Terra Amisus: Рождение

Все случилось ранней осенью, сразу после того как с деревьев стали срываться окрасившиеся золотом листья, и на город обрушился первый затяжной ливень. После него, мир, в котором до своего 25-летия жил я, перестал существовать. Звать меня Вас. Я простой парень, подрабатывающий журналистом. Пишу статьи на разные темы, но в последнее время все чаще чувствую, что моя любознательность приводит меня к неприятностям. И вот, в один из таких дней, меня уволили. Причина? Никто не сказал. Все умалчивают, что именно произошло во время последней работы.

Тот день начался как обычно. Я сидел в своей небольшой кабинке в редакции — тесной, будто старый чемодан, набитый ненужными вещами. Стены вокруг были серыми, с трещинами, похожими на морщины уставшего лица, а в углу желтела пятно от пролитого кофе, которое никто не удосужился замыть. Сквозь мутное окно пробивался слабый свет, рассеянный пеленой дождя, и в нем танцевали пылинки, словно мелкие призраки прошлого. За стеклом шумел город: далекий гудок поезда сливался с шорохом шин по мокрому асфальту, а где-то вдалеке кто-то крикнул — коротко, резко, как выстрел. В кабинке пахло сыростью и старой бумагой, той затхлостью, что пропитывает библиотеки, где книги давно никто не открывал. Я перебирал пальцами ручку, шершавую от времени, чувствуя, как холодный воздух из щелей в окне оседает на коже.

Шаги начальника раздались неожиданно. Тяжелые, как будто он тащил за собой невидимый груз. Половицы под ним скрипели — старый деревянный пол редакции всегда выдавал чье-то приближение, и этот звук врезался в тишину, будто нож в масло. Я поднял голову. Его лицо было усталым, тени под глазами темнее обычного, а в руках он сжимал старую ручку, которую, кажется, носил с собой еще со времен учебы. Он остановился у моего стола, и я встретил его взгляд — в нем мелькнуло что-то похожее на сожаление, но тут же спряталось за привычной маской спокойствия.

— Вас, нам нужно поговорить, — сказал он. Голос его был низким, с хрипотцой, как скрип давно не смазанных петель.

Я кивнул, ощущая, как внутри все сжимается, будто кто-то затянул узел на невидимой веревке. Разговоры с начальством редко сулят хорошее, особенно когда они начинаются так. Коллеги вокруг притихли, их взгляды скользили по мне, словно мокрые листья по стеклу, — любопытные, но осторожные.

— Пойдем в мой кабинет, — добавил он, и я встал, чувствуя, как деревянный стул подо мной протяжно заскрипел.

Мы прошли через редакцию, мимо рядов столов, заваленных бумагами и пустыми кофейными стаканами. Кто-то шептался, кто-то делал вид, что работает, но я знал — они уже чуют новости, как собаки чуют дождь. Кабинет начальника был маленьким, но уютным, пропитанным запахом старого дерева и табака, который он курил тайком, думая, что никто не замечает. На стенах висели фотографии его семьи — улыбающаяся жена, двое детей, — и пара пожелтевших грамот за былые заслуги. Радиоприемник в углу тихо шипел, ловя обрывки какой-то мелодии, а за окном дождь барабанил по жестяному подоконнику, заглушая все остальное.

— Садись, — он указал на стул напротив стола, и я сел, стараясь не выдать дрожь в руках.

Он вздохнул, перебирая пальцами ту самую ручку — движения нервные, будто он пытался выдавить из нее слова, которые не хотел произносить.

— Вас, я не знаю, как это сказать, но… нам придется прекратить наше сотрудничество.

Слова упали тяжело, как камни в лужу, и я почувствовал, как пол под ногами качнулся. Увольнение? Я ждал критики, выговора, но не этого.

— Почему? — вырвалось у меня, голос дрогнул, выдавая растерянность. — Что я сделал?

Он покачал головой, и в его глазах мелькнул страх — не за себя, а за что-то большее.

— Я не знаю, Вас. Честно, не знаю. Мне позвонили сверху, сказали, что тебя нужно уволить. Я спрашивал, в чем дело, но мне ничего не объяснили. Просто сказали, что это необходимо.

— Кто позвонил? — Я наклонился вперед, чувствуя, как гнев начинает тлеть где-то внутри.

— Не могу сказать. — Его голос стал тише, почти шепотом. — Это выше моего уровня. Мне жаль, Вас. Ты хороший журналист, правда. Мне жаль.

Я смотрел на него, пытаясь найти в его лице хоть намек на ложь, но видел только усталость и бессилие. Кто-то сверху. Кто-то с властью. Но за что?

— Могу я хотя бы закончить свои статьи? — спросил я, цепляясь за последнюю соломинку.

— Нет. — Он ответил резко, словно отрезал. — Тебе нужно уйти сегодня. Сейчас.

Я встал, чувствуя, как воздух в комнате стал гуще, тяжелее. Дождь за окном усилился, и его шум заполнил тишину, пока я собирал свои вещи — блокноты, ручки, фотографию родителей, которую держал на столе. Коллеги молчали, но их взгляды жгли спину. Я вышел на улицу, и холодный ветер ударил в лицо, пропитанный запахом мокрой земли и бензина. Дождь хлестал по асфальту, создавая лужи, в которых тонули отражения серого неба. Я шел, не зная куда, мысли путались, как провода после бури. Что я сделал? Чем перешел дорогу кому-то настолько влиятельному?

Город вокруг жил своей жизнью. Уличные фонари мигали желтым светом, отражаясь в мокрых мостовых, словно разбитые звезды. Где-то вдалеке гудела сирена, а над рекой поднимался дым от костра — наверное, бездомные грелись под мостом. Я свернул в переулок, где старые дома с облупившейся краской теснились друг к другу, и их окна смотрели на меня пустыми глазами. Ветер гнал по тротуару опавшие листья, липкие от воды, и я чувствовал, как сырость пропитывает ботинки. Надо было понять, с чего начать. Мои статьи. Может, в них ключ? Последняя была о строительстве торгового центра — я писал про протесты жителей, упомянул мэра и бизнесмена, некого Соколова. Ничего особенного, просто факты. Или нет?

Дома я бросил сумку на пол — старый паркет скрипнул, как всегда, когда я входил. Квартира встретила меня холодом и тишиной. Стены были голыми, кроме книжных полок, заваленных журналами и потрепанными книгами, а на столе стоял ноутбук, покрытый тонким слоем пыли. За окном шумел ветер, гоняя дождь по стеклу, и я включил свет — лампочка мигнула пару раз, прежде чем загореться. Запах сырости смешивался с ароматом кофе, что варился утром. Я сел за стол, открыл ноутбук и нашел ту статью. Перечитывал ее, вглядываясь в каждое слово, будто оно могло заговорить и выдать тайну. Мэр, Александр Петрович, поддерживал проект. Владимир Соколов, строительный магнат, был главным инвестором. Я упомянул их имена, но без обвинений. Что в этом могло кого-то задеть?

Внезапно в памяти всплыл разговор с Максимом, другом из другой газеты. Мы встретились на следующий день в кафе — маленьком, с потрескавшимися деревянными столами и запахом подгоревшего масла от кухни. За окном дождь рисовал узоры на стекле, а внутри было тепло, душно, отчего стекла запотевали. Максим сидел у окна, перебирая в руках чашку кофе, и смотрел на меня с тревогой.

— Вас, что случилось? — спросил он, едва я сел. Его голос был мягким, но в нем чувствовалась привычная настороженность — он всегда ждал плохих новостей.

— Меня уволили, — сказал я, стараясь не сорваться на злость. — Начальник сказал, кто-то сверху потребовал. Без причин.

Он нахмурился, поднося чашку к губам, но не отпил — просто держал, будто грелся.

— Ты что-то написал? Задел кого-то важного?

— Думал об этом. Может, статья про торговый центр. Там был мэр и этот Соколов.

— Соколов? — Максим прищурился, и в его взгляде мелькнуло что-то острое. — Слышал о нем. Говорят, он не просто бизнесмен. У него связи, и не только в мэрии.

— Ты думаешь, он мог? — Я наклонился ближе, чувствуя, как духота кафе давит на виски.

— Может, ты напомнил кому-то о старых грехах. Или они боятся, что ты копнешь глубже. — Он отставил чашку, и его пальцы нервно забарабанили по столу. — Будь осторожен, Вас. Если это он, то увольнение — меньшее, чего стоит ждать.

Я кивнул, чувствуя, как внутри растет холодный ком. Максим пообещал поспрашивать своих людей, а я вернулся домой, где дождь все еще стучал по крыше, словно напоминая, что время уходит. Нужно было копать дальше. Я вспомнил про Игоря из архива — старого друга с университета, который всегда носил потрепанный свитер и говорил короткими, рублеными фразами. Мы встретились в архиве на следующий день.

Здание было старым, с высокими потолками и запахом пыли, что оседал в горле. Полки гудели от тяжести бумаг, а где-то вдалеке скрипела тележка.

— Чем могу? — Игорь сел за стол, глядя на меня поверх очков.

— Нужна информация о Соколове. Всё, что найдешь.

Он кивнул и начал стучать по клавишам, а я ждал, слушая, как дождь барабанит по крыше. Через полчаса он протянул мне стопку вырезок. Там было про 90-е, связи с криминалом, потом — благотворительность, детские площадки. А еще заметка о скандале с подкупом чиновников пять лет назад. Дело закрыли, но что-то в этом цепляло. Может, я случайно задел эту старую рану?

Потом была Елена Карпова, журналистка, писавшая про тот скандал. Мы встретились в парке — голые ветки деревьев дрожали под ветром, а земля под ногами хлюпала от воды. Она была худой, с острым взглядом. Все время теребила браслет на запястье, а в кармане блестел небольшой ножечек, очень подозрительно.

— Это было давно, — сказала она, когда я спросил про Соколова. Голос у нее был спокойный, но в нем звенела сталь. — Я копала, нашла доказательства подкупа. Потом начались угрозы. Звонки, письма. Редактор остановил расследование.

— Кто надавил? — Я смотрел на нее, чувствуя, как холодный воздух кусает кожу.

— Не знаю точно. Но Соколов опасен. — Она протянула мне листок с именем: Сергей Иванов. — Он знал больше. Потом исчез.

Сергей стал моей следующей целью. Максим нашел его старый адрес через знакомых в полиции — маленький городок в соседней области. Я поехал туда на поезде, глядя, как за окном мелькают мокрые поля и серые деревни. Городок встретил меня тишиной и запахом сырого дерева. Люди молчали, отводили глаза, но старик с трясущимися руками рассказал, что Сергей сбежал в столицу после какой-то беды. Я поехал туда, чувствуя, как усталость оседает в костях.

Столица была шумной, огромной, пропитанной запахом бензина и уличной еды. Я снял номер в дешевом отеле, где кровать скрипела, а обои отслаивались от стен, и нанял детектива — Дмитрия, мужчину в старом плаще с голосом, похожим на шорох гравия. Он нашел Сергея за неделю. Тот жил под чужим именем, в обшарпанном районе, где ветер гнал мусор по переулкам.

— Зачем пришел? — спросил он, когда открыл дверь. Его лицо было худым, глаза — как у загнанного зверя.

— Меня уволили из-за статьи. Думаю, это Соколов. Ты знаешь, что он скрывает?

Он вздохнул и впустил меня. В квартире пахло плесенью и дешевым табаком. Мы сели за стол, и он достал папку — старую, с потрепанными краями.

— Я работал у него. Нашел, что он подкупал чиновников, экономил на материалах. Хотел рассказать, но мне угрожали. Пришлось бежать.

— Докажи, — сказал я, и он протянул мне документы: записи, фото, копии чеков.

Я вернулся в свой город с этой папкой, чувствуя, как сердце колотится от страха и надежды. Начальник встретил меня в редакции с удивлением, но когда увидел доказательства, его лицо посерьезнело.

— Это опасно, Вас, — сказал он, перебирая бумаги. — Но если ты прав…

— Мы журналисты, — ответил я. — Это наша работа.

Статья вышла через два дня. Город взорвался — люди кричали на улицах, требовали правды. Соколов отрицал все, но доказательства были железными. Его арестовали, а я вернулся в редакцию, с новым столом — тем же, что и раньше, просто отдраенным от кофейных пятен, — и перечитывал письмо. Его принесли утром, в конверте без обратного адреса, с листами, пожелтевшими от времени. Дождь за окном утих, но ветер все еще гнал листья по мостовой, напоминая, что правда — это не конец, а начало.