The cake is a lie

Моему взору открылся мир кофейно-грязных полутонов.

Я стоял у края ущелья, а передо мной возвышалась каменная стена. Коричнево-зелёные потоки воды неслись вниз по скалам с огромной высоты. Хотя… Это скорее не чёрный «кофе», а «кофе с молоком». Вершина скалы скрывалась за низко нависшими облаками, заставляя засомневаться: а водопад ли это? А может, это гора пронзила небо, и по ней потёк дождь?

Не только водопад, но и всё вокруг было в одних и тех же тонах: и вода в реке у подножия водопада, и сами скалы, и даже облака! А ничего, кроме воды и камней, на дне ущелья разглядеть не удавалось. Казалось, что на мир смотришь сквозь мутные очки.

Я закрыл глаза, надавил на них и потёр переносицу. Открыл. Ничего не изменилось. Это не обман зрения — это мир такой. Бежево-кофейно-грязный.

Когда долго смотришь на водопад, он начинает замирать, будто застывать в вечности, а мир вокруг него идёт рябью, подрагивает и плывёт. Чтобы сбросить это наваждение, я посмотрел на реку у его подножья.

«И здесь „кофе“ безжалостен и беспощаден ко всему, что таит река на своём дне», — подумал я. Однако, присмотревшись, всё же заметил, что испаряющееся от падения «молоко» лёгкой взвесью парит над бурлящими потоками, обнажающими темно-красные, синие и голубые камни. В этом мире были и другие цвета.

Глянув на свою спутницу, я спросил:

— И что тебе это напоминает?

— М-м-м… Торт тирамису? — слегка улыбнулась она.

— Не хотел бы его есть с такой начинкой, — усмехнулся я в ответ.

Торт, так торт, но кондитер был явно пьян или заядлый экспрессионист. Так неравномерно перемешать слои этого «торта» не под силу ни одному человеку… Хотя с чего я взял, что этот мир мог создать человек? Это всё объясняет… Куда уж мне с моей четырехмерной логикой постичь то, что за гранью моего восприятия и понимания?

Облака замерли, будто привязанные. Ни ветра, ни дуновения. Всё навеки застыло, как высеченное из камня.

Облака замерли, будто привязанные над серединой ущелья. Там дальше, вниз по течению, в него проникал солнечный свет, такой же бездушный, как и весь этот мир. Он не был жёлтым, как я привык, но всё же вёл себя, как самый настоящий солнечный свет, причудливо играя на влажных скалах и создавая круглые радуги и радужные протуберанцы.

Я усмехнулся: «Даже свету не удалось нарушить тональность этого мира».

Ни скрипа, ни шороха — мёртвая тишина, и кажется, что наши голоса никогда не смогут нарушить этого безмолвия. Они никогда не станут частью этого мира, как и мы сами.

И всё же, каким бы странным этот мир ни был, как бы ни резал глаз своей непривычностью, как бы ни был и хаотичен, и гармоничен одновременно, он был неповторим, как и всякое иное творение его создателя.

Камень на моей ладони называется…

ЯШМА

P.S.

Автор сказал ведь, что вас он обманет,

Тортик не даст и взор затуманит.

Пусть жанр популярный окупит труды,

Ведь попаданец не я здесь, а вы.