Солнце как всегда, светило жарко. Легкие листики покачивались на деревьях, шорхаясь о стволы. Громко ревел Петух. Петух был боровом, ездовым кабаном одного из посетителей и сейчас что-то устал в загоне. И не удивительно — таверна называлась в его честь. В ней, таверне «Вонючий боров» было тихо, как в гробу, если, конечно, гроб регулярно мыли пивом. Воздух густел от ароматов жареного мяса, дешевого эля, мокрых половиц, и недорогого мыла. За стойкой, полируя пятно тряпкой с усердием палача рубящего головы, копошился хозяин заведения — гоблин по имени Зубдиг. Его длинный нос вздрагивал от напряжения. Зубдиг достиг того положение в обществе, когда орать неприлично, а улыбаться уже не обязательно, так что тереть стойку — все, что ему оставалось.

В углу, на стуле, который прямо стонал под непомерным весом громче, чем невеста в первую брачную ночь, сидел орк Гарз. Покачиваясь, он медленно потягивал из кружки нечто густое и зеленоватое, а в его мощном хрюсле красовалось массивное бронзовое кольцо.

Зубдиг, наконец, не выдержал. То ли скука, то ли прожитая неделя дали о себе знать. Он подошел к столику, указывая тряпкой на нос орка.

— Слушай, Гарз, я тут подметил одну вещь. Ко мне заходят самые отчаянные головы с большой дороги. И у всех, с кем приключается беда, есть одна общая черта. — Гоблин таинственно понизил голос. — Кольцо в носу. Прямо как у тебя. Это… это какое-то проклятие, что ли?

Гарз хрипло рассмеялся, и его кольцо подпрыгнуло.

— Проклятие? — Гарз схватил гоблина как обезьяну и усадил его перед собой. — Нет, зубастик. Это не проклятие. Это диагноз. Для не-орков. Хочешь, расскажу? Налей еще.

Зубдиг, заинтригованный, спрыгнул со стула и налил орку еще кружку. Потом присел на табурет.

— Видел я одного человека, — начал Гарз, отхлебнув пены. — Купец, богатый, щеки в бархате. И в носу у него — ма-а-аленькое золотое колечко. Черт его знает, как он его заделал. Может — память о бывшей, может спор с другими купчинами, но мне сказал — модно, значит. И вот заявляется он как-то в пещеру к огненному саламандру, торговать жемчугом. Саламандр — создание горячее, разговорчивое. Раздувает ноздри, чтобы рявкнуть погромче, и — хвать! — магнитной силой притягивает это золотое колечко прямо к кончику своего раскаленного носа. Чего? На золото магнит не работает? Да еще и от нагревание теряет свойства? Так то простой. А это саламандровский! Он у тебя монеты из кармана вытянет — не заметишь. Человек, естественно, визжит. Тянет за кольцо, саламандр тянет голову. А тут магия! Рраз — кольцо скопировалось! Получилась золотая цепь между идиотом и ящерицей. Саламандр в ярости крылья раскрыл и фьють в окно. В итоге купец улетел прочь, пристегнутый к носу чудовища, как кошелек на цепочке. До сих пор, говорят, носятся по горам. Мода.

Гоблин подавился собственной слюной. Мысль о толстом человеке почему-то заставила его проголодаться.

— А еще был тут у нас эльф, — продолжил Гарз, наслаждаясь эффектом. — Поэт. Весь такой из себя утонченный, с серебряным ободком в ноздре. Утверждал, что это помогает ему «слышать музыку сфер». Каких-таких сфер, торговых что-ли? Но он решил, что непременно добьется, того что услышит. И услышал. Шел по лесу, напевая оду мху, а навстречу — сухопутный спрут-медвежатник. Вроде семирука, но еще страшнее. Тварь, понятное дело, блестяшку в носу эльфа приметила. Щупальце — хвать! — за кольцо. И потащила бедолагу в свое логово, как кольцованного бычка за нос. Эльф теперь, наверное, украшает чью-то коллекцию, а его «музыка сфер» — это треск собственных костей.

Зубдиг уже не улыбался. Он смотрел на кольцо в носу Гарза с суеверным ужасом.

— Ну и тролль, — орк махнул рукой. — Глупый, как пробка от бутылки. Вставил себе в нос железный прут, с кулак толщиной. Для солидности. Тут верю. Шел, почесал за ухом, рука соскользнула да и задела это украшение. Сильно. Прямо в мозг. И, видимо, переключила там какой-то рычаг. Теперь этот тролль уверен, что он — изящная фарфоровая ваза. Стоит на перекрестке в позе, боится пошевелиться, чтобы не треснуть. Птицы на нем гнезда вьют. Как он ест? Да птиц и ест, с ума не совсем сошел, а толку?

Повисла тишина. Гоблин молчал, переваривая услышанное. Его взгляд перешел с носа орка на его пустую кружку. Подлив посетителю, Зубдиг решился.

— Жуть какая… — прошептал он наконец. — Так зачем же тебе это… этот якорь для несчастий?

Гарз широко ухмыльнулся, обнажив бивни. Он громко ткнул себя толстым пальцем в грудь, где под кожей играли бугры могучей мускулатуры.

— Потому что я — орк! — прогремел он так, что зазвенели стаканы за стойкой. — Для нас это древняя традиция! Кольцо в носу — чтобы враг к нему потянулся, мог за него ухватиться, когда я буду рвать ему глотку зубами! Это вызов! Это проверка на прочность! Это чтобы все знали — мой нос выдержит любое дергание, потому что за ним стою я! У нас череп — во! Никакое кольцо не выдерешь, даже мифриловое.

Орк выпил кружку и с силой хлопнул ей по столу.

— А ваши хлипкие человечьи, эльфийские и даже тролльи носы… — он презрительно фыркнул, и кольцо весело подпрыгнуло. — Они для этого не предназначены! Не орки вы. Вот ваш мозг и сдвигается от такой ответственности. Вы ее не вытягиваете. Буквально. Ты тоже, хоть и гоблин. Только орк так может.

Гарз откинулся на спинку стула, которая жалобно затрещала, и разразился громовым, раскатистым смехом. Он смеялся над глупостью не-орков, над их слепым копированием, над тремя историями (которые сам расказал) несчастных глупцов и их злосчастных колец.

Зубдиг посмотрел на могучее, ухмыляющееся лицо орка, на его непоколебимое кольцо, налитые кровью глаза и прокрутил в мыслях слова, связанные с этой древней традицией. Потом медленно отполз назад, к своей стойке. Да и больше никогда не думал о том, чтобы сделать пирсинг. Некоторые традиции лучше оставить тем, кто для них создан.

Загрузка...