Тибидохская курилка

Конечно же, в Тибидохсе не курят.

Всем известно, что маги, особенно русские, особенно тибидохские, вредными привычками не обладают, нецензурными словами не говорят, всегда переводят бабушек через драконбольное поле и вообще больше похожи на одуванчиков – чудо, как хороши! А то, что голову сносит – ну так одуванчики же, чуть подуй – и улетели.

Замечены не были, рядом не стояли, да. Ну, кроме Ягге. Но она вообще дама почтенная, с богатым прошлым и занимательной родословной, поэтому ей все как всегда прощалось. Да и возраст, знаете ли, возраст.

А так, конечно, в Тибидохсе не курят.

Тем не менее, курилка в Тибидохсе была. Абсолютно секретная. Местонахождение, пароль и явки передавали из уст в уста, шепотом на ухо в самых темных закоулках Большой Башни. Большой – потому что именно в ее стенах обретался этот загадочный балкончик, скрытый от посторонних глаз толстой каменной стеной и гобеленом, на котором, словно в издевку, были выписаны изречения о здоровом образе жизни. Сама курилка была небольшой, бестолковой и несуразной. Создана она была в незапамятные времена неким студентом, но когда именно – никто не знал, как и имя того героя, что совершил этот бессмертный подвиг во имя будущего.

Конечно же, все о ней знали, даже атланты, до которых мысль доходила еще медленней, чем Гломов до второго курса.

Знали первокурсники, для которых проникнуть в курилку было своеобразным подвигом и способом выделиться среди однокурсников.

Знали второкурсники, которые проникнуть в запретное место уже не пытались, потому что еще на первом курсе поотхватывали не опасных, но до икоты обидных заклятий, заставлявших уши вырастать как у слона, или квакать при попытке сказать свое имя, или покрываться прыщами с кулак, если кто-то рядом выругается.

Знали третьекурсники, которые, в отличие от двух первых курсов, уже начинали втихаря покуривать и выменивали у предприимчивого Ржевского сигареты на всякое барахло.

Знали четверокурсники, которые считали себя уже настолько всезнающими и всемогущими, что особо не прятались, когда шли в заветную курилку.

Знали пятикурсники, которые снисходительно посмеивались, глядя на младшие курсы. Вот им-то уже действительно было плевать с крыши Башни Приведений и на то, чтобы бегать в курилку тайком, и на то, что надо как-то раздобыть сигареты – да здравствуют лысегорские магвазинчики, честь им и хвала.

Знали и преподаватели, к вящему ужасу большинства учеников и некоторых приведений. И они тоже прятались, и сигареты таскали тайком, и пробирались в курилку темными тропами, а кое-кто и вовсе обвешивался черномагическими экранами, которые трещали и искрились одновременно и красными, и зелеными искрами.

К слову, посещали священную курилку, вопреки всеобщему мнению, не только темные маги, но и светлые.

А уж сколько сцен, драм и нервических излияний видели ее стены!

Взять хотя бы тот случай, когда на балкончике вдрызг поругались Леопольд и Софья, тогда еще не Гроттер. Искры летели во все стороны, и на потолке осталось закоптившееся на века вечные затейливое ругательство «ёндырь», о лингвистическом происхождении которого и по сей день ломали голову пытливые умы.

Но, конечно, постоянные выяснения отношений госпожи Склеповой и ее верного, но несколько медлительного в рамках мыслительно-думательного движения Гломова, ничто не могло затмить. Если Гробыня швырялась красными искрами и проклятиями, от которых оставались щербины и выжженные точки, то Гуня действовал проверенным временем методом и выпускал пар через привычного «Вломуса», после которого в камне оставались вмятины. Камень страдал, но терпел.

В курилке часто назначались свидания. Особенно отметился в этом нелегком деле вездесущий Жикин, который и курить-то не курил, так, скорее позировал для поклонниц с сигареткой в зубах и задумчивым взглядом в синюю даль морской глади, которую отсюда, с балкона, было отлично видно. Для пущего эффекта главный и, что характерно, самопровозглашенный, красавчик всея Тибидохса иногда душераздирающе вздыхал, и тогда к нему обязательно подходила бы какая-нибудь третьекурсница и заботливо спрашивала, что же случилось. Девушки постарше Жориком интересоваться переставали в силу развития до следующей ступеньки эволюции. В перипетии своих несомненно глубоких нравственных страданий Жикин поклонницу посвящать не спешил, зато профессионально назначал очередное свидание, сразу же внося соответствующую пометку в ежедневник.

Иногда в курилке можно было заметить такого редкого персонажа, как товарища некромага с говорящей о любви к животным фамилией. Он обычно сидел на парапете, свесив ноги вниз, и рисовал. Глеб, ко всеобщему удивлению, не курил и вообще был почти что за ЗОЖ, как и остальные некромаги. Когда бесстрашная Попугаева рискнула пошутить на эту тему, Бейбарсов очень так задумчиво посмотрел на нее, на свою тросточку, снова на нее… И бросил в пустоту, что сушеные легкие курильщика со стажем можно использовать во многих интересных зельях, а уж легкие темного мага… Далее последовала смысловая пауза и еще один задумчивый взгляд на Попугаеву, после чего Верку в курилке больше не видели.

Зато вот Лизу Зализину в курилке не видели никогда, чем пользовался порядком подуставший от ее назойливого внимания Ванька Валялкин, который однажды все выходные сидел на балкончике, поедая бесконечные котлеты с огурцами, перебиваясь картофельным пюре с сосисками, которые добрый Ягун телепортировал ему прямо из Зала Двух Стихий. Телепортировал почему-то с чужой, зверски воткнутой в сосиску вилкой, но Ваньку такие мелочи жизни не волновали. Потом, правда, пришлось из убежища выйти, потому что Зализина угрожала наябедничать Сарданапалу о курилке, а такого Ваньке бы не простила вся школа.

Ягун в курилку обычно заглядывал, чтобы «перетереть по-мужски» свои пылесосные делишки. Однажды он пытался научиться курить, чтобы выглядеть солиднее и как-то более свойски, но после первой же сигареты еще в начале четвертого курса был пойман Ягге за многострадальное ухо и отодран так, что сигареты стали ему сниться в кошмарных снах.

Таня в курилке была один раз, и его она запомнила надолго. Еще на третьем курсе, когда они с Ванькой хотели удрать ночью на побережье, чтобы посмотреть на то, как радужные рыбы танцуют на рассвете. Это был особенный вид рыб, и Тарарах каждый год пытался поймать хоть одну, чтобы стрясти с нее чешую, которая использовалась для приготовления редких лечебных мазей. Нет, совершать акт насилия над рыбой питекантроп не собирался, просто во время рассветного танца с радужных рыб чешуя – единственный день в году! – ссыпалась сама и тут же вырастала заново. Ванька наслушался, рассказал Тане, одно за другим… Все шло хорошо ровно до того момента, когда заговорщиков поймал злющий как черт Поклеп, прятавшийся в курилке ночью и куривший «Парламент», держа сигаретку на длинном тонком прутике, как робкая школьница, которую заругает мамка. Мамка Поклепа бы не заругала, а вот Милюля – только так. Не выносила тонкая душевная русалочья организация сигаретного дыма. Далее следовала немая сцена в духе дедушки Гоголя. К счастью, с Поклепом удалось договориться: Таня с Ванькой поклялись не выдавать его Милюле, а они сами отделались профилактическими уборочными работами в драконьих ангарах.

Преподаватели, кстати, в курилку ходить… ну не то чтобы стеснялись, но считали, что им это как-то не по статусу. Можно было бы сделать отдельную курилку, казалось бы, но это тоже почему-то считалось им не по статусу. К тому же, ее строительство еще нужно было обосновать перед академиком, а никто, в том числе главный автор этой инновационной мысли, коим числился все тот же Поклеп, не рвался объяснять начальству, что курить рядом с учениками – ну, как-то не по возрасту.

Поклеп, как уже было сказано, в курилку пробирался преимущественно ночью, курил вытянутыми в трубочку губами и исключительно на прутике, после чего долго мылся в душе десятью разными гелями, чистил зубы и стирал всю одежду, которая была на нем в момент совершения преступления. И все равно Милюля подозрительно хмурилась и отказывалась целовать его в лобик, потому что женская интуиция, эта коварная эфемерная субстанция, ей подсказывала, что Клепик что-то утаивает.

Зубодериха курила днем, в перерывах между парами. Она томно пускала кольца, сигареты заказывала заграничные, тонкие, которые без мундштука и курить было бы грешно. Ходили слухи, что образ главной героини из лопухоидного фильма «Завтрак у Тиффани» был навеян режиссеру именно этим сакраментальным моментом. И даже появление на ее жизненном пути Готфрида Бульонского не внесло коррективов в ее привычки.

Тарарах курение не признавал. Он не понимал, что такого находят все в этом непонятном пускании колец, выдувании дыма и прочей сигаретной атрибутике. На доводы, что это же романтика, питекантроп недоуменно хмурился, а потом весомо говорил, что главная романтика в жизни – это хорошо зажаренный на костре окорок, а остальное – так, ерундистика для бездельников.

Что думал о курении профессор Клопп никто так и не узнал, потому что взрослому Клоппу никто на пути предпочитал не попадаться, даже его любимая ученица Шито-Крыто, а малыш Клоппик на тему предпочтений предпочитал многозначительно молчать и тырить лопухоидные зажигалки из чужих карманов.

Нет-нет да покуривала Медузия. Редко, так сказать, но метко. Опытным путем было выяснено, что если ее непоколебимое спокойствие все же удастся поколебать да пошатать, то лучше доценту на глаза не попадаться, пока она не уединится в курилке с заветной припрятанной сигареткой. Случалось это, к счастью, очень нечасто, так как Медузия не скрывалась, как Поклеп, за тремя слоями щитов, и не предвещала о своем появлении, как Зубодериха, неадресными запуками, а врывалась в курилку разъяренной фурией, и горе тому, кто не успеет очистить помещение за считанные секунды. Семь-Пень-Дыр, однажды, не придумал ничего лучше, как спрыгнуть с балкона, уже в полете крича «Чебурыхнус парашютис форте». Пню повезло дважды: госпожа Горгонова его не заметила и заклинание еле-еле, но сработало, а не то Ягунчик водил бы к мокрому пятну, ставшему Пню памятником, платные экскурсии с лекцией о вреде курения.

Чего только не повидала тибидохская курилка за годы своего тайного существования. Скандалы, крики, признания в любви, сговоры, проклятья, неисполненные обещания и личные трагедии…

А так да, конечно, в Тибидохсе не курят.

Никто-никто, никогда.

И вообще, русские маги вредных привычек не имеют, рядом не стояли, замечены не были.