Тифон

Войдя в землянку, я перестал дышать. Воздух внутри был густым, как болотный пар, пропитанный смрадом крови, испражнений и тлена — запахом, от которого кружится голова. Двалин, вошедший за мной, шумно втянул горлом воздух, но тут же отвернулся, прикрыв скривившийся рот рукой.

У моих ног, на вытоптанных до блеска, широких досках грубого пола, сидела мёртвая женщина. Совершенно нагая. И отвратительная. В нелепой позе и той леденящей ауре ужаса, которую излучает в пространство изуродованное пыткой тело.

Её груди были отрезаны — аккуратно, по кругу. Правая рука — тоже. Отрезана под локтем, обрубок покрыт засохшей кровавой коркой и обожжён. Обе ноги — отрублены. Одна — в щиколотке, чисто, почти хирургически. Другая — чуть ниже колена, с раздробленной костью, торчащей, как сломанный сук.

Муж женщины лежал рядом. Его голова покоилась между ног, словно символ извращённого безумия. Голова была вдавлена меж обрубками бёдер, лицо — в грязи и засохшей пене, волосы слиплись от крови. Руки несчастного, лишённые пальцев, ободранные до костей, с длинными полосками кожи, снятой от плеч до запястий, — валялись на потрёпанном коврике перед ложем, сложенные крестом.

Ужасно, но женщина казалась живой. Наклонившись, я увидел, как слегка дрожит её тело — не от ветра, нет, а от тающих нервных спазмов, цепляющихся за жизнь. Девушка сидела, прислонившись спиной к сырой, покрытой плесенью стене, широко расставив ноги-обрубки, окровавленные и даже обугленные в местах некоторых грубых срезов. Её единственная оставшаяся рука удерживалась внизу живота, примотанная полосками кожи, содранной с рук мужчины. Серые гладкие ленты человеческой плоти, испачканные кровью, слизью и брызгами выделений, туго обхватывали её запястье, бёдра и были прибиты к кости лобка ржавым, давно побуревшим гвоздём, как метка дьявола, оставленная на грешнике.

От жуткой картины мир поплыл вокруг моей головы – размытый, нечёткий, кошмар в серо-чёрных тонах. Где-то за спиной, Двалина вывернуло на изнанку рвотой – с хрипом, похожим на стон.

Чуть пошатываясь, словно пьяный, я медленно разогнулся, стараясь не касаться руками забрызганных кровью предметов. Плавно достал из-за пояса свой чекан — короткий, тяжёлый, с обсидиановым наконечником. Рука взметнулась и опустилась. Удара я не почувствовал, будто бы рубил воздух или бестелесную тень. Но тёплые капли — свежие и багровые — оросили моё лицо, скользнули по щекам, словно слёзы.

Когда мы вышли на улицу, напарник на меня не смотрел.

— Давно? — спросил он, вытирая рот рукавом рот.

— Ушли отсюда больше часа назад, — сказал я ему и голос мой звучал глухо, как из подвала. Прикрыв глаза, я шумно вдохнул полной грудью окружающий отравленный воздух. Генетически изменённые лёгкие наполнились смрадом гниения и распада.

Здесь, к северу от великой Сибирской пустыни, где когда-то лежали вечные снега, ближе к жаркому Чёрному океану — тому самому, что предки называли Северным Ледовитым, — порывы ветра хранили чуть больше свежести, чем на всей остальной планете. Безжалостный жар, источаемый проклятым алым светилом, впившемся в выжженный шар Земли, — скрашивался тут лёгким бризом с ядовитого моря, чуть колыхавшим пронзительную, насыщенно-синюю небесную бездну, нависшую над дюнами и песками…

— Судя по количеству домов, в посёлке проживало около двух сотен мужчин и женщин, — продолжил я, открывая глаза и медленно оглядываясь по сторонам, словно искал среди обломков и пепла последние следы живых. — Пятьдесят боеспособных самцов, восемьдесят самок, способных к деторождению, остальные — дети и старики, неспособные держать оружие. Луки из сухого дерева, копья с каменными наконечниками, примитивные железные тесаки...

Развернувшись вполоборота, я ткнул когтем в сторону севера.

— Пятнадцать нападавших пришли сюда со стороны побережья глубокой ночью, — прошипел я, — иначе невозможно объяснить внезапность атаки. Используя тепловизоры и радиосвязь, они окружили деревню. Затем компактными группами, вооружённые импульсными винтовками, прикрывая друг друга, они бесшумно двинулись к центру поселения. По дороге уничтожая всех самцов, определённых сканером как взрослые особи. У местных не было ни единого шанса.

— Понятно, — пробормотал мой товарищ, резко скорчившись, как от удара. Он с ненавистью плюнул на землю — плевок, частично состоявший из кислоты, выделенной особыми железами в подъязычной впадине, прожёг в песке небольшую дымящуюся подпалину. — Значит, подонки перестреляли мужчин-защитников из древнего оружия, а потом, от души поглумившись, убили женщин и стариков. Даже детей.

Взглянув на него, я безмолвно покачал головой, и мои головные гребни качнулись в такт этому движению. В это мгновение в сердце царила жуткая пустота, и даже усталость, мучившая меня третьи бессонные сутки, уже не значила ничего.

— Не всех… — еле слышно прошептал я. — Они убили... не всех...

Кошмарное лицо Двалина, способное нагнать ужас на всякое существо, опасающееся смерти, от этих слов вздрогнуло. Мышцы уродливого лица исказились, словно кто-то дёрнул их за невидимые нити. И тут же — словно осунулось от страшного осознания. Он поднял глаза и посмотрел на меня испуганно, как ребёнок.

***

Десять минут спустя мы бежали короткими перелесками, между пальм, что хлестали нас по лицу и гигантскими пирамидами тёмных лишайников-великанов. Под ногами расстилалась хлипкая «хомовская» дорога: узкая полоска глины, размытая дождями, вперемешку с серыми, чуть обработанными ударами кирки камнями, торчащими в разные стороны.

Сто лет назад, когда человеческая цивилизация находилась на пике своего могущества, здесь пролегал великолепный тракт — тысячи километров идеального совершенства: щебень, отсев, песок, расплавленный камень, слитые воедино в прочную ровную ленту, способную выдержать движение огромных машин. Дорога, соединявшая континенты, вела к титаническим городам с высокими стеклянными башнями, пронзающими небосвод, к небесным шлюзам с воздушными челноками, узловым точкам цивилизации. Ныне бетон и асфальт осели, спрятавшись в вязкий, голодный грунт. И над останками того, что когда-то можно было назвать гордым памятником гордому Человечеству, теперь мелькали когтистые лапы «юных».

Я мог передвигаться гораздо быстрее своего компаньона — мои мышцы, усиленные мутацией и тренировками, позволяли развивать скорость почти сто километров в час. Но я сдерживался, позволяя напарнику экономить силы для предстоящей подводной ловли.

В отличие от «юных», люди не обладали такой физической мощью — ни скоростью, ни силой, ни выносливостью, ни способностью вдыхать атмосферный яд. Мощью, рождённой в муках мутации и блеске радиоактивного солнца. Но согласно незыблемому принципу компенсации, обитателям морского чудовища — последним детям уходящего в лету мёртвого, великого мира — была доступна иная сила. Не плоть. Не когти.

А технологии древних.

Противостояние между вымирающими остатками «хомо» и юными расами началось давно.

Перед гибелью человеческого рода их великие державы, словно разъярённые титаны, состязались между собой. В ту пору, когда наука стала служить не разуму, а безумию, они создали воистину дьявольское оружие— порождение ада, проклятое самим временем. Самые устрашающее средство разрушения из всего, что когда-либо было придумано этим племенем скверны, — подводные корабли.

Никогда ещё Человек не ковал меча, равного мощи чудовищного Тифона!

Находясь в глубинах океана, невидимый и неслышный, из своих тайных логовищ, спрятанных в складках морского дна, он мог наносить удары через полпланеты — с континента на континент, уничтожая народы, стирая с лика земли страны и города, ядерной киркой выбивая в земле гигантские котлованы, размером с море, но сухие, выжженные и мёртвые, словно опалённые невидимою отравой.

Внешне Тифон походил на исполинскую рыбу — чудовище, порождённое не природой, а гротескной фантазией инженеров. Его чёрная, блестящая, как смоль, туша напоминала акулу или кита — только выкованного из стали и превращённого в машину вселенского разрушения. С широким хвостом и гребнем-надстройкой по середине, высотой в семь этажей и длиной в семьдесят — размером почти с небольшой город «юных» — он лежал в океанской пучине, как древний змей, ожидая своего часа.

Сила Тифона, однако, заключалась не в его исполинских размерах и не в разрушительной мощи, способной стирать с лица земли горы и превращать города в пыль. А в скрытности и в толще океанских глубин. Когда Земля покрылась оспинами ядерных взрывов, а небо почернело от пепла и адского пламени, Тифон стал последним доводом тогдашних правителей. Их наземные армии, открытые очам космических спутников, словно агнцы на подлом алтаре войны, были уничтожены в мгновение ока. На поверхности континентов не осталось ни поселений, ни городов — лишь немногочисленные подземные бункеры, могильные склепы, которым была уготована гибель от грядущих землетрясений, разрывающих планетарную плоть.

Выжить смогли лишь подобные Тифону — стальные чудовища, скрытые во тьме океанов, под толщей воды, и, по злобной усмешке рока, оказавшиеся последними бойцами этой последней войны.

Армагеддон был кошмарен.

От мощных ударов планета вздрогнула, словно лань, пронзённая тысячей стрел, содрогнулась до самых недр и сошла со своей орбиты! Отклонение было небольшим, но вызвало подлинный конец света.

Земля приблизилась к Солнцу. Температура поднялась на 30–40 градусов во всех климатических зонах — от полюсов до экватора. Испарение океанов подняло в небо многослойные облака, густые, как саван, и накрыло мир серым покровом. Парниковый эффект взвинтил температуру поверхности почти до убийственного предела — лёгкие выживших плавились, словно воск.

Леса обратились в пустыни. Мир покрылся сетью морщин — вулканических трещин. Впрочем, рисунок континентов из космоса при этом почти не изменился, ибо таяние ледников компенсировало испарение океанов. Побережье морей искорёжило извержениями и налётом цунами — однако общие контуры суши остались прежними.

Смертельным оказалось другое.

Перед изменением орбиты и катастрофическим потеплением, на двадцать роковых месяцев Землю накрыла ядерная зима. Моря замёрзли, океаны покрыл щит льда — чёрного, как гробовая плита, накрывшее труп Человечества.

За всемирной зимой явилось всемирное лето и закончило истязание, начатое морозом. Большинство видов животных и растений, не способных прятаться вместе с людьми в подземных бункерах вымерло, не выдержав адского холода и смертоносной жары. С их смертью к людям явился Голод. Он пришёл в опустевшие города, в заброшенные шахты и даже в гробницы бункеров. За голодом — к «хомо» явилась Смерть.

Ужасы гибнущего мира, впрочем, не коснулись больших субмарин.

Они покоились в глубине, как боги в подводных храмах, недоступные и невидимые.

Ядерный двигатель, модифицированный незадолго до начала мировой катастрофы, мог работать тысячу лет, независимо от поставок радиоактивного топлива.

Гидропоника, технологии рециркуляции органики и системы очистки воды, разработанные в последние годы существования человеческой науки для космических колонистов, позволяли подводникам существовать автономно от баз снабжения почти бесконечно, с единственным ограничением – психической выносливостью экипажа. Ни пища, ни вода, ни электроэнергия теперь не являлись проблемой для величественных кораблей!

Толща воды, в которой они прятались долгие месяцы, пока гибла планета, спасла их от цунами и извержений. Движение континентов, голод и радиация, нашествие и таяние льдов — ничто не коснулось их бессмертных стальных корпусов. Лодки сумели выжить!

К окончанию конца света, когда океаны, бурлившие, как кипящий котёл, наконец вернулись в свои берега, а вулканы перестали изрыгать лаву, устав от собственной ярости, на ходу оставалось множество «вечных субмарин» Они всплыли из бездны медленно и величественно, как восставшие со дна ада демоны.

Часть из них, оказавшаяся в тропиках, впоследствии была уничтожена температурой, достигавшей на экваторе девяносто градусов по Цельсию. Вода здесь почти кипела. Корпуса деформировались словно воск, матросы в отсеках варились заживо, их плоть плавилась, даже внутри гидроскафандров. Некоторые лодки опустились на дно, превратившись в металлические гробницы, затянутые забвением, кораллами и песком.

Однако в целом, бессмертный подводный флот пережил гибель мира почти без потерь, оставшись единственным наследником уродливой цивилизации прошлого. Самым страшным оружием на планете, очищенной от воинственного человечества термоядерным огнём...

***

Когда мы прибыли к месту, Двалин отодвинул широкой лапой колючую ветку папоротника, и указал мне когтем на тёмную гладь воды, похожую на чернильное зеркало, простиравшееся до самого горизонта. Сначала я не заметил на ней ничего, кроме лёгкого бриза, шевелящего синий простор. Однако затем, чуть прищурившись и заставив оптическую линзу глазного яблока немного вытянуться, словно механизм бинокля, я увидел то, на что указывал мне напарник.

Подобные нам Ловцы Кораблей уничтожали субмарины всюду, где могли до них дотянуться: в узких норвежских фьордах, пронизанных острыми скалами, на мрачных отмелях Балтики, поросших остовами древних затонувших флотилий и даже в клокочащих атлантических водах, бурлящих, словно котёл.

Но очень давно — никто не ловил Тифона!

Великий из величайших, Тифон был самым большим из когда-либо созданных подводных судов и зрелище, открывшееся нам с Двалином, поражало до самых глубин души.

Глыба чудовища, спящая в водах, действительно походила на тушу кита – но неимоверно огромного, выше пальм и руин, возвышавшихся вдоль берегов. Лишь чёрный цвет его тела, такой же чёрный как воды Чёрного океана на фоне темнеющих лысых сопок мешал заметить стального гиганта.

Двалин толкнул меня в бок. Махнул волосатой лапой и закричал — хрипло, звериным голосом. За мгновение до этого, словно насмехаясь над нами, Тифон неуловимо накренился и начал стремительно погружаться в водную гладь.

Гидропоника и реактор ядерного распада обеспечивали подводную лодку всем необходимым: воздухом, светом, энергией, пищей. Всем, кроме одного. Поэтому раз в несколько месяцев подобные Тифону чудовища всплывали на поверхность — чтобы пополнить запасы.

Мы с Двалином знали, что пятнадцать девочек, похищенных из поселения «юных», станут женщинами людей. Пойманные врагами, маленькие, не знавшие ни любви, ни боли — они были вырваны силой из рук своих матерей. Они — не выживут даже шести месяцев до следующего всплытия. Их изнасилуют. И съедят. Странная вера обитателей железного монстра — осознание вечности их страшного корабля — позволяла им чувствовать себя безнаказанными и всесильными.

Отчасти — пусть мне вырвут мой поганый язык! — это действительно так.

Тифонтёры — всегда мужчины. Женщин среди них нет. Ни одной. Только дети — отобранные у убитых тифонтёрами родителей. Круглый год они питаются протоплазмой, взращенной на гидропонике и тепле ядерного движка, — ведь скотоводство и земледелие не ведомо существам, рождённым в железной бочке. И потому – Тифон жаждал плоть наших женщин не только для продолжения рода...

Вечные субмарины имели два корпуса – бронированный внутренний, и внешний, заполняемый океанской водой. Сейчас, цистерны внешнего корпуса через огромные люки наполняло бурлящее море. На наших глазах, Тифон погружался в пучину, словно исполинский каменный обелиск, сброшенный в водную тьму.

Тифон не шёл – он бежал. Атомный крейсер вечен и неуязвим, но страх перед местью либо истёртые тени совести заставляли Корабль-убийцу погружаться на глубину, спасаясь от неумолимой погони.

Их трусость легко объяснялась: люди всегда были малодушны и в то же время воинственны. Только болезнь могла стать причиной такого несоответствия. Тяга к крови и разрушению, являлась свойством безумного человека, чей разум, создавший удивительную технику и культуру, был, в то же время, слабее разума дикого зверя, не знающего войны.

Отбросив землю мощными лапами, мы с Двалином прыгнули в глубину!

Пленниц уже не спасти, но нечто, завещанное зовом жизни, давало нам силы к атаке.

Гигантская субмарина была слишком массивна и тяжела, чтобы воины «юных» могли встать у неё на пути. Мы не смели сражаться с «хомо» на суше – их импульсные разрядники убивали на расстоянии. Мы не смели соревноваться с Тифоном в море – глубины, где бродило морское чудовище были недосягаемы для наших лёгких. Самая мысль, что клыки и когти способны справиться с тоннами стали и страшной древней наукой казалась глупостью и безумием — насмешкой над законами бытия.

Однако же возле берега, в момент погружения субмарины, у нас был шанс – на возмездие!

***

Работая лапами и хвостом, Двалин и я приближаемся к кульминации нашей жизни. Cтремительно погружаясь, мы видим тело железной рыбы, несущей хаос и боль в родные селения. Назад пути нет – на такой глубине уже невозможно подняться обратно. Боль в ушах вдруг вспыхивает взрывом и глухотой – перепонки лопаются от давления, мир погружается в гулкую, жуткую тишину... И всё же – мы следуем вниз! За мгновения до собственной гибели, ничтожные и безмолвные перед величием морского гиганта, мы были способны лишь на одно...

В такие мгновения время словно изменяет свой ход. События ускоряются и мелькают перед глазами ураганным потоком.

Мы погружаемся всё глубже и глубже, удаляясь от берега и от жизни, пронзая телами тьму, густую словно смола, ледяную, словно могильный камень.

Две турбины, влекущие Тифон в океан, – будто два сердца демона – совершенно открыты.

Двалин мстит первым. Он кидается ниже и лопасти, быстрые как ножи, превращают напарника в вертящийся тёмно-бордовый фарш. В кровавое облако немедленно растворяющееся во тьме!

Мы – мутанты, похожи на «хомо» лишь внешне. Вес взрослого самца «юных» приближается почти к тонне. Добавьте скорость удара и давление в глубине.

Бездна стискивает меня всё плотнее и жёстче, но сквозь накатывающий обморок я вижу воплощение нашей цели.

Лопасти рвутся о тело Двалина! Гребни винтов трещат, как ветки под ногой исполина. Что-то внутри них ломается с глухим, чудовищным лязгом. Один вал выворачивается к чертям, другой – застревает и замедляется в рваном саване из объятий костей и плоти. Железный морской гигант вдруг вздрагивает всем телом — словно впервые за свою долгую поганую жизнь, он чувствует боль как живой. Тифон гулко ухает и стенает. Его двигатель воет, как раненый кашалот. Боль чудовища такова, что, кажется, пронзает весь океан. Вторая турбина, целая, но вышедшая из строя, медленно, но безостановочно, разворачивает гигантский подводный крейсер вокруг оси корпуса — словно исполинская рука невидимого грозного божества поворачивает этот колосс рукой.

Эту картину описать невозможно! Передо мной словно проворачивается гора. Стальная туша, чёрная, как душа Человека, скользит игрушкой, вздымая тысячи тонн воды, настоящие вихри на немыслимой глубине!

Угол падения субмарины, цистерны которой до отказа заполнены ледяной жидкостью для стремительного погружения в бездну, меняется стремительно и ужасно. Тридцать градусов — вниз по горизонтали. Сорок градусов — начало конца. Пятьдесят — корпус начинает лопаться дрожать. Затем — семьдесят. И семьдесят пять.

Такое возможно лишь в момент погружения, когда судно имеет крен, и сбой двигателя способен его опрокинуть. Тифону – почти не спастись.

Однако враги наши – доблестны и умелы. Работая неповреждённой турбиной и многочисленными рулями, они бьются за свою жизнь как загнанный зверь, пытаются выровнять плавучую крепость.

Сердце моё стучит от волнения и мышечных судорог – от скольжения в глубину. Сдавленные рёбра трещат, всё тело – стонет и задыхается. Но я следую ещё ниже, приближаюсь к уцелевшей турбине. И вонзаюсь в неё своим телом!

Через минуту, почти вертикально, исполинским и мёртвым молотом, Тифон бьётся в каменистое дно. Волна деформации прокатывается по корпусу, сминая броню как пергамент, круша железное и живое. Огромный корабль складывается гармошкой и раскалывается пополам…

***

Когда прибой, пахнущий солью и пеплом, выносит останки Тифона к берегу – почерневшие от копоти осколки отделки, каютный скарб и ошмётки трупов – над дальними сёлами «юных» разжигаются большие костры. В звёздное небо, совсем не похожее на то, что можно видеть на старых астрономических картах, вздымаются столбы дыма.

Это Двалин и я.

Мы с напарником поднимаемся от костров и плывём в царство духов, запретное, но священное. Нас ожидают там предки.

Под нами, над выжженными солнцем песками великой Сибирской пустыни, над жаркими водами Чёрного океана, что звался древними Ледовитым, стелются гимны и песни. Они вещают о многом: о вере и преданности, о жизни и о любви. Но главное – они вещают о Мире.

О том, что народы «юных» больше не воюют друг с другом.

Мы нелюди. Мы – не люди.

Мутанты, рождённые в пламени радиации. Новая раса, зачатая от войны.

Говорят, чтобы обрести покой, каждый «юный» должен пройти испытание – искупление кровью, очищение огнём.

Земля прошла этот путь. И лишь бесконечное Будущее – девственное и чистое, как обезлюдевшая планета, – ожидает нас впереди.

Остатки человеческих субмарин ещё прячутся в глубине океанов.

Но меж костров, глядя на Двалина и меня, воздев головы к небесам, поют песни новые Ловцы Кораблей.

Каждый – ждёт часа ловли и отомстит за угрозу, исходящую от стальных рыб.

Ведь мы нелюди. Мы – не люди.

И мир в этом Мире отныне – зависит только от нас.

.

.

ПРИМЕЧАНИЕ:

«Тайфун» или «Typhoon» – атомный крейсер проекта 941 ПЛАРБ «Акула»,

Водоизмещение в подводном положении – 48000 тонн (для сравнения – водоизмещение авианосца «Адмирал Горшков» - 45000 тонн)

Длина корпуса феноменальна – 172 метра (!)

Глубина погружения – 500 метров.

Вооружение – 200 ядерных боеголовок, для применения которых Тайфуну даже не требовалось погружаться и выходить в море: цели на континентальной части США могли быть атакованы и тогда, когда уникальный корабль-гигант был пришвартован на собственной базе на Североморске.

«Тайфун/Акула» был и остаётся крупнейшим из когда-либо созданных за историю подводных кораблей.