Тень ассасина

Гарч знал, что умирает – Сухие горы – проклятое место.

Последний раз вода попалась ему три дня назад -- небольшая лужица в углублении камня.

Повезло, что валун находился в глубокой тени. Повезло, что каменная чаша была глубокой и слепящее солнце не выпило воду до последней капли. Сильно повезло…

Конечно, там, в этой не слишком хорошо пахнущей жиже, мелькали какие-то насекомые, но разве это могло остановить Гарча?!

И с тех пор – ни глотка, ни единого глотка! Утром он лизал чуть влажные камни, днем пробовал жевать мелкие сухие листья серой арганы, хоть и знал, что они горькие, но эта горная аргана еще и сушила рот. Вдобавок, она вызвала желудочные спазмы и Гарч еле отдышался. Местами встречался желтоватый лишайник, хрустящий под пальцами и рассыпающийся пылью, и больше в проклятых горах не было ни-че-го!

Гарч помотал головой, прогоняя туманную одурь и, еле переставляя ноги, постарался идти -- этот участок уже не был столь крутым, как первый отрог, который он одолел. Мужчина механически переставлял ноги, и путь его не был прямым – грязный пот заливал глаза, мышцы предательски дрожали, иногда он падал, но упрямо вставал и тащился дальше, уже не слишком понимая – зачем?

Когда-то Гарч был одним из лучших воинов легиона Золотого Орла. В кошельке всегда звенели монеты, а женщины распахивали ему объятия. Почти всегда живот был полон жареным мясом и пивом!

До той самой битвы под стенами Сурги, когда оглушенного и раненого, его подобрал ночью невезучий работорговец. Всех, кто был более здоров, разобрали еще днем, а Гарч трясся от холода в мокрой траве и был почти счастлив, когда грязный старик-лекарь поднес к губам чашку горячего бульона с травами.

-- Вот, мой господин, смотрите! Сейчас ему станет лучше, и вы сможете его продать на рынке Сайла. -- Он точно выживет, Журт? Смотри! Если сдохнет – я прикажу бить тебя палкой по пяткам! В прошлый раз сдохло более половины. Этак и разориться можно…

Сильно лучше тогда не стало – тошнило, вещи и люди двоились в глазах, идти воин не мог. Однако, маленькому трусливому торговцу рабами шаршу Турасу нужна была добыча, и Гарча, а с ним и еще шесть калек, закинули в телегу и отвезли к дому шарша.

Турас был ленив, и ему всегда доставались только подранки, а так же он боялся ходить по пустыне и продавал рабов дешево, прямо здесь же, в Сурге. Зато и опыт лечения калек и раненых у Тураса был хороший. Его раб-лекарь из семи человек уморил только двоих. Остальных шарш продал в караван.

Два месяца пути по пустынным землям убавили общее количество рабов в караване почти на четверть – выжили не все. Несколько дней караванщик откармливал и отпаивал выживших, и это были, пожалуй, последние приятные дни в жизни Гарча. На рабском рынке Сайла караванщик получил достаточно для того, чтобы закупить шелк и благовония для торговли.

Воспоминания мешались в голове и Гарч уже сам не понимал, какое событие шло за каким следом. К тому же четыре года службы при храме слились в одно мутное пятно, лишенное радости или каких-то ярких событий. Работа в поле, жидкая каша из полбы, мерзкое водянистое пиво в дни храмовых праздников.

Даже если он выживет сейчас… Он – уже старик, ему больше сорока… От большей части зубов остались жалкие пеньки и жевать мясо он почти не может…

Зачем он бежал?! Там, в храме Двуликого, давали пищу и воду. Кабы не эти молодые свежие идиоты, что толпой забили насмерть надсмотрщиков – Гарч, пожалуй, не искал бы другой доли. Но страх наказания погнал его на волю вместе со всеми…

Отупение и равнодушие накатывали волнами. Если бы не дикая жажда, он, пожалуй, лег бы прямо на каменное крошево и предпочел тихо сдохнуть. Даже когда Гарч увидел озеро, то не сразу осознал, что это – вода, это – жизнь.

Он, пошатываясь, стоял на краю гигантской каменной пиалы, слегка опушенной по краям сухими кустами арганы, а на дне ее, в обрамлении настоящей зелени деревьев и кустов, светилось невозможной голубизной нечто похожее на огромный аквамарин. Гораздо огромнее того, что носил на груди старший из Серых Жрецов…

Спуск не был совсем уж крутым, но пройдя его почти весь, уже чувствуя кожей прохладу и ласковую влажность, на последнем куске каменистой осыпи, торопящийся Гарч споткнулся и, сдирая до мяса кожу, съехал к озеру в груде мелких камней…

Вода манила и звала к себе, но что-то настораживало Гарча. Дыша влагой, он все еще не мог рискнуть окунуть обожженное солнцем лицо, горящее от царапин и порезов, в прохладную гладь.

Голос пришел оттуда, из воды и был так ласков и нежен, так быстро стер все опасения и тревогу, что старик сделал последний рывок и окунул лицо…

***

Суть Таро-на-Мион Живущий Вечно обладал и временем, и терпением. Не зря он принадлежал к сословию Ищущих путь. В своем мире он только начал этот поиск, и первый же вылет закончился столь плачевно -- он не вернется на родину, неся новые знания и координаты миров, пригодных для жизни сутей.

Последний десяток оборотов этой мерзкой планетки вокруг своего жалкого светила он начал впадать в спячку от недостатка корма. От нехватки информации мозг работал все хуже и давящая сила тяжести сильно мешала жить – его теперешний носитель не приспособлен к таким условиям.

Аборигены давно считали Сухие горы проклятыми, и если бы не изредка залетающие птицы, вынести этот отвратительный мир было бы совсем невозможно. А больше всего Таро-на-Миона печалило, что он уже пропустил один раз время Дарения Жизни.

Из семи аборигенов, что он отложил тогда для потомства, выжил только один – самый сильный и здоровый. Но и он без пары просуществовал только краткий миг – меньше половины теплого сезона этого мира и так и не пришел в сознание.

Если бы был цел корабль, Живущий Вечно давно смог бы покинуть негостеприимное место, но, увы…

Именно из-за поломки корабля он и застрял в этом мерзком мирке. А то, что он читал в головах аборигенов, ясно давало понять – до космоса этим ничтожествам еще долгие тысячелетия.

Таро-на-Мион уже даже задумывался над тем, чтобы пойти на обряд Слияния, как в свое время сделал на его родине Великий Предок Сарон-тка-Маос. Бросить негодного носителя и взять дитя этой планеты.

Если хорошо подумать, то Великий Предок многие тысячи лет назад нарушил все законы своего изначального мира и, найдя подходящую планету, сменил носителя на местное существо и основал новую семью сутей. Именно поэтому он – Великий!

Да, своей личностью придется частично пожертвовать. Да, это не даст потомство сразу. Зато такой вариант предусматривал сильное потомство, способное выжить и принять эту планету. Пусть не сразу, пусть через несколько поколений, путем сложным и долгим, но мир этот будет принадлежать ему и его детям! Это было заманчиво, но и страшно. Если процесс не удастся – суть Таро-на Миона будет утрачена.

Зато не будет нужды возвращаться на родину и делить эту планету с другими сутями. Навсегда потеряется возможность слияния и обмена знаниями, зато начнет копится собственный багаж опыта, необходимый для покорения именно этой земли.

А сила тяжести… Ну, что ж… Дети постепенно привыкнут к ней, давая каждый раз все более сильных особей. Через несколько сотен оборотов планеты вокруг желтой звезды Таро-на-Мион сам станет Великим Предком!

Космос бесконечен и найти его не смогут. А если и смогут, то прибывших эта проклятая сила тяжести свяжет так, как сейчас держит его. Такой путь нелегок, но и награда будет огромна -- целая планета только для него и его потомства! Правда, был и существенный минус в том, что местные существа двуполы. Придется отказаться от благородного Деления сути…

Терпение Живущего Вечно было велико, но даже он испытал облегчение от того, что ожидание свершилось и Великий Предок послал ему, наконец-то, тело для Слияния.

Наблюдая из воды за приближающимся существом Таро-на-Мион испытывал странный трепет. Сейчас, совсем скоро, он покинет привычное от рождения тело носителя и получит новое! И вместе с этим новым телом – новые ощущения и знания. Новые чувства и мысли…

Пусть этот абориген был немолод и не слишком здоров, все это не так и важно! А вот то, что приличная часть его мозга не была заполнена знаниями и связями, то, что в силу своей ограниченности и глупости этот живой готов стать носителем Хозяина – это прекрасно!

И Таро-на-Мион позвал эту измученную голодом и жаждой плоть, обещая ей все блага мира и с удовлетворением почувствовал, как плоть принимает его, принимает с благодарностью, не сопротивляясь, становясь единым целым с Живущим Вечно, добровольно даря ему новые ощущения, мысли и умения, жалкие в глазах Хозяина, но важные для понимания местных реалий.

Пожалуй, это было одно из самых ярких воспоминаний в обоих предварительных жизнях нового существа. Имя себе оно выбрало – Нар-го, что на древнем наречии сархов означало – Дарующий истину.

*******

Ближайшие десятилетия судьба была благосклонна к Нар-го. Его умения, знания и способности позволили ему завести собственный питомник. Уже дважды приходило время Дарения Жизни и десятки зародышей его будущих соотечественников занимали тела.

Первый посев был неудачен – аборигены гибли. Не от того, что организму не хватало сил выносить часть будущей сути. Нет! Причины гибели были нелепы и прозаичны. Часть погибла в боях, часть обратили в рабство и угнали так далеко, что Нар-го потерял с ними связь.

Потому за несколько лет до нового посева Нар-го озаботился тем, чтобы самому воспитать тела. Благо, объединенных знаний его предыдущих носителей хватило для организации школы. Нар-го щедро сыпал в аборигенов знания и навыки, давая им возможность защитить себя в мире.

Один оборот вокруг местного солнца тому назад снова пришло время Дарения Жизни. Теперь каждые несколько месяцев в мир отправлялась новая пара, несущая на себе части будущих сутей. Нар-го предпочел бы держать их при себе, в безопасности, но Обучение – это важно! Нельзя нарушать естественный отбор – получишь слабых и беспомощных сутей, не пригодных для создания цивилизации. Зато можно научить тела выживать.

Оставалось только ждать Созревания и объединения зародышей.

***

В горную школу Гала попала в возрасте около пяти лет. Так определил торговец рабами, и спорить с ним никто не посмел.

Не так уж и мала она была тогда, в той тихой и счастливой поре, и многое запомнила из старой жизни. Помнила мать, с лучиками светлых морщин на смугловатой коже. Помнила отца – пьяного и шумливого, но ласкового. Старшего брата, уже взрослого и женатого – он приходил со своей Тармой в дни храмовых праздников и приносил родителям дары – мешочек зерна и жирную курицу.

Помнила Гала и своих подружек – Вигу и Норсу. С ними она сбегала из дома, пока мать была на огороде и уходила купаться в теплой мутной воде затона, где вечером пил воду скот.

Больше всего, конечно, запомнилась поездка в город. Название города давно выветрилось из памяти, а вот страшный шум рынка, бесчисленное множество людей и помятый, сочащийся сладостью плод тангалы, что купила у старика-торговца мама – запомнился. Даже сейчас, вспоминая чудесную сладость, Гала чуть жмурилась от счастья. Конечно, так, чтобы никто не заметил – учителя были строги и скоры на наказание...

Кто напал на их тихую деревню, еле-еле кормящую себя, она так и не узнала. Как не узнала и судьбы отца и брата. Зато тело матери она видела и то, что с ней сделали чужаки в синих коротких тонго и странных узких штанах, заправленных в сапоги – тоже видела. Дико ржали кони чужих и дымились хижины в деревне. Кричали женщины и дети, где-то на окраине дико завывала раненая корова, та самая, что жила при доме богатея Гаойто, отца Норсы. Спутать было невозможно – в селе она была единственной.

Именно тогда на Галу напала странная немота. Как она очутилась в повозке торговца, в огромном караване, сколько дней ее везли и откуда – она так и не узнала. Всего детей в клетках было около десятка в каждой. Несколько дней их томили в клетках, каждую из которых тянул по песку огромный дромадер. Привал делали один раз – в самый солнцепек, поздним вечером останавливались на ночевку.

Присматривала за их клеткой старая смуглая рабыня, равнодушная ко всему на свете. Гала так и не запомнила ее имени. Она делила между малышами воду и хлеб, могла дать пощечину, когда кто-то начинал визжать и плакать и, похоже, как-то оценивала детей.

Это по ее смиренному слову слуги хозяина в городе сразу отделили и увели двух девочек-близняшек. Их имена Гала запомнила -- Кара и Тира, самые взрослые из всех в клетке. Они много разговаривали между собой, чураясь остальных детей и все время держались за руки. Служанка же, указав пальцем на крепыша лет шести-семи, плаксивого и здорового, того, что в самом начале путешествия пытался отобрать лепешку у одной из самых маленьких девочек, только кивнула головой и его рабы тоже перевели в другую клетку, к мальчикам.

У Галы она в пути тихим голосом спрашивала разное – как зовут, где отец и мать, хочет ли пить. Молчала девочка не из вредности или страха. Просто при попытке говорить горло сжималось и не пропускало ни звука. Однако с ней старая рабыня была терпелива и на четвертый день путешествия, во время дневного отдыха верблюдов, малышка просипела:

-- Гала…

Старуха одобрительно кивнула головой и добавила к её дневной норме немного воды. И пронаблюдала, чтобы дети постарше не отобрали. Больше она Галу ничем не выделила, а в городе и вообще перестала обращать на нее внимание.

В городе их всех хорошо накормили, отмыли в странном месте, где вода текла прямо из стены дома сама собой, и покормили еще раз. Дали выспаться на чистых тюфяках. Зато отобрали остатки одежды. Через день вывезли на рабский рынок – огромный ряд клеток тянулся вдоль низкой беленой стены. В клетках сидели женщины и дети, мужчин продавали с цепями на ногах, и были они прикованы к огромным деревянным столбам, что торчали над рынком в разных местах.

Детей покупали часто, но больше из тех клеток, что шли в караване рядом – там были собраны старшие. В клетке, где везли Галу, очевидно, ничего интересного не было. Уставшие малыши сидели на чистом толстом слое соломы и молчали – крепкий мужчина-раб, сменивший тихую старуху, уже успел их напугать. А шарш Бунос, хозяин, и вовсе вызывал ужас.

Первый день торгов закончился. Клетку отвезли в место отдыха и детей снова хорошо кормили.

Пахло на рынке сильно хуже, чем в пустыне. Грязью и потом, дерьмом животных и людей, гнилью и дурной травой, которую курили стражники, обходя рынок дозором. Запахи мешались с ароматами благовоний, что продавали где-то недалеко. Просто тогда Гала еще не разбиралась в благовониях. Даже дым костров, на которых варили обеды для слуг и стражи, был более едким и тяжелым. Зато здесь давали воды не меркой, а сколько хочешь.

Гораздо позже, став взрослее, Гала так и не смогла понять, чем же она отличалась от остальных малышей. Но именно ее из всех детей в их клетке купил на рынке страшный высокий человек с бритой головой и длинными седыми усами.

Он был молчалив, предпочитая не говорить, а показывать на пальцах и сопровождали его воины. Шесть человек тихо и почтительно следовали по пятам за Насом, исполнителем воли учителя Нар-го. Завидев его издалека, шарш Бунос начал кланяться заранее.

Ничего этого девочка не знала и молча таращилась на высокого мужчину, разглядывая бугристый жуткий шрам в слабом запахе богатого тонго. Вырез тянулся почти до широкого пояса, украшенного блестящими медяшками и круглыми алыми бусинами. Ткань тонго легко спадала на чуть запыленные сапоги с удивительной вышивкой.

По его жесту шарш Бунос скомандовал, и раб вытащил молчавшую Галу из клетки. Остальные дети медленно и, как им казалось, незаметно отползали по соломе от двери, сбившись в дальнем углу в гудящий и всхлипывающий комок. Бритый пугал их.

Мужчина не грубо, но повелительно надавил ей на впалые щеки, зачем-то заглянул в рот, а потом отошел на пару шагов и кинул в нее легкий деревянный шарик. Гала поймала его совершенно машинально, так, как ловила в свое время тряпичный мяч дома, играя с Норсой и Вигой на вытоптанной траве у затона.

Страшный незнакомец одобрительно кивнул и показал торговцу три пальца. Шарш Бунос всплеснул руками и заговорил, быстро-быстро нанизывая слова на нить жалобы:

-- Почтенный Нас! Как можно за такой прекрасный экземпляр предлагать столь низкую цену?! Конечно, бедного торговца каждый желает упрекнуть в жадности, но вы-то, вы-то! Вы же -- голос Учителя, вы должны бы уже знать, сколь трепетно я отбираю товар для вас! Неужели это стоит всего три псехо?! Да за такие деньги я…

Мужчина поморщился от высокого голоса, звеневшего в ушах, и, коротко махнув кистью, оборвал причитания шарша. В этот раз были выброшены вверх четыре пальца.

-- Почтенный Нас! – снова завелся торговец…

Слушать мужчина не стал, просто молча повернулся спиной и Гала, даже, на миг испытала облегчение – сейчас чужак уйдет, а потом, как и вчера, торги закончатся. Риса, рабыня, что мыла и кормила их в городе, даст ей воды, теплой каши и кусок лепешки. Однако шарш Бунос завопил что-то совсем уж жалобно и бритый вернулся. От волнения и испуга Гала так и не узнала, за сколько ее продали.

Телега, на которой её везли по гористой местности была уже заполнена детьми – она стала последним приобретением. Все дети были старше и две трети из них -- мальчишки.

_________________________

тонго – халат прямого покроя, различается по цвету и длине, по вышивке и материалу пояса можно судить о социальном статусе носителя.

ГЛАВА 1

Вечером остановились на ночевку. Малышам позволили покинуть телегу и размять ноги.

Они стояли жалкой кучкой на каменистой площадке, между двух небольших скал. И те из них, кто еще недавно с раздражением поглядывал на соседей, чьи тела мешали им удобнее расположиться и вытянуть ноги в телеге, сейчас опасались отойти друг от друга.

Мужчины тихо переговаривались. Из второй телеги выгрузили дрова, распрягли коней и привесили мешки с зерном к морде каждого из них. Над костром пристроили несколько закопченных котлов.

Все воины были молчаливы, четко знали, что нужно делать и работали споро – возле костра расстелили несколько тюфяков и согнали детей туда. Каша была вкусная, гораздо вкуснее той, что давала рабыня в доме хозяина – на сытном отваре, с кусочками мяса, овощей, поблескивающая жирком.

Гала ела с жадностью, не забывая рассматривать исподлобья того самого бритого мужика. Она была еще слишком мала, чтобы понимать, что такое Голос Учителя и прочие эпитеты, которыми шарш осыпал его, но инстинктивно понимала, что он здесь самый главный.

Дети поели, смогли по очереди облегчиться, отходя за камни, и повели себя чуть живее. Тот самый мальчишка, что пытался еще в караване отбирать еду у младших, тот самый, что сидел через несколько клеток от Галы на рабском рынке, первым рискнул нарушить молчание:

-- Господин, куда мы едем?

Бритый поднял голову от своей миски и поманил мальчишку пальцем. Видно было, что тот уже и сам не рад, что привлек к себе внимание. Однако, ослушаться он не осмелился. Притихшие дети наблюдали, как медленно пройдя мимо костра, он остановился чуть поодаль от бритого великана, сидящего на камне. Тот продолжал мерно работать ложкой, и мальчишка все больше и больше съеживался под его пристальным взглядом.

-- Как зовут?

-- Сахимба, Господин.

-- Это слишком длинно. Я буду звать тебя Сахим.

Бритый кинул свою пустую миску ловко поймавшему ее солдату, следом отправилась и ложка. Великан отстегнул флягу, висевшую у него на поясе, сделал долгий глоток и, хэхнув от удовольствия, заткнул флягу пробкой.

-- Почему ты решил заговорить со мной, Сахим, разве ты не боишься?

Мальчишка сжался как от удара, но упрямо ответил:

-- Отец учил меня, что не боятся только дураки, но умные преодолевают страх. -- Значит, ты преодолел свой страх, Сахим?

Мальчишка замялся – ему явно было страшно, он не понимал, чего хочет от него этот бритый воин, который даже сидя был выше него. Наконец, он придумал ответ:

-- Не совсем…

-- Ступай на место, -- коротко приказал бритый.

Гала смотрела на вернувшегося мальчишку с боязнью и восхищением. Он был старше ее года на два-три, на голову выше, и его поступок в глазах девочки выглядел совершенно героически. А то, что демарш не принес результата, малышка была еще не способна оценить.

Ночью случился серьезный переполох. Гала проснулась от шума. В еле тлеющий костерок подкинули полено и один из солдат, держа за плечо Сахима, толкнул его к ногам вскочившего со своего тюфяка Наса. Тот выдохнул, закинул выхваченную кривую саблю, тускло блеснувшую в свете костра назад, в ножны, и, глядя в лицо солдата, вопросительно поднял бровь.

-- Пытался сбежать, господин.

-- Далеко ушел?

Солдат чуть помялся, но врать не рискнул.

-- До второго круга, господин.

Бритый нахмурился, без всякого раздражения глянул на замершего Сахима и равнодушно сказал:

-- По пять плетей каждому.

Солдат чуть замешкался и уточнил:

-- А если он не выживет, господин?

Нас равнодушно пожал плечами и улегся на свое место.

От шума проснулись не все дети. Но когда Сахиму связали руки, и кинув прямо на утоптанную каменистую почву, первый раз стегнули плетью, его визг разбудил, похоже, все окрестности на многие лиги. Гала зажмурилась, не в силах смотреть на такое, и попыталась закрыть себе уши руками, но даже сквозь них слышала вой.

Еле стоящего на ногах мальчишку просто толкнули на его тюфяк, где он и остался лежать, тихо поскуливая. Солдата из первого круга связывать не пришлось – ему дали в зубы рукоятку от такого же хлыста, каким и нанесли ему пять ударов, вызывая только глухой стон.

Сухие щелчки кнута и новое понятие -- число «пять», Гала запомнила первым и на всю жизнь.

В пути провели еще два дня, повозки все время шли в гору, хоть и не слишком крутую. Местами дорога была недавно отремонтирована – убраны крупные булыжники, размытые ямы засыпаны щебнем.

Сахим заболел и сутки провалялся без сознания. Дети не слишком понимали, что с ним делать, поэтому в телеге вокруг него, хоть и с трудом, образовалось некое пустое пространство. Все теснились, стараясь не дотронуться до горевшего тела. Кто-то брезговал, а кто-то, пусть и не понимая, опасаясь заразы.

В обед, как обычно, ненадолго остановились, чтобы дать роздых коням и сходить в туалет. Детей выпустили из телеги размять ноги и раздали по куску лепешки и небольшой пиале воды. Гала присела на камень и молча жевала – лепешка была вкусна, запечена с какими-то зернышками и травами. И не просто высушена на сковороде, а именно пожарена – маслянистый вкус и сытость.

Она уже почти допила воду – осталось около трети, когда совершенно случайно взор ее упал на телегу. Этот, как его там, Сахимба? Сахим – так приказал великан Нас, тихонько застонал. И сердце девочки сжалось – чем-то этот стон напомнил ей дом, болеющего с похмелья отца, ворчание матери:

-- Да не стони ты уже, сейчас попить дам! Сам же виноват!

Гала встала с камня, и держа плошку двумя руками, попыталась влезть на телегу -- не получилось – слишком высоко. Поставив пиалку в солому, она отошла два крошечных шага к другому краю телеги и довольно ловко вспрыгнула туда. Наклонилась за пиалкой, села на коленях возле горящего тела мальчишки, лежащего на животе, и попыталась влить воду в приоткрытые потресканые губы.

Сообразив, что пить сам он не может, она выдернула около его головы крепкую соломинку, продула ее, и набрав полный рот воды, вставила другой конец соломинки ему в полуоткрытый рот. Мальчишка застонал еще громче, но губами задвигал.

Через сутки он пришел в себя. С тем же равнодушием, с которым солдаты пороли его, они выдали ему кружку воды и кусок лепешки – подкрепиться. Нас только покачал головой и не стал отдавать никаких распоряжений, оставив все на произвол судьбы.

После обеда, на третий день прибыли в очень странное место – ничего похожего за свою жизнь Гала никогда не видела.

Она стояла вместе с остальными детьми и солдатами на самом верху глубокой горной чаши. Прямо от площадки, где разгружали коней, начиналась не слишком широкая каменная лестница, ведущая туда, вниз, к удивительно прозрачному и красивому озеру. Чаша цвела – зелень, обрамлявшая ее берега, радовала глаз переливами от густо-изумрудного до бирюзового.

Напротив, на том берегу озера находился крошечный, как будто игрушечный, беломраморный дворец. Настоящий дворец с полированными колоннами, которые на ярком солнце давали нестерпимый для глаз отблеск.

Часть каменной стены в чаше по левую сторону от Галы представляла собой жилые помещения – там были плотно закрытые двери в стене или, напротив, широко распахнутые, занавешенные лишь тонкой тканью. Связывали эти странные дома бесчисленные навесные лестницы.

Легкий ветерок слегка покачивал складчатые полотнища на входах, иногда рядом, прямо на скале, висела корзина с растущими цветами, где-то даже имелись половички для ног, но все равно со стороны это напоминало изъеденный мышами сыр. Таких нор в горе был не один десяток.

Недалеко от места, где кончалась лестница шло что-то вроде галереи, опоясывающей по кругу всю чашу. Ближе к сказочному дворцу подходы охраняли солдаты.

Там, на той стороне, где высился дворец, у озера был устроен золотистый песчаный пляж. В прозрачной воде, подобно рыбкам с роскошными плавниками, плескались и со смехом ныряли несколько обнаженных девушек. Их волосы расплывались по поверхности воды причудливыми ручейками.

Ближе к пещере в озере тоже купались. Несколько человек детей и подростков.

Здесь царило странное молчание – голос подавал только стоявший на берегу пожилой мужчина в сером тонго. Вот он снова кинул в воду горсть разноцветных горошин и что-то отрывисто скомандовал. Слов было не разобрать, но головы купающихся детей почти синхронно скрылись под водой.

Аккуратно подталкивая всю стайку прибывшей на место малышни в спины, Нас проследовал за ними до конца лестницы, где их встретил худощавый пожилой мужчина с такой же бритой головой.

-- Учитель Кайт, – несколько небрежно кивнул ему головой великан Нас, -- забирайте пополнение.

Учитель Кайт почтительно склонил голову и даже слегка согнулся в поясе, показывая, что слышит и принимает приказ. Нас равнодушно глянул в сторону уходящей стайки детей и направился в Белый дворец – ему предстоял отчет Учителю.

По галерее он дошел до охранявших проход солдат, и даже здесь уже почувствовал удовольствие, который испытывал Владыка. Мимо пляжа, где резвились наложницы, Нас прошел также равнодушно, как и мимо вытянувшихся в струнку солдат – эти девки были самыми обычными женщинами, не допущенными к тайным знаниям. А их нагота его не прельщала. Они периодически менялись, и запоминать их Нас не считал нужным.

Учителя Нар-го Нас нашел в библиотеке дворца, тот сидел на широком, застланном подушками и коврами подиуме, легко удерживая в одной руке чудовищно тяжелый, огромный том какой-то книги и несколько небрежно листая страницы.

Нас обозначил свое присутствие коротким кивком – принятые там, в большом мире, знаки почтения здесь были не в ходу. Для стороннего наблюдателя Учитель Нар-го выглядел просто как крепкий, здоровый мужчина лет тридцати с чудовищно развитой грудной клеткой. Те, на кого снизошла благодать судьбы, кто имел счастье носить на себе Владыку, прекрасно знали сколько ума и силы несет в себе Учитель – его Владыка был Первоосновой.

-- Я рад, -- коротко произнес Учитель.

Достаточно часто он общался словами, а не ощущениями – не все мысли, которыми обменивались Владыки, поддавались четкой формулировке, потому Учитель настаивал на том, чтобы языки не предавали забвению.

-- Я привез новую партию, Учитель.

-- Есть кто-то достойный особого внимания?

-- Да. Мужской организм по имени Сахимбо и женский – Гала.

Разговор был короток, остатки информации прошли через Владык.