Солнце в полуденном зените сжигало тени. И тени тлели, истончались и прятались. Прятались в дыхании койота, меж перьев орла и в крови змей. Заснеженные пики гор надменно взирали с линии горизонта, кривые и острые, как зубы крокодила.
Степь раскинулась, как шкура кобры — изумруд и ржавчина под солнцем. Изредка мелькали скрученные, похожие на нарывы невысокие деревья.
Старый орк прищурился, поправил колчан, постучал по черной тетиве. Он помнил этот день, как и тысячи предыдущих. Возможно, что память была ему наградой от предков, но сам он думал иначе. Иссушенные временем пальцы коснулись спутанных седых волос.
Мужчины его племени не носят волос. Это удел женщин и детей.
И пусть его тело напоминало скелет, укрытый жилами, каждая морщинка воплощала событие, которое он когда-либо видел.
И сейчас он шел по следу. Обрубленным носом он втягивал раскаленный воздух с запахом железа, пота и вонью варгов.
Он чуял жажду битвы и наживы. Старый орк улыбнулся потрескавшимися губами. Чуять – не значит чувствовать. Но помнить — значит почти чувствовать.
Он шел неспешно, погруженный в события своей молодости. Когда он был высок и быстр. Когда он был вождем и сам ходил в набеги. Тогда ему тоже была нужна слава, а теперь… Он шел к обугленному селению, чтобы забрать то, что осталось. Нет, он не считал себя мародером, он искал вещь иного толка. Лекарство. Словно эхо, в памяти прозвучал смех того, без тени. «Ты будешь жить так долго, пока не совершишь что-то по-настоящему достойное!»
Из воспоминания старого орка вырвал стон. Мужчина с обезумевшими от боли глазами, цепляясь за клочки сухой травы, полз ему навстречу, оставляя позади алую тропу обрубками ног, прямо от людского селения. Глаза мужчины молили о смерти, и Тигиштар, натянув стрелу на черную тетиву, совершил акт милосердия.
Невысокие дома из камня и дерева были чужды для сына шатров. Но люди жили иначе — они окапывались и обживали каждый кусочек отбитой у орков земли. Камень и дерево наверняка добывали у склона гор. Люди живут тем, что очеловечивают всё вокруг себя, даже то, что в этом не нуждается. Это было заметно по груженым материалами повозкам, что встречались на каждом шагу, почти у каждого дома. Волов, так называлась скотина, которую люди привели за собой, скорее всего забрали орки, ибо силу этих животных было невозможно не уважать. В центре селения лежала обрушенная часовня какого-то человеческого божества. Но раз оно не могло постоять за тех, кто в него верит, то грош цена такому божеству. Поэтому во взгляде на храм Тигиштар не ощущал сочувствия.
Старый орк больше не был высок — жизнь согнула его, приравняв ростом к людям, и он научился этим пользоваться, незаметно ступая меж высокой желтой травы, прямо к дымящемуся и разоренному людскому селению. Его глаз и ушей не коснулась старость, и он отчетливо видел каждое тело. Мужчины и старики лежали в неестественных позах с жалкими кусками железа в руках, недостойными называться оружием. Женщин и детей он не видел, скорее всего их увели для продажи в рабство.
Но Тигиштар знал, что забрали не всех. Знал, что орки торопились поскорее убраться, пока не прибыла гвардия Серых Лордов. Воинов, что были изгнаны из королевств по ту сторону горной гряды. Однако он знал, что это было иносказание. Ведь Серые Лорды никогда не были изгнанниками. Они были беженцами с земель, населенных исключительно могущественными чародеями, с которыми он — Тигиштар, предпочел бы не видеться.
Серые Лорды отвоевывали себе место постепенно, тесня его народ, и племена не чурались мести за каждый клочок отвоеванной у них земли.
Но не месть интересовала Тигиштара, ведь он давно был научен быть выше этого чувства. И, осмотрев деревню на отсутствие гвардии Серых, он вошел в селение и, медленно ступая от дома к дому, от частокола к частоколу, прислушивался. Остановившись у одного из домов, он проскрипел, как старый дуб на ветру:
— Выходите, — тишина была ему ответом. Лишь пламя пело свою песнь потрескиванием угольков. — Я слышал вас.
Снова тишина. Старый орк медленно пошел к покосившемуся зданию, и оттуда выскочил белокурый кудрявый мальчишка лет десяти, волоча за собой железный меч.
— Я не дам тебе забрать меня в рабство! — воскликнул он звонким мальчишеским голосом. Слова давались ему через силу, а его дыхание было сбивчивым, но он всё же смог продолжить. — Когда я вырасту, смерть это самое малое, что ждет твой народ!
— Если... ты вырастешь, мальчик. Если... — проскрипел орк, усмехнувшись и убрав лук за спину,подошел практически вплотную. Мальчишка был хил и болезненно бледен. Темные мешки под глазами и множество ссадин. Орк поморщился. Этот паренек не годился. Он попытался пройти внутрь дома, но мальчишка описал полукруг полоской стали. Тигиштар раздраженно прохрипел:
— В сторону, мальчик, ты мне не нужен.
— Там ничего для тебя нет, тупой орк, — даже один взмах дался для мальчика с трудом, и он начал тяжело кашлять. Орк, пожимая плечами, положил лапищу на лицо мальчика, оттолкнул его в сторону и, не удостаивая отпрыска больше взглядом, приоткрыл дверь.
А затем — кряхтя, отскочил в сторону. Маленькая курносая девочка с иссиня-черными волосами пролетела мимо с зажмуренными глазами, размахивая перед собой маленьким узким ножом.
Тигиштар оценивающе всмотрелся в её хрупкое тельце и, поймав её за волосы, поднял на уровень глаз. Испуганная, она воткнула нож ему в запястье и взвизгнула от непонимания происходящего. Старый орк поморщился, но руки не разжал.
Он чуял боль потерь и гнев. Ярость и страх наполняли сердце девочки. Отчаяние. Потенциал. Да... он возьмется ее обучать, и она поможет ему, если не умрет.
Он снял с пояса мешок и, как тряпичную куклу, опустил туда девчонку, пропуская мимо ушей протестующие визги. Закинул за спину, развернулся и, вытащив из запястья нож, отбил выпад поднявшегося мальчишки.
Что-то в этом мальчике было такое, что трудно было разглядеть, и Тигиштар не стал всматриваться — орк принюхался. Он считал, что настоящую силу видно сразу. За юным отроком не просматривалось ни капли мощи. И всё же этот странный флер от разгоряченного и болезненного тела намекал орку, что списывать со счетов маленького бойца не стоит. Мальчик, тяжело дыша, взмахнул мечом еще раз. Орк сделал шаг назад, и мальчишка провалился вслед за мечом наземь.
— Ты жалок, — усмехнулся орк и переступил через его тело. Пацан закашлялся и попытался встать, но не смог. И орк тут же забыл о нем. Ведь он был настоящим орком и уважал только силу.
И он быстрым шагом двинулся из селения. Пройдя метров сто, он услышал истошный вопль. Тигиштар обернулся и увидел мальчишку, что, ковыляя, бежал и волочил за собой меч.
— Отпусти её! — прокричал он и снова взмахнул мечом. Меч выскользнул у мальчишки из рук и улетел куда-то совсем в сторону, а мальчик, закашлявшись, упал на колени. Старый орк хмуро кивнул.
— Поди прочь. Я не хочу тебя убивать.
— Зато я хочу тебя убить, — тихо ответил мальчишка и зло посмотрел ему в глаза. Радужка его глаз была ярко-синей, за одним исключением. Правый глаз был сине-карим. Симметрично, словно два разрубленных и сшитых вместе. Кусок сапфира, утонувший в земле. Тигиштар не удивился мурашкам, которые побежали у него по спине. Он услышал в этом голосе — голос своего прежнего господина. Точнее, не сам голос, а уверенность и интонацию.
Орк развернулся и пошел прочь.
На самом деле он не был уверен, что это то, что ему нужно, именно эти дети. В конце концов, это были не его первые ученики. Но как будто у него был выбор. Ему нужны были человеческие щенки, орочьи не подходили на уготованную им роль, а других детей в этом разграбленном селении он не чувствовал.
Девчонка некоторое время пиналась ногами в спину, вопила, но через час она осипла, выдохлась и уснула. Орк понял это по её выровнявшемуся сердцебиению. Хмыкнул и оглянулся назад. Пацан плелся следом, в трехстах метрах. По нему было видно, что он хотел бы идти быстрее, может даже бежать, но не мог. Тигиштар отметил, что одно плечо мальчишки было опущено — это означало, что при всей своей немощи пацан продолжал волочить меч.
Однако трава была высокой, и он не мог сказать этого наверняка.
Впрочем, меч его не волновал, Тигиштара беспокоил след, который клинок оставлял за собой. Скошенная трава под тяжестью меча — довольно явный след. Такой явный след Серые не проморгают.
Тигиштар вздохнул и сел на землю. Солнце катилось к западу, а идти нужно было еще долго. В иных обстоятельствах он преодолел бы этот путь в три раза быстрее, а то и в четыре. Он мог бы подуть в рог, и Р"тъяр — варг примчался бы к нему и унес его куда подальше от земель Серых Лордов. Но Р"тъяр терпеть не мог людей. Старому орку хватило и того случая, когда варг сожрал одного из его предыдущих учеников. Поэтому Тигиштар все сделает сам.
Тигиштар коснулся запястья. Рана затянулась, как и прежде. Как и всегда. Впрочем, его тело помнило раны и похуже.
Орк коснулся земли и загреб в руку черного песка, подул на ладонь. Пыль разлетелась, а вот кусочки железа остались. Эта земля тоже знала времена похуже. Орк поднял голову к небу и зевнул, смахнул кусочки железа и лениво посмотрел на приближающегося мальчишку.
Золотые кудри повисли, по лицу стекал пот, ноги дрожали и подкашивались, но тот тянул меч двумя руками.
Орк сунул руку в одну из поясных сумок и достал кусок вяленого мяса.
— Держи, Рахч, — и кинул пацану к ногам.
— Что это? — спросил парень. Он был вымотан, у него не было сил даже на гнев.
— Это чтобы ты не стал Жак' Рахч, — скривился орк.
— Жак' Рахч?
— Жалкий червь.
Глаза вновь пацана вспыхнули яростью, и тот поднял меч над головой. Орк, прищурив один глаз, пощелкал языком. Пацана повело в сторону; он упал и, смешно дрыгая ногами, уснул.
Тигиштар, сплюнув в сторону, встал и, подобрав кусок мяса, оскалился.
— Жак'Рхач, — повторил орк, склонившись, чтобы забрать меч из всё еще сжимающей его руки.
Глаза пацана открылись, и тот грязными пятками ударил старого орка. Точнее, попытался. Ибо орк, отметив зарождающееся движение, одобрительно кивнул, перехватывая пацана за обе лодыжки:
— Был не прав. Просто Рхач, — и, хлесткой пощечиной, оглушил отрока, закинул его в другой мешок, перевязал шнурком от своего сапога, ибо веревки у него больше не было.Пристроил его рядом с другим.
Покрутив меч, что в руке Тигиштара казался ножиком, орк широкими шагами пошел вглубь земель, принадлежащих племенам орков.
Тигиштар преодолевал путь с необыкновенной легкостью. Его шаги были широкими и легкими, как у кошки, словно за его спиной ничего и не было. Он неустанно двигался сквозь степь, наблюдая, как солнце медленно катилось от зенита к закату, минуя саблезубых пум, бизонов, ланей. Хищники не нападали на орка, ибо каждая тварь знала его запах и не рискнула бы с ним связываться, но и бежать они не торопились. Глаза саблезубых кошек недовольно блестели из сухой травы. А вот дичь, напротив, бежала сразу же.
Однако старый орк не терял духа, в конце концов, он всегда мог попытаться поймать кошатину или косулю-другую на водопое, уподобившись крокодилам и аллигаторам.
Сытое существование также обеспечивали ловушки, которые он научился изготавливать каких-то восемьсот лет назад.
Но он скучал по настоящей охоте. Скучал по бегу наперегонки с варгом за зайцем. Скучал и ничего не мог поделать.
Он научился довольствоваться тем, что имеет. И если это не было силой, то он не знал, чем это было.
Впереди был старый лес, дремучий и жуткий на вид. Тигиштар любил его. Тот лес был столь древним, что духам, населяющим его, было плевать на орка с его проклятиями. Лес жил по своим правилам — деревья меняли свое местоположение, а земля вообще в любой момент могла стать топью. Темные скрюченные ветви дубов и деревьев, названий которых он даже не знал, рвались к солнечному свету, а кроны были столь густыми, что под ними ложилась плотная, почти ночная тень. Похожие на пляшущие фигуры, они корнями в причудливых жестах вгрызались в землю, словно ей не принадлежали. Тигиштар часто ловил себя на мысли о том, что лес посреди степи — явление необъяснимое. Само его существование должно было бы удивлять, но орк не удивлялся, ведь Тигиштар знал, что этот лес был всегда. Он корнями прорастал откуда-то из прошлого, пробиваясь куда-то намного дальше будущего.
Здесь он мог встретить давно умерших друзей, а с некоторыми даже поговорить.
Степь перетекала в лес резко, словно тот был каменной стеной посреди пустыни. Он был темно-синего оттенка и с трудом вписывался в изумрудно-ржавый пейзаж.
Громадный койот сидел на границе леса и, облизываясь, зевал. А затем, прижав уши, чихнул.
Тигиштар улыбнулся, сунул руку в подсумок и протянул койоту вяленое мясо.
— Здравствуй, шаман. Здравствуй, Ша'Нгрилл!
Койот повернулся и, укусив себя за лапу, прорычал:
— Блохи — проклятье! — Койот яростно чесался. — Лучше бы в ворона превратился!
— Птички долго не живут, шаман, — ухмыльнулся орк и откусил кусок сам.
— Тебя блохи за яйца хоть не кусают, Тигиштарррр! Вот они это сущее прррроклятие, — ответил койот и хрипло пролаял, обозначая смех.
В мешках за спиной начали обеспокоенно шевелиться.
— Новый ученик? Тебя не напрррррягает, что они дохнут, как мухи, эти человеческие отпрыски. Взял бы лучше оррррка.
— Орк мне не поможет, друг, — хмурясь, ответил Тигиштар. — Арашкааны снова ходили в набег, и я кое-кого спас.
— Спас? Скоррррее отсрочил неизбежное. Ррррррядом с тобой его ждет более страшная смерть.
— Их.
— Гррр?!
— Их двое. Мальчик и девочка. Девочка сильна и бесстрашна. Но очень мала. Мальчишка — Рхач.
— Черррррвь, что корррррм для черррррвей. Ты не устал брать грехи на душу, Тигиштаррр Воррр Судеб?
Старый орк поправил мешки, вздохнул, оставив вопрос без ответа, и закинул остатки мяса в рот:
— Веди меня домой, шаман.
Они шли тропами, что знают лишь мертвые. Старый орк не ведал, оставался ли он в этом мире или шествовал через мир духов. Но ему казалось, что следуя за Ша'Нгриллом, его стопы касались Шартаара. Горизонт странно покачивался, и огоньки бесплотных глаз смотрели ему в спину, но, пытаясь разглядеть наблюдающих, Тигиштар слышал лишь шепчущий смех, и кровь как-то по-особому начинала стучать у него в висках.
Койот иногда оглядывался и улыбался звериной мордой.
Дети же бешено колотились в мешках и что-то кричали. Впрочем, как и все те, кого он насильно приводил сюда. Поэтому он привык не слушать чужие причитания.
Они осторожно миновали туман и топи, безмолвную голову великана, в глазах которой полыхал мертвенно-синий огонь. Она не имела определенных очертаний, и взор Тигиштара упорно скользил мимо, словно кто-то специально отводил взгляд старого орка.
Старый орк думал, что вся эта тропа была создана специально для него, потому что вокруг лежали переломанные клинки и разорванные знамена племен, которые он когда-то лично помогал покорять. Иногда он слышал песнь из самой глубины леса, но лес никогда не позволял ему приблизиться к источнику звука, оставляя для него только разные вариации этой тропы до его дома.
Ша'Нгрилл когда-то говорил, что дом в конце тропы существует только из-за Тигиштара и его заслуг перед духами.
Но эти его заслуги ни в коем разе не влияли на проклятье, которым духи «наградили» его.
Впереди показалась бревенчатая хижина, оплетенная корнями и мхом. Громоздкая, на вид неустойчивая, но внутри она была больше, чем казалась снаружи.
Койот сел и принюхался.
— Ты чуешь, Тигиштаррррр?
— Что я должен чуять, шаман?
— Здесь был твой старрррый знакомый.
— Все мои старые знакомые мертвы, Ша'Нгрилл.
— Но явно не этот.
Тигиштар напрягся, снял с плеча лук и потянулся за стрелой.
— Нет. Дррррруг мой, его уже здесь нет.
— Скажи мне, шаман, кто это был! — Тигиштар напрягся. Впервые за долгое время он занервничал.
И койот прорычал:
— Я не знаю.
— Ты не можешь не знать! — возразил старый орк, оскалившись.
— Ты прав. Но духи запрещают мне говорить.
— Хорошо. Если такова воля духов... Как думаешь, наш гость вернется? И как он прошел через лес?
Койот хрипло пролаял, обозначая смех.
— Не знаю, вернется ли он. Но лес явно не преграда для него.
— Хммм. В следующий раз я буду готов к его визиту, — сказал Тигиштар, обращаясь скорее к самому себе, чем к кому-либо. Шаман высунул язык, облизнул нос и насмешливо провыл:
— Нуууууу-нууууууу, мой друг. Даже лес не был готов к его визиту, а ты будешь?
Тигиштар коснулся спутанных волос и буркнул, убирая за спину лук:
— Буду.
— МОЖЕТ ТЫ НАКОНЕЦ УСЛЫШИШЬ МЕНЯ, ТУПОЙ ОРК! Я ХОЧУ ПИСАТЬ! — девичий голосок наконец пробился сквозь толщу мыслей в голове Тигиштара, и он одним движением сбросил с плеча оба мешка, откуда в тот же момент раздалось сдавленное «ой».
Ловким движением орк развязал мешок с девчонкой, которая не замедлила в тот же момент попытаться запрыгнуть ему на руку и укусить. Тигиштар легко уклонился, пихнул ее наземь и ухмыльнулся койоту.
— Боец, — одобрительно кивнул ей старый орк, подмигивая шаману. И развязал второй мешок. Пацан вылез не так быстро, потирая ушибленные места, посмотрел вокруг. Увидев койота, он сглотнул и спросил:
— С кем ты разговаривал? Здесь никого нет! Ты что, собираешься нас сожрать? Или скормить нас ему? — почти протараторил пацан, указывая на шамана.
— Рррррхач. Здесь есть я. И я не ем человечину, но я могу сделать исключение, — усмехнулся шаман.
— ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ! — удивленно завопила девочка так, что койот прижал уши, а старый орк прочистил оба уха.
— Я уже не помню, почему он разговаривает, но, когда он был орком, он был более молчалив, — усмехнулся орк.
Койот рассмеялся.
— Когда ты был моложе, ты и шутить-то не умел, друг.
Койот подошел к девчонке и, обнюхав её, облизнулся. Девочке это не понравилось, и она тут же зарядила шаману в глаз. Ша'Нгрилл от удивления сел и, мотая башкой, отполз назад. Тигиштар громко рассмеялся и смахнул слезу, выступившую от смеха.
— Я же говорил. Боец.
Койот, прищурив глаз, посмотрел в сторону мальчишки. Судорожно втянул ноздрями воздух. Всмотрелся еще пристальней. Открыл было пасть, желая что-то сказать насмешливое, а потом передумал:
— Ты нравишься духам. Хотя сейчас в тебе ничего такого, кроме твоего расколотого глаза.
Старый орк перестал смеяться. А мальчишка осторожно спросил:
— Почему ты не держишь нас?
— Чтобы вы скорее приняли неизбежное, — усмехнулся орк.
Мальчишка рванул девочку за руку. Они исчезли в чаще, оставив за собой лишь сломанные ветки да кашель.
Орк хмыкнул и пошел к хижине, на ходу бросая:
— Когда вернетесь, жрать будет нечего.
На этом день для орка закончился, и тот, дойдя до лежанки, провалился в сон.