Тень ситха

Нить Силы связывает воедино всех живых существ, но более это чувствуешь, когда ты джедай. В воздухе словно остаётся отпечаток человеческого присутствия, вплоть до действий, которые были совершены в этот миг. От Силы не утаить ничего, даже дитя, вынашиваемое в утробе. Но дипломатия и такт последнего попросту не высказали этого вслух. Кеноби лишь улыбнулся напоследок сенатору и покинул её дом. Падме присела на диван, привычно оглаживая живот. Объёмное набуанское традиционное платье скрывало её беременность. Среди окружения никто не должен был знать об этом эпизоде её жизни, хотя Падме догадывалась, что друг Кеноби уже был осведомлён. Нет, Эни поклялся, что никому ничего не расскажет. Здесь играла роль мифическая Сила, к которой у сенатора не было способностей, к сожалению, а может и к счастью. Но вместе с тем, Амидала чувствовала связь с малышом, которого оберегала от посторонних глаз. Она чувствовала его, когда была в печали, когда радость охватывала её или в миг пробуждения.

Приход мужа Амидала почувствовала за минуту до его появления, находясь в одной из комнат дома. Она надеялась, что подарки она успела спрятать надёжно и Энакин не проявит чутье джедая, чтобы снова обнаружить их до дня Святого Валентина.

Энакин ощутил присутствие Кеноби, едва перешагнул порог дома. Он будто столкнулся с учителем в дверях.

«Ах, ты…», — взгляд татуинца потемнел.

Кеноби уже захаживает к его жене без его ведома? Дурной тон.

— Здесь был Оби-Ван, да? — спросил он проходящую мимо жену как можно мягче. Падме улыбнулась, тронув его рукой за плечо.

— Он заходил утром.

День не задался с утра. Не выспавшийся и голодный он провёл несколько часов на заседании Совета, причём его в магистры не собирались посвящать. Более того, о поисках подарка для жены, пришлось просить курьерскую службу, а те, конечно, напутали с заказом и вместо ужина, едва не доставили жене букет каламарианских конфет. Это что же случилось бы со сластёной Падме, съешь она хотя бы один? Всё, он потерял бы трезвость в лице жены, и она ещё долго бы мучила его набуанскими анекдотами, которые сенатор рассказывала ему всякий раз, когда слегка перебирала с алкоголем. Но когда без приглашения в его дом заваливался Кеноби, это уже переходило все границы!

— Что ему было нужно? — тон Энакина по-прежнему был мягок, но в нём уже появились стальные нотки. Однако Падме была занята выбором нарядов, чтобы отреагировать на смену его голоса.

— Он тревожится за тебя, — ответила она.

— Так и сказал? — усмехнулся Энакин, застывая в дверях спальни. Теперь его тон был едва сдержан и всё больше выражал негатив.

Падме медленно обернулась, глядя в упор на Скайуокера.

— Так и сказал. А что такое?

— Он не имеет права…, — Энакин поджал губы, — Когда меня нет дома.

— Но это и мой дом. И я принимаю здесь гостей и в твоё отсутствие, — Падме понимала, куда гребёт Энакин.

— Надо было оставить его в том гадюшнике.

Энакин стал серьёзен.

— О чём ты говоришь? — Падме спала с лица.

— Гандарки. — Энакин недобро улыбнулся. — Они тогда намеревались его сожрать.

— И ты его спас, — взгляд Падме потемнел.

— А надо было? — после минутной паузы вдруг выдал Скайуокер. Брови Падме сошлись к переносице. Губы сложились в тонкую линию.

— Энакин. Ты не должен так о нём говорить. Он твой учитель. Твой наставник. Он вырастил тебя, — глухо произнесла она.

— Если он ещё раз сюда явиться без моего ведома, то я за себя не ручаюсь.

— Ты ревнуешь? — резко осекла его Падме.

— А нужно? — тем же концом кольнул он жену.

Она улыбнулась против воли. Но вот улыбка переросла в безудержный нервный смех и сменилась слёзным потоком. Падме сидела у шкафа с платьями и размазывала по щекам слёзы. Энакин попытался её поднять, но получил кулаком по носу и было за что.

— Как ты смеешь меня ревновать?! Я дала обещание тебе там, в Озёрном краю, а ты…, — всхлипывала она.

— Но я же вижу, как он на тебя смотрит, — вставил свои предположения татуинец и жена лягнула его в ногу.

— Ауч!

— У него есть герцогиня Сатин, дурья твоя голова! Он любит только её. Мы с Кеноби друзья, понимаешь ты это?

Энакин молчал.

Падме была красивой, независимой, упрямой и много мужчин мечтало сложить сердца к её ногам. Она всегда давала повод для ревности. Всегда. Энакину приходилось прилагать много усилий, чтобы не срываться, но сегодня был венец всему. Накануне такого дня, когда влюблённые сердца…

На его запястье сработал сигнал, останавливая поток мыслей. Энакина известили, что курьерская доставка ожидает у дверей.

— Я тебе подарок приготовил, — с видом виноватого лот-кота, Энакин обратился к жене. Падме на него взглянула вскользь.

— Какой? — шмыгнула она носом.

— Пойдём и увидишь.

— В таком виде?!

— В каком? Ты очаровательно выглядишь, — улыбнулся он, поднимаясь и потянул следом за собой Падме.

— Ты издеваешься? — всплеснула она руками, — У меня опухло лицо, потёк макияж, помялся подол платья, растрепались волосы, а ты говоришь, что я очаровательна?!

— Для меня ты всегда…, — Энакин получил тычок в плечо и сердитый взгляд от жены.

— Я должна привести себя в порядок. Подарок подождёт.

И ушла, скрываясь в дамской комнате. Энакин побрёл в сторону выхода и прикрыл за собой двери в спальню.

Служба доставки ожидала у входа два стандартных часа. Энакину пришлось доплатить за время курьеру, чтобы тот вручил сенатору, как полагается, конверт-приглашение на ужин. Разыгрывался маленький спектакль.

— Это же стоит целого состояния — отужинать в этом ресторане! — вспыхнула Падме от счастья, бросаясь в объятия к Энакину.

— Ну, я тут подкопил кое-что и вот…, — выдохнул он смущённо. — Можем ехать?

— Ехать? Сейчас?! Но я же не одета к ужину, Эни! — засуетилась Падме.

— Ты для меня всегда…, — его остановил упреждающий жест жены. Амидала снова хмурилась и поджимала губы. Скайуокер сдался. — Хорошо. Я подожду, сколько потребуется.

— Я мигом.

Её миг растянулся ещё на три часа. Энакин снова доплачивал за ожидание таксисту и держал столик в ресторане за собой. Но ужин вышел прекрасный. От былой ссоры не осталось и следа.

Вернулись они уже за полночь. Довольные и счастливые.

— У меня тоже есть для тебя подарок, — Падме открыла шкаф с платьями и закопалась в них, выуживая припрятанный сверток. Она вернулась в кровать и протянула подарок мужу. Тот осторожно сдвинул шуршащую обёртку и открыл крышку. В коробке лежали каламорианские леденцы.

— Нет, — замотал он головой.

— Да, — улыбалась она.

— Нет, — он попытался отнять конфетку у Падме, ловко выудившую её из коробки.

— Да, — веселилась она, сунув леденец себе за щёку.

— Нет, — обречённо выдохнул он, косясь на Падме. Её взгляд заволокло пеленой. Она пьяно улыбнулась и кинула на пол шуршащий фантик.

— Встречаются однажды шаак и фалумпасет. Шаак и говорит…, — завела старую пластинку Амидала.

Энакин откинулся на подушки и застонал.