого попавшегося подозреваемого. И надо понимать, что я действительно был пятым колесом. Я был тогда только мальчиком на побегушках. – Барсуков усмехнулся.
- Были ли свидетели? - спросил Евгений.
- Ноль, - ответил подполковник. − Никто ничего не видел и не слышал в ночь осеннего равноденствия.
- Что было дальше? − спросила Мария.
- По стандартной колее. Но это было время застоя. Тогда не то, что ритуальных убийств, считалось, что например, серийных убийц в СССР, в стране победившего социализма, не может быть. Так считали и в прокуратуре. По мнению следователя, девушка была похищена, семья отказалась платить выкуп, и похитители убили ее таким варварским способом, чтобы она не опознала похитителей.
- Хоть кто-то допускал версию похищения, − сказал Евгений.
- Да уж… через два месяца майор Джубанов был переведен в Нальчик, в свой родной город. Потом его направили в Афганистан для обучения местной кармалевской милиции. Вскоре его машина подорвалась на мине...
- Однако... Его заменили?
- Но не сразу. В течение этих двух месяцев должность оставалась вакантной. Местная милиция продолжала действовать самостоятельно. Расследование проводилось по шаблону...
- Но настоящая проблема, настоящая загадка была в другом, не так ли? – произнесла Мария.
Роман Игоревич серьезно кивнул.
- Да, личность жертвы. Личность жертвы. Выяснить, кто она такая, не удалось. Никто не искал ее, никто не заявил о ее пропаже, никто в деревне и соседних деревнях не узнал ее.
- Как это возможно? - спросил Евгений. – А в Ялте?
- Тоже не узнали.
- И никто никогда не видел эту девушку? Как такое может быть? Может она была туристкой?
- Я не знаю. Я задаю себе этот вопрос уже сорок один год и до сих пор не нашел на него убедительного ответа. Я могу вас заверить, что мы прошлись по всему полуострову за время расследования. Ничего. Журналист из местной газеты написал статью и по нашей просьбе выложил обращение к свидетелям с большим количеством фотографий девочки, предлагая всем, кто ее узнал, откликнуться. Никто не отозвался.
- Ничего удивительного, - прокомментировала Мария.
- Да, статья не возымела желаемого эффекта. Напротив, она имела печальные последствия для Кантарского, который чувствовал на своей шее дыхание начальства. Они давили на него, требуя быстрее разобраться с этим делом.
- Как всегда, - сказала Мария.
- Не заблуждайтесь на этот счет. Генерал был типичным сукиным сыном. В ответ на это он устроил масштабную проверку ранее судимых жителей региона и взял десяток из них в качестве простых подозреваемых, не имея ни малейших доказательств. Он выбирал самых маргиналов с отсутствием алиби - вот к чему сводился его метод расследования.
- Типичный случай, − усмехнулся Кротов.
- Подобные вещи постоянно происходили и тогда, - покачала головой Мария. − Разве не так?
- К сожалению, да, - признал Барсуков.
- И что?
- Итак: десять человек в СИЗО, неопознанная жертва, ни одного свидетеля, непонятный ритуальный мотив, и стратегия Кантарского заключалась в том, чтобы дождаться, когда кому-то из этих десяти надоест сидеть в тюрьме и он на кого-нибудь настучит, чтобы закрыть дело, получив признание.
- А как же местные жители? – задумчиво спросил Евгений.
- Для них это было так, как будто ничего не произошло. Крым это был курорт всесоюзного масштаба с большим количеством туристов, каждый день сменявших друг друга. Люди решили, что это была какая-то туристка с просторов необъятной нашей советской родины.
- И чем дело закончилось? − спросил Евгений, просматривая папку.
- Да, и это еще большая загадка в этой истории... Через три недели после обнаружения тела райотдел милиции загорелся.
- Невероятно, - произнесла Мария.
- Комиссия признала причиной неисправность электропроводки.
- А как отреагировал Кантарский? - спросил питерец.
- Когда истек срок содержания подозреваемых под стражей и их отпустили под подписку о невыезде, он ушел на больничный и заперся дома, пока через несколько месяцев его не перевели в родной Омск. Он, кстати был убежден, что райотдел подожгли местные уголовники, отомстившие за произвольные аресты их дружков.
- Правдоподобно,- сказала Райская.
- В этом есть смысл, да. Самое интересное в том, что архивы РОВД и комната вещдоков сгорели. Из предметов, найденных на месте преступления, осталась лишь горстка пепла.
- Черт... Так вы думаете, что между убийством и пожаром могла быть связь? спросила Мария.
- Я не знаю... Это так и не было установлено. Скажем так, уничтожение вещественных доказательств и невозможность опознания тела способствовали тому, что дело было в конце концов закрыто.
- А каково ваше мнение по этому поводу? Как вы думаете, местные знали, кто эта девушка?
- Я могу ошибаться, но моя интуиция всегда подсказывала мне, что нет.
- Значит, это мог быть кто-то не из этих мест? – спросил Кротов.
- Я не знаю, Евгений. Я говорю тебе, я не могу быть уверен, но что-то подсказывает мне, что это было именно так. Девушка была вообще не крымчанка.
- Зачем же так убивать ее?
- Это вопрос ключевой, - произнес Барсуков. − Я был двадцатилетним, после армии, без какого-либо служебного опыта. А Кантарский и другие не только были бесполезны, но и усугубляли ситуацию, отталкивая от себя общество, которое и так не было склонно к сотрудничеству. Не говоря уже о том, что ни прокуратура, ни кто-либо другой никогда не беспокоился об этой девушке. У них были другие заботы.
- Отпечатки пальцев?
- Те немногие отпечатки пальцев, которые не были связаны с кем-то из нашего региона, ни к чему не привели. Конечно, мы сняли отпечатки и с девушки, но это была пустая трата времени.
- Что показало вскрытие?
- Девушке было от восемнадцати до девятнадцати лет. Причина смерти: кровотечение, вызванное глубоким порезом яремной вены. Горло было перерезано лезвием длиной не менее десяти сантиметров. Чистый, профессиональный порез.
- И я представляю, что это подтвердило версию генерала о том, что это сделал сельский житель, - сказала Райская. −Тот, кто пускал кровь домашним животным.
- Именно.
- Развалины храма у источника были основным местом преступления?
- Основным. По следам крови на камнях судмедэксперт определил, что девушка была убита там около полуночи.
- Значит, тело не сдвинули с места... Как вы считаете, это дело рук одного человека или нескольких? − спросил Евгений.
- Я всегда считал, что это был одиночка. Место было очень уединенное, поэтому этот человек мог спокойно провести ритуал, не торопясь, как говорят современные криминалисты, инсценировать.
- Разрез на спине? – произнесла Мария.
- Посмертный. Как и прибивание маски к лицу.
- Значит, жертву не пытали и на нее не нападали, - сделал вывод Кротов.
- Судя по заключению судмедэксперта, это не так. Убийство было явно жестоким, но без элементов садизма.
- Признаки сексуального насилия?
- Ноль. Девушка была девственницей... Единственными следами физического воздействия были потёртости на запястьях. Вероятно, ее связали сначала пеньковой веревкой, а затем проволокой. Больше при вскрытии ничего не обнаружилось.
- Токсикологические тесты? - спросила Мария.
- Из-за целого ряда бюрократических проблем и задержек со стороны лаборатории на их получение ушло несколько месяцев. Наконец, образцы крови оказались чистыми: ее не накачали наркотиками и не отравили.
Евгений и Мария обменялись многозначительными взглядами: как правило, работа с "глухарями" делами означала, что их трудно раскрыть из-за отдаленности событий во времени, исчезновения свидетелей и следователей (часто умерших) и разложения вещественных доказательств. В частности, это дело было омрачено весьма небрежным расследованием и рядом загадок, которые сгущались с годами. Поэтому немыслимо было полагаться на криминалистику, чтобы докопаться до истины.
- Когда дело было закрыто, что вы сделали? – задумался Кротов.
- Я пытался добиваться дальнейшего расследования.
- Вам его дали?
Барсуков горько улыбнулся и покачал головой.
- Нет, но меня перевели в Симферополь, наказав за то, что я осмелился подсказать начальству, что следует продолжать расследование.
Наступила тишина.
- Итак, результаты: расследование закрыли, вас перевели в Симферополь, все умыли руки, а психопат, убивший ее, остался на свободе? – подытожила Мария.
- Тот, кто убил ее, не был психопатом, - возразил Евгений.
- Неужели?
- Подумайте сами: каков клинический портрет психопата? – бросил Евгений в пространство, словно читал лекцию: манипулятор, нарцисс, патологический лжец, тщеславный, увлекающийся, интуитивный субъект, без совести, без эмпатии, ищущий внимания, легко скучающий, вероломный, когда ему противостоят, страдающий импульсивностью и хищническим инстинктом...
- Эй, ты практически описал моего бывшего, - сказала Райская, чтобы разрядить обстановку.
- Кроме шуток... Из картины, нарисованной Романом Игоревичем, и материалами дела, которые я успел прочитать, ничто не заставит меня поверить, что это может быть делом рук человека психопатического типа, −продолжал Кротов. − Здесь мы явно имеем дело с организованным, холодным и расчетливым убийцей, но его личность противоположна психопату. Он следует четкому ритуалу, которого придерживается со скрупулезной строгостью. Мне только непонятен тот факт, что он прибил жертве маску к лицу. Что это?
- Я в целом согласен с Евгением, - сказал Барсуков. − Он, конечно, хладнокровный монстр, но я не думаю, что им двигал какой-то хищнический инстинкт или сексуальное влечение.
- Мы знаем, как он убил, но не знаем, почему, и можем понять его мотивы, только расшифровав тотемический аспект ритуала, который он устроил, - продолжал Евгений.
- Прочитав тома энциклопедий? - спросила Мария, раздраженная профессорским тоном своего коллеги.
- Чтобы поймать такого убийцу, недостаточно понять, как он мыслит, нужно еще выяснить, во что он верит... Вы глубоко изучили дело, Роман Игоревич.
- Благодарю.
- Каково значение этой ведьминой маски, печати, священной стихии, представленной разрушенным храмом?
Барсуков ощутил головокружительное чувство неизбежности. Он понимал, что коллеги находятся на переломном этапе; если они сделают еще один шаг, расследование поглотит их, как это произошло с ним; еще было время избежать этого, и эта тяжелая ответственность переполняла его.
- Вы действительно хотите идти дальше?
Оба кивнули, снедаемые любопытством.
- Очень хорошо, - произнес подполковник. Но я не хочу обсуждать это здесь. Регина запретила мне вносить это грязное дело в дом... Мы возьмем такси и уедем на некоторое расстояние отсюда. У меня есть место, где мы сможем поговорить об этом деле более спокойно.
Мария и Евгений обменялись недоуменными взглядами, но решили последовать за ним.

Глава двадцать седьмая

Из города все трое за сорок пять минут добрались на такси до Белогорска.
- Куда мы приехали... И дом номер тринадцать. Ты не мог найти более подходящего места, подполковник? – иронично сказала Райская, возле нескольких жилых домиков, построенных на скалистом склоне холма, окруженного колючими грушами и засохшим кустарником. Дома, изъеденные солнцем и временем, казались предоставленными сами себе. Даже в светлое время суток это место казалось призрачным.
- Считайте, это моя дача, - пояснил Барсуков, − прошу.
- О радость, о счастье, - негромко прокомментировала Мария, вызвав улыбку у Евгения, – наконец-то мы дошли.
Оказавшись в небольшом доме, коллеги Барсукова оказались в замешательстве. Стены были увешаны репродукциями всевозможных масок, фотографиями и увеличенными изображениями трупов, картами Крыма, изображениями курганов и других археологических памятников, портретами жертв, стоявших на коленях перед священными колодцами и пещерами; в одном углу на большом металлическом шкафчике лежали кипы папок и стопки старых газет. В дальнем конце комнаты стояла репродукция какого-то война в натуральную величину: рост манекена составлял около двух метров, и казалось, что он в любой момент может ожить. Наваленные повсюду документы делали атмосферу в этом замкнутом пространстве еще более гнетущей.
Когда Барсуков закрыл за ними дверь, Мария вздрогнула.
- Здесь только эта комната, мини-кухня и ванная. Это было что-то вроде гаража или небольшого сарая, вероятно, использовавшегося для хранения сельскохозяйственных орудий и принадлежностей, учитывая аграрный характер региона. Я купил его лет двадцать назад за гроши. Вам нравится? - спросил подполковник с иронией.
Кротов и Райская не проронили ни слова, погрузившись в созерцание фотографий трупов, расставленных по стенам, и стола в центре комнаты, заваленного книгами по некромантии, черной магии и криминалистике. Здесь же находились компьютер, принтер и ксерокопии старых документов. Это место отражало степень одержимости Барсукова.
- Извините за беспорядок, - продолжал подполковник. − Вы первые, кого я привел сюда.
- Это не комплимент и не знак уважения, Роман Игоревич, - сказал Евгений, вызывая смех коллеги, − от такого я бы сошел с ума.
Но он слышал нервный смех человека, неспособного преодолеть воспоминания.
«Как ему удавалось столько лет держать в себе подобное?», задал себе вопрос Кротов, уверенный, что его коллега задает себе тот же вопрос.
- Роман, я давно уже догадывалась, что у тебя в голове не все в порядке... Но это... – произнесла Мария, указывая на явно подлинные черепа козлов, висящие на стенах вместе с рогами муфлонов и других животных и венками из сухих веток. Правда? Этого достаточно, чтобы попасть в психушку.
Барсуков не слушал. Он включил кофеварку и приготовил каждому по чашке, а коллеги оглядывались по сторонам, разрываясь между отвращением и жутким любопытством.
- Когда меня направили в Симферополь, я продолжил расследование и изучение дела за свой счет, на свои средства, без привлечения начальства, - продолжал Барсуков, как будто и не прерывал свой рассказ. − Мне было достаточно урока от Джубанова, − подполковник принес кофе и сел за стол, за ним последовали Евгений и Мария, − в отличие от остальных, мне было ясно, что это убийство имело религиозное или сакральное значение. Но кроме маски и места поклонения, символизируемого древним источником, я ничего не знал об истории этих мест, поэтому начал проводить исследования.
Он достал из папки несколько фотографий и протянул их Евгению и Марии: на них были изображены маски и персонажи древних мифов.
- Каково ваше первое впечатление от дела, Евгений?
- Я не имею ни малейшего представления об антропологической и религиозной истории Крыма, но первое знакомство с двумя убийствами наводит меня на мысль, что мы имеем дело с культовыми обрядами явно языческого происхождения... Как будто жертва метафорически воплощает возвращение к созидательной и разрушительной энергии природы. Архаичная, почти анимистическая духовность.
Барсуков кивнул, довольный начитанностью коллеги.
- А что ты думаешь, Мария?
- Понятно, что рисунок, маска и печать на ней - это выражение ритуальной символики, и она очень напоминает мне обряды древней церемонии. Кровь... она как будто призвана оплодотворить землю, не так ли?
- Именно так. Я также не сразу понял, что убийство у источника связано с ритуалами древних причерноморских цивилизаций. И сегодня эта земля пронизана сильным сакральным измерением, а на протяжении многих веков она считалась одним из важнейших духовных центров древности. На протяжении веков на острове смешивались этнические группы, божества, обряды, обычаи и практики, но чувство сакрального по-прежнему глубоко укоренилось в деревенских общинах, сохранившись в самых отдаленных районах. И все же, несмотря на то, что я вырос в этих краях, контекст был для меня каким-то чужим.
- Тогда представьте это для меня, - сказал Евгений.
Барсуков улыбнулся и продолжил свой рассказ:
- По мнению антрополога, с которым я связался, это убийство представляло собой человеческое жертвоприношение, подобное тем, которые практиковались в древности в честь Диониса, бога растительности, а также бога пьянства и экстаза, который ежегодно возрождался весной и пробуждал землю, и без благосклонности которого не обходились дожди и обильные урожаи.
- Но разве Дионис не был греческим божеством? Какое отношение это имеет к Крыму? - спросила Мария.
- Его культ распространился по всему полуострову вместе с развитием торговых отношений причерноморских центров, например, Херсонеса, с Афинами. Но, возможно, лучше сделать шаг назад во времени. В шестом–четвертом веках и начале третьего века до нашей эры в сакральных комплексах северопонтийских городов, как и в Греции, церемонии в честь Диониса переплетались с обрядами, посвященными Деметре, Коре, Афродите, Кибеле, Гераклу – богам, олицетворявшим плодоносные силы природы. С шестого века до нашей эры Дионис, воплощавший мужское плодоносящее начало, был наиболее тесно связан с культами Деметры и Коры. Я читал, что с пятого века до нашей эры церемонии в честь Диониса входили составной частью в ритуалы, посвященные Деметре. Они исходили из элевсинского образца, где Дионис выступал в ипостаси Иакха и почитался в составе божественной триады, где Деметра или Кора была Персефоной, а Дионис – Иакхом. Особенно яркое проявление синтез культов элевсинских богинь и Диониса прослеживается в четвертом – первой половине третьего века до нашей эры, когда элевсинские мистерии играли важную роль в политической, экономической и духовной жизни. В государствах, наиболее тесно контактировавших со Средиземноморьем: Ольвии, Никонии, Боспоре, – с нормами элевсинских мистерий, возможно, переплетались элементы орфического культа Диониса, где бог выступал в ипостаси покровителя загробного мира. На периферии античного мира в Северном Причерноморье элевсинские сакральные традиции сыграли существенную роль в становлении дионисийского культа, подчеркнув его греческий характер и хтоническую направленность.
- Имеется в виду Таврская Богиня-Мать? – спросил Кротов.
- Именно так. В Крыму существовал культ Богини-Матери, уходящий своими корнями в палеолит и сохранявшийся на протяжении всего неолита. Первоначально эта богиня-мать представлялась первобытным божеством, единственным хранителем тайны жизни. Духовное существо, способное, с одной стороны, смягчить травмирующее событие смерти, а с другой - гарантировать жизнь после смерти. Считалось, что она родилась путем партеногенеза, без посредничества мужского начала, которое...
- Эй, остановитесь на секунду, у меня уже голова пухнет, - зашумела Райская. − Мы здесь для того, чтобы возобновить дело об убийстве или сдать экзамен по древней истории? Успокойтесь немного, подполковник, и перестаньте читать лекцию.
- Простите... Скажем так: эта фигура представляла женское божество, охранявшее мертвых, а значит, и потусторонний мир, и воплощала натуралистический религиозный идеал, отсылающий к богиням-матерям Боспорского царства и Крита, с которыми были связаны три очень сильных измерения: жизнь, смерть и возрождение. Так лучше?
- Пока все хорошо... Но мой вопрос остается прежним: при чем здесь Дионис? - раздраженно взорвалась Мария.
- Со временем на смену богине-матери пришли мужественные фигуры, которые лучше воплощали мужскую функцию в новых социальных структурах этих народов... Знаете ли вы, что откуда пошло слово «Таврида»?
- Просветите нас, - ответил Евгений.
- Греческие поселенцы в Крыму перевели само название соседнего народа, которое могло означать "племя быка".
Само слово "таврос" восходит к праиндоевропейскому и прасемитскому названию дикого быка — тура. Крым входил в ареал обитания этого животного. О том, что древние жители полуострова охотились на быка, свидетельствует петроглиф на горе Бурун-Кая в Бахчисарайском районе. Рисунок, выполненный красной охрой, относят к третьему тысячелетию до нашей эры. Когда быки были приручены, они стали играть важную роль в сельском хозяйстве полуострова.
Бычий культ считается одной из форм тотемизма. Если для северных народов Евразии характерны тотемы змея, волка и медведя, то в обширном регионе, примыкающем к Средиземному морю, почитали быка. В пользу "тотемной" версии говорит и фраза римского историка Аммиана Марцеллина о том, что тавры "ревели". Вероятно, они делали это во время битв, чтобы устрашить врага и продемонстрировать своё "родство" с быком.
- Это все очень интересно, но...
- Я постараюсь быть кратким, коллега. Соответственно, со временем эта богиня-мать, олицетворяемая в значительной степени луной, согласно таврам, постепенно стала ассоциироваться с другой энергией, которая была очень дорога земледельческим общинам: солнцем; солнце символизировал бык - животное, настолько священное для них, что оно почти представляло собой союз между человеческой и божественной природой.
- Ах да, а по какому поводу? - нетерпеливо спросила Мария.
- Бык был символом силы, жизненной энергии и плодородия. Это не мешало приносить их в жертву в честь богини. Наоборот. Обряд имел апотропеическую функцию. Дионис, как я уже говорил, был богом растительности и плодородия, и каждый год он умирал и возрождался в ритме природы. Как вы думаете, каким животным он был представлен?
- Перестань быть занудой, Роман и рожай, - призвала Мария.
- Не обольщайся, девочка. Убийца умнее нас вместе взятых, поверь мне... Я говорил о том, что во время празднеств в честь Диониса в Элевсисе в Древней Греции жертву съедали живьем как напоминание о его жертвоприношении - согласно греческой мифологии, Дионис был предан на пиру Титанам - в ритуале, который драматизировал воскрешение божества. Это был жестокий и кровожадный бог, который постепенно превратился в бога опьянения и экстаза. Его поклонники обретали уверенность в жизни после смерти и впадали в безумие, чтобы выйти из себя и оказаться одержимыми им. Через танцы, музыку, секс, вино и...
- Кровавую жертву, - опередил Романа Игоревича Евгений.
- Больше всего информации о кровавом культе богини Девы, который описан Геродотом. По его словам, тавры совершали пиратские нападения на греческие суда, захватывали моряков в плен и приносили их в жертву богине, нанося удар дубиной по голове. Та же участь ждала жертв кораблекрушений, которых море выбрасывало на крымский берег. Согласно Геродоту, Дева отождествлялась с Ифигенией. А это, согласно греческим мифам, был либо один из титулов Артемиды Таврополы, либо имя её жрицы.
Данное свидетельство позволяет реконструировать, каким образом мог эволюционировать культ быка. Известно, что на Крите в минойскую эпоху таврополами именовались девушки, которые участвовали в смертельно опасном ритуальном танце — своеобразном "предке" испанской корриды. Они запрыгивали на спину быка и в конце ритуала, как правило, погибали.
Сакральное единоборство-жертвоприношение в разных формах могло существовать во всех регионах, охваченных культом быка — в том числе и в Крыму. Для древнего человека кровавое действо, вероятно, означало мистерию сил плодородия. С одной стороны в ней участвовал бык — мощный зверь с хорошо заметным фаллосом, а с другой стороны девственница — "непочатый" резервуар плодородия. Определённую роль в формировании культа Быка-Девы могли сыграть наблюдения за Луной. Фазы ночного светила древние люди связывали с женским менструальным циклом, а её "рога" рождали ассоциацию с быком.
Евгений Кротов бросил пытливый взгляд на Марию, которая слушала, полузакрыв глаза.
- В частности, Гераклит утверждал, что Дионис и Аид, царь подземного мира, - это одно и то же божество, разделенное на части. Геродот говорил примерно то же самое о Дионисе и Осирисе. Но для всех них его немая и дикая сила была представлена быком.
- Зачем доходить до человеческих жертвоприношений? - спросила Мария.
- Ведь ритуал предполагает принесение жертвы божеству, чтобы вступить с ним в общение. Именно кровь жертвы устанавливает контакт. Если нет крови, то нет и контакта с сакральным, с божественным.
- Значит, в древности здесь, в Крыму, тоже приносили в жертву людей? − спросил Евгений.

Глава двадцать восьмая

Симферополь
Регина Барсукова навела порядок на кухне и села под беседкой в саду. На несколько минут она погрузилась в бирюзово-фарфоровое небо, а затем ее мысли вернулись к мужу и его новым коллегам. С тех пор как он рассказал ей о Райской и Кротове, и о новой группе, занимающейся нераскрытыми преступлениями, Регина лелеяла надежду, что Роман наконец-то сможет выплеснуть весь ужас, который он хранил в себе, на кого-то другого. Регина устала: убийства неизбежно изменили и обусловили их жизнь. После тех убийств Роман уже никогда не был прежним. Одержимость, казалось, укоренилась в нем, изменила его, породив навязчивую потребность докопаться до истины, как будто те девушки были частью его семьи. Но это было не так. Регина Львовна пыталась заставить его понять это, но безуспешно. После различных попыток заставить его отказаться от этой миссии, которую, как он считал, на него возложили, она сдалась, поняв, что уже слишком поздно.
Именно из-за этого дела он заболел, никто не может отнять у меня этого, говорила она себе. В этих смертях есть что-то непонятное, что-то метафизическое. Как будто над этими девушками висит проклятие.
Ни изоляция в Управлении, ни торпедирование карьеры коллегами и начальством не изменили его убеждений.
Даже не твоя любовь, подумала Регина, не без нотки горечи.
Но дилемма, мучившая ее, была иной: с одной стороны, она испытывала облегчение от того, что Роман больше не один терпит этот внутренний ад и что кто-то облегчает его бремя, возобновляя расследование; с другой стороны, она думала, не стоит ли предупредить этих молодых коллег, пока они тоже не отправились к берегам оккультизма и насилия, навсегда отказавшись от своей прежней жизни, которую они знали. Но если она, Регина, расскажет им об их жизни, если покажет, как это дело повлияло на нее, коллеги, конечно, отвернутся от Романа, вернут его к болезненной и одинокой маргинализации, а это, в дополнение к физическому и психологическому ослаблению, вызванному болезнью, нанесет ему смертельный удар.
−Так что же делать? - спросила женщина у самой себя, пронзенная лезвием сомнения.

Глава двадцать девятая

Белогорск
- С точки зрения древних, вполне логично было прибегать к человеческим жертвам, чтобы снискать благосклонность божеств и утихомирить гнев земли, - ответил Кротову Барсуков. − В Причерноморье человеческие жертвоприношения были известны с глубокой древности – по меньшей мере с эпохи бронзового века. Как показывают сюжеты мифов и археологические находки ритуальные убийства людей в религиозной жизни многих древних народов региона играли весьма значимую роль. Отголоски этих обрядов сохранились в «генетической» памяти современных поколений. Не случайно, любые тайные ритуалы, совершаемые под прикрытием религиозных верований, связывались в сознании обывателей с жертвоприношением детей и взрослых, пролитием крови и использованием ее в мистических целях. Следует иметь в виду, что в Крыму почитание Диониса, также существовало и в самой кровавой форме... Приведу пример. Еще в девятнадцатом веке при посадке винограда в некоторых глухих деревнях еще было принято класть между рядами два козьих рога, чтобы виноградник находился под защитой бога грязи, Маймоне, Диониса или как его еще называют. Несомненно, что в еще более древние времена в жертву приносили не только животное...
- Но какова цель этого безумия? - спросила Райская. − Привлечь благосклонность природы, вызвать дождь и хороший урожай - все это прекрасно, но... разве это все?
- Нет, это не так. Ритуал был также средством преодоления границы, отделявшей человека от божественного. Это была попытка слияния с богом, регрессия к хаосу первобытной жизни.
Барсуков передал Кротову серию фотографий раскопок на Азовском побережье винодельческой усадьбы эллинистического поселения «Пустынный берег», где было найдено помещение с алтарем по центру, под которым со стороны винодельческого подвала в глухой стене террасы была устроена заложенная камнем символическая арка, вероятно, вход в царство хтонического Диониса. Рядом находилось захоронение ритуально отчлененной головы ребенка, совершенное на окраинной прибрежной части другого эллинистического поселения «Бакланья скала», совсем близко от древней винодельни.
- Есть одна вещь, которую я не понимаю, - сказал Евгений.
- Мы слушаем.
- Почему именно ночь осеннего равноденствия? Наверное, мы празднуем сбор урожая, чтобы закончить сельскохозяйственный год с позитивом?
- Прежде всего, позвольте мне прояснить один момент, который, несомненно, важен для наших целей. Помимо способности увековечивать ритмы природы, Дионис был еще и психопомпом...
- А что это он качал? - с озорной улыбкой спросила Мария. – Это то, о чем я думаю?
- Ни в коем случае, Маша. Это значит, что он направлял души, - вмешался Евгений.
- Регулировщик... - пробормотала Мария, гримасничая.
- Именно так, - подтвердил Барсуков. − Считалось, что на один день он возвращает духов на землю. И в этот день соблюдались определенные обычаи, например, оставляли накрытым стол для них. В разных местах эта традиция отмечалась в январе, в Северной Европе – в конце октября, а в Причерноморских землях она сочетались с днем осеннего равноденствия.
− Хэллоуин, − кивнул Кротов.
− Впоследствии эти ритуалы в Европе были осуждены и жестоко пресечены церковью и инквизицией, но тот факт, что они сохранились до сих пор, пусть видоизменившись, дает нам представление о том, насколько глубоко укоренились эти традиции, особенно у малых народов, где представления сохранили свой более варварский и примитивный характер.
- Хорошо, я начинаю яснее видеть традиционный контекст, - объявил питерец. − Но у меня возникает другой вопрос: почему местом убийства выбран святой источник?
- Древние жители Крыма считали, что на острове есть особые места, где легче всего ощутить близость к божественному, духам предков. Эти места считались своего рода местами перехода, промежутками между миром живых и миром мертвых. Поэтому они выбирали их для возведения алтарей, храмов или священных колодцев. Строительная модель священного колодца с лестницей отражала ритуальный акт спуска под землю, в царство подземного мира и духов... Родники и священные колодцы символизировали через воду возвращение в материнское лоно, своего рода завершение жизненного цикла и возвращение к изначальному божеству в лице богини-матери, которую чтили этим жертвоприношением. Вот такая идея возникла у меня.
Кротов согласно покачал головой.
- Это означает регрессию от человека к быку, - продолжает Барсуков. − Подводя итог, я думаю, что в этом и заключается суть обряда.
- Значит, после убийства в семьдесят восьмом году все было спокойно? − спросил Евгений.
Подполковник кивнул.
- Я говорил себе тогда, что это, скорее всего, единичный случай, хотя что-то внутри меня подсказывало, что такой организованный убийца, с таким точным ритуалом смерти, когда-нибудь снова нанесет удар... Но факты опровергали меня. В течение одиннадцати лет на полуострове ничего подобного не происходило, и я пришел к мысли, что ошибся, что напридумывал себе кучу глупых домыслов.
- А потом? - спросила Мария.
- Затем мы нашли еще одну жертву.

Глава тридцатая

Алушта
Марат Неделин слушал зампрокурора по телефону, не отрывая глаз от дома гуру Бирюкова. Еще до того, как Андрей Маценко закончил говорить, майор проклял себя за то, что позвонил ему.
Я должен был поступить по-своему, а не влезать в его дела, подумал он.
- ... Так что нет, при нынешнем положении дел я не могу подписать ордер на обыск для вас.
- Но...
- Есть ли у вас основания полагать, что девочку держат в заложниках в этом доме?
- Нет, не знаем. На самом деле, мы даже не знаем, действительно ли она...
- Так что забудьте об этом, - заключил его собеседник, поставив точку в разговоре.
- Придурок, - раздраженно шипел майор, убирая ноутбук.
- Нечем заняться? - спросил Павел Эркенов.
Он покачал головой. Он задумался о том, возможно ли проигнорировать запрет зампрокурора и проникнуть в дом Бирюкова; конечно, это было бы не в первый раз, но с момента последнего раза прошло достаточно времени. Разные случаи ...
- Что нам делать? - спросил Павел.
- Мы уходим. Его нет дома, и мы не можем войти. Мы должны придумать что-то другое.
- Что же?
Майор ничего не ответил. Он продолжал смотреть на дом Бирюкова, возглавлявшего неоанастасийскую секту. Интуиция подсказывала ему, что Бирюков причастен к исчезновению девушки и что ему следовало бы разобраться в его делах.
- Шеф?
- Да, да, мы идем, - сказал он, следуя за Эркеновым.
Прежде чем сесть в машину, он достал телефон и нашел номер в записной книжке. Он позвонил и зажег сигарету «Мальборо».
- Алло?
- Это тот старый чудак Барсуков, не так ли, или я ошибся номером? - крикнул Неделин своему коллеге, с которым он работал в убойном отделе Симферополя много лет назад. − Не помню, чтобы у тебя был такой дерьмовый голос.
- Неделин... Тебя еще не выгнали?
- Пока нет, пока нет. Могу я тебя на секунду побеспокоить?
- В чем дело?
- У меня на руках дело о пропаже человека, хотя прошло всего несколько дней с момента последней встречи с девушкой...
- Диана Гурджиева?
- Я вижу, что ты держишь себя в курсе. То же самое.
- Я весь внимание.
- Похоже, что девушка была ученицей этой секты неоанастасийцев.
- Неоанастасийцы... Итак, речь идет о Дмитрии Бирюкове, - произнес Барсуков.
- Именно так. Приходилось ли тебе иметь с ним дело?
- Да, но я бы предпочел не говорить об этом по телефону... Как ты думаешь, он причастен к исчезновению?
Майор повернулся и посмотрел на дом, как будто от него исходили зловещие вибрации.
- Да, боюсь, что так. Я хотел бы немного поговорить с Бирюковым, но никак не могу его найти. Не знаешь ли ты, где он может быть, или не знаешь ли ты кого-нибудь, кто мог бы мне помочь?
Барсуков ничего не ответил.
- Роман?
- Да, я уже здесь. Я думаю... Слушай, может, будет лучше, если я приеду к тебе и мы поговорим об этом лично, хорошо? Где ты сейчас находишься?
- Я возвращаюсь в полицейский участок. Я буду ждать тебя там.
- Идеально. Я выезжаю.
Неделин отключил связь и бросил последний взгляд на дом гуру.
- Все в порядке? - спросил Эркенов.
- Да, именно так. Я позвонил старому коллеге, который, возможно, знает об этом больше, чем мы. Предупреждаю, он немного странный человек, но на данный момент он единственный, кто может нам помочь.
- Ну, он не может быть более странным, чем вы, не так ли?
- Спасибо. Большое спасибо, Паша.
С улыбкой на лице они отправились в путь и поехали в сторону центра.
Марат Неделин всю дорогу до здания УМВД хранил странное молчание: он не мог отделаться от ощущения, что совершил огромную ошибку, не зайдя в дом.

Глава тридцать первая

УВД Симферополя
- Почему-то я представлял себе Крым полупустынным островом, - заявил Евгений, смотря в интернете фото острова. − На самом деле он напоминает мне Крит.
Роман Игоревич и Мария улыбнулись.
- Я могу это подтвердить, - сказал Барсуков. – Крым - настоящий природный рай.
С утра следующего дня, с момента появления в УВД, трое полицейских не говорили об этих двух убийствах: после же телефонного звонка, который Барсуков получил, когда все же собрался рассказать об убийстве 1989 года, в потоке воспоминаний, которым он отдался, словно что-то оборвалось.
- Я должен ехать в Алушту, - сказал он. − Давний коллега нуждается в моей помощи. Говорит, что пропала девушка.
- Та, о которой ты мне недавно рассказывал? - спросила Мария.
Барсуков кивнул.
- Именно. Не хотите ли пойти со мной?
Евгений не знал, почему он сразу же согласился; его реакция была очень эмоциональной - или, может быть, его подталкивала вперед та, наполненная призраками вчерашняя комната в его «студии» в Белогорске. Мария согласилась поехать с ними при условии, что на обратном пути она заедет в винотеку и купит местного вина; Роман Игоревич обещал купить ей вино за свой счет, чтобы компенсировать неудобства дороги, но при условии, что она будет следить за своим языком в присутствии его бывшего коллеги.
- Так что именно Неделину нужно от тебя? - в упор спросила Райская.
- Похоже, что девушка посещала секту неоанастасийцев, - ответил Барсуков.
- Что ты имеешь в виду? Эту группу идиотов, убежденных в том, что курганы - это место связи со звездами, а дольмены обладают магической силой, так что ли?
- Да, более или менее.
- Извини, но при чем здесь ты?
- Я некоторое время внедрялся в эту секту, - признался подполковник, к немалому удивлению Евгения и Марии.

Глава тридцать вторая
Отдел МВД по городу Алуште, Крым

Пока Павел приносил стулья, чтобы все могли сесть в кабинете майора, Евгений Кротов с удвоенным вниманием смотрел на Барсукова. Тот выглядел бледнее обычного, а незадолго до их приезда в полицейский участок он застал его за глотанием целой пачки таблеток, при этом стараясь быть незаметным.
- Медики прописали, - сказал он ему с улыбкой, заметив его взгляд.
Это причиняло ему боль, этот человек действительно страдал; боль, от которой напрягались мышцы его лица, как будто он с каждым шагом ощущал рваные раны боли.
- Вы уверены, что с вами все в порядке, подполковник? Если хотите, можем отложить, - предложил Евгений.
- Нет, нет, нет, нет, нет. Пойдемте.
Как будто срочность руководила им. Как будто он знал, что его время почти истекло, и не хотел исчезнуть, не передав приказ, как хороший солдат.
- Вот так, - произнес Павел Эркенов, расставляя стулья вокруг стола Неделина.
- Итак, Марат, познакомься с капитаном Евгением Кротовым, только что приехавшим из Санкт-Петербурга, и Марией Райской. Мария еще не была с нами, когда вы уехали в Алушту. Они вместе работают над "глухарями", - пояснил Барсуков.
В его голосе сквозила усталость, которую он пытался скрыть энергичной жестикуляцией.
- Разве в Симферополе есть подразделение, занимающееся архивными делами? - удивленно спросил Неделин.
Евгений заметил, что майор все еще находится в шоковом состоянии: когда он пожимал руку своему старому коллеге, он побледнел; Евгений увидел в его глазах растерянность и недоверие, как будто ему было трудно поверить, что перед ним действительно тот Барсуков, которого он знал. По его растерянному выражению лица он понял, насколько серьезно заболел Роман Игоревич.
- Группу совсем недавно создали, - ответила Райская.
- Ну что ж. Спасибо, что сопровождаете коллегу, - добавил он, обращаясь к полицейским.
Они кивнули и повернулись к парню в форме, который пригласил их присесть.
- Ах, да. Это Павел Эркенов, моя правая рука, - сказал Марат. − Пожалуйста, садитесь.
- Марат, я хотел бы уточнить, что мы здесь не в официальном качестве. Я уже давно не нахожусь на службе. Я формально нахожусь на больничном. Мы не сказали Фирсову, так что...
- Не волнуйтесь, это просто неформальная беседа, - пояснил майор.
За несколько минут он объяснил своим гостям ситуацию с исчезновением Дианы и в заключение сообщил, что гуру Дмитрия Бирюкова нигде нет.
- Значит, вы концентрируетесь на нем? - спросил Барсуков.
- Ну, на данный момент он - моя единственная зацепка. Он и его секта - единственная диссонирующая нота в общей картине жизни этой девушки... Вы его знаете, не так ли?
- Да, я имел с ним дело.
- Могу я спросить, почему? Работа?
- Не совсем... Был момент, когда я подумал, что весь этот интерес к культовым местам, к древним захоронениям и гробницам древних цивилизаций, может быть как-то связан с преступлениями семьдесят восьмого и восемьдесят девятого годов. Конечно, не напрямую к Бирюкову, потому что он был слишком молод, но... вы поняли.
Неделин кивнул, зная одержимость своего коллеги этими убийствами.
- Были ли у тебя какие-либо доказательства его причастности к этим событиям?
- Ничего подобного. Это было скорее впечатление. Я уже был болен, и это было видно по моему лицу. Поэтому я стал следить за его сайтом, за его блогом и постепенно начал принимать участие в собраниях, изображая из себя отчаявшегося человека, который не знает, куда себя деть, и готов попробовать "альтернативные методы лечения", назовем их так.
- Собрания? - спросила Райская.
- Собрания для молитвы или очищения - да.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Неделин.
Роман Игоревич передал ему объемное досье, содержавшее различные картонные папки. Он также положил на стол USB-накопитель.
- Здесь вы найдете всю информацию, которую я собрал об этом безумце, включая его проповеди в формате MP3, которые я тайно записал... Что касается собраний, то Бирюков собирал вокруг себя разных людей, приверженцев неоязычества, и водил их на экскурсии по археологическим памятникам, особенно по раскопанным могильникам и древним колодцам. Он утверждал, что камни, выбранные и обработанные нашими предками, обладают такой магнитной силой, что от них исходят благотворные волны. Он говорил о "неолитической радиотерапии".
- Долбанутые..., - с горечью прокомментировала Райская. − Извините, но я ненавижу эту сектантскую чушь.
- А есть ли кто-нибудь, кто в это верит? - спросил Кротов.
- Кто-нибудь? - с иронией сказал Барсуков. − Десятки и десятки людей. Я видел десятки женщин, целующих каменные стелы или лежавших на дольменах, призывая беременность, убежденные, что энергия камней им поможет. Я видел, как больные раком спали группами в раскопанных могильниках, как матери приводили детей-инвалидов, уверенные, что дольмены или склепы вылечат их.....
- Вот козел... - промурлыкал Павел Эркенов. − Извините за это.
- Что он за человек? Как вы думаете, может ли этот культ привести к чему-то жестокому? – спросил Неделин у подполковника.
- Это то, что я хотел понять. Но у меня не было времени.
- Почему так?
- Потому что мое прикрытие лопнуло. Один из участников обратился ко мне с жалобой. Он узнал меня и сказал Бирюкову, что я полицейский. На этом мое расследование закончилось: меня выгнали без лишних слов.
- Это плохая примета... А деньги за этим стояли? - спросила Мария.
- Конечно, как всегда в таких случаях. Наркотики возможно тоже, я думаю, особенно в узком кругу, наиболее близком к нему, его последователей. В секте были разные уровни. Близкие гуру, вероятно, участвовали в употреблении веществ, оргиях и так далее.
- О каком количестве людей идет речь? - спросил Марат.
- Число постоянно колебалось. Скажем, минимум - сорок, максимум - восемьдесят. Если вы имеете в виду меньший круг приближенных, то я бы сказал, что около десяти.
- Возвращаясь к моему первоначальному вопросу, как ты думаешь, могли ли они, помимо наркотиков, совершить более серьезные преступления? Возможно, сексуального характера?
- Не знаю, Марат. Бирюков, несомненно, харизматичный парень, обладающий огромной силой убеждения. Я уверен, что он переспал со всеми последовательницами, которые вызывали у него страсть, но когда дело доходит до насилия... Я не знаю.
- Девочка оказалась в центре всего этого? – вмешался Евгений.
- Похоже, что так. Последние четыре-пять месяцев.
- Бедняжка. Когда мы потеряли ее след? - спросила Мария.
- На самом деле, не так уж и долго. Около четырех дней назад. Дело в том, что этот ублюдок тоже исчез. Эти два события могут быть связаны, не так ли?
- Конечно, они могут. Если хотите знать мое мнение, то Бирюков, скорее всего, находится где-то на острове, совершая паломничество со своей маленькой группой неоязычников. Вполне вероятно, что с ними находится и Диана, которая по тем или иным причинам не захотела сообщать об этом родителям, – произнес Роман.
- Действительно, у нее возникла ссора с матерью. Девочка - сложный тип, и она регулярно употребляет наркотики, - заметил Эркенов.
- Что подтверждает факт ее связи с неоанастасийскими препаратами. Можно быть уверенным, что "медиумический транс", о котором говорит в своих речах Бирюков, не достигается употреблением ромашкового чая.
Полицейские улыбнулись шутке подполковника.
- Надеюсь, вы правы, потому что у меня плохое предчувствие по поводу этой истории. Вы работаете над ритуальными убийствами? - спросил Неделин своих коллег, меняя тему разговора.
- Мы находимся в процессе изучения вопроса о том, достаточно ли у нас доказательств для возобновления расследования, - пояснила Райская. − Пока еще рано говорить об этом.
- Я уже работал в Крыму в восемьдесят девятом году. Неприятная история, правда. Она мне до сих пор иногда снится.
- Значит, нас двое, - сказал Барсуков, помогая себе тростью. Если вам еще что-нибудь понадобится...
- Я не буду возражать против того, чтобы помочь вам в трудное время, -сказал Марат, протягивая руку. −В любом случае, я знаю, что от нечего делать вы не сможете стоять на месте.
Роман Игоревич старался приложить как можно больше силы, но Неделин казалось, что он трясет руку подростка.
- Держите меня в курсе событий, касающихся Дианы, пожалуйста, - попросил Барсуков.
- Вы можете на меня рассчитывать. Еще раз спасибо за документы и за визит. До скорой встречи.
- Кто знает?
- Прекрати, Ромыч, у тебя конституция кабана!
- Это точно: этот случай будет висеть над нашими головами, как дамоклов меч, пока мы не раскроем эти дела, - иронично произнесла Райская, махая на прощание рукой майору. − Извини, Кротов. Дамоклов меч - это предчувствие.
- Ей все нипочем, - вздохнул Барсуков.
Когда Роман повернулся, чтобы поприветствовать Павла, Неделин подошел к Кротову.
- Берегите его, - сказал он почти шепотом, пожимая ему руку.
- Конечно, - ответил Евгений.
Перед тем как покинуть офис, подполковник взял одну из фотографий Дианы Гурджиевой, сложил ее и положил в карман; он не мог этого объяснить, но у него было неотвратимое чувство, что его путь снова пересечется с путем этой пропавшей девушки.

Глава тридцать третья

Симферополь
Мария пригласила Евгения выпить в бар "Старая площадь", в центре города. Они пили пиво, заедая чипсами.
- Мы сегодня проехали много километров, не так ли? – произнес Евгений.
- Тем не менее, это ерунда. У меня такое чувство, что мы еще как намучаемся, работая со старыми файлами.
Несколько секунд они пили молча, наблюдая за посетителями зала, не чувствуя необходимости говорить друг с другом. Это было не неловкое молчание, а молчание двух людей, начинающих понимать друг друга с первого взгляда. Этот навык им придется развивать и совершенствовать, если они хотят работать в команде.
- Значит, ты уже все решил? - наконец спросила Мария.
- Ты говоришь о Барсукове?
- Ну а как ты думаешь, - резко ответила она.
- Знаешь ли ты, что такое "когнитивные предубеждения"?
- Болезнь?
- Нет, нет... Это своего рода искажение суждений, вызванное предрассудками.
- Какой-то туннельный эффект?
Кротов кивнул, все больше убеждаясь в том, что Райская гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд. Ее угрюмый вид, диалект и шутки были лишь позой, маской, призванной скрыть дьявольскую ясность и заставить собеседника ослабить бдительность, чтобы получить стратегическое преимущество.
- Именно так. Это убеждение - как правило, неточное - основанное на не всегда очень объективной интерпретации имеющихся в вашем распоряжении элементов, что приводит к некоторому искажению реальности, ошибочному суждению, потому что оно испорчено этим туннельным видением... Понимаешь, о чем я?
- Примерно. Как будто он начал рассматривать механику убийства как ритуал, и это обусловило все его последующие рассуждения... У меня самого было такое же ощущение, и это часто случается со следователями. Но, тем не менее, в его словах есть смысл.
- Хорошо, но не говори мне, что он не одержим этим делом.
- В этом нет никаких сомнений, я тоже в этом убеждена... А насчет того, что произошло в машине раньше, что ты скажешь? - спросила Мария.
По дороге домой Мария спросила Барсукова, почему он сказал ей два дня назад, что считает Диану следующей жертвой. Подполковник был ошеломлен, как будто не помнил, что говорил с ней об этом; он начал заикаться и дрожать, как будто его охватил приступ тревоги, и Евгений попытался успокоить его, сказав, что Мария, должно быть, ошиблась.
- Ты уверена, что он тебе это сказал? - спросил Евгений.
- Да. Я решила дать ему шанс именно потому, что он был убежден, что девушка, скорее всего, станет следующей жертвой.
- Он мог солгать, чтобы попытаться привлечь тебя на свою сторону, - предположил Евгений.
- Возможно... Но тогда он заслуживает "Оскара", потому что он выглядел чертовски серьезным, когда говорил мне это.
- И что?
Мария сделала большой глоток пива, как бы черпая в нем силы.
- Я думаю, что болезнь начала затуманивать его разум.
Кротов кивнул: у него было такое же чувство.
- Не пойми меня неправильно, он хороший человек, и он мне очень нравится. Но если бы мне предложили поставить свою карьеру на карту, защищая его теории... Вы действительно можете представить себя перед судьей, объясняющим ему, что Богиня-мать трахает быка, что маска ведьмы символизирует регресс к первобытному хаосу и возвращение к природе, и что в День мертвых души вернутся на землю, ведомые античным Дионисом?
Евгений не ответил.
- Вот и все... Мы оба должны быть преданы делу, - продолжала Райская. − Сегодня я слушала его и подыгрывала, потому что мне было жаль его, но в глубине души я задавалась вопросом: неужели он действительно верит во всю эту чушь?
- Факт остается фактом: обе девушки мертвы, и никто не пришел за их телами, - отметил Кротов.
- Конечно, это до сих пор остается загадкой, и мне их очень жаль. Но, Евгений, мы говорим об убийствах, которые произошли сорок и тридцать лет назад. Даже если мы вложим в это дело всю душу и ничего больше, противопоставив ему все и всех, мы, скорее всего, ничего не добьемся, а убийца будет смеяться в могиле. Знаете, как говорят: математика - наука точная. Либо убийца уже мертв, либо вот-вот отбросит коньки.
- Значит, ты даже не хочешь дать ему шанс? – спросил Евгений.
Мария допила пиво и нервно почесала шею.
- Шеф поместил меня в эту группу из мести. Он только и ждет, чтобы я сделала один неверный шаг и меня навсегда бы выкинули из отдела... Возобновить это расследование - все равно, что преподнести ему мою голову на блюдечке, Кротов.
- Как я понимаю, твой ответ - нет?
- Мне очень жаль Игорича, но мне надо думать о будущей карьере... Мой ответ - категорическое "нет", - сказала Райская, не отступая. – Я не хочу возобновлять это дело.

Глава тридцать четвертая

Окраины Симферополя
Регина Барсукова отвлеклась от полива своих любимых розовых кустов и посмотрела на небо, затянутое багровыми облаками. Лихорадочный багровый свет заката угасал с каждой минутой. Регина полузакрыла глаза и, стоя посреди сада, вдыхала аромат цветов, кустарника и растений, овеваемых легким ветерком. Это был ее сумеречный ритуал, ее тихая гавань: отдаться запахам вечера, насытиться и опьянеть от ароматов земли; несколько минут побыть одной в этом параллельном измерении, вдали от боли, засевшей в сердце из-за болезни, которая с каждым днем все больше и больше отнимала у нее мужа.
Она вошла в дом, убедившись, что Роман все еще лежит в постели: поездка на побережье вымотала его, и он вернулся в странном состоянии растерянности; он не хотел говорить, в чем дело, но Регина была уверена, что это связано с делом. Она была удивлена, увидев его за кухонным столом, рассматривающим фотографию.
- Алло? Ты в порядке? - спросила она, поглаживая его по плечу.
Роман обратился к старым черно-белым фотографиям.
- Я не знаю. Сегодня все вроде бы шло хорошо, но потом... память начала меня подводить. Я выставил себя полным дураком, - стал заикаться он.
- Перед кем? Перед своими коллегами?
Роман кивнул, выглядя хрупким и испуганным, как ребенок, попавший в незнакомую реальность.
- Может быть, ты просто устал, дорогой.
- Нет, к сожалению, нет. Все как будто исчезает. Иногда мне кажется, что все мои воспоминания возвращаются... Мне страшно, Регина. Я боюсь потерять контроль... Забыть до...
Она обняла его и попыталась успокоить.
- Рома, после стольких лет, может, пора оставить это в прошлом, а? Это убивает тебя... Пусть молодые коллеги разбираются с этим. Они кажутся мне отличными. Ты им доверяешь?
- Я верю... Но боюсь, что это они мне не доверяют. Я думаю, они поняли, что дело не только в опухоли.
- И я думаю, что ты наконец-то нашел нужных людей. Ты должен рассказать им всю правду, а потом оставить все в их руках. Тебе нужно уже сейчас думать о лечении, ты не можешь позволить себе оставаться в таком состоянии.
- Я знаю... Прости меня, дорогая. Прости, что заставил тебя жить с этим делом.
- Я сделала это, потому что люблю тебя, Роман, - сказала Регина, лаская его исхудавшее лицо. − Но теперь этого достаточно. Я боюсь за тебя. Если ты и дальше будешь так переживать, ты не сделаешь ничего хорошего ни себе, ни мне. Мы одни, ты знаешь.
Барсуков кивнул, протер влажные глаза и встал. Оказавшись в постели, Регина заснула почти сразу. А вот ему было трудно заснуть. В голове крутились тысячи мыслей.
«Мне говорили, что у меня когнитивная дегенерация и изменения в концентрации внимания, но я не предполагал, что это произойдет так быстро, подумал он. Если я потеряю всю информацию о расследовании, то как они смогут попытаться его раскрыть?»
Стараясь не разбудить жену, Роман Игоревич выскользнул из-под одеяла и, словно лунатик, направился к своему столу. Он взял чистый блокнот и, боясь, что болезнь сотрет его воспоминания, стал продираться сквозь рваную память и переписывать все, что мог вспомнить о ритуальных убийствах.

Глава тридцать пятая

Крымская глубинка
Когда ее сознание вынырнуло из коматозного состояния, в которое она погрузилась, Диана заметила, что больше не чувствует своего тела. Как будто кто-то обезболил ее чувства. Она ощущала вокруг себя мощную угрозу, но не могла пошевелить ни единым мускулом, и не только из-за сковывавших ее веревок: ее тело перестало сопротивляться, его затягивало в глубину, отдавая на волю тьмы.
− Мама... - взмолилась она, цепляясь за последние минуты ясности. Мысль о матери причиняла ей самую сильную боль. Она внезапно отчетливо поняла, что ей не выжить, что она никогда не покинет это место, где ее держат в плену, живой, а это значит, что она больше никогда ее не увидит. Мысль о том, что они расстались не в лучших отношениях, не давала ей покоя. Диана выплеснула в лицо матери ядовитые слова, о которых пожалела через несколько секунд после того, как их вырвала. Из-за стыда и неспособности проглотить их, попросить прощения, она бросила семью и больше никогда о ней не слышала.
Она как будто слышала голос матери: «Иди домой, глупышка…»
−Я не могу... - шипела девушка. − Прости меня, мамочка.
Ее мысли и сознание снова стали размываться, угасая, как пламя умирающей свечи, пока не погасли в мимолетном дымке.
Снова возникла слепая ночь, и, почувствовав ее ледяные объятия, Диана сдалась, не оказав никакого сопротивления.

Глава тридцать шестая

Симферополь
Стоя на балконе и ожидая, пока ее бойфренд почистит зубы и примет душ, Мария Райская курила и думала о своем напарнике. За эти несколько дней, проведенные в тесном контакте, она не сделала все возможное, чтобы расположить его к себе или дать ему почувствовать себя, желанным гостем; не только потому, что она не доверяла ему, но прежде всего потому, что не любила ограничений. Она привыкла работать самостоятельно, не требуя постоянной ответственности, а теперь ей дали чужака, чтобы отучить. Эту «таблетку» было трудно проглотить, особенно после по ее мнению, явного понижения в статусе в отделе.
Евгений оказался не таким эгоистичным и надменным, как опасалась Мария. Напротив, она всегда первой начинала шутить, стремясь как можно быстрее разрушить эту мембрану жесткости и формализма, навязанную им их работой. Им пришлось быстро научиться полагаться друг на друга, они все же хотели спокойно существовать в этой нестабильной среде для любого человека с долей индивидуальности. Мария поощряла Евгения к открытости, пытаясь узнать больше о его личной жизни, но это было все равно, что пытаться поймать угря голыми руками: он упирался при каждой попытке. По крайней мере, пять или шесть раз Мария видела, как вибрирует мобильный телефон ее коллеги, но Евгений всегда игнорировал звонившего, не перезванивая. Мария не комментировала это, на всякий случай.
«У тебя есть знакомства в столице. Все, что тебе нужно, - это сообщение или телефонный звонок, чтобы узнать о нем все, - сказала она себе. Кроме того, если вы собираетесь работать вместе, ты должна быть в состоянии доверять ему. А чтобы доверять ему, нужно знать, кто этот человек и зачем его сюда прислали. Внешность может быть обманчивой».
Прикосновение партнера вывела ее из этого состояния. Мария улыбнулась и ответила, что все в порядке. Мужчина улегся и стал смотреть телевизор.
Мария попросила переключить на последний выпуск регионального выпуска новостей, чтобы посмотреть, нет ли там известий об исчезновении Дианы, но журналист даже не упомянул об этом; она просмотрела несколько заголовков местных газет в Интернете на смартфоне, но и там ничего не нашла. Она уже собиралась отключиться и лечь спать, как раздался звонок телефона. Это была подруга, с которой она связалась в тот же день, чтобы спросить, свободна ли студия, которую она снимала весной и летом.
«Конечно! Если хочешь, я покажу тебе его завтра утром», - написала она...
Мария переслала сообщение Кротову и спросила, не хочет ли он случайно заглянуть к ней.
Через несколько секунд до нее дошел положительный ответ Евгения, сопровождаемый счастливым смайликом.
Мария покачала головой и сказала, чтобы он встретился с ней на следующий день.
«Пара дней - это ничто... Дай ему еще немного времени», сказала она себе, готовясь к ночи, отложив на время поиски информации о своем коллеге.
Прижимаясь к партнеру, Мария Райская вдруг испугалась, что не сможет заснуть: как бы она ни старалась стереть из памяти образы, показанные Барсуковым, они все время всплывали, неся в себе таинственный груз, заставлявший ее волноваться.
Она мысленно прокляла своего старого коллегу и закинула ногу на бойфренда. Мария прижалась к нему с улыбкой на лице, отбросив мысли о работе.

Глава тридцать седьмая

Шоссе, Симферополь
Сплоченный коллектив отвергает чужака, и профессиональный уровень не имеет значения. Евгений размышлял об этом, наблюдая за тем, как вибрирует и мигает его мобильный телефон на пассажирском сиденье. Вернувшись к дороге, он прибавил громкость автомобильного радио. Попрощавшись с Марией, он решил исследовать Симферополь на машине. Ночная езда под хорошую музыку расслабляла и помогала думать.
%%%
Археологический музей, пгт Черноморское
В то утро Всеволод Латыпов появился у постели своего сына элегантно одетый, надушенный, чисто выбритый, настолько, что мальчик удивился.
- Миша. Пойдем. Нам надо кое-куда съездить, - сказал он, бросая ему новую одежду: джинсы, рубашку и джемпер. Давай быстрее, в дороге доспишь.
Мальчик привык подчиняться. Через полчаса они уже ехали в черном "Чероки" Всеволода.
- Куда мы едем? - спросил Михаил, видя, что джип выезжает с их территории в сторону равнины.
- На северо-запад.
Мальчик больше не задавал вопросов, и остаток пути они провели в полном молчании.
Приехав в Черноморское, они остановились в одном из кафе. Пока сын набивал рот двумя пончиками с кремом, Всеволод воспользовался возможностью полистать утреннюю газету; он пропустил страницы с местной информацией и, дойдя до статьи об исчезновении Дианы Гурджиевой с пачкой фотографий девушки, остановился и внимательно вчитался.
- Вы ведь не местный? - спросил бармен, отвлекая его от чтения.
Казалось, он был не прочь завязать разговор.
- К счастью, нет, - ответил Всеволод, пресекая всякую дискуссию в зародыше и заставляя Мишу улыбнуться.
Он расплатился и пригласил мальчика следовать за ним на улицу. Они направились в историко-археологический музей «Калос Лимен». Михаил заметил плакаты, рекламирующие присутствие в местном музее древней богини-матери Кибелы, обычно выставляемой в национальном археологическом музее в Симферополе.
- Так вот почему мы здесь? - спросил он, недоумевая.
Мужчина отрывисто кивнул. Михаил заметил, что у Всеволода было мрачное настроение, и ему было почти не по себе, как будто он собирался встретиться с кем-то важным и не чувствовал себя готовым к этому.
Когда они оказались в музее, сотрудник лет шестидесяти, сидевший за столом, поднял глаза от своего журнала и уставился на них.
- Здравствуйте... Вы пришли к Богине-Матери? - спросил он, смутно заинтригованный: должно быть, эти два гостя сильно отличались от обычных посетителей.
- Да. Два билета, пожалуйста, - произнес Всеволод, стараясь смягчить свой караимский акцент.
Он протянул мужчине купюру и стал ждать сдачи.
- Нужен ли вам гид?
Всеволод покачал головой.
- Очень хорошо. Сюда, пожалуйста.
Мужчина и мальчик оказались в комнате, в центре которой стояла единственная скульптура, защищенная стеклянным футляром, - особо древнее изображение греческой богини-матери.
В комнате воцарилась неземная тишина.
Всеволода охватило чувство религиозного экстаза, и он стал медленно обходить витрину, приковав взгляд к сорокасантиметровой статуэтке из блестящего белого мрамора, которая спустя более чем пять тысяч лет все еще сияла, словно в собственном свете.
- Па? - сказал Михаил через несколько минут. – Что мы пришли делать? Может, украдем ее?
На лице мужчины появилась забавная улыбка.
- Нет, - ответил он.
- И что?
Всеволод молчал, любуясь девственной красотой и святостью Богини, возводящей мост между древностью и современностью. Статуя словно излучала тонкую вибрацию, заставляя его душу резонировать с ней.
- Папа? - сказал Михаил, тряся его.
- Ты все поймешь, когда мы вернемся домой, - просто ответил Латыпов.

Глава тридцать восьмая

Симферополь

- Как тебе? Доволен? - спросила Мария. – Она не очень большая, это точно, но...
- Я сниму ее, - произнес Евгений, к большому удивлению своей подруги и коллеги по команде.
- Может быть, вы захотите остаться на неделю или две, чтобы понять, подходит ли вам это место? - предложила Роза, хозяйка дома, после нескольких секунд неловкого молчания.
- Нет, это не так. Она идеальна. Я согласен, - повторил Евгений, окидывая взглядом едва ли двадцать пять квадратных метров. Да, она маленькая, но вид из окна открывается великолепный. Здесь даже есть кофеварка, чего еще желать?
Роза уставилась на Марию, которая пожала плечами.
- Он из Питера, - пояснила Райская, как будто это объяснение оправдывало странности ее коллеги.
- Когда я смогу переехать? - спросил Евгений.
Роза не была готова к такому нетерпению.
- По правде говоря, все произошло так неожиданно, что я даже не успела... Не знаю... Квартира свободна, но мне пришлось бы, по крайней мере, сделать уборку и...
- Я могу сделать это сам, без проблем. Если для вас это не проблема, я сразу же возьмусь за дело.
- Прямо сейчас? Немедленно, когда?
- Сразу же, - ответил Евгений, улыбаясь.
- Черт возьми, Кротов. Апартаменты, в которых ты остановился, должно быть, очень плохи, раз ты так торопишься их покинуть, - произнесла Райская.
- Нет, это то, что я хочу иметь место, где я чувствую себя как дома.
- Ну, это, конечно, лучше, чем жилье, которое тебе дали бы в казарме... Роза: что ты хочешь от меня услышать? Она сама этого хочет, ничего не поделаешь.
- Хорошо, тогда... Давайте я спущусь вниз, распечатаю кое-какие документы и сразу приду к вам.
- Спасибо, - сказал Евгений.
- Она тебе действительно нравится? – спросила Мария, когда они остались одни.
- Это в тихом районе. Никто не будет докучать... А потом эта маленькая терраса... Идем.
Евгений открыл эркер, и Мария вышла за ним на скромный крытый балкон, выходивший на улицу, с которого открывался вид на необъятную степь, усеянных кустарником и окруженных болотной растительностью.
- Это невероятно... - пробормотал питерец, любуясь видом, прислонившись к балюстраде.
Мария покачала головой и вернулась в студию, приготовила два кофе и поставила их на маленький столик на балконе.
- Спасибо, - произнес Евгений, потягивая кофе.
Мария указала на степь.
- Ты будешь на отшибе.
- Так что можно сказать, что это место стоит своей цены, хотя бы ради спокойствия, не так ли?
- Ты уверен, что оно тебе нужно? Мне кажется, это больше подходит для пенсионера или студента, при всем уважении.
- Ну, я исключаю, что я пенсионер, но я же студент, не так ли? Я учусь жить на полуострове, да или нет?
Мария улыбнулась.
- Кстати говоря... - сказала она, доставая из сумки скомканную газету. − Вот ваш следующий урок. Это самая читаемая газета в Симферополе. Она называется «Город двадцать четыре».
Евгений улыбнулась.
- Принято к сведению.
- Знаешь ли ты, какой раздел " Города двадцать четыре " является самым популярным?
- Я весь внимание.
- Некрологи.
- Не может быть...
- Клянусь. В сельской местности читают ее с карандашом в руке и улыбками на лицах, гордо вырезая женские некрологи, тех, которых они пережили.
- Однако... Звучит довольно мрачно, Маша.
- Мы, крымчане, умеем быть очень циничными, Кротов. Мы не на вашем уровне, это ясно, но мы к этому стремимся...
- Если я тебя не отшиваю, то только потому, что ты нашла мне квартиру... Есть новости о Диане?
- Ноль. Я купила ее ради этого, но не ради одной строчки.
- Удалось ли тебе поспать этой ночью?
- Мне помог близкий человек... А ты? Не снились кошмары?
- Мне давно ничего не снится.
- Счастливчик. Но я уверена, что через несколько дней мы забудем обо всем этом. Потому что мы решили выложить это все красивой мраморной плитой, не так ли?
Мария не заметила, как в глазах ее коллеги появилось убеждение.
- Кротов? Мы решили оставить это дело закрытым, так понятно?
- Да, да, конечно... - ответил Евгений, словно внезапно придя в себя.
- А вот и я, - сказала Роза, снова входя в студию с документами в руках.
- Давай, - сказала Мария, вставая. − Раз уж ты так торопишься, подпиши все эти бумаги, чтобы мы могли пойти и пообедать в честь твоего нового жилища… Прости, твоей новой квартиры.

Глава тридцать девятая

Алушта
Майор Неделин курил и размышлял. Диана Гурджиева, если она действительно исчезла против своей воли, могла быть похищена или спрятана где угодно. Горы, леса, настолько густые и непроходимые, что, как говорили, некоторые их части, по сути, никогда не были исследованы; места, сохранившие безупречное изящество палеолита и не видевшие присутствия человека на протяжении тысячелетий. Нетронутые райские уголки. Идеальное место для примирения с духами древних.
Марат обнаружил, что гуру Бирюков имел привычку брать своих последователей в "паломничество" в отдаленные места, как можно дальше от цивилизации, где никто не мог потревожить их "регрессивный транс".
Масштабные поиски с участием МВД, МЧС и военных не дали никаких результатов. Начальник отделения подал запрос на разрешение расширенной разведки с использованием беспилотников, но получил отказ; каждый год пропадает множество девушек, а с момента возвращения Дианы домой прошло меньше недели. Того факта, что она вошла в ближний круг неоанастасийцев, по мнению руководства, было недостаточно, чтобы перевести поиск на новый уровень. Поскольку предчувствия Неделина не могли быть воплощены в бюрократические действия или материальные доказательства, они не имели веса.
Ну и шуточки, подумал он, паркуясь возле дома гуру. Этот сукин сын идеально подходит под профиль психопата, и он ранее подозревался в изнасиловании. Обвинения, которые почему-то оказались в мусорной корзине. Кто-то защищает этого мифомана: чем раньше это осознать, тем лучше. Теперь остается только играть по правилам.
Он вышел из машины и огляделся. Он ждал темноты, чтобы начать действовать. Дом по-прежнему выглядел нежилым. Утром он провел рекогносцировку, чтобы обнаружить какие-либо системы сигнализации: их не было. Единственным препятствием были замки. Это была детская забава: при небольшом терпении и наличии темноты ни один из них не устоял бы перед его набором для взлома замков.
Он не имел ни малейшего представления о том, что может скрывать этот дом. Но ему нужна была хоть какая-то, пусть даже самая маленькая зацепка, чтобы направить свои поиски девушки.
После беглого осмотра он перепрыгнул через каменную стену и направился к двери, ведущей в сад с задней стороны дома. Он принялся за работу над замком, осознавая, на какой риск идет.
Жизнь этой девушки может быть поставлена на карту. Мне плевать на последствия, подумал он.
После нескольких минут работы полицейский откинул ручку и вошел.
Он расстегнул кобуру, освободив пистолет, и включил фонарик.