Космическая станция «Астра-70» одиноко висела в тёмной пустоте, словно забытая новогодняя игрушка, изредка вспыхивая бортовыми огнями. Её двигатели молчали, а серый корпус тускло сиял в жемчужном свете газовых облаков, оставшихся далеко позади. Где-то там, в центре бездонной тьмы, находилась чёрная дыра — тот самый объект исследований, ради которой человечество отправило сюда кучу дорогостоящего оборудования.
Внутренности станции были типичными для этой серии исследовательских судов: рубка управления, личные каюты, столовая, медицинская и исследовательская лаборатории, склады, серверная, шлюзовая, двигательный отсек. Всё это соединял длинный основной коридор, где тихо шелестели вентиляторы воздуховодов и мигали светодиоды сервисных панелей.
Экраны нескольких мониторов в рубке управления включились сами собой, показывая последние данные: разноцветные графики и столбцы цифр. Динамики системы внутренней связи затрещали, готовясь к очередному разговору.
Щелчок. Хриплый и усталый голос нарушил тишину во всех помещениях станции.
— Эхе-хе. Ну и что будем делать, коллеги? — спросил капитан Алекс Брон.
Тон был такой, словно командир не спал несколько суток.
Щелчок. Ответ пришёл не сразу, а с ощутимо уловимой задержкой, будто Маркус Мендес, корабельный инженер-механик, пытался подобрать слова, чтобы сдержать раздражение.
— Я-то могу сделать, Алекс? Ты должен был корректировать курс! Я предупреждал, что ближе подходить нельзя, но ты сказал: «Продолжай, Маркус, всё под контролем». И вот, пожалуйста, — голос технаря дрожал от злости. — Мы влипли! И ты теперь спрашиваешь у меня, что делать?
— Остынь, Мендес. Хватит сваливать вину на меня. Я вообще-то ориентировался на данные навигационных систем.
— Значит, задавай вопросы Игорю, кэп. Анализ и представление данных — его первейшая забота. А меня — не трогайте. Дайте мне спокойно разобраться с настройками двигателей, быть может, удастся выжать из них чуть больше мощности, пока мы не прошли точку невозврата!
— Игорь? — обратился капитан к ещё одному члену экипажа.
Щелчок. Раздался третий голос, холодный и резкий. Астрофизик Игорь Захаров говорил по-английски с заметным акцентом, а в тоне чувствовалась академическая надменность.
— Я здесь, капитан… Маркус, не переводи стрелки. Это ты должен был следить за состоянием всех корабельных систем и заметить аномальные показатели раньше, чем кто-либо ещё. Вместо этого ты всю миссию занят непонятно чем и вечно негодуешь, стоит тебя попросить сделать что-то действительно полезное.
— Тыкать в кнопки сутками напролёт — это и есть что-то полезное в твоём понимании, Игорь? — зло отозвался Мендес. — Уж не твои ли эксперименты, загружающие серверную под сто процентов, в итоге повлияли на работу бортового помощника?
— Все эксперименты шли строго по расписанию. Я брал ровно столько вычислительной мощности, сколько требовалось. А вот если бы ты вовремя восстановил питание стойки с кластером вторичных расчётов — мои вычисления заняли бы ровно половину от всей нагрузки. Как, собственно говоря, и задумывалось проектировщиками этих систем!
Новый щелчок. Голос Маркуса стал ещё резче.
— О, конечно, Игорь, ты у нас ни при чём! На кой чёрт вообще нужно было обсчитывать каждый день твои дурацкие модели чёрной дыры?
— Так мы затем сюда и прибыли! Я получал новые данные с детекторов и работал с ними! В этом и заключается смысл всей нашей научно-исследовательской миссии!
— Как будто нельзя было делать это раз в неделю! Ты несколько дней подряд перегружал систему, выгребая все ресурсы под свои задачи, поэтому бортовой ИскИн и не предупредил нас вовремя о необходимости корректировки траектории…
— Хватит препираться, — перебил Маркуса капитан. — Если ничего не придумаем в ближайшее время, то вскоре окажемся в зоне, откуда нет выхода!
Захаров фыркнул, его голос стал мрачнее.
— Согласен. Давай сойдёмся на том, что никто из нас не виноват. Разве что есть серьёзные претензии к нашему ИскИну и его разработчикам. Вот уж точно кто дал маху! Эта нейросеть настолько ресурсоёмкая, что не смогла вовремя распознать сдвиг в гравитационных течениях без избыточных прогонов через себя сотен гигабайт данных. А я ведь намекал ребятам из NASA, что подобный подход к обработке информации в наших услових недопустим. Разговор был за два года до старта, но что они ответили? «Модель стабильная, работает без ошибок, к запуску оптимизируем!» Ага, оптимизировали… — он сделал паузу, и динамики передали тяжёлый вздох. — Теперь уже ничего не исправить. Мы во власти чёрной дыры. Время растягивается, пространство искривляется. Остаётся вечно падать к горизонту событий. Никто — ни вы, капитан, ни я, ни Маркус со своими попытками выжать из двигателей больше мощности — этого не изменит…
Голоса замолчали, только гул вентиляторов в основном коридоре стал сильнее, словно станция ожила и попыталась сделать глубокий вдох. На экранах в главной рубке мигали графики, показывающие неумолимое приближение к точке невозврата.
Динамики потрескивали, будто передавая напряжение спора.
Щелчок. Голос Брона, усталый, но всё ещё властный, прервал тишину.
— Да, Мы все облажались. Вопрос в том, как нам теперь быть. Маркус, озвучь перспективы по перенастройке двигателей. Игорь, есть хоть малейший шанс, что твои расчёты ошибочны и у нас больше времени в запасе?
Маркус хмыкнул, но в его голосе не было надежды.
— Двигатели? Они на последнем издыхании, Алекс. Нас затягивает всё сильнее. Я пробую выжать всю мощь, но это как плевать против урагана. Не знаю, какую точку невозврата можно тут обсуждать. По мне — так мы её давно пересекли.
Захаров заговорил снова, и его голос был пропитан безысходностью.
— Ошибочны ли мои расчёты? Увы. Они точны, как атомные часы. Маркус прав. Станция пересекла ту границу, где ещё были возможны манёвры. Теперь мы часть этой чёрной бездны. А насчёт времени в запасе… У нас целая вечность в распоряжении, с точки зрения внешнего наблюдателя. Как-то так.
Щелчок. Брон выругался.
— Чёрт возьми, Игорь, рано сдаёшься! Мы должны что-то придумать! Я не собираюсь просто сидеть на заднице, споря с вами в ожидании смерти. Есть рабочие идеи? Хоть одна? Может, ещё раз прогоним ситуацию через бортового ИскИна? Ваши предложения?
Мендес хрипло рассмеялся.
— Давайте помолимся?
— Пошёл ты, Маркус, — огрызнулся капитан.
Динамики опять умолкли.
— Есть одна мысль, — внезапно раздался голос Захарова. — Отчаянная. Дикая. Никто так не делал, насколько я знаю. Но в такие ситуации, как у нас, никто пока и не попадал.
— Выкладывай суть, Игорь, — поторопил капитан.
— Мы должны передать всё управление кораблём ИскИну. Наша бортовая нейронка работает только как консультант. Сами видите, что из этого вышло — информация от нашего компьютерного помощника слегка запоздала, мы не успели среагировать и оказались в беде. Даже сейчас, когда Маркус меняет настройки двигательной системы, он не успевает подстраиваться под новые данные. Пусть ИскИн решит эту задачу от начала и до конца — напрямую управляя кораблём, мгновенно реагируя на все изменения.
— Думаешь, риск оправдан? Инструкция запрещает использование самоосознающих нейросетей в любых управляющих системах, кроме как в роли информационного помощника. Ты же в курсе всех несчастных случаев, из-за которых появился такой пункт в правилах? Гибель лунной колонии, взрыв на тайшаньской АЭС? И остальные?
— ИскИн — вовсе не маньяк-убийца, Алекс. Мы боимся эти цифровые сущности, только потому что сами не идеальны. Эти программы написали и обучили люди. Отрицать трагедии не стану — не обошлось без ошибок и техногенных катастроф, унёсших сотни тысяч жизней. Только вот, принятые во времена первых ИскИнов правила, что действуют уже более двух столетий, — это не про нашу ситуацию. Если существует способ решить наши проблемы — бортовая нейросеть воплотит его в реальность. И пусть нас потом судят на Земле за нарушение инструкций — я не против.
В рубке воцарилась тишина, нарушаемая только натужным гудением систем вентиляции и участившимися щелчками реле. На главном экране мигала красная надпись: «Критический уровень гравитации». Где-то в глубине станции что-то заскрежетало, будто корпус начал сдавать под невидимым давлением.
Щелчок. Голос капитана Брона, уже почти лишённый надежды, зазвучал снова.
— Ладно. Если уж мы ничего сделать не можем... Вдруг ИскИн и вправду что-то придумает? Отключаю внутренние файрволлы. Передаю нейросети полные права на управление всеми системами станции.
Прошло несколько секунд.
— Капитан, — раздался напряжённый голос Мендеса. — У нас ещё одна проблема нарисовалась, добавьте её в список первостепенных задач для ИскИна. Что-то странное происходит с подачей азота. Его процентное соотношение в смеси для дыхания меняется прямо на глазах.
— Немедленно подойдите в рубку, оба, — коротко прошипели динамики и снова замолчали.
Тишина длилась несколько минут. Стала невыносимой, словно сама станция затаила дыхание. На главном экране появилась строка: «Анализ ситуации номер 4720189». За ней замелькали столбцы цифр, бесконечные и безнадёжные, как само пространство вокруг. Вентиляторы загудели громче, свет в рубке мигнул.
И вдруг — щёлк. Динамики ожили снова.
— Эхе-хе. Ну и что будем делать, коллеги? — спросил капитан Алекс Брон.
В рубке управления, освещённой холодным светом экранов, царила мёртвая тишина. В креслах находились три фигуры — высохшие, истлевшие до состояния мумий. Сквозь тонкий слой пыли на форме ещё можно было разобрать надписи нашивок: «Капитан А. Брон», «Механик М. Мендес», «Астрофизик И. Захаров». Пустые глазницы бывших членов экипажа были направлены на экраны, где продолжали бежать цифры.
Динамики затрещали, и голоса, давно умолкшие, начали свой вечный спор заново.
— Я-то могу сделать, Алекс? Ты должен был корректировать курс! Я предупреждал, что ближе подходить нельзя, но ты сказал: «Продолжай, Маркус, всё под контролем». И вот, пожалуйста — мы влипли! И ты теперь спрашиваешь у меня, что делать?