Меня зовут Церик, и я самый старый послушник секты Восьми Пиков. Внешнего подразделения секты, если совсем честно. И сегодня мой пятидесятый день рождения. Пятьдесят лет хожу я под небом, тридцать восемь из которых были посвящены секте и самосовершенствованию. Культивации, медитации, полировке дань-таня, называйте как хотите, сути это не изменит. Тридцать восемь лет я закалял своё тело и работал во благо секты, но по итогу смог закалить лишь собственный пофигизм.
Что собственно не мудрено, ведь если из раза в раз делать всё, чтобы подняться на пути культивации, но по итогу зарабатываешь лишь мозоли на руках, да геморрой на заднице от частых медитаций, то либо сойдёшь с ума, либо смиришься с собственной бездарностью. Ну и наколешь десятки кубометров дров, натаскаешь сотни галлонов воды, разгребешь тысячи килограммов дерьма. Ибо негоже, чтобы послушники только медитировали, жрали и срали. Пайку, как и полные мудрости пендели наставников, следовало отрабатывать. Талант же к полировке дань-таня либо есть, либо его нет. Но об этом наивным послушниками, дай Небеса, расскажут только через десяток-другой лет, в лучшем случае. Да и то, по пьяни.
После таких откровений кто-то уходит сразу, сигая с одного живописного обрыва, а кто-то спустя пару лет. Потраченное на тебя, олуха, время и ресурсы секты требуется ещё отработать. В самых же редких случаях используют третий путь. Остаются. Просто батрачат на секту до конца своих дней, коль за её стенами идти некуда, а на перерождение ещё рано. Я как раз один из тех, кто остался. Сирота без роду и племени, из мест столь далёких, что остались о них лишь смутные, неправдоподобные воспоминания. Летящие в небесах железные птицы, башни из стекла… фантазии ребёнка, не более.
Тем более в секте я прижился. Научился сгибать спину, когда надо, засовывая гордость себе поглубже в задницу, интуитивно начал чувствовать, когда у начальства или старших учеников хорошее расположение духа, а когда лучше им вообще на глаза не попадаться. Привык льстить, привык дарить «подарки» в знак «наивысшего уважения» даже самым ничтожным и жалким с моральной точки зрения людям. Одним словом, влился в коллектив.
А вот с культивацией дела шли не очень хорошо. Среди обычных людей и просто молодых послушников ходит активно поддерживаемая наставниками байка, что в полировке дань-таня самое главное – упорство. Упорство и труд. Мол, если приложить много-много усилий, всё получится даже у бесталанных учеников. Ложь. С первого и до последнего слова. Успех в культивации определяет лишь талант. Упорству и труду отходят, дай Небо, лишь пять-десять процентов успеха. По итогу: либо есть талант, либо его нет. И заключается он в умении впитывать и усваивать ци, так называемую энергию мира. Отвечал за это некий особый, не физический орган, называемый духовным корнем. Свойство не тела, но души. У каждого живого существа такой есть, в том числе зверей или растений. И именно от него зависит, станет ли человек успешным практиком или нет.
Об этом мне поведал пьяный вдрызг старейшина внешней секты. Уж не знаю, почему, но тогда меня, и ещё нескольких молодых учеников отрядили прислуживать на празднестве дня рождения этого самого почтенного практика. Подавать блюда, подливать вина, скандировать поздравления по команде. Именно тогда сильно перебравший виновник торжества и раскрыл нам горькую правду. Что все мы здесь неудачники, что внешняя секта – просто отстойник, полный никчемных насекомых. И что любой мало-мальски способный практик второй стадии способен определять ценность духовных корней потенциального соискателя. Надо ли говорить, что у всех присутствующих послушников они были, в лучшем случае, обычными? Теми, с которыми успеха можно достичь, только имея огромное количество денег и ресурсов. Не каждый благородный, а тем более купеческий род такое потянет.
Стоит ли упоминания тот факт, что все присутствующие при той пьяной речи послушники, так или иначе, покинули секту? Все, кроме меня.
– С днём рождения, старый дурак, – лежа на жёсткой лежанке, пробормотал я, глядя в потолок своей хибары. Лежал, вспоминая о прошлом. Событиях, что привели к этому самому моменту. Юбилей, демон его дери…
С кряхтением поднявшись, я неторопливо облачился в собственное, довольно потрепанное одеяние послушника. Надо бы заменить, потратив немного местной валюты. Очков заслуг секты, что присуждаются за всякие полезные этой организации дела. Воды там натаскать, монстров поубивать, бесценные сокровища древних культиваторов притащить. И если последние оценивалось в тысячи и десятки тысяч очков, то первое в одна-два, быть может три за целый день упорного труда, если ответственный будет в хорошем расположении духа. За десяток можно приобрести новую одежду, за сотню – пилюлю наидерьмовейшего качества.
Впрочем, не сегодня. Этот день я посвящу своим порокам. А именно – лени и чревоугодию.
Подойдя к ветхому шкафу, хранящему всякие полезные в быту вещи, я аккуратно снял с верхней полки толстопузый запечатанный сосуд с большим горлом. Не самое дешёвое пойло из близлежащего городка. Следом пошёл увесистый пакетик с лесными орехами. Необычная для здешних мест закуска, но мне было как-то всё равно.
Выйдя из дома с ценным грузом в руках, огляделся. За ночь ничего не поменялось, всё та же полянка неглубоко в лесу, мой небольшой надел. После стольких лет верной службы, а конкретнее: после множество актов жополизания ответственным лицам, мне выделили непыльную должность местного лесника. Место крайне бесперспективное как в плане карьерного роста, так и в плане личного обогащения. Духовные травы здесь почти не росли, чай не вершина какого-либо пика под боком Бессмертного, мистического зверья тоже не водилось. Просто кусок лесистой местности на пологом склоне, очерченный некрупной, текущей с гор речушкой. Из обязанностей: гонять невольно заблудших в эти места обычных смертных, указывать обычным послушникам места для вырубки да сообщить главным, коль заведётся какая-нибудь нечисть. Последнее, если переживу встречу с этой самой «нечестью». Впрочем, все те годы, что на секту батрачу, ничего крупнее обычной лисицы в эти места не захаживало. Фон духовный не тот. Слишком скудный.
– Ну, с юбилеем, – усевшись в скрипучее, самодельное кресло, сам себе отсалютовал я сосудом, а после сорвал с него тряпичную печать. В нос тут-же ударил ядрёный сивушный аромат. – Уф… хороша. Самое то, чтобы в одиночку нажраться до свинячьего визга.
Я сделал глоток, а после закинул в рот горсть орехов, скривившись. Горький, словно моя жизнь, вкус. Уже пятьдесят, но нет ни семьи, ни друзей. Последние либо мертвы, либо покинули секту, либо… либо не считают нужным вспоминать о тех, кто остался на дне. Да, был я дружен с самым настоящим талантом в своё время. Когда ещё жива была надежда на возвышение. Если судить по скорости культивации, то он был гепардом на фоне больных улиток. Пока я с горем пополам вступал на путь, пытаясь закалить тело, он уже гонял ци по своим венам. И что мы тогда только не пережили… подставы и драки со «старшими» послушниками. Противодействие со стороны старейшины, что хотел поставить выскочек на место. Подростковые братания за чаркой самого дерьмового байцзы, которое я когда-либо пробовал. Тогда казалось, что мы со всем справимся. Что ухватили судьбу за её вертлявую задницу, а госпожу удачу за грудь. Он, этот талант, внушил нам это. И даже когда его отравили, и всё висело на волоске, нам удалось справится. Всей честной компанией мы работали на износ, сложили наши очки заслуг и скупили столько пилюль, сколько смогли, лишь бы наш лидер, наш свет во тьме выжил. Как же это было наивно…
Всё это время лишь один человек был баловнем судьбы, а мы же стали просто орудиями его восхождения. Ступенькой в самом начале пути. Он сумел пробиться в секту, стал настоящим учеником. Мы же, «названные братья», остались здесь, теша себя ложной надеждой, что скоро к нему присоединимся. Если не сами, так с его помощью. А годы шли. Десятилетие за десятилетием, во время которых я не раз видел похожую картину. Выделяющийся из толпы претендент, один или с компанией жалких прихлебателей, проносится по этому зловонному болоту, даря дуракам и глупцам ложную надежду. Мерзость. Хуже них только девушки-культиваторы. О последних даже вспоминать не хочется, ибо с собой они несут лишь многочисленные невзгоды на головы несчастным скромным адептам.
Да, много со мной горьких воспоминаний. И каждое из них я провожал глотком не менее Горького пойла, прикрыв начавшие слезиться глаза.
– Эх… и на что свою жизнь растратил? – в сердцах бросил я, делая очередной глоток, глуша в душе просто океаны горя вперемешку с тоской и глухой ненавистью. – На сраную, насквозь лживую секту, почти полностью состоящую из…
И тут я открыл глаза. Не знаю, что именно меня на это сподвигло, но веки послушно поднялись, являя мне картину совсем необычную. Прямо посреди моей полянки стоял человек. Ну, как стоял, парил. Верхом на массивном диске, в котором я с трудом узнал крупного размера округлый щит. Бессмертный культиватор явился к порогу моей халупы… это было бы смешно, если бы не было так страшно. Он… давил. Одним своим присутствием словно по пуду стали на каждое плечо наваливал. Точно мои слова слышал, по другому быть не может.
– Ты… – первым заговорил Бессмертный, неторопливо подлетая поближе. Богатые одеяния, длинные, заплетенные в несколько замысловатых косичек волосы до лопаток с рыжеватым отливом, пронзительно голубые глаза на молодом, без толики изъяна лице. Нет, точно не один из моих талантливых знакомцев-ублюдков. – Ты самый старый из ныне живущих послушников?
– Всё так, господин… – сопревшим голосом ответил я, даже не пытаясь встать или, тем более, согнуться в почтительном поклоне. Подобные мысли из головы просто вылетели под гнётом обстоятельств вперемешку с алкоголем.
– Хм… не узнаю твоего лица, – окинув меня взглядом, сказал незваный, но очень могущественный гость. – Далин, Бу Дэнань, Вора Тэн, Зу Джэ Зин. Тебе знакомы эти имена?
– Нет, почтеннейший, никогда их не слышал, – меня потряхивало. Тело начинало стремительно трезветь, а я, кажется, седеть.
– Да… видимо мои тренировки заняли куда больше времени, чем я рассчитывал, – идеальное лицо мужчины скривились, во взгляде появился лёгкий налёт грусти. – Небо, воистину, безжалостно. Наставница велела разобраться со всеми земными тревогами и усмирить сердечных демонов, возникших из старых, почти позабытых клятв, но я опоздал. Ха… ха-ха-ха!
Пока адепт пути, что зашёл неизмеримо дальше меня, смеялся, вскинув лицо к небесам и рукой прикрыв глаза, я думал. Даже, скорее, гадал, пронесёт или нет. Вот уж действительно, отличный подарок на день рождения. Всю жизни ни разу их не видел вблизи, а тут на тебе. Приперся на праздник жизни, чтоб её…
– Довольно ироничный поворот судьбы не так ли, несущий хулу смертный? – а, нет, не пронесёт. – Мне стоило бы убить тебя, а душу развеять прахом во искупление оскорбительных слов, но пока не время. Моё возвышение стоит на кону, и оно в руках отравляющего сердце демона. Даже весть о скоротечности века смертных… не принесла избавления. Я должен одарить достойнейшего из ничтожных, раз те черви посмели сгинуть.
Не мне он говорил эти слова, определённо. Я в его глазах нулевая величина. Слова предназначались ему же самому.
– Как твоё имя? – наконец, обратился ко мне Бессмертный. – Говори. От этого зависит: сдохнешь ты в мучениях, умрёшь безболезненно или получишь шанс протянуть чуть подольше.
– Здесь меня все зовут старик Цзэ, – ответил я глухо, мысленно прощаясь с жизнью. – Или Цзэ Рик на манер этих земель. Настоящее имя Церик. Без фамилии, просто Церик.
– Цзэ… старик Цзэ… Цзерик, – словно пробуя имя на вкус, несколько раз произнёс его мужчина. На его лице промелькнула усталая усмешка. – Да, определённо. Это имя мне слышать доводилось из уст младших. Не стоит мне понапрасну множить обиды…
Незнакомец замолчал, явно что-то обдумывая. Я тоже молчал. Даже дышал через раз. Страшно, очень страшно. Но, вроде, убивать больше не собирается. Слава Небу! Как только уйдёт, вознесу хвалу всем ушедшим далеко вперёд не без моей, пусть и чисто номинальной, помощи засранцам. Помянули старика добрым словом, жизнь спасли.
– Решено! – наконец, принял решение Бессмертный, задорно хлопнув в ладоши. На его лице появилась довольная улыбка. – Пусть Небеса определят твою судьбу.
Он щелкнул пальцами, в тот же миг над его раскрытой ладонью завис странный, покрытый трещинами и надломами шарик отдалённо напоминающий пилюлю. Вот только не светятся пилюли изнутри болезненным фиолетовым светом, от которого в ушах возникает похожий на шёпот тысячи едва уловимых голосов гул, а глаза не начинают слезиться.
– Надломленное семя Хаоса, – охотно пояснил истязатель, вот только эти названия мне не говорили ровным счётом ничего. – Искажённое пространством, сломанная судьба. Ничтожное сокровище и бесценный мусор в одном лице. Способна обратить немощь в силу, успех в неудачу, культивацию в прах, а неудачу в сущий кошмар наяву. Случайно нашёл во время разграбления одного древнего массива. Никчемное бесценное сокровище, но лишь безумец решит иметь с ним дело по собственной воле. Я так и не решил, что с ним делать. Оно жгло мне руку. Но ты развеял мои сомнения, смертный. Спасибо. Сегодня оно, как и ты, послужат высшей цели. Моему успешному прорыву на следующую стадию культивации. Можешь гордиться, я запомню твое имя, смертный.
– Последнее слово… – поняв, что дело дрянь, решил под конец узнать, кого именно мне «благодарить» в посмертии. – Вопрос.
– Задавай.
– Кто именно из младших братьев говорил моё имя? – с горечью поинтересовался я, в принципе, зная ответ. Только с одним «талантом» был достаточно близок, чтобы он меня, хотя бы, сразу не забыл.
– Братьев? – немного по птичьи склонил голову набок Бессмертный. – Я не говорил, что это были братья.
От его слов внутри что-то ухнуло. Словно желудок вместе с сердцем провалились куда-то в пятки. Это просто не могло быть правдой… так не бывает...
– Одна… милая младшая сестрёнка довольно часто повторяла твоё имя, – пояснил мужчина, чьи губы искривились в довольно таки… сочувствующей улыбке. – И Небо мне свидетель, такой злой целеустремлённости я не видел даже у демонических культиваторов. Что-ж, пришло время добавить в твою жизнь немного Хаоса. Сначала будет больно, затем намного хуже.
***
– Пля-яя-яя… – вырвался из моей пересохшей глотки протяжный стон. Сказать, что мне было плохо, значит вовсе промолчать. Меня мутило, трясло, горло по сухости могло посоперничать с пустыней. – Что ж я маленьким не сдох…
Рукой нащупав нечто пузатое и булькающее, судрожно потянул это к себе, частично пролив содержимое, а после жадно присосался к спасительной ёмкости. Сделал пару смелых глотков, а после с воплем выплюнул изо рта не успевшую ухнуть в желудок дрянь.
– Ааа, кх-тфу… – кое как проморгавшись, я оттолкнул кувшин от себя подальше. – Боги… что случилось?
Перед глазами летали цветные «мушки» на фоне алеющего закатного неба. Ещё и чёртова гора нависала тёмной громадиной, будоража кое-как улегшиеся воспоминания. Большая часть которых были, мягко скажем, неприятными.
Начать, хотя б, с того, что я старый кусок никому не нужного дерьма. Почему-то критичное осознание этого неприятного факта пришло именно сейчас. Комплектом к иному… пласту информации, что существенно так раздвинул моё мировосприятие. Узрел, так сказать, новые горизонты. Хотя, скорее уж, прочувствовал глубину той выгребной ямы, в которой невольно оказался пятьдесят лет назад.
Зато летающие по небу стальные птицы и башни из стекла теперь точно не плод болезненного детского воображения. Бл*дь…
Правда прежде, чем начать материть окружающую меня действительность, я, приподняв голову, огляделся. Вроде никого.
– Достопочтенный Бессмертный, вы ещё здесь? – тишина. – Господин? – нет ответа. – Ну и катись, с*чий в*блядок! Аааааааааа, как же я всех вас **** ****** ******** ********* ********!!!! – ради конспирации, орал я всё это на языке чуждом местному люду. – И ваших матерей! И матерей ваших матерей! Фух… ох… кажись, охрип…
Полежав ещё немного, я попытался подняться на ноги. Мир качнулся, в груди что-то мерзко булькнуло. И это что-то было явно не остатками задержавшегося в организме алкоголя…
Перед глазами снова всё поплыло. Мир размылся, распался на мириады сияющих искорок, висящих среди бесконечного ничего. Картина столь грандиозная и прекрасная, что можно любоваться ею целую вечность, не отводя взгляда. Словно целая вселенная предстала перед глазами без конца и края.
Но момент спокойного блаженства не продлился и секунды. Силы покидали тело, словно вытекающая из дуршлага вода. Одна из искорок вспыхнула особенно ярко, и я снова оказался на родной полянке. На этот раз совсем без сил. Не мог даже стоять, а потому кулем рухнул обратно на грешную землю, содрогаясь от боли немного ниже солнечного сплетения. Но одновременно с этим пришло понимание, что у меня есть… что-то. Стоит только захотеть, протянуть руку и…
В тусклой фиолетовой вспышке на траву рухнуло нечто. Предмет белый, продолговатый, с надписями и красочными картинками.
Вытянув руку, я осторожно подвинул к себе это нечто.
– До-ши-рак… – по слогам прочёл я слезящимися глазами самую большую надпись.
Накатившего следом болезненно-яркого осознания хватило, чтобы измученное тело, наконец, потеряло сознание. Снова…