Тень света

Вечерние сумерки окутывали старый город выцветшим покрывалом, под которым годами копились пыль и тайна. Узкие улочки сплетались в паутину прошлого, и каждый камень хранил отголосок давно ушедших эпох. Нур блуждал переулками, ощущая себя дрожью на поверхности тишины — несмотря на многоголосую толпу.

Запахи людей витали в воздухе — сладость уличных угощений, терпкость древесного дыма, смутные ароматы тела и пыли — всё сливалось в головокружительный коктейль жизни — пряный, тягучий, беспорядочный. Он был древнее этих стен, тенью среди теней. Но даже он ощущал тяжесть окружающего мира — становилось трудно дышать: небо стало недоступным.

Узкие улочки несли потоки людей, и Нур пошёл осторожно, тщательно выбирая дорогу. Прохожие, сами того не осознавая, расступались перед идущим. Но те, кто случайно поднимал взгляд и видел Нура, стремились оказаться к нему ближе. Нур облизал пересохшие губы, стараясь не показать отросшие клыки. Искушение было велико, но сейчас не место и не время.

Нур остановился на мгновение, когда мимо прошла светлая фигура. Узнавание пришло до того, как их взгляды пересеклись.

— Охота снова в моде? — Голос Нура звучал спокойно и безжизненно.

Другой улыбнулся насмешливо, с холодной иронией.

— Я вышел заранее. Дал судьбе шанс свести нас красиво.

Его усмешка впилась в Нура ледяной крошкой. Он ощутил сети, которыми его связали с этим городом.

— От неё тебе не уйти, — продолжил встречный, словно читая его мысли. — Через три дня мы увидимся снова.

Нур кивнул. Огонь внутри вспыхнул, требуя выхода. Он привычно подавил порыв. Сейчас не время, и давно уже не время.

Погружённый в свои думы, Нур оставил охотника позади. Он шёл вперёд и сдерживал желание раствориться в воздухе над крышами, куда ни один взгляд не в силах дотянуться. Сумерки вдохнули в город новую жизнь. Свет вывесок разливался по тротуарам, словно неон, стёкший с неба, и ещё больше людей вышло на улицы. Их было слишком много, и, словно мотыльков, тянуло на его пламя.

На углу к Нуру подошла девушка с волосами цвета леденцов и смелости.

— Привет! — весело сказала она. — Ты один? Идём с нами в клуб?

Он покачал головой и прошагал мимо, но она догнала его и вложила в ладонь клочок бумаги: «Позвони!»

Её случайное прикосновение пронзило его, он едва заметно вздрогнул. Девушка обеспокоенно посмотрела ему в лицо. Нур улыбнулся, открыто и не сдерживаясь, сил сопротивляться биению её крови не осталось.

Через пару минут успокоенный Нур вышел из безлюдного переулка. Девушка постоит ещё какое-то время с одухотворённым лицом, но быстро придёт в себя. Теперь всю неделю ей будет сиять небо и видеться лишь прекрасная сторона творения. Несколько капель крови и пара едва заметных ран на шее — разве не равноценный обмен?

Дни стали незаметными, как капли дождя. Они скользили мимо Нура, теряя форму и очертания. Тревога ожидания исчезла, уступив место апатии. Даже страх потерял остроту и притупился до рутинного недомогания. Человеческая кровь в его венах делала своё дело: приземляла.

Он проживал эти дни как в тягучем сне: каждое событие повторялось в одном и том же пустом ритме.

В кафе его окликали официанты, предлагая «особый столик», как будто разыгрывали фарс изобилия внимания. Продавцы в магазинах улыбались. На входе в кинотеатр билетёрша подарила пригласительный билет. Все тянулись к нему с таким энтузиазмом и так бесцеремонно, что это выглядело почти как издёвка.

Вокруг него всегда витало ощущение праздника, к которому Нур не имел отношения. Даже встреча с охотником — возможно последняя в его долго-смертной жизни — не вызывала ни страха, ни волнения, лишь предчувствие перезрелой неизбежности.

Нур наблюдал за людьми сквозь витрины и стеклянные двери: они смеялись и пили кофе под огнями гирлянд или танцевали в клубах с яркими вывесками. Казалось, мир звенел от счастья, как разбитый вдребезги хрусталь — даже одиночество было бы наградой среди этого хаоса причастности.

Нур снова стоял на том же перекрёстке — те же сумерки, те же тени… Охотник появился будто из ниоткуда.

— Ты такой же, как все они, — сказал он разочарованно. — Я не хочу такой добычи.

Интонации, с которыми произнесены слова, проникли в Нура глубже, чем он ожидал. Разочарование. Презрение. Прошло столько времени, но эта струна всё ещё отзывается.

— Я помню тебя другим, — в голосе собеседника появилась тонкая нота азарта. — Тень того, кто сам есть свет.

— Довольно, Захариэль, — голос Нура зазвучал песней просыпающегося вулкана. — Я помню себя. Я вспомнил тебя. Напрасно ты искал со мной встречи, но ты её нашёл. Что будем делать?

— Сражаться, — спокойно ответил Захариэль.

— А зачем? Что достанется победителю?

— Победишь ты — оставлю тебя в покое. Если я — отдашь мне Эмет.

Нур пристально и долго смотрел на охотника. Искушение покоем слишком велико. Сколько он уже хранит у себя сокровище, сколько уже таких битв пришлось выдержать? Сколько ещё предстоит? Отступится Захариэль, придут другие.

Наконец Нур кивнул. Они вдвоём вышли на площадь, заставленную небольшими уютными кафе. Все места были заняты, но для них тут же вынесли столик и поставили на улице, прямо у витрины. В стекле отражались оба соперника, что заставило Захариэля гордо приосаниться, а Нура — поморщиться. Сияние их крыльев — двух у Захариэля и шести у Нура — могло бы ослепить людей, по счастью ничего не видевших. Нур отметил, что и Захариэль, похоже, недавно заземлился кровью. Значит, не принимает Нура всерьёз.

Лицо Захариэля стало задумчивым, как у шахматиста на середине партии.

— Ты всё равно пришёл бы ко мне, — сказал он, и в его голосе было больше уверенности, чем вызова.

Нур промолчал. Музыка и человеческие голоса ложились на плечи и волосы, словно безмолвие.

— Старые правила? — В голосе охотника звучали насмешка и предвкушение, дождавшись кивка, он сделал первый ход. — Все стремятся ко мне, чтобы возвыситься, но должны падать, чтобы достичь меня. Кто я?

Посередине площади освободили место для выступления укротителей огня. Группа молодых людей в клоунских нарядах принялась танцевать, время от времени синхронно выпуская огненные всполохи. Их движения были идеально отточены.

— Совершенство, — отозвался Нур.

— Твой черёд, — кивнул Захариэль.

Битва в их истинном обличье уничтожила бы этот мир, к счастью, они давно научились сдерживаться. Люди считают игру в загадки древней, как само человечество. Нур и Захариэль знают: она гораздо, гораздо древнее.

Нур решил не пользоваться своим преимуществом, охотник иногда становится жертвой.

— Моё сиянье ярче звёзд, но тот, кто меня достоин, не видит его.

В круг укротителей огня вышел могучий атлет. В один миг он поднял над головой перекладину, по обеим сторонам которой изящно устроились две девушки в наряде из перьев. Чтобы усилить производимый эффект, юноши в клоунских нарядах повернулись к нему, встали на колени и благоговейно протянули руки к силачу.

— Ты не выучил новых? Ответ — слава.

— Ты мог бы назвать и незаслуженную любовь.

— Разве может любовь быть незаслуженной?!

Нур лишь покачал головой. Исход игры предрешён, нет смысла дальше мучить охотника.

— Я невидим, но веду тебя. Не имею уст, но говорю в тебе. Мне покорны нищие и страшатся цари. Назови меня.

В приступе озорства какая-то девушка из толпы попыталась вспрыгнуть на перекладину. Разумеется, равновесие нарушилось и лишь каким-то чудом атлету удалось мягко опустить помощниц и девушку на землю так, чтобы никто ничего не сломал. Озорная девушка сгорала со стыда.

— Совесть. — Голос Нура прозвучал подавленно.

Захариэль поморщился. Он явно возлагал большие надежды на последнюю загадку, но Нур слишком хорошо знаком с предметом.

— Я мудрость, что рождается в слабости. Я расту, когда ты падаешь. Кто я?

Захариэль надолго замолчал. Наконец, улыбнулся.

— Ты используешь против меня моё же оружие? Ответ — совершенство.

— Я использовал против тебя твою природу, Захариэль. Ты не угадал, ответ — смирение.

Захариэль открыл было рот, чтобы возразить, но люди на площади возликовали, подтверждая победу. Охотник стал жертвой, как уже неоднократно бывало ещё до сотворения мира.

— Прости, Захариэль, просто ты ещё не готов к Эмет.

— Зак. — Нур замолчал и вопросительно поднял бровь, поэтому Захариэль продолжил. — Зови меня Заком. И благодарю за урок.

Нур кивнул и надолго замолчал. Он хорошо понимал, что сейчас чувствует Захариэль, становясь просто Заком. Похоже, встреча с Эмет для него ближе, чем Нур полагал.

Нур собрался уйти, чтобы дать Заку побыть одному, но бывший охотник нехотя остановил его. Он вынул из кармана что-то и вложил в протянутую ладонь Нура крохотный предмет. Арбузная косточка.

Нур брёл по улочкам, не разбирая дороги. Увидев открытую дверь, он сунулся в неё. За дверью располагалась кухня — то ли кафе, то ли ресторана. Уставшие повара притихли и смотрели на вошедшего.

Нур попросил провести его в подвал и никто не стал спрашивать, кто он. Ему позволили спуститься в череду узких катакомб с переплетениями труб над головой и стенами, чей первоначальный цвет не помнит никто.

Как это бывало и прежде, Нур не смог бы вспомнить и рассказать, как нашёл дорогу и что видел. Череда поворотов, дверей, лестниц и чего-то ещё вывели его в слабо освещённые больничные коридоры совсем другого города, совсем другой страны. Персонал больницы также без вопросов вывел его на широкую улицу, пропитанную ароматами сирени и моря.

Ночной клуб манил любителей громкой музыки. Нура он скорее отталкивал, но ничего не поделаешь — надо.

Он протиснулся мимо танцующих тел к подсобным помещениям. За дверью с надписью «Администрация» притаился охранник. Увидел Нура, дёрнулся было остановить, но уважительно кивнул и посторонился.

Дверь наверху приоткрыта. За дверью ждёт его Тами. Подол красного платья стекал со стола, скрывая его сильнее, чем ноги в сетчатых чулках. Всё остальное было прикрыто лучше, но с таким изяществом и так облегающе, что впечатление производило куда сильнее неприкрытого. Нур сдержанно сглотнул, давая понять, что оценил картину.

— Вина? — томным грудным голосом продолжила игру Тами. — Или чего-то более… низменного?

— Нет, я по делу.

— Разве одно мешает другому? — Тами взяла с тарелки, стоявшей на журнальном столике, дольку арбуза и откусила маленький кусочек.

— Зачем ты отправила за мной Зака?

— Уже не Захариэля? Что ж, я даже рада, что так вышло.

— Тами, не юли, какая тебе радость от его попранной гордости и моего беспокойства? Ты знала, что так будет, даже дала инструкцию Заку на случай проигрыша.

— От игры никакого удовольствия без риска, Нур! Страх поражения усиливает радость выигрыша. Так что и страх рождает радость.

— И страх наказания? — Не удержался Нур.

Тами вызывающе облизнулась:

— Видишь, ты отлично всё понимаешь!

Нур развернулся к двери.

— Что, ты только за этим приходил? — Шелест платья подсказал, что Тами соскользнула со стола.

В голосе её не было ни разочарования, ни торжества. Нур сделал вид, что что-то ещё вспомнил.

— Я устал, Тами. Эмет слишком давно со мной.

— Почему бы тебе тогда не отдать его кому-нибудь?

— Ты скоро сама поймёшь.

Глаза девушки заблестели, брови недоверчиво поползли вверх. Нур молча достал свёрток из-за пазухи и протянул ей.

— Только одна просьба, Тами: дождись, пока я уйду. Я не смогу разделить с тобой то, что ты испытаешь. Я не хочу видеть твоё лицо в этот момент. И надеюсь когда-нибудь ты сможешь меня простить.

Тами не слышала слов, не слышала, как Нур закрыл за собой дверь.

Когда оцепенение спало, Тами распорядилась не беспокоить её. Сегодня с управлением клубом справится и заместитель. Она закрыла дверь на замок, занавесила окна. Развернула свёрток и аккуратно, чтобы ненароком не взглянуть раньше времени, положила зеркало Эмет на стол. Сокровище, которое Нур хранил несколько веков, теперь у неё. Нет, конечно, она понимает, что теперь охотиться будут за ней. Но это всё потом, сейчас она может посмотреть, ради чего рисковал тень Светоносного.

Осторожно она приблизилась и заглянула в Эмет. На первый взгляд оно было обычным зеркалом, в нём правильно отражались квадраты потолка. Тами — Тамаэль в прошлом, до своего первого поражения — решилась взглянуть на себя. Из зеркала на неё смотрело обескураженное лицо обычной девушки. Никакого сияния. Никаких крыльев. Ничего, отличающего её от массы людей, каждую ночь стремящихся забыться в танце в её клубе. Зеркало Эмет показывает лишь истину. И истина в том, что она больше не может надеяться. Не она одна больше не слышит Его голос — и не только она: другие тоже глухи к Нему. Нет больше нужды притворяться среди таких же.

Жалость к себе захлестнула девушку, смыв напускное безразличие и уверенность. Злые слёзы потекли по щекам. Хотелось рвать и метать. Хотелось защитить тех, кто ещё не знает. Никому она ничего не расскажет. Никому не позволит смотреть в Эмет.

Но даже мысли об уничтожении сокровища не возникли.

Крик отчаяния разрезал безмятежную ночь и растворился в сиянии полной луны. Казалось, сама ночь не выдержала — в небе появилась трещина. Из неё, спиной вперёд, выпал мужчина — в грязном кимоно, с изогнутым мечом в руке.