Тихо не получится. Игрушки 2

Глава 1

С бомбами разобрались достаточно быстро, взяли пробы из каждой, и стало ясно, что в четырёх находится чистый тротил, а две снаряжены амматолом, выплавлять который — себе дороже. То есть технически ещё можно было бы попробовать, то шанс взлететь на воздух при ошибке слишком высок.

— Так их что, выкинуть что ли? — спросил вертевшийся поблизости Алик.

— Я те выкину, олигарх проклятый! — шутливо замахнулся на него Казачина. — Это же готовые фугасы, только стабилизаторы снять.

— Отставить хиханьки! Вы, технологи мои дорогие, скажите, как взрывчатку плавить будем, смолокурни под рукой нет, а «сотка» — это вам не снаряд трёхдюймовый, — прервал нас Фермер.

— Ну, пока по самолёту лазали, я датчики температуры масла открутил… — скромно признался Казачина, — Так что режим выдержать — теперь не проблема. А вот с нагревом придётся помучаться…

— Нам сколько градусов нужно? Больше восьмидесяти, но меньше ста, так ведь? Самое простое, на мой взгляд, найти деревенскую баню — и всё.

— Ну, ты и… как вы там говорите? Креативщик, вот! — порадовался моей смекалке Саша, и добавил: — Заодно и помоемся, кстати! Вы, калеки хромоногие, берите инструмент и снимайте стабилизаторы с этих двух «чушек», ну и барахло своё соберите.

И Саня ушёл в штаб, как я понимаю, помогать Бродяге, готовить сообщение для Центра.

Впрочем, уже через полчаса приказ на передислокацию был отменён – «самые главные» решили, что от добра добра не ищут, да и обстановку выяснить надо.

Так что сегодня уже третий день, как её «выясняют». «Метод «шапки-невидимки»». Вчера, например, «мобильный патруль полевой жандармерии» три машины «досмотрел». Капитально так. И потому прямо сейчас мне свалилась работёнка. Проверить, отстрелять и доложить. Пять пистолетов, один автомат и пять карабинов. Карабины я сразу отложил – ничего в них нового нет, а вот остальное поволок в чащу, где было оборудовано стрельбище. Шумно, конечно, но, во-первых, до ближайшей деревеньки километров пять, а, во-вторых, директрису оборудовали в овраге. Относительно прямой кусок в пятьдесят метров, два щита из палок, к которым листы бумаги прикрепляем – всё честь по чести.

Сегодня в работе у меня оказались три «тридцать восьмых» «вальтера», один карманный пистолетик калибра 7,65 и зверский раритет – «маузер» с полустёршейся «красной девяткой»[1] на деревянной рукоятке. Начал я, как раз с него. Саша-Раз пистолеты не очень любит, но этот ему в размер – большой и внушительный. Помимо этого, как я помнил, такие «маузеры» с деревянной кобурой были у наших зафронтовых чекистов чем-то вроде статусного жетона – мол, не всем положено. Ещё в двадцатые годы ГПУ закупила большую партию, так что висящую на ремешке через плечо кобуру с этим стимпанковским чудом вполне можно считать «облегчённой» версией значка «Почётный чекист»[2].

Вытащив из кобуры этот агрегат, я сделал знак Славе поставить мешок с остальными стволами.

«Так, этот рычажок около курка это предохранитель, затвор оттягиваем на себя…» - некоторый опыт обращения с этой легендой у меня был, но вот стрелять - как-то не довелось. Там, где я его «вертел в руках», были только послевоенные наши патроны, а он, по словам его владельца, их не любит, «слишком горячие».

Бам! – это я, приняв «офицерскую» стойку, плавно спустил курок.

Пистолет мягко, куда мягче ТТ, толкнул руку.

Бам! Бам!

«Хм, и возвращается хорошо!»

Бам! Бам!

- Пойдём, посмотрим, - предложил я Славе, который внимательно следил за моими манипуляциями.

Пока мы шли эти двадцать пять метров, я попытался перезарядить «маузер». «Нда, третью руку, что ли отрастить?» - столкнувшись с архаичной обойменной системой, привычные навыки дали сбой. Получилось только добить магазин патронами по одному.

- Слушай, отлично! – оценил Трошин мою «кучку».

- Ага, вот только возиться с этими «часами с кукушкой» я не буду! – и, в ответ на недоумённый Славин взгляд я рассказал байку о том, как Кренкель чуть не довёл Папанина до сумасшествия, подбросив лишний винтик.

- Но это же отличный пистолет! – отсмеявшись, заявил майор.

- Ага, для конца прошлого века! Дай-ка мне «вальтер», - с шутками и прибаутками мы уже вернулись на огневую. – И второй бери!

Из всех наколлекционированных пока пистолей, «вальтер» мне нравился больше всех. Удобнее, чем ТТ, но не такой вычурный, как «парабеллум», который, к тому же имел одну неприятную для меня особенность – дергающиеся перед глазами рычаги системы запирания, которые, по ощущениям, могли и до нервного тика довести.

А вот «вальтер» у меня не первый. Тот старенький опер из МУРа, что меня из нагана стрелять учил, подарил. Так получилось, что «вписался» я за него на темной аллее Петровского парка. Злыдней было четверо и мне удалось с ними справиться. Не без потерь. Зуб одного застрял у меня между костяшками среднего и безымянного пальцев правой, а опасная бритва другого рассекла предплечье левой. Так что добивать пришлось ногами. Когда мы со «спасённым» дедушкой вышли под фонарь, он оценил мою заляпанную кровью куртку, попенял мне за безрассудство и практически силой затащил к себе домой – пить чай и залечивать раны. Понятно, что «силой» - это для красного словца. Просто, когда я в ответ на «безрассудство» сказал, что четверо довольно крепких гопников не оставили бы от старикашки и мокрого места, он очень похоже на киношного Сухова хмыкнул, сказал: «Это вряд ли!» и, отвернув полу когда-то дорогого, но уже изрядно засаленного пиджака, продемонстрировал торчащий за ремнём «тридцать восьмой» «вальтер». Устоять я не мог.

Иван Кондратьевич жил один: жена умерла лет десять назад, а сын, капитан-мотострелок, вернулся «из-за речки» в казённом гробу. Сын, хоть и был женат, внуками Кондратьича не обеспечил, так что доживал свой век отставной майор в одиночестве. Удивительно, но, несмотря на полувековую разницу в возрасте, завязалась у нас дружба.

Заскакивал я к нему, когда каждую неделю, а когда и раз в две. Заносил иногда гостинцы, а он рассказывал о своей богатой событиями жизни. Ну и учил.

Про нашу встречу в парке он как-то сказал: «Глупо ты вылез. Решил помогать – бей. Это не спорт, а у них чести нет. Ты, Тоха, запомни – все эти песни про «воровскую честь», «понятия» и «правила» - фуфло. Они и друг дружку скоро резать и стрелять начнут, уж больно куски сладкие.»

Однажды, когда я заскочил к нему перед Ноябрьскими праздниками, он спросил, не могу ли я найти кого-нибудь с машиной. Мол, друга навестить надо. В ответ я хмыкнул, и достал из кармана ключи от моей гордости – отцовского «ушастого» «Запорожца», который он мне подарил, после того, как пошёл в гору и пересел сначала на «восьмёрку», а потом и на иномарки.

Палыч, так звали друга Ивана Кондратьевича, жил в деревне сильно за Шатурой. Когда мы добрались туда, стояла глухая ночь, так что сил на плотное знакомство у меня не было. А утром выяснилось, что Афанасий Палыч, не просто старинный приятель моего пожилого друга, но и наставник. Войну Палыч провёл, как он сам пошутил «в глубоком тылу». Но уже через пару рюмок, в ответ на укоризненный взгляд Кондратьича, признался, что тыл был немецким, а служил он у генерала Судоплатова. Так я впервые в жизни услышал про 4-е управление НКВД. А через день Палыч разбудил меня в полшестого и велел собираться.

… Чертыхаясь про себя, вёл я свой рыжий «запор» по вдребезги разбитой грузовиками лесной дороге, мечтая лишь об одном – не застрять. Однако же, когда доехали мы до конечной точки этого странного путешествия, я позабыл про всё! В потёртом кожаном чемоданчике, который Афанасий Павлович всю дорогу держал на коленях, хранились сокровища! Каково было мне, ещё в пятом классе мотавшемуся через пол-Москвы к однокласснику, чтобы только полистать недавно вышедший справочник Жука, увидеть перед собой и «вальтер», и «наган», и даже диковинный бельгийский «Хай Пауэр»!? А пострелять из них?

Когда полчаса спустя, я, немного оглохший и сильно контуженный подвалившим счастьем, подошёл к накрывшим небольшой достархан прямо на багажнике «запорожца» дедам, Палыч хмыкнул:

- Не, кой-чего умеешь, но сейчас выкинь это всё из головы. – И, продолжил, в ответ на мой удивлённый взгляд, - Я тебя сейчас научу. Это не очень сложно. Но, Антоша, если узнаю, что кого-нибудь другого научишь, я тебя убью. Если, - он наставительно покачал своим пальцем у меня перед носом, - только речь не идёт о жизни. Или выполнении задания.

…А «вальтер» стал моим через год. Повздорил Иван Кондратьевич со своим новым соседом, купившим две другие квартиры на его этаже. Предложил ему сосед выкупить его «двушку», да отказался майор. В грубой форме. А через три дня неизвестные сильно избили Ивана Кондратьевича. В Склифе он и дал мне ключи от своей квартиры, с наказом забрать себе его документы и вещи. Среди них и была коробка с потёртым «немцем». Вот только ни о подарке от друга, ни об умениях, что мне Палыч в голову вбил, я не рассказываю. Моё это. Личное. Но сейчас можно:

- Слава, ты плечо-то не напрягай, не гаубицу ворочаешь….

***

Александр поправил задравшуюся полу резинового плаща так, чтобы она прикрывала ноги в камуфляжных штанах. Немецкую форму его размера пока так и не смогли «подобрать». Нужного размера есть только пилотка, каска, да безразмерный плащ.

Сама идея «костюмированного бала», со времён нападения на первый мост, казалась Саше слегка абсурдной, но сейчас он был спокоен. Мало того, что все немцы, которых они «выпотрошили», без малейших трепыханий останавливались по команде фальшивого патруля жандармов, так потом они пребывали в полнейшем шоке от того, что их захватили русские. Ну и приведённой Бродягой пример Николая Кузнецова, год «работавшего» по такой же схеме при несравненно более жёстком оккупационном режиме, добавил уверенности.

В плане сбора развединформации, это, конечно, не кладезь совсем, но с каждым «полем», обстановка становилась всё яснее и яснее. И бензина теперь гораздо больше. Сейчас Саша совсем не жалел, что в своё время, когда командование обязало их получить образование ещё и в гражданских ВУЗах, он выбрал МАМИ. Тогда, понятное дело, причиной стало расположение этого института, но сейчас полученные знания стали более чем полезными. Перед войной немцы в приказном порядке перевели весь транспорт на низкооктановый бензин и, даже такие фирмы как «Хорьх» и «Майбах» перенастроили свои «призовые» движки на «мочу». Так что лить в баки чистый авиационный бензин – прямой путь к поломке.[3] Зато теперь можно разбавлять «один к двум» и горя не знать. Хотя, лучше, конечно, придумать, как октановое число померить.

- Всем внимание, сзади слева офицер-летчик! – голос Люка в наушнике.

Алик легким движением выдернул из уха волновод – конечно, вряд ли кто-нибудь здесь знает, что это такое, но рисковать не стоит. Почти синхронно его движение повторил Бродяга, вставший со складного брезентового стульчика на противоположной стороне дороги.

Лётчик – это серьёзно. Даже если не штабной, то координаты своей части знает, а пощипать «орлов Геринга» стоит. Ох, стоит!

Жаль, конечно, что Зельцу рацию не дашь, но у него пулемёт, так что по любому подход с противоположной стороны прикрыт. Но предупредить его надо:

- Зельц, внимание. Будем работать, - Сашка лежит с оптикой в трёх сотнях метров, так что в подъезжающей машине этот приказ точно не услышат.

Через три минуты долетел рокот мотора, а ещё через полторы – Александр привычно засёк время, показалась и она. В ответ на ленивую отмашку жезлом Тотена, у наспех сколоченной рогатки она затормозила. Гражданская, даже не покрашенная в мышасто-серый. На номере литеры «WL» и пять цифр – таких он ещё не видел, на всех других были «WH». Алик прихрамывая, - Бродяга сказал, что это добавляет достоверности, вроде как не тыловая сволочь – а боевой фельджандарм, идёт к машине.

Вообще, конечно, для нормальной засады народу остро не хватает – здесь сейчас почти весь наличный состав, кроме Антона и Серёги. А в машине – четыре человека! Тотен и Сергеич у рогатки, Люк перекрывает со снайперкой дорогу метрах в трёхстах. Зельц в резерве. Александр плавным движением карабин к себе так, чтобы максимально быстро открыть огонь. Хотелось бы, конечно, чтобы вместо Алика Антон в ближний контакт входил – с его-то навыками, но сейчас знание немецкого важнее, к тому же Тоша активно подтягивает сейчас язык.

Хоп! Тотен делает водителю приглашающий жест, выходи, мол, из машины.

Водила распахивает дверь, из машины долетает басурманская речь. На повышенных тонах.

Тотен делает шаг назад и, внезапно и резко бьёт водилу автоматом в лицо! Вот и Сергеич приходит в движение, и секунды не прошло, а он, достав плавным, но стремительным движением оба рабочих ствола, взял на прицел и переднего пассажира и заднего.

Алик добивает ударом сверху водителя.

«Пора работать!»

Коротко свистнув, Александр выпрыгнул из люльки мотоцикла.

****

Настрелявшись и заменив свой «вальтер» на один из новых, я со Славой вернулся в лагерь. Личный состав «отдыхал в меру своей испорченности»: Емеля колдовал над котелком, трое бойцов, уютно расположившись под сварганенным из немецких плащ-палаток тентом, кромсали с помощью трофейных штыков и заменявших киянки чурбачков шрапнельные пули.

Что-что, а сознательность тут на высоте! В мои времена если тебя не припахали прямым приказом, то можешь смело отдыхать, не забывая изображать некоторую активность. Впрочем, и мои современники праздностью не страдают. Ванька, чья очередь сегодня дежурить на рации, точно что-нибудь мастерит. Да и Серёга… Ну да, машет мне рукой, чтобы:

- Тащ страшный лейтенант, иди сюда! С местоимениями поможешь! – рядом с ним на куске брезента лежит постепенно заполняющаяся стараниями Алика тетрадь – наш учебник немецкого. Я, вроде как числюсь в наиболее успевающих, а потому несу почётное звание «Klassenmonitor»[4], ну и обязанности соответствующие. Хуже всего дела обстоят у командиров – ни Фермер, ни Бродяга склонности к языкам не проявили, да и возраст сказывается. Люк и так знает пару десятков расхожих военных фраз, но особым прилежанием не отличается.

- EinMoment, genosse! - Посты сменять ещё только через сорок минут, так что время помочь Доку есть.

Но, поработать над «вражескими спряжениями» не получилось, стоило только нам с Серёгой перейти к третьему лицу единственного числа, как из палатки вылетел Ваня:

- Парни, там наши напоролись! Серый, готовь инструмент, Саня приказал!

Пара команд, и все забегали-засуетились: Док помчался к себе разворачивать операционную, Юрин, Чернов и Кудряшов отложили инструменты и приготовились по первому свистку сворачивать лагерь, и только Несвидов остался у костра. Война войной, а обед – по расписанию.

Взгляд со стороны. Тотен

Удар этот мне поставил Тоха. Четыре дня я только и делаю, что отрабатываю его. Даже без автомата, палкой. Цель – чтобы после удара отрывался листочек с ветки. И сейчас он вышел у меня на славу – шофер машины даже ноги оторвал от земли, когда рукоятка «эрмы» вошла в контакт с его челюстью! Ну и рухнул он, словно из манекена каркас вытащили. Нокаут. Чистая победа!

Если бы я так кулаком ему засадил, кисть бы ещё неделю ныла. А так я тут же вскинул ствол к плечу, контролируя пассажиров на заднем сиденье.

Командир уже сделал пару шагов к нам, но остановился, словно прислушиваясь. Люк, что ли ему что-то в ухо докладывает? Или с базы?

- Быстро уходим! Там четыре телеги с немцами на подходе… - договорить он не успел, сидевший с моей стороны немец напружинился, дернулся, явно стремясь добраться до кобуры.

Та-та-та, - мой автомат ощутимо повело, а заднее стекло машины окрасилось в красный.

Бдам, бдам – это Бродяга аккуратно прострелил плечи двум другим.

Выстрелы эти были где-то на периферии моего сознания – я откровенно «залип», глядя в лицо только что убитого мной человека.

- …ля, Тотен, не спать! – командир мощно хлопнул меня по плечу, возвращая в реальность. – Помоги труп в машину закинуть! – Люк, тормозни их! Сергеич, за руль! Зельц, ко мне!

Вдвоём мы закинули вырубленного водителя на заднее сиденье.

- Трогайтесь! Мы догоним. Алик, ты на подножке! Сверните в лес, откуда мы приехали и ждите нас там!

- Принято! – буркнул Сергеич, освобождавший от оружия кобуры обоих пассажиров.

Я только и успел, что вставить непослушными руками наушник в ухо, перевесить за спину автомат и проводить взглядом резко стартовавший с места мотоцикл. «А второй, что же - бросим?» - мелькнула мысль, но дальше стало не до общих размышлизмов, мне только и осталось, что крепко держаться.

****

Все тридцать три минуты и сорок секунд я не находил себе места.

«Кто? Командир? Люк? Опять Алик? Сергеич?» - и так по кругу. К моменту, когда наши вышли на связь, - «Уф, точно не командир!», - я добил пачку трофейных сигарет и уже примерялся к «довоенным».

И, хотя вернулись ребята с прибытком – уезжали на двух мотоциклах, а тут и трёхколёсники на месте и легковушка какая-то новая, стартанули мы к ним с Серёгой, что твоя реанимационная бригада у приёмного покоя.

«Саня, Зельц – я про него и забыл! На замыкающем – Люк и Тотен! А Сергеич где? Неужели?!»

- Стоп! Сделали лица попроще! – это командир. – В машине два фрица дырявых, Док – обслужи! А ты – стой! – он цепанул меня за рукав.

- А? Что?

- Блин, да успокойся ты! Мы все – «по нулям». А фрицы сочные, с ними беседовать ещё и беседовать. Ты, кстати, помнишь, как истинные координаты снимать?

- Ага. – С топографией у меня если не «отлично», то точно «хорошо».

- Вот и снимай. Все точки! – и он сунул мне в руки карту.

- Это что?

- А это, друг мой, подарок от люфта, что на заднем сиденье страдает. Аэродромы восьмого авиакорпуса!

[1] В годы Первой мировой пистолет «Маузер С96» приняли на вооружение немецкой армии в качестве «оружия ограниченного стандарта», для чего выпустили или переделали около 100000 пистолетов в стандартном калибре 9 мм. Чтобы отличить от большого количества этих пистолетов в других калибрах (7,63х25, 9х25) на рукоятки наносилась маркировка в виде цифры «9» красного цвета. Часть из этих пистолетов использовалась и в годы ВМВ.

[2] «Почётный сотрудник госбезопасности» — высшая ведомственная награда в органах госбезопасности СССР. Последние награждения этим знаком производились в 1991 году. За период существования награды ею отмечено 7 375 человек. Первой высшей ведомственной наградой в органах госбезопасности стал «Почётный знак ВЧК-ГПУ», утверждённый в июле 1923 года Коллегией ОГПУ. Хотя данный знак был учреждён к 5-летию органов ВЧК-ГПУ, он не считался юбилейной наградой, и награждения этим знаком производились до 1932 года включительно. Почти 800 человек стали его кавалерами. Награждённым знаком присваивалось звание «Почётный работник ВЧК-ГПУ». Знаком № 1 был награждён председатель ГПУ Феликс Дзержинский.

В ноябре 1932 года к 15-летию органов ВЧК-ОГПУ был утверждён новый нагрудный «Почётный знак ВЧК-ГПУ» в качестве высшей награды для органов и войск ОГПУ. Вручался он вплоть до 1940 года. Кавалеры этого знака также именовались «Почётными работниками ВЧК-ГПУ».

В 1940 году на смену званию «Почётный работник ВЧК-ГПУ» пришло звание «Заслуженный работник НКВД». Этим знаком награждались сотрудники органов и войск НКВД СССР, а также НКГБ СССР после разделения Наркомата.

[3] Александр немного ошибается, моторы СБ работали на авиационном бензине Б-70 с октановым числом 80, для немецких двигателей рассчитанных на бензин с октановыми числами от 66 до 74 применение такого бензина не фатально, в отличие от более поздних авиабензинов с ОЧ 90 и выше.

[4] Староста класса (нем.)