Тень чупакабры

Новиков стоял в коридоре у окна и рассматривал яблони, посаженные вдоль стен главного корпуса НИИ, на втором этаже которого разместился Первый отдел. Раскидистые ветви уже покрылись бутонами, скоро цветки распустятся бело-розовой пеной.

На улице готовится пышно расцвести весна, а вот в коридорах Первого отдела душновато и пыльно. Воздух какой-то спёртый, хочется вдохнуть поглубже, да нельзя.

– Вы к кому? – произнёс за спиной сухой женский голос.

– К товарищу Зыковой, – обернулся Новиков.

– А, новоприбывший. Проходите. – Женщина с желтоватым лицом и короткой стрижкой открыла дверь и размашисто повела рукой, приглашая Новикова войти.

– Только после вас, – улыбнулся Новиков. Женщина всегда остаётся женщиной. Даже если она начальница Первого отдела и выглядит не лучше сушёной воблы.

Зыкова в ответ на любезность лишь пожала плечами и первой прошла в кабинет.

– Напомните, как вас зовут? – Зыкова достала из огромного серого сейфа несколько папок и кивнула Новикову на стул. В простенке между окнами висела большая акварельная картина с вечерним Ленинградом после дождя и чёрным силуэтом Медного всадника.

– Капитан Новиков Сергей Петрович, – произнёс новоприбывший, усаживаясь.

В дверь постучали.

– Да! – крикнула Зыкова запирая сейф. – Как некстати секретарши уходят в декрет, – пробормотала вполголоса, и, подойдя к столу, с сожалением потёрла подбородок.

– День добрый. – В кабинет вошёл грузный усатый мужчина в военной форме. Увидев Новикова, приветственно кивнул. – А, прибыли уже. Хорошо, очень хорошо. Позвольте представиться, я – полковник Чумазин, начальник режима.

Новиков пожал крепкую протянутую руку. Глава Первого отдела НИИ, а теперь ещё и начальник режима. И все по его душу. Тревожно.

– Вам уже рассказали? – коротко спросила Зыкова, стукнув ладонью по стопке папок, отчего в воздухе закружилось лёгкое облачко пыли.

– В общих чертах, – уклончиво ответил Новиков. По правде, он всего-то только и знал, что его первое на новом месте дело лежит у Зыковой. Ясно, какую именно контору она на самом деле представляет.

– Вот. Ваше дело. – Зыкова мягко положила ладонь на верхнюю папку. – Суть в том, что за последнюю неделю у Мазыйской слободы погибли две девушки.

– Мазыйская слобода – это район Добромыслова, – быстро проговорил Чумазин. – Глухомань на самой окраине, там всего-то одна улица – Божедомка, и та заканчивается непролазным лесом. – И он бросил взгляд на Зыкову, вроде как спрашивая, не сердится ли она за перебивание.

– Да. – Зыкова вроде не рассердилась. – Туда идёт трамвайная линия, правда, только до крайних домов. Ещё можно пройти через городской парк. Собственно, там этих девиц и нашли.

Зыкова глянула на Новикова, молча спрашивая, всё ли понятно. Он коротко кивнул.

– Но есть проблема. – Зыкова поставила локти на стол и подалась вперёд. – Дело в том, что… как бы это объяснить… – Она глянула на Чумазина.

– Они убиты, – тихо проговорил полковник. – Но вопрос в том, кто это сделал.

– Это всегда вопрос, – медленно произнёс Новиков, переводя взгляд с одного начальника на другого.

– Тут всё сложнее. Есть мнение, что это сделал не человек. – Зыкова сжала кулак и положила на папку.

– Зверь? – спросил Новиков, переставая понимать, что происходит. Такая секретность, важные чины. И всё из-за нападения животного.

– Неизвестный зверь, – почти шёпотом произнёс полковник. – Есть мнение, что это дело рук… хм… скорее, клыков и когтей чупакабры.

– Кого? – не понял Новиков.

– У этих мазычей, которые живут в Слободе, ходят слухи, что на людей якобы нападает чупакабра. – Зыкова постукивала пальцами по стопе папок. – То ли существо из сказок, то ли какой-то мутант. Проблема в том…

– Проблема в том, – подхватил полковник, – что эти слухи могут расползтись по всему городу. Или дальше. А нам это ни к чему. Закрытый город, режимные объекты, сами понимаете.

Ясно, – понял Новиков. Боятся лишиться погон.

– Ваш приезд оказался кстати. – Зыкова достала папиросу. Новиков быстро предложил ей зажигалку, которую всегда носил в кармане как раз для таких случаев, хотя сам не курил. Зыкова благодарно кивнула, закурила и продолжила: – В общем, план такой. Мы вас временно, подчёркиваю – вре-мен-но – поселим в Слободе. Вы там осмотритесь свежим взглядом, вникните в суть.

– Если люди там живут замкнуто…

– Нет, – Зыкова выпустила струю дыма. – Это раньше они там жили обособленно, ещё до Революции. Дома́ построил Сергомасов. Тот самый, первый хозяин завода. Строил для рабочих и инженеров. Своих, конечно. Он же сам из мазычей.

– Что это за народность? – спросил Новиков.

– Дальние родственники мордвы и марийцев. Их в Горьковской области полно́. – Зыкова снова выпустила дым, скривив рот. – Этот Сергомасов был купцом-миллионером. Строил Слободу именно там, потому что лес, который рядом, считался у мазычей священным. Там ещё раньше было их кладбище.

– А теперь?

– А теперь мы всё перенесли, – проговорил Чумазин, стряхивая невидимые пылинки с фуражки, которую положил на стол. – Чай, не в царское время живём, чтобы кого угодно закапывать где заблагорассудится. Всё должно быть цивилизовано и по порядку.

– Божедомка и избушка, правда, пока остались. Руки всё не доходят убрать. – Зыкова затушила окурок и взяла ещё папиросу. Новиков снова протянул зажигалку.

– Божедомка, – опередил вопрос Новикова полковник, – это такая большая яма, куда мазычи скидывали своих невостребованных мертвецов. Она на самой окраине леса. Правда, заросла уже так густо, что и не сыщешь. А избушка – это… хм… в общем, если кто зимой помирал, то их там держали, чтобы землю не долбить. Тёмное было время.

Новиков усиленно вертел в уме шестерёнки, силясь запомнить максимум деталей. Кое-как утрамбовав первую партию информации, спросил:

– И что, эта избушка так до сих пор там и стоит?

– Ну да. Она пустая, и никто к ней близко не подходит. Мертвяков до сих пор боятся. – Зыкова хохотнула.

– Они вообще этого леса боятся, – улыбнулся полковник. – Да и мало кто туда ходит. Ещё и из-за «семёрки». Это зона. За лесом, но в стороне. Кто там на поселении, те на заводе работают.

– А как с этой Божедомки люди до завода добираются?

– С пересадкой на трамвае. – Зыкова затушила второй окурок. – Линию ещё Сергомасов строить начал. Он же передовой был. Да, кстати, его родственнички до сих пор там живут. Ваши соседи будут.

– Не самые ближние, – вставил Чумазин и глянул на Зыкову.

– Ну да, – кивнула начальница. – Самые ближние ваши соседи – это те, кто с вами в одной квартире. Учительница, библиотекарша и наш парень.

– Ваш? – переспросил Новиков.

– Формально он числится надзирателем на «семёрке», работает по сменам. На самом деле, наш человек. Ясно?

– Ясно, – кивнул Новиков.

– А в квартире напротив – отец и дочка Сергомасовы. Вот где проблема. – Зыкова со вздохом повела глазами. – Папаша – учёный, закреплён за НИИ и подшефным заводом. Дочка – художница. Отучилась в Горьком, сюда приехала по распределению. Числится освобождённым работником за домом культуры, ведёт там две группы по рисованию.

– Числится? – переспросил Новиков, глядя на акварельный Ленинград за головой Зыковой.

– Нет, не в этом смысле, – покачала головой Зыкова. – Она же знаменитость, её ещё в школе в Союз художников приняли.

– А такое бывает? – не поверил Новиков.

– Для неё сделали исключение, – пробормотал Чумазин. – Вундеркинд.

Новиков отчаянно пытался запомнить всё услышанное. Но всё равно что-то не складывалось, как разномастные досочки для паркета никак не образуют нужный ровный узор.

– Вундеркинд? – отважился перепросить Новиков. – И по распределению в Добромыслов?

– Угу, – одобрительно помычала Зыкова. – Мы тут с неё, можно сказать, пылинки сдуваем.

– Только не поддавайтесь, – тихо сказал полковник.

– Вот-вот, – кивнула Зыкова. – По виду это очаровательный ребёнок. Но своими выкрутасами вполне может с нас погоны снять. Или жилы вынуть ради развлечения.

– Вы полагаете, она может иметь отношение к делу? – Новиков взглядом указал на папки.

Зыкова и Чумазин переглянулись. Полковник пожал плечами.

– Кто знает, – отвела глаза Зыкова. – Её личное дело отчего-то засекречено.

– Мы полагаем, – подсказал полковник, – что она сюда попала из-за отца. Он диссидент.

– Ссыльный? – догадался Новиков.

– Скорее, под присмотром.

– Я так и не понял одного – эти мазычи, вдруг они меня примут в штыки?

– А, ну да. Мы отвлеклись. – Зыкова выпрямилась. – Там теперь живут не только мазычи. Завод перепрофилировался и расширился, НИИ к нему прикрепили. Город строится. В общем, разного народу там теперь полно. Так что вы не будете выделяться. И ещё – вы, кажется, собираетесь жениться, значит, встанете в очередь на отдельную жилплощадь. Так вот, поживёте пока на Божедомке, а мы за вас потом словечко замолвим, чтобы вам не слишком долго квартиру ждать. В общем-то, жилья у нас хватает.

У Зыковой зазвонил телефон, и она махнула рукой в знак того, что аудиенция окончена. Чумазин быстро попрощался и куда-то делся, а Новиков решил для начала поговорить с медэкспертом, для чего отправился в корпус к криминалистам.

– Зина Батенко, – представилась невысокая рыжеволосая девушка в белом халате. – Вы насчёт чупакабры?

– Здесь что, все уже в курсе?

– А то как же, – заулыбалась Батенко. – Город маленький, все про всё знают. А мне по должности положено.

– И что вы думаете? – устало спросил Новиков.

– Думаю, что нас дурят. – Зина нахмурила брови. – Кто-то напал на девушек с чем-то вроде острой бритвы и скальпеля. Два орудия. Целились в горло и бока, а остальные порезы – так, для отвода глаз.

– То есть, вы уверены, что это – дело рук человека?

– Ну да, – пожала плечами Зина. – Когда я ещё училась, нам как-то привезли охотника, которого медведь задрал. Там совсем другая картина. А здесь – ни шерсти, ни слюны. И порезы слишком тонкие для когтей, и следов зубов нет.

– Может, это неизвестный науке зверь?

Зина в ответ только скривилась.

Новиков поблагодарил экспертшу и поехал на Божедомку. Правда, сначала заскочил на почту дать Лене и родителям телеграммы, что добрался благополучно и уже получил комнату.

Стоя в громыхающем трамвае и держась за поручень, поставил свой чемодан на пол и мысленно вернулся к делу. Две девушки – одна студентка техникума, другая работала на заводе. Между собой знакомы, но крепко не дружили. Занимались во Дворце культуры – одна плясала в ансамбле, другая пела в хоре. Не состояли, не привлекались. Ни брошенных кавалеров, ни завистниц. И кому-то понадобилось их зарезать, да ещё таким чудовищным способом. На трупы Новиков смотреть не стал, ограничился фотографиями в деле. Тела исполосованы так, что их еле опознали.

Если это не чупакабра, то объяснение одно – психический маньяк. Этого не хватало. Такие просто так не останавливаются. А пока Новиков разберётся, в чем суть… сколько их ещё будет.

– Остановка «Городской парк», – произнёс шипяще-дребезжащий голос из динамика.

Новиков пригнулся, чтобы глянуть в окно, быстро подхватил чемодан и вышел. Хотел ехать до самой Божедомки, но передумал. Надо же пройти маршрутом, которым ходили девушки. Почему не сейчас?

Перехватив чемодан, Новиков направился в парк. Кругом распускались ароматные сирени разных цветов – от белого до фиолетового, и под каждым кустом – табличка с указанием названия сорта. Клумбы, карусели. Скамейки, фигурные фонарики. Указатель на танцплощадку. Кафе. Пахнет пирожками. Чистенькие асфальтовые дорожки разветвляются и убегают в чащу смешанного леса.

Майский ветер шумит молодой листвой, солнце делает её малахитовой, отбрасывая кружевные тени. Девушки в лёгких платьях, парни в рубашках с расстёгнутыми воротничками. Гуляют, смеются, едят мороженое.

А совсем недавно здесь нашли два изуродованных тела.

Новиков прошёл мимо закрытой пока танцплощадки. Широкая асфальтовая дорога со скамьями по обеим сторонам привела к выходу: кирпичный забор и сломанные ворота. Ночью сбежать из парка здесь, чтобы никто не видел, – пара пустяков.

За парком начиналась Божедомка, состоящая из весёленьких деревянных, оштукатуренных и аккуратно окрашенных двухэтажных домиков, утопающих в цветущих садиках. Кое-где за раскидистыми яблонями и сиренями даже окон не видать.

Новиков топал по дороге между домами в поисках своего нового жилища, разглядывая окна, уставленные геранями, и дворы со скамейками, песочницами и столиками для домино. Свернул во двор, где у «Запорожца» копошились два мужичка в кепках и трениках.

– Скажите, пожалуйста, я правильно иду к десятому дому? – спросил Новиков, поставив свой чемодан на землю и вытираясь платком.

– Новый жилец, что ли? – поправил кепку один из мужиков. – Ну, с приездом и добро пожаловать. Десятый – это вон тот, – и он указал на салатовый домик в нескольких метрах.

– На завод или на стройку? – спросил второй мужчина, со стуком перебирая инструменты в ящике.

– Нет, я по другой линии. Угрозыск.

Оба мужика синхронно подняли головы от открытого капота.

– Это из-за…? – И один из них дёрнул головой, указывая в сторону парка.

– Мне просто комнату здесь дали. Ну, и дело тоже моё. – Чего отпираться, раз все уже в курсе.

– Я думал, все ваши в общежитии. – Один из мужиков облокотился о крышу машины.

– Мест нет, – солгал Новиков. – Ну, я пойду.

– А что, расспрашивать не будешь? – спросил тот, что швырялся в ящике с инструментом.

– А вы что-то знаете? – Новиков изобразил заинтересованность. Сейчас бы, конечно, помочь им с машиной, но Новиков, к сожалению, в этом ничего не понимал.

– Дык… все знают. – И мужик обвёл промасленной рукой двор. – Распоясалась зверюга. Двоих сожрала. А какие девчонки были.

– Хорошие? – сочувственно подсказал Новиков.

– А то! Валька – моя соседка была. Отличница, матери всегда помогала, их же пятеро у неё. Всегда – здрасьте, до свидания, как ваши дела. А пела как! – Мужик так расчувствовался, что утёр слезу. – Как соберёмся, так она всегда и под гитару, и под гармонь…

– А Катька, – подхватил второй. – Тоже хорошая девка была. Как я в рейсе, так она моей мамаше продукты носила, когда у той ноги отекали. А плясала-то! На всех праздниках – на сцене.

– Кавалеров, поди, много было, – Новиков попытался сымитировать мазычский говор.

– Ну! – возмутился один из мужиков. – Нет, ну захаживали, конечно. Но это всё наши, местные. И никаких там. Постоят у подъезда вечером – да и расходятся.

– А что, раньше эта зверюга уже кого подрала?

– А то! – махнул рукой тот, что с инструментами. – Вон, мой кореш в охотхозяйстве работает, так он говорит, в лесу и следы чудны́е кругом, и есть места, куда даже собаки не ходят. Хвост поджимают и скулят.

– А сколько народу в этом лесу сгинуло! – второй снял кепку, чтобы протереть вспотевшую лысину.

– И не говори!

– А не боитесь тут жить? – осторожно спросил Новиков. – Лес-то совсем рядом.

Мужики помолчали и стали смотреть во внутренности машины.

– Так мы туда не ходим. Никто не ходит. Даже зимой на лыжах.

– И туристы не ходят. И детей не пускаем.

Оба жителя слободы не поднимали взгляда.

– Ну, ладно, мужики. Спасибо на добром слове. Пойду устраиваться. – Новиков пожал две крепкие масленые ладони.

– В какую квартирку-то? – спросил лысый.

– В четвёртую.

– А там разве место ещё есть?

– Главное – не к профессору, – второй, улыбаясь, подтолкнул лысого под бок. – Никак его не уплотнят, буржуя.

– Ну, он большое дело для страны делает, – повёл руками лысый.

– Да я разве спорю, – добродушно улыбнулся его товарищ. – Нормальный мужик, не смотри, что буржуй. Это я так.

– Зато теперь тому, другому, повеселее будет, – рассмеялся лысый. – А то он там с двумя шибко образованными бабами.

– Точно, точно! Ну, бывай! – мужик махнул рукой Новикову и полез под капот.

Новиков, улыбаясь, кивнул в ответ и медленно пошёл к салатовому дому. Окна первых этажей скрылись за черёмухой и цветущими сиренями, от аромата которых щипало в носу. Небольшой пустырь между домами усеяли весёлые желтоголовые одуванчики, чуть поодаль стояла косая балка для выбивания ковров, с другой стороны – песочница и качели.

Стало быть, две порядочные девушки, – рассуждал про себя Новиков. Соседи от них в восторге. Ничего плохого за ними не водилось. Хотя кто будет так просто распространяться? Во-первых, не по-соседски. Во-вторых, никто не хочет быть стукачом, даже если что-то заметил. А в третьих, о мёртвых либо хорошо, либо ничего. Вот и разбирайся как хочешь.

Новиков обогнул десятый дом. Сторона подъездов была теневой, и весёлое майское тепло сюда не добралось. В клумбах, обложенных старым кирпичом, покачивали головками разноцветные тюльпаны и нарциссы. По штакетнику кудрявился и забирался на стену дома плющ.

Новиков обернулся. До соседнего дома несколько метров, кругом ивы и берёзы. У резных крылечек – скамейки. На верёвке сушится чьё-то бельё.

И вроде всё такое милое, дружелюбное. По-соседски тёплое и гостеприимное. Но от земли, от тёмного штакетника, от клумб, от раскидистых деревьев веет стылостью. Как будто земля так и не прогрелась после многоснежной зимы, как будто не оттаяла. Даже ногам холодно. И пальцы мёрзнут. Может, от того, что сюда не попадает солнечный свет. А может, от того, что за тюлевыми занавесками чувствуется движение, но те, кто наблюдают за Новиковым, очень не хотят, чтобы он их заметил.

Новиков поставил чемодан на землю. Поднял голову. В высоком голубом небе плыли подсвеченные золотистым светом белые облака. Верхушки берёз тоже светились, и даже на железных крышах бликами играло солнце.

– Ну, здравствуй, Божедомка, – пробормотал Новиков, опуская голову и зажмуриваясь, чтобы радужные точки рассеялись. – Двоих ты потеряла, а я прибыл, чтобы выяснить, кто в этом виноват. Надеюсь, ты мне поможешь.