Тепло прошлогоднего солнца

'Господь изменил вашу жизнь. Сохранить?

Да/Нет/Отмена'

Руководство пользователя Реальности, FAQ

Первое сентября. Великий и ужасный день, когда толпы выспавшихся за лето, посвежевших студентов сбиваются в гудящие стаи и заполняют коридоры универа. Я сижу в огромной поточной аудитории, амфитеатром уходящей вверх, и чувствую себя зрителем в кинотеатре, который пришел на тысячный повторный показ давно заученного фильма. Тот же гул голосов, тот же запах пыли и дешевого парфюма, те же солнечные зайчики, пляшущие на старых деревянных партах. Все до тошноты знакомо. Я знаю, что парень в третьем ряду слева сейчас громко чихнет, а девчонка с розовыми волосами уронит свой телефон. Спорим?

Секунда. Две. Три.

Апчхи! Звук разносится по аудитории, и несколько голов оборачиваются. Следом — тихий стук пластика о дерево. Розоволосая чертыхается и лезет под стол. Бинго. Я даже не улыбаюсь. Какой смысл, если ты единственный, кто знает, что шутка повторится еще бессчетное количество раз? Это не дар, не суперсила. И я в нем — главный и единственный актер, застрявший на съемочной площадке.

Рядом со мной сидит Лена. Моя девушка в этом… заплыве. Она полна энтузиазма, ее глаза блестят в предвкушении нового учебного года, новых открытий и всего того дерьма, которым пичкают себя обычные люди, чтобы не сойти с ума от рутины. Она сжимает мою руку, ее ладонь теплая и немного влажная от волнения. Мне бы ее чувства. Хоть на денек.

— Представляешь, Егор, мы уже третьекурсники! — шепчет она мне на ухо, ее дыхание щекочет шею. — Время летит так быстро! Кажется, только вчера мы подавали документы в абитуру.

Я выдавливаю из себя нечто похожее на улыбку и киваю.

— Ага, пролетело незаметно.

Для тебя, милая, незаметно. А для меня оно тянется, как расплавленная резина, склеивая дни, месяцы и годы в один бесконечный, липкий ком. Иногда я помню 'вчера' так отчетливо, будто оно было десять лет назад. Потому что так оно и есть. Может, и больше. Я давно сбился со счета. Иногда мне кажется, что я родился в этой аудитории и умру здесь же, под монотонное бормотание профессора Баринова. А иногда 'сегодня' похоже размазанное изображение, составленное из наложенных друг на друга сотен расплывчатых полупрозрачных событий и их теней. Плата за откаты, и с этим ничего поделать нельзя. Во всяком случае, я не нашел способа.

Кстати, о птичках. Дверь со скрипом отворяется, и на кафедру, шаркая ногами, взбирается он, Баринов. Седой, сутулый, в неизменном твидовом пиджаке, который, кажется, старше меня раза в три. Он ставит на стол потертый портфель, достает очки в роговой оправе, протирает их платочком. Раз. Два. Три. Надевает. Четыре. Пять. Откашливается в кулак. Сейчас будет его коронная шутка про гранит науки и больные зубы. Каждый. Чертов. Раз.

— Ну что, орлы, готовы снова грызть гранит науки? — его голос скрипит, как несмазанная телега. — Только смотрите, зубы не обломайте, стоматология нынче дорогая! Ха-ха.

Пара человек на передних рядах вежливо хихикает. Лена тоже улыбается. Я смотрю на профессора и чувствую, как внутри поднимается волна глухой, всепоглощающей тоски. Он умрёт от инсульта, но я не помню точную дату. А сейчас профессор стоит передо мной, живой и невредимый, и снова травит свою бородатую шутку. А я сижу здесь и знаю об этом. Один во всем этом огромном, ничего не подозревающем мире. Одиночество — это не когда ты один в комнате. Одиночество — это когда ты один в своей реальности.

Лена толкает меня локтем в бок.

— Чего ты такой? Все в порядке?

Ее лицо выражает искреннее беспокойство. Она хорошая. Добрая, заботливая. Но она — лишь часть декораций. Призрак из прошлого, которое для меня стало настоящим. Я не могу поделиться с ней ничем. Невозможно объяснить ей, что мое внимание к ней, ее забота, наша вроде бы любовь это всего лишь сценарий, который я могу переиграть снова и снова. Да и не нужно ей этого объяснять, ничего хорошего из этого не выйдет. Я знаю. пробовал пару раз.

— Все окей, просто не выспался, — вру я. Самая частая ложь в моем репертуаре начинается со слова 'просто'. Удобная и универсальная. 'Просто не выспался. Просто нет настроения сегодня. Просто я такой, детка'. — Всю ночь втыкал в сериал.

— Опять? Егор, ты же обещал, что с началом учебного года станешь ложиться пораньше, — она укоризненно качает головой, но тут же смягчается. — Я боюсь, что следующую сессию мы может не справиться, потому что на третьем курсе предметы сложнее, и учить больше нужно. Ты же чуть не вылетел летом!

— Договорились, — киваю я, зная, что этого не будет. Не потому, что я не хочу. А потому, что сегодня вечером мы пойдем на вечеринку к Стасу, напьемся дешевого пива, она уснет у меня на плече в такси, и я отвезу ее домой, где она живет с родителями, далеко за полночь. Ничего нового.

Профессор начинает лекцию. Теория поля, уравнения Максвелла. Я мог бы сам прочитать эту лекцию вместо него, слово в слово, со всеми его оговорками и паузами. Мой мозг автоматически отключается, уходя в привычный режим ожидания. Я скольжу взглядом по лицам однокурсников. Вот Макс, качок, который в ноябре сломает руку на тренировке. Вот Оля, зубрила, которая рискует завалить этот предмет на следующей сессии в январе, потому что перед Новым годом ее накроет нервный срыв. Справится ли она? Скажу честно — не знаю. Меня там не было. Я хотел сказать — меня не было тогда. А эта парочка на задней парте — они расстанутся в октябре, громко и со скандалом. Я знаю их будущее. Маленькие, незначительные фрагменты их жизней. А свое — нет. Потому что у меня нет будущего. У меня есть только бесконечное прошлое.

И тут я должен признаться, что слишком много у меня этого прошлого накопилось. А память у меня обычная, человеческая. Говорят, в молодости у человека память хорошая (и я с этим соглашусь), но и хорошая память имеет свои пределы. Моя так точно имеет.

Иногда я пытаюсь что-то изменить. В одном из циклов я предупредил Макса, чтобы был осторожнее в зале. Он посмеялся и назвал меня параноиком. Руку он все равно сломал, только вроде бы неделей позже. В другой раз я попытался помочь Оле с учебой, подкидывал ей материалы, объяснял сложные темы. Она все равно сорвалась. Словно мир обладает какой-то инерцией, невидимой силой, которая возвращает все на свои места. Можно изменить мелкие детали, но не общую картину. Река времени все равно будет течь по своему руслу, а я — просто щепка, которую несет этим потоком.

За спиной раздается шепот.

— Слышь, а к Стасу сегодня идешь, начало третьего курса отмечать?

— А то! Говорят, он новый саундбар купил, качать будет что надо!

Я мысленно усмехаюсь. Саундбар сгорит через час после начала вечеринки, потому что кто-то прольет на него пиво. Этот 'кто-то' — парень, который сейчас хвастается предстоящим весельем. Ирония. Моя жизнь полна такой иронии. Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно. Я чувствую себя стариком, запертым в теле двадцатилетнего парня. Моя душа покрылась морщинами от сотен прожитых лет, в то время как мое лицо остается гладким. Вечная молодость, о которой все мечтают, оказалась пыткой.

Я закрываю глаза. На мгновение. Всего на одно мгновение, чтобы отгородиться от этого заезженного спектакля. Но даже за закрытыми веками я вижу все то же самое. Эта аудитория. Эти лица. Этот день. Он впечатался бы в мое сознание, как татуировка, столько раз игла времени колола меня. Но моя память не идеальна, я же говорил? Кожа обновляется, уничтожая мелкие детали этого рисунка. Лекция тянется бесконечно. Я не слышу слов, только гул, который сливается с шумом в моей голове. Шум прожитых и непрожитых жизней. Единственное, что меня сейчас волнует — это новогодняя ночь. Момент, когда куранты бьют двенадцать. Момент выбора. Снова нажать на 'Повтор' или рискнуть и пойти дальше, в неизвестность? В прошлый раз я рискнул. Я был счастлив. А потом… странный этот год. Я ещё не решил. Четыре месяца впереди, посмотрим.

Я резко открываю глаза. Нет. Не думать об этом. Не сейчас. Сейчас нужно просто пережить этот день. Потом следующий. Пока не появится возможность решить. Лена снова что-то говорит, но я не слушаю. Я смотрю в окно, на желтеющие листья деревьев. Осень. Снова осень. И я снова здесь, в начале пути, который знаю наизусть. И это знание немного бесит.

***

Лекция Баринова закончилась, как и всегда, на пять минут раньше. Студенты, словно сорвавшиеся с цепи, хлынули из аудитории, заполняя гулкий коридор шумом, смехом и обрывками планов на вечер. Лена, все еще держа меня под руку, щебетала о какой-то новой кофейне, открывшейся за углом. Ее энтузиазм был заразителен для всех, кроме меня. Я кивал, вставлял дежурное 'угу' и 'надо будет зайти', а сам сканировал пространство привычным, отстраненным взглядом. Все на своих местах. Вот рыжая Аня из параллельной группы кокетничает с долговязым программистом. Через неделю она будет рыдать у него на плече, а он будет неловко ее утешать. А вот сам Стас, организатор сегодняшней пьянки, громко рассказывает анекдот, который я слышал уже раз двадцать.

— Ты меня вообще слушаешь? — Лена легонько тряхнула мою руку, выводя из транса. — Я говорю, там лавандовый раф, говорят, обалденный. Пойдем после пар?

— Пойдем, конечно, — соврал я. Я знал, что после пар мы не пойдем ни в какую кофейню. Стас перехватит нас у выхода и потащит за собой закупаться пивом для вечеринки. Лена немного поспорит для приличия, но в итоге согласится. Всегда соглашалась.

Взгляд зацепился за знакомую фигуру. Профессор Волков, преподаватель аналитической геометрии, спешил по коридору, прижимая к груди пухлую картонную папку. Старикан был вечно рассеянным и неуклюжим. Сейчас он дойдет до поворота, столкнется с вылетевшим из-за угла первокурсником, и папка полетит на пол, разбрасывая листы с формулами, как осеннюю листву.

Классика жанра.

Я даже притормозил, готовясь к неизбежному. Секунда, другая… Есть! Столкновение. Папка взлетает в воздух. Листы, десятки листов, веером разлетаются по грязному линолеуму. Первокурсник что-то мямлит, извиняется и, не помогая, несется дальше. Несколько студентов проходят мимо, брезгливо обходя бумажный хаос. Волков сокрушенно кряхтит, опускаясь на колени. Все по сценарию. Я ждал, что сейчас мимо пройдет та самая девушка, чьего имени я не знал, бросит беглый взгляд и скроется в толпе. Так было всегда.

Но она не прошла мимо. Она остановилась.

Невысокая, стройная, с каштановыми волосами, собранными в небрежный хвост. Я видел ее раньше, сотни раз. Она была частью массовки, статистом. Но сейчас она шагнула вперед, присела на корточки рядом с профессором и начала быстро собирать разлетевшиеся бумаги. Мой мозг, привыкший к абсолютному детерминизму, дал сбой. Это было как увидеть грамматическую ошибку в священном тексте. Невозможно. Неправильно.

— Ох, спасибо, милочка, спасибо, Катя, — бормотал Волков, его руки дрожали. — Такой неловкий, старый дурак…

— Ничего страшного, с кем не бывает, — ее голос был тихим, но уверенным. — Вы не ушиблись? Давайте я помогу вам все сложить.

Лена потянула меня за рукав.

— Егор, ну чего ты застыл? Мы опоздаем на следующую пару. Пойдем.

Я не слышал ее. Я смотрел на девушку. На то, как аккуратно она складывает листы в стопку, как подает их растерянному профессору. На ее лице не было ни тени брезгливости или раздражения. Только спокойное участие. Она поднялась, отряхнула колени и, улыбнувшись Волкову, пошла дальше, смешавшись с толпой. Мир вокруг меня на мгновение замер, а потом обрушился с новой силой. Что это было? Сбой в матрице? Случайная флуктуация, погрешность в вычислениях?

Все остальные люди в этом коридоре, в этом универе, в этом городе — предсказуемые автоматы, роботы, действующие по раз и навсегда написанной программе. Их действия, слова, эмоции повторялись из цикла в цикл с маниакальной точностью. Я был единственным, кто обладал свободой воли, и это было моим проклятием. Но она… она поступила иначе. Она сломала скрипт.

Мое сердце забилось чаще. Кто она? Почему она другая? Эта мысль была настолько дикой и невероятной, что голова пошла кругом. Может ли быть так, что я не один? Этот вопрос был страшнее одиночества. Одиночество было привычным и понятным. А вот наличие второго… второго игрока меняло почти все правила. Или отменяло отсутствие правил.

И тут же, вслед за первым шоком, пришла вторая, более холодная и рациональная мысль. А точно ли я все помню правильно? Память — штука коварная, мне ли не знать? Особенно когда ты проживаешь один и тот же год снова и снова. Детали стираются, смешиваются, накладываются друг на друга. Может, в прошлом цикле она тоже помогла профессору, а я просто не обратил внимания? Был занят своими мыслями, смотрел в другую сторону, говорил с Леной? Это ведь так вероятно.

Я отчаянно пытался прокрутить в голове этот же момент из предыдущих 'заходов'. Коридор, Волков, разлетевшиеся бумаги… А дальше — туман. Я помнил общую канву, но не детали. Я был уверен, что в прошлый раз она прошла мимо, эта девушка. Почти уверен. Но что такое 'почти'? Этого недостаточно. Возможно, мой мозг, уставший от монотонности, просто выдумал это отклонение, чтобы хоть как-то себя развлечь. Создал загадку на пустом месте. Так называемое чувство жамевю̀. «Никогда не виденное» — восприятие знакомого человека или ситуации, как неизвестного ранее.

— Егор! Земля вызывает Егора! — Лена уже не тянула меня, а сердито смотрела, уперев руки в бока. — У тебя все нормально? Куда ты улетел? Привидение увидел?

Я медленно моргнул, возвращаясь в реальность.

— Да… да, все в порядке. Просто задумался.

Привидение. Она была почти права. Я увидел нечто куда более пугающее и интригующее, чем привидение. Я увидел возможность. Возможность того, что мой мир не так прост, как я думал. Или возможность того, что я медленно схожу с ума, и моя память меня предает. И я, честно говоря, не знал, какой из этих вариантов хуже.

Что это сейчас вообще было?!

***

Мы вышли из универа, и осенний воздух, прохладный и пахнущий прелой листвой, ударил в лицо. Лена продолжала что-то говорить, кажется, снова про ту кофейню, но ее голос был для меня фоновым шумом, как гул проезжающих машин или шелест деревьев. Все мои мысли крутились вокруг одного момента, одного кадра, выбитого из общей пленки. Девушка, собирающая бумаги Волкова. Это было неправильно. Это было настолько выбивающимся из общей канвы, что мой внутренний компас, настроенный на абсолютный север предсказуемости, бешено завращался.

Может, я и правда все напутал?

Память — забавная штука. Особенно моя. Она похожа на старый жесткий диск, который много раз перезаписывали. Некоторые файлы целы, открываются без проблем. Я помню ключевые события: кто с кем сойдется, кто расстанется, кто какой экзамен завалит. Но есть и битые сектора. Мелкие детали, которые со временем искажаются. В каком-то цикле Стас спалил не саундбар, а микроволновку. Или это было два разных цикла? А Оля, наша зубрила, один раз все-таки сдала сессию без срыва, после того как я почти силой заставил ее сходить к психологу. Правда, в следующем цикле это не сработало. Или это было до того? Это 'вроде бы' — моё самое страшное проклятье. Непонятно, можно ли вообще с ним бороться хоть как-нибудь.

Кто-то когда-то назвал похожее событий 'дефектом бабочки'. Это когда ты можешь прожить жизнь сотней разных способов, но глобально это ничего в мире не меняет, потому что ты слишком незначителен, чтобы воздействовать на реальность. Я как раз такая дефективная бабочка.

— Егор, ты опять в астрале? — Лена остановилась и посмотрела на меня с беспокойством. — Я уже пять минут рассказываю, как мы с мамой ездили на дачу, а ты, кажется, ни слова не услышал.

— Прости, Лен, — я выдавил из себя виноватую улыбку. — Задумался о физике. Уравнения Максвелла не выходят из головы.

Ложь. Легкая и привычная. Она тут же сменила гнев на милость.

— Ой, да брось ты! Первый же день, а ты уже о парах думаешь. Ты неисправим! Пойдем лучше к тусовке у Стаса готовиться, разгоним твою ученую тоску!

Она потащила меня за руку в сторону магазина, и я поплелся за ней, как баран на веревке. Тоска. Она даже не представляет, насколько глубока эта тоска. Но дело не только в ней. Есть и другая сторона медали, о которой никто не знает. Этот бесконечный 'день сурка' — это ведь не только проклятие, но и своеобразная 'песочница'. Абсолютная свобода без последствий. В одном из циклов я забил на учебу и весь год путешествовал автостопом. Денег не было, ночевал где придется, ел что дадут. Это было одно из лучших приключений в моей жизни. А потом — бац, первое января, и я снова в своей теплой постели, и никаких долгов, никаких проблем. С чистого листа.

Или тот раз, когда я решил выучить итальянский. Целый год я долбил грамматику, смотрел фильмы в оригинале, даже общался с носителями по скайпу. К декабрю я мог свободно болтать о политике и искусстве. А потом — снова откат. И все, что у меня осталось, — это смутное воспоминание о том, как звучат итальянские ругательства, и пара фраз вроде 'Ciao, bella! '. Все достижения, все навыки — в трубу. Обнуление. Это бесит. Но, с другой стороны, это и безопасно. Тебе не нужно принимать по-настоящему важных решений. Не нужно бояться будущего, потому что оно, по сути, не наступает. Мир за пределами моего цикла кажется все более безумным — все грозят в ближайшие годы какими-то кризисами, конфликтами, новыми пандемиями даже. А у меня тут тихое, уютное болотце. Предсказуемое до тошноты, но стабильное.

Разве это так плохо?

Мы стояли у полки с пивом, и Стас с Леной вели ожесточенный спор, какое брать — светлое или темное. Я смотрел на их оживленные лица и чувствовал себя зрителем за стеклом. Они настоящие. Они живут. А я… я играю роль. Вспоминаю один из прошлых циклов. Я тогда решил, что Лена — не мой вариант, и начал встречаться с той самой рыжей Аней. Все было по-другому: другие разговоры, другие шутки, другие кафе. Но суть осталась той же. Внутренняя пустота никуда не делась. Отношения, построенные на обмане, даже если партнер о нем не догадывается, не приносят радости. Это просто еще один сценарий, еще одна роль.

— Егор, ты как думаешь? — спросил Стас, потрясая передо мной двумя бутылками. — 'Жигулевское' или вот эта крафтовая непонятка за триста рублей?

— Бери 'Жигулевское', — ответил я механически. — Крафтовое стопудово кислое, ты же его потом выльешь, так сказать, деньги уйдут в унитаз. 'Мы это уже проходили', — устало подумал я.

Стас на секунду замер, а потом рассмеялся.

— Уверен? Пробовал уже?

— Интуиция, — пожал я плечами. — Просто чувство.

Я отвернулся, чтобы они не увидели ничего в моих глазах. Чувство. У меня вся жизнь — одно сплошное 'дежавю'. Но то, что случилось сегодня в коридоре… это было другое. Это не было похоже на мелкое расхождение, на погрешность в воспоминаниях. Это было похоже на сознательный поступок. Другие 'сбои' были пассивными — что-то случилось не так, как я помнил. А здесь кто-то активно сделал то, чего делать был не должен. Она нарушила правила. Сломала игру.

А что, если…

Нет, бред. Это невозможно. Я один такой. Вселенная не может быть настолько ироничной, чтобы запереть в одной клетке двух хомячков, бегающих по своим колесам и не подозревающих о существовании друг друга. Скорее всего, я просто утомился. Мой мозг, изнывая от скуки, сам создал эту аномалию, подкинул мне загадку, чтобы я не свихнулся окончательно. Придумал себе призрака, чтобы не было так одиноко.

Но образ ее лица, спокойного и участливого, снова и снова всплывал в сознании. То, как она без колебаний присела, чтобы помочь старому профессору. В этом не было ничего героического. Простое человеческое движение. Но в моем механическом театре марионеток это было равносильно революции. Я должен был это проверить. Я не мог просто отмахнуться от этого, списать на усталость или сбой памяти. Это был единственный живой, непредсказуемый момент за бесчисленное количество циклов. И я хотел понять его природу.

— Лен, я отойду на минутку, — сказал я, выходя из ступора. — Кое-что вспомнил.

— Что-то важное? Мы скоро на кассу.

— Да. Я скоро вернусь, — я посмотрел в сторону выхода из магазина, но видел не улицу, а университетский коридор. 'Кажется, очень важное. Впервые за долгое время'.

Я должен был ее найти. Узнать, кто она. И понять, был ли это случайный сбой в системе или я наткнулся на новый фактор. Вернее, это был первый раз, когда я вообще хоть на что-то наткнулся.