Терапия мёртвыми

ТЕРАПИЯ МЁРТВЫМИ

Посвящается последнему дню июня.

Джон Ньюмен всегда приходит в субботу, ровно в пять часов дня, когда солнце только начинает заходить, и он всегда кладёт цветы прямо перед его носом. Он подозревал, что мёртвые навряд ли могут унюхать, или хотя бы приблизительно ощутить аромат цветов, будь то розы или петуньи, неважно, но сам факт того, что Джон это делает, ему нравился. На то были две особо веские причины. Первая: так он не видел два прогнивших дупла на месте хряща — бутоны цветов их закрывали с лихвой. И вторая — у него в такие моменты развязывался язык, и он наконец-то таки мог излить душу, что, само собой, в обществе живых он не делал никогда.

На этот раз он немного замешкался — поправлял сбитый газон вокруг головы. «Чёртовы псины, вечно их норовит облюбовать и нассать на дядюшку Отто, гады. И когда это охрана кладбища займётся их ликвидацией? Который год обещают».

— Привет, дядюшка Отто, — поприветствовал Джон торчащую из газона голову. — Я сегодня без крекеров, прости, времени не было их захватить. Ты не в обиде?

Джони показалось, что голова как-то скверно на него покосилась.

— Извини. В следующий раз принесу. — и Джон извинительно скривил губы, да так, что из-под них стали видны его острые кроличьи зубки. — Обещаю.

Голова промолчала, но вид сделала попроще.

— Минди и Рони расстались, опять. Я тебе говорил: они всю неделю кричали друг на друга, как ненормальные, и Рони не выдержал, психанул, взорвался, что твоя ядерная боеголовка, и ушёл, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью. Прямо мыльная опера какая-то. Нехорошо. Но знаешь что, дядя Отто? Мне кажется им давно следовало расстаться. — Джон со свистом выдохнул в сырой и влажный от недавно прошедших дождей воздух и поближе пододвинулся к голове. — Честно, не в обиду тебе, дядя, но племянница твоя та ещё стерва. Это она довела Рони, честное слово!

Джони показалось, что натянутый на кости лоб изрылся морщинами, строя некоторую недовольную, даже, может быть, злую гримасу. Джони процедил:

— Пожил бы ты с ней — был бы другого мнения. И Рони и меня ты тогда бы понял.

Гнетущее молчание. Ньюмен не хотел оскорбить дядюшку, нет, не хотел, никогда не хотел. Но ему нужно было подвести разговор к делу — другого способа он как-то не нашёл.

— Кхм... В общем, к чему это я. Два дня назад к нам нагрянули парни и потребовали с Минди денег. Как я понял, она и Рони что-то у них прикупили. Ну... Ты и сам понимаешь что... — Джон ждал, что Оттто что-то да скажет, но тот молчал, вслушивался в каждое его слово. Джон продолжил: — Наркоту покупал Рони, но раз Минди с ним разошлась, то расплачиваться придётся ей.

Воздух внезапно стал ещё холоднее, будто Джон Ньюмен встал возле открытой дверцы холодильника, и где-то с западной части кладбища упорхнули птицы. Джони это не понравилось. Он понял, что дядюшка ждёт объяснений и он поспешил ему их предоставить, пока чего доброго, тот не начал бузить.

— Ты наверное хочешь узнать, с какого это перепугу Минди должна расплачиваться за наркоту, которую купили она и Рони, вместе. Но, дядя — Рони пропал с радаров. Он неприметная мышь, чтобы ты знал. Эти «коллекторы», конечно, приметили его и при встрече захотят выбить своё обратно, но хорошо они запомнили именно Минди, сам знаешь, какие у неё волосы и одёжка — более приметной птички я и не знаю, разве что Бритни Спирс в постели.

Жалкое подобие шутки даже не была замечена, не то что засчитана. Дядя Отто был зол, очень зол, и Джон решил, была не была, сказать всё, как есть:

— Они — Минди и Рони — покупали наркоту не в первый раз, и, не побоюсь этого слова, стали завсегдатаями. Именно поэтому им позволили накидаться в долг, дядя. Мол, на следующей неделе отдадут. Но теперь они разного полёта птички и одну они уже поймали — Минди. — Джон горестно сглотнул. — Я, конечно, само собой попытаюсь ей помочь чем смогу. Я уже сдал в ломбард телевизор и часы, видишь? — Джон помахал перед высохшими глазницами Отто пустым запястьем. — Но, наверное ты понял, что этих денег недостаточно.

Джони показалось, что брови мертвеца скривились, пытаясь вопросительно мимировать:

— Сколько? Ты это спрашиваешь?

Джони усмехнулся самому себе — ну конечно это.

— Три сотни. Осталось ещё три. Если быть точнее: три сотни и двадцатка. Я даже не знаю, где мне их взять, из какой задницы их вытащить.

Джон хотел добавить, что это как-то несправедливо, что дерьмо придётся расхлёбывать ему — он ведь ничего не покупал у этих наркоторговцев, но расплачиваться за сестру и её бывшего бойфренда приходится из собственного кошелька. Были бы у него ещё деньги — тогда это был бы другой вопрос. Но Джон не особо богаче Минди, если Минди на дне, то он варьируется где-то поблизости, — про это он тоже решил не говорить.

Ньюмен молча встал; лицо дяди Отто было бледное и выражало ровно то, что может выражать отрубленная голова — безмятежность, обречённость, ничего.

— Пока, дядя. Я рад, что смог сегодня с тобой поболтать. И извини, что нагрузил. Просто мне больше некому выговориться. Увидимся.

И он ушёл ни разу не обернувшись, и поэтому не заметил, как цветы у лица Отто закисли, потемнели, будто не первый день страдали обезвоживанием. В следующую субботу, как всегда, их здесь не будет. Отто об этом позаботиться.

Сегодня Джон явился на целый час позже обычного и по необыкновеннию с пустыми руками. По одной его походке аля-меня-сегодня-избили, можно судить, что проблемы у этого человека большие, и что всё в его жизни явно идёт наперекосяк. Отто, впрочем, вида не подал — видать не так сильно его беспокоят проблемы племянника, как собственные.

— Привет, дядя, — бросил Джон, сначала присаживаясь возле головы, а потом и ложась возле неё, так, чтобы ни руками, ни ногами её не касаться. — Я сегодня без цветов, ты уж извини, день сегодня не задался.

Джон показывает свою побитую морду Отто и пропасть на месте одного из его кроличьих зубиков, который, как он сказал, больше не вырастет, и до конца жизни вряд ли там ещё что-то появится, кроме, разве что, фантомной боли.

— На фарфоровый денег нет, но зато теперь я могу свистеть... наверное.

Отто ждал, когда Джон перейдёт к делу, и тот, видимо понял это по выражению лица или как-то сам догадался, а может он так и планировал: сначала показать как его отметелили, а потом сказать почему его отметелили. В общем, он перешёл к делу:

— Эти «коллекторы» — мрази, чтоб чёрт их побрал. Они пришли ко мне на работу, представляешь? И сделали со мной это! — Джон снова показывает пальцем на дыру на месте резца. — Минди они не трогали, если ты об этом беспокоишься. Знаю, что беспокоишься. Она им теперь на хрен не сдалась — есть я. Так что всё дерьмо за неё и за её бывшего бойфренда жру я. Как тебе такое, дядя Отто?

Голова молчала, сверкая своими бездонными колодцами на месте носа. При виде них Джон поморщился.

— Извини, что цветов не принёс — из головы как-то вылетело: не до них было.

Джон разом весь поник, обдумывая что говорить дальше, а потом, собравшись с духом, сказал:

— Скорее всего это последний раз, когда я прихожу, дядя. Минди, она уезжает. Точнее уже отбыла. Я провожал её: поэтому и задержался. Ей не безопасно оставаться в городе, сам понимаешь. Что? Куда она поехала? — Джон пожал плечами. — Не знаю. Я её об этом не спрашивал, на случай, если из меня попробуют выбить информацию — я ничего не знаю. Даже если эти уроды подключат ко мне детектор лжи, лампочка покажет зелёный — и это будет правдой. Я ведь действительно не знаю, куда она смылась, дядя. Я даже не знаю, убралась она в действительности или только сделала вид. Вот такие у нас карусели.

Джон разгладил газон вокруг головы и отлепил с макушки пару прилипших к ней кленовых листьев.

— Я постараюсь с ними расплатиться. Если удастся — мы ещё увидимся. Если нет... — Джон на секунду примолк. — Давай лучше надеяться, что мне всё же удастся с ними расплатиться.

Дядя Отто внимательно его слушал, как показалось Джони, и ему вдруг стало грустно, что он возможно больше не увидит эту торчащую из земли голову его мёртвого родственника. Почему-то ему это было важно, чтобы они ещё встретились. Может то было важно и ему, дяде Отто? Джон об этом как-то не задумывался, но всё же решил, что да — ему это тоже важно.

Джон поднялся, стряхнул с себя налипший мусор и закавылял в сторону выхода с кладбища.

— До возможной встречи, дядя! — бросил он через плечо. — Может быть ещё увидимся — а может и нет.

И Отто ещё долго смотрел ему в спину, даже после того, как тот скрылся за холмом. Он остался один, на попечение самому себе, до тех пор, пока Джон не вернётся или не исчезнет навсегда из его загробной жизни, как сам тот говорил.

Это было нечестно — согласился с Джони Отто — нечестно, что всё дерьмо придётся расхлёбывать тебе одному, Джони. Это проблемы Рони и Минди, это их наркота, и зря ты вступился за неё. Теперь тебе угрожает огромная опасность. Огромные проблемы.

Отто ещё какое-то время пробыл в ожидании, что Джон вернётся — чего никогда не случалось после их бесед, — и решится сказать, что он тоже уедет из города вместе с Минди. Что та решила не покидать родной дом без брата, оставив на него «коллекторов», которые с огромной долей вероятности расправились бы с ним фатально. Но Джон не вернулся. Опустилась ночь, высыпались звёзды. Кладбище сокрушала гробовая тишина. Тут остались только мёртвые.

На этот раз Джон не забыл прихватить из дома пачку крекеров и сорвать по пути пару роз, для дядюшки Отто. Он представлял, как там Отто извёлся, гадая, чем кончилась вся эта история с «нарко-коллекторами», но он, немного потянув, обязательно расскажет. Собственно, поэтому он его и навещает, чтобы рассказывать, как крутится его жизнь, и чем всё в ней кончается или начинается. Наверное это что-то вроде терапии, думает он, терапия мёртвыми. А что, неплохое название для всего этого. Терапия мёртвыми.

Джон присаживается возле головы и сразу закрывает две пропасти на месте носа цветами, кладёт сбоку пачку крекеров и шепчет ему на ушко:

— Привет, дядя Отто! Вот и я, живой и невредимый, как видишь. Ты, наверное, скучал по мне? Можешь не отвечать, я вижу — что скачал.

Голова снова вопросительно мимирует и Джон покатывается со смеха с его брови в изгибе аля-Джим-Керри. И Отто, как кажется Джону, тоже по-доброму улыбается, старается не засмеяться, но внутри всё же смеётся вместе с ним.

— Ты наверное догадался, что всё кончилось хорошо, верно? — спрашивает Джон. — Так и есть, дядя, так и есть.

Джон распластался возле головы, как в прошлый раз, и снова принялся поправлять газон вокруг шеи Отто, попутно рассказывая, чем кончилась история:

— Знаешь, дядя Отто, я даже не представляю как тебе всё это рассказать. Наверное самому не верится, что в жизни случаются подобные чудеса. Но эти парни, «коллекторы», они пропали, испарились, исчезли с лица с земли. Прямо так, да. Они просто исчезли.

Джон добрался до травы под подбородком Отто и пальцами наткнулся на что-то твёрдое и влажное, на ощупь кусочек металла, по форме напоминающий запонку или серёжку. Джон продолжил говорить:

— Я в газете прочёл, что полиция нашла машину с двумя трупаками внутри. Это, ты наверное уже догадался, были они, дядя — мои «коллекторы». Я их по одежде узнал, лица-то были замазаны, но я их узнал. Кто-то неплохо так над ними поработал, скажу я тебе. Вся глотка на выворот. Говорят, что им их зубами перегрызли — охотно верится, но всё же жутко. — Джон пригляделся к находке. — Знаешь, я наверное неверно выразился, сказав, что они пропали. Тела-то их есть, но их самих нет, поэтому нельзя сказать что они исчезли, испарились. Но больше они мне не досаждают, не могут досадить.

Джон покрутил в руке окровавленную серёжку и бросил настороженный взгляд на Отто:

— Откуда она у тебя? Такая же была у Рони, прямо такая же. Нет, это точно серёжка Рони, только в чём она? Дядя, скажи мне, что это клубничный джем или краска...

Голова молчала в своём мертвецком стиле, расплываясь в широкой улыбке, зная кое-что больше, чем ныне живущие на земле.

29 июня 2024...

Благодарность бета-ридеру / писатель K.J.Riley.