Тимьян: рыцари снов

Странные сны начали преследовать меня несколько лет назад. Они всегда приходили неожиданно и никогда — ожидаемо. Сколько раз я пытался осознанно вызвать эти сны, мучился, медитировал, старался отключить мысли, лежал исключительно на спине, сложив руки на чакре — ни фига! Ни разу мне не удалось специально увидеть странный сон. Но стоило забыть о них, перестать вспоминать и пытаться разгадать тайный смысл ночных посланий, как они тут же объявлялись — вы нас не ждали? а мы явились!

Сны эти можно было бы назвать кошмарами, но настоящими кошмарами они не были. По крайней мере, я никогда не ощущал своего бессилия, которое так страшит в обычных кошмарах. Если мне надо было убегать — я убегал, если надо было драться — я бил морды, если совсем становилось невмоготу — просыпался усилием воли. Ведь в странном сне я всегда помнил, что сплю, что всё это не по-настоящему, всё можно прервать, если напрячь волю и заставить себя открыть глаза. А то, что после такого искусственного пробуждения сердце всегда заходилось неровным стуком, а глаза застилал пот — не в счёт. Издержки профессии.

Так почему же я настойчиво называю эти сны странными? За их необыкновенную реалистичность, в которой почти невозможно отличить сон от яви, если чётко не осознавать, что это сон. Сюжет мог быть любым, но всегда имела место некая встреча — с чудовищем, с чем-то непонятным и невообразимым, со странными людьми. Всегда слышались голоса, обычно непонятные и незапоминающиеся, всегда присутствовало ощущение прикосновения к чему-то загадочному, непостижимому. И всё происходящие во сне не казалось странным. Странным оно становилось после пробуждения. За что я и стал называть сны странными.

Хорошо помню, как я увидел свой первый странный сон. Какое-то длинное помещение со множеством дверей, ночь, я в окружении каких-то людей, которым очень страшно. И я понимаю, что их страх обоснован, что с минуты на минуту в это помещение проникнет зло. Я понимаю, что зло уже рядом, оно за дверью. И дверь начинает приоткрываться. А я налегаю на дверь плечом и удерживаю её на пределе сил. Никто не рвётся мне помогать, кажется люди во сне смирились со своей участью и покорно ждут смерти. Но я не сдаюсь. Только сильнее налегаю на дверь, и она начинает понемногу закрываться. Я слышу недовольное ворчание, которое издаёт клубящаяся тень за дверью, и тут всё заканчивается. Дверь закрывается, а я просыпаюсь.

После того сна я вдруг понял, что могу сопротивляться ночным кошмарам, могу бороться с ними и даже побеждать, чем бы они не были.

В дальнейшем странных снов становилось всё больше. По свойственной мне лени я не записывал их и большинство вскоре забывал. Но некоторые запоминались лучше, благодаря ярким событиям, которые в них происходили. То это были заснеженные развалины, в которых я сражался с каким-то монстром, определённо женского рода, хотя ничего человекообразного в том монстре не было. Я в прыжках наносил удары в голову чудовищу, оно отлетало, но поднималось и набрасывалось вновь. Тот бой я не смог выиграть и проснулся. То это были горы, в которых я вызывал обвалы, хоронившие под собой преследовавших меня тварей. То море, в котором мелькали тени стремительных хищников, но я уверенно разил их трезубцем. То глубокий космос, в котором я оказывался на космическом корабле в окружении невообразимых монстров и сражался в скафандре, а иногда просто летел сквозь холодный вакуум.

А вскоре я стал слышать шёпот. Непонятный, едва слышный голос что-то нашёптывал мне во сне, бурчал, но уловить эмоции говорящего, а, тем более, понять его слова я долгое время не мог. Пока меня не выключили. В том сне мне приснился сверкающий силуэт молодой и очень красивой женщины, почти девушки, которая смеялась надо мной и грозила пальцем. А потом выпустила в меня молнию, сгусток ярчайшего белого света, от которого в реальности я бы ослеп. И меня вышвырнуло из сна. Я интуитивно понял, что проник во что-то запретное, куда дороги мне пока нет, прикоснулся к тайне не моего уровня. И меня выставили вон, показав, что все мои ночные способности и таланты — ноль для настоящих властелинов этих мест.

После этого облома я не видел странных снов почти год. Но потом их буквально прорвало. И они посыпались на меня как из рога изобилия. Буквально каждую ночь я летал, бегал, общался с существами необычной формы и даже с инопланетянами. Хотя, скорее всего, они просто хотели, чтобы я считал их таковыми, являясь в ставшей стереотипной форме зелёного человечка. И я снова услышал голос. Только теперь он стал ближе и внятней.

Вскоре я научился понимать невидимого собеседника и узнал его имя — Хатон. Он называл себя богом. Древним богом, которого могущественные враги, не сумев уничтожить, заточили без права нового воплощения. Произошло это в немыслимо далёкие времена, когда не было не только человека, но даже самой Земли и Солнечной системы. Но боги уже существовали и их могущество было всеобъемлющим, необоримым. По сравнению с теми богами, боги современности представлялись малыми детьми, играющими в песочнице. По крайней мере, такой образ передал мне Хатон.

Узнал я и почему древний бог заговорил со мной. Оказалось, что бесконечные эоны лет Хатон искал способ вернуться, восстать и обрести прежнюю власть. Он не мог видеть, но ощущал, как деградируют его враги, становятся слабее, умирают, уходят во вне. Но скрепы его темницы всё ещё были непреодолимы, особенно для бога, лишённого физического воплощения. И Хатон ждал. Его терпение было безбрежным, как пространство, как течение времени. Но ни к чему не привело. Хатон разделил судьбу своих врагов. Он умер, развоплотился окончательно и бесповоротно, не сумев выиграть свой последний бой — с вечностью. Но перед конечной гибелью посмертным проклятьем Хатон выпустил в мир эманации своего духа, которые разлетелись по Вселенной миллионами информационных пакетов, несущих в себе частицу бога, его квинтэссенцию, его умения, знания и ярость. Их стены темницы задержать не смогли.

Прошло ещё незнаемо сколько веков и один из этих информационных пакетов проник в мои сны. Он ощущался как полноценная личность, но не пытался обмануть и заставить поверить меня в то, что я говорю с живым богом. Нет, напротив мой ночной собеседник всегда подчёркивал, что является богом мёртвым, но таким, у которого даже смерть не смогла полностью отобрать изначальное могущество. И этим могуществом Хатон предлагал поделиться со мной. Наверняка, не бескорыстно, я сразу понял, что им двигало желание мести, но меня это не испугало. Его месть — как считал я — изжила себя вместе с истлевшими в веках врагами, а вот получить возможности бога казалось очень привлекательной перспективой.

Скажу прямо, меня не привлекали богатство, слава, власть — вся эта мишура, которая быстро надоест и приестся. Меня привлекала свобода и независимость. Свобода от всего — от чужой воли, от привязанности к одному месту, от времени. Хотя с последним следует быть осторожнее. Бессмертие — такая штука, которая легко может из награды стать наказанием. Но тут я уповал на свою фантазию, которая, как я надеялся, не даст мне заскучать в ближайшие несколько веков.

В общем, почти год я благосклонно внимал шёпоту Хатона, а потом пришёл страх. В очередном странном сне.

Во сне я оказался на лестничной площадке многоэтажки и из окна видел тёмный двор. Во дворе стояли трое, и я точно знал, что здесь они по мою душу. Откуда-то им стало известно о пробуждении древнего бога, поселившегося в моей памяти, и они собирались уничтожить своего врага. А заодно с ним — и меня.

Мне стало так страшно, как никогда в жизни. Я скорчился за подоконником и почти молился, чтобы их ищущий взгляд миновал мой подъезд. Но прекрасно понимал, что эти найдут. И тогда я побежал. Я мчался не касаясь земли сквозь нагромождение каких-то лачуг, в темноте, натыкаясь на столбы и рекламные щиты. Пару раз я проваливался в глубокие норы, скользил мимо острых выступов скал, нырял в бездонные омуты и выныривал совсем в другой стороне. Меня гнал страх.

Своих преследователей я не видел. Может быть, они даже не знали о моём существовании, но паника, охватившая меня, не давала остановиться и оглядеться. В себя я пришёл только на вершине блистающей льдом скалы, под усеянным миллионами ярких звёзд небом. Вокруг царила первозданная тишина. Я вдыхал морозный воздух бесконечной горной страны и чувствовал, как постепенно замерзает моё сердце, и сам я постепенно становлюсь ледяной статуей. И тогда меня позвал Хатон:

— Теперь ты готов! — его шёпот гремел в моих мыслях. — Я исполнил своё предназначение и больше не нужен! Я ухожу!

— А как же я? — хотел крикнуть я, но не смог разомкнуть смёрзшихся губ. И чувство пустоты заполнило мой разум. Пустоты и одиночества.

Проснулся я в своей кровати, голый и мокрый. Одеяло, подушка, простыни — всё сочилось влагой и я не понимал, как можно так сильно вспотеть. Разве что это растаял лёд, которым я стал на той вершине?

Помотав головой, чтобы сбросить наваждение, я отправился в душ, и под струями тёплой воды попытался детально вспомнить своё сновидение.

Хатон ушёл. Наверное. Полностью в этом быть уверенным нельзя, но это скоро станет ясно. Передал ли он мне свои возможности? В том, что никаких новых знаний в моей голове не появилось, я был уверен. Это я бы сразу заметил. А способности можно проверить, хотя такая попытка и кажется шагом к безумию. Но по мне, так лучше быть безумцем, но богом, чем здравомыслящим, осознающим свою никчёмность неудачником. Есть ещё таинственные Они. Неужели, кто-то из врагов древнего бога ещё жив и теперь готовиться устроить охоту на меня? Понятно, что меня могут считать наследником древней силы, и видеть во мне опасность. Но пока в огромной опасности могу оказаться я.

Закрыв воду и насухо вытершись полотенцем, я отправился на кухню и включил чайник. Пока тот закипал, я успел наскоро набросать в мозгу черновой план действий.

Первое: проверить, не появились ли у меня какие-либо возможности или способности, присущие богам или киногероям.

Второе: быть осмотрительней и внимательно отслеживать изменения в своём окружении. Всегда носить с собой что-нибудь, что может послужить оружием.

Третье: не паниковать и не надеяться на слишком многое. Скорее всего, всё так и останется ночной фантазией, и так будет даже лучше.

План казался разумным, но будущее показало его детскую наивность.

Ну а теперь, не пора ли посмотреть, смог ли меня чем одарить почивший бог?