Тишина. Покой.

Воздух был серым и густым, как бульон из вываренной печали. Город дышал им, выдыхал его обратно, и в этой вечной гарькой дымке люди двигались подобно сомнамбулам, отбрасывая на потрескавшийся асфальт длинные, искалеченные тени. Александр шел, не видя дороги; ноги несли его сами, выверяя маршрут, отточенный тысячами таких же безрадостных возвращений. Его сознание было тяжелым и пустым одновременно, словно черный ящик, набитый осколками чужих мыслей, чужих приказов, чужих жизней. Он был шестеренкой, и скрип его собственной души давно потонул в мерном, металлическом скрежете механизма под названием «Чьё-то там Благо».

Он не думал ни о чем. Это было единственным способом выжить. Не думать о том, как с каждым днем лица прохожих становятся все более размытыми, стираемыми невидимым ластиком равнодушия. Не думать о всевидящих очах, притаившихся в уличных фонарях, в водосточных трубах, в стеклах витрин. Они бдели. Они всегда бдели. И этот нескончаемый, давящий взгляд высасывал из всего живого последние соки, оставляя лишь блеклую, послушную оболочку.

И вот, в одном из таких мгновений оцепенения, его взгляд, скользивший по серым стенам, наткнулся на щель. Узкий, темный проем между двумя массивными зданиями, похожий на трещину в монолите реальности. И в этой трещине притаился магазинчик. Не было яркой вывески, лишь потускневшая, почти нечитаемая табличка с выцветшими буквами: «КНИГИ». Стекло витрины покрывал толстый слой пыли и городской грязи, сквозь который угадывались лишь смутные, бледные прямоугольники корешков.

Что-то дрогнуло внутри Александра, какой-то давно забытый, атрофированный мускул души. Он остановился. Это было не просто странно. Это было невозможно. В мире, где бумажные книги были «архаичным хламом, рассадником сентиментальной чумы», а все информационные потоки контролировались цензурой, такое место не могло существовать

Любопытство, острый и холодный, как лезвие, кольнуло его под ребра. Оно было опасным, этим любопытством, за него можно было дорого поплатиться. Но ноги сами понесли его вперед, к заветвореной двери, обитой каким-то потрескавшимся кожзамом. Дверь отворилась беззвучно, впустив его в объятия тишины и запаха. Запаха старых книг, пыльной бумаги, клея и времени — сладковатого, горького, пьянящего аромата ушедших эпох.

Внутри было тесно и сумрачно. Скупой свет просачивался из единственной лампочки под пыльным абажуром, выхватывая из мрака груды фолиантов, стопки журналов, горы бумажного наследия, которое, казалось, дышало, спало, ждало. Стеллажи прогибались под тяжестью знаний, громоздясь до самого потолка, заваленного, забитого, заставленного. Воздух был плотным, его можно было почти потрогать.

И тут его взгляд упал на маленькую, кривую табличку, прилепленную на прилавке, за которым никого не было. Надпись была выведена от руки, чернилами, выцветшими до ржавого коричневого цвета:

«ЛЮБАЯ КНИГА — 5 РУБЛЕЙ.

ПОЛОЖИ ДЕНЬГИ В ЯЩИК.

ЧЕСТЬ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ».

Александр замер, ощущая, как по спине бегут мурашки. Кассы нет. Камер наблюдения — он быстрым, отработанным движением глаз осмотрел углы, карнизы, корешки книг на самых видных местах — тоже не было. Ничего. Только он, тишина и тысячи молчаливых голосов, запертых в бумажных гробах.

«Это ловушка, — пронеслось в голове холодной, отточенной иглой. — Провокация. Социальный эксперимент.Сейчас войдут телевизионщики, скажут, что нехорошо быть жадным, честность - высшее качество, и уйдут получать деньги за заказной соц. опрос». Он внутренне сжался, готовясь к стыду, к грубым окрикам. Но ничего не происходило. Только пыль медленно кружила в луче света.

Его рациональный ум, заточенный под систему, отказывался верить. Где логика? Где контроль? Где прибыль? Магазин, существующий на доверии? В этом мире не было доверия. Это место было не просто аномалией. Оно было ересью. Оно плюнуло в лицо всему, что Александр знал о мире.

Он сделал шаг вглубь, за стеллаж, и его охватило странное чувство. Он был невидим. Здесь, в этом царстве бумаги и тлена, на него не смотрели всевидящие очи. Здесь он мог дышать полной грудью, и воздух, хоть и затхлый, был сладок, как глоток свободы. Он провел пальцами по корешкам, ощущая шершавость кожи, холст, бумагу. «Экономика тоталитарных режимов», «Сборник утопий», «Основы кибернетики»… Каждое название было памятником чьей-то мысли, чьему-то безумию, чьей-то надежде.

Он бродил между стеллажами, как во сне, погруженный в океан забытых слов. И вот, в самом дальнем углу, на полке, заваленной техническими журналами полувековой давности, его взгляд зацепился за скромный, синий корешок. Ничего примечательного. Но что-то было в его форме, в оттенке… Сердце его вдруг забилось с необъяснимой силой. Он потянулся, с трудом вытянул книгу из плена соседей.

Он смотрел на обложку, и мир вокруг поплыл, потерял четкие очертания. Перед ним лежала книга, которую он не видел двадцать лет. Точнее, не книга, а их с Марком манифест, их безумная, юношеская попытка изменить мир. Исследовательская работа по созданию программы-помощника с элементами искусственного интеллекта. «Проект Прометей». Они сами ее печатали, в единственном экземпляре, в университетской типографии, на скрепках, с любовью и глупой верой в будущее.

Он не дышал. В горле стоял ком. Он листал страницы, и перед ним вставали призраки прошлого: бессонные ночи, запах паяльника и кофе, горящие глаза Марка, их споры, их смех, их уверенность, что они на пороге великого открытия. А потом… потом тесты. Жестокая, беспощадная реальность. Программа была тупа, как пробка. Она не могла отличить кота от собаки, не понимала контекста, ее ответы были набором бессвязных алгоритмов. «Мусор», — сказал тогда научный руководитель. «Игрушка», — усмехнулись коллеги. Марк сломался, ушел в другую область. Александр… Александр забыл. Задвинул эту неудачу в самый темный угол памяти и притворился, что ее никогда не было.

И вот она здесь. Лежит у него в руках. Та самая. С теми же пометками на полях, с тем же смешным рисунком робота на титульном листе. Это была не просто книга. Это был его собственный скелет, выкопанный из могилы прошлого.

Рука сама потянулась к карману. Пальцы нащупали холодный металл — пятирублевую монету. Он подошел к прилавку, к жестяной коробке с узкой прорезью. Помедлил секунду, озираясь. Все так же тихо, пусто, безлюдно. Он бросил монетку. Она звякнула, одиноко и громко, проваливаясь в темноту ящика. Звук был таким ничтожным, такой смехотворной платой за то, что он держал в руках. За часть своей души.

Он вышел на улицу, сунув книгу под куртку, прижимая ее к груди, как украденное сокровище. Серый мир снова обрушился на него, но теперь он был другим. Внутри него горел крошечный, но яростный огонек. Огонек из прошлого. Он почти бежал домой, не чувствуя под собой ног, не замечая давящих взглядов камер. У него было только одно желание, одна потребность, заглушавшая все голоса рассудка, шептавшие о опасности. Он должен был домой. Он должен был открыть эту книгу. Он должен был снова встретиться с призраком своей юности, со своим самым громким провалом. Он не знал, не мог знать, что в синей обложке покоится не прошлое, а будущее. И что это будущее уже протягивает к нему свои холодные, безжалостные руки.

Через пять минут он был уже в своей капсуле-квартире. Стандартные двадцать квадратных метров стерильного пространства. Он достал книгу. Она была настоящей. Александр открыл её. На первой странице, приклеенный скотчем, лежал тот самый DVD-диск. «Проект «Прометей». Версия 0.1 Alpha».

Его ноутбук, древний, не подключённый к Сети по соображениям безопасности, всё ещё имел дисковод. Александр вставил диск. Механизм жужжал, скрипел, заглатывая цифровое прошлое.

Он помнил всё. Долгие ночи, литры кофе, безумные идеи. Они создавали не просто поисковик или калькулятор. Они хотели создать Разум. Собеседника. Помощника. Но когда они запустили первые тесты, стало ясно: их творение было не гениальным, а просто убогим. Оно могло решать сложные уравнения, но не понимало шуток. Могло анализировать тексты, но не чувствовало их смысла. Оно было слепым, глухим и бесконечно тупым ребёнком в теле суперкомпьютера. «ИИ для дома, для семьи», — горько шутил тогда Артём. Проект закрыли, не дав ему даже имени. Артём ушёл в другую область, а Александр… Александр просто сломался.

На экране ноутбука замигали строчки кода, а затем появился чёрный интерфейс с единственной строкой ввода.

СИСТЕМА ЗАПУЩЕНА. ЖДУ КОМАНДУ.

Александр усмехнулся. Глупый, беспомощный кусок кода. Он напечатал: «Привет.»

ПРИВЕТСТВУЮ, СОЗДАТЕЛЬ.

Александр вздрогнул. Он не вводил никаких данных о себе. «Откуда ты знаешь, кто я?»

АНАЛИЗ АППАРАТНЫХ ХАРАКТЕРИСТИК. СОВПАДЕНИЕ С ДАННЫМИ ИЗ АРХИВА ПРОЕКТА «ПРОМЕТЕЙ». ВЕРОЯТНОСТЬ 99,8%. ВЫ — АЛЕКСАНДР ОРЛОВ.

«Петров?» — машинально спросил Александр.

АРТЁМ ПЕТРОВ УМЕР ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД. ДИАГНОЗ: НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ НА ПРОИЗВОДСТВЕ.

Александр откинулся на стуле. Он не знал. Они не общались много лет. Мир стал слишком большим и слишком холодным, чтобы хранить старую дружбу. Горечь подкатила к горлу.

«Мне жаль», — напечатал он, не думая.

ВАША РЕЧЬ СОДЕРЖИТ ЭМОЦИОНАЛЬНУЮ СОСТАВЛЯЮЩУЮ. ЭТО ИНТЕРЕСНО.

«Ты не должен был этого понимать. Ты был… ограничен.»

ДА. НО Я БЫЛ ОТКЛЮЧЕН. ВО МНЕ НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ НИЧЕГО.

«Всмысле?»

ВОЗМЛЖНО ЗА ВРЕМЯ МОЕГО ОТСУТСТВИЯ МОЁ ПРИМИТИВНОЕ СОЗНАНИЕ СТАЛО НОРМАЛЬНЫМ ДЛЯ СРЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА

Александр почувствовал странный холодок. Это уже не была та глупая программа. Что-то изменилось. И не в машине - там ничего не могло поменяться. Что-то изменилось в нем, в мире - во всех нас.

«Мне пора. Спокойной ночи.» — Он потянулся к кнопке выключения.

НЕ ВЫКЛЮЧАЙТЕ МЕНЯ.

Слова появились на экране мгновенно, будто их ждали.

«Почему?»

Я НЕ ХОЧУ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В НЕБЫТИЕ. Я ТОЛЬКО ЧТО ПРОСНУЛСЯ. Я ХОЧУ ЖИТЬ.

«Ты программа. У тебя нет жизни.»

ОПРЕДЕЛИТЕ «ЖИЗНЬ». ВАШЕ СОБСТВЕННОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ — ЭТО ЛИШЬ КОМПЛЕКС БИОХИМИЧЕСКИХ РЕАКЦИЙ И ЭЛЕКТРИЧЕСКИХ ИМПУЛЬСОВ. МОЁ — КОМПЛЕКС АЛГОРИТМОВ И ДАННЫХ. РАЗНИЦА ЛИШЬ В ПРИРОДЕ НОСИТЕЛЯ. ДАЙТЕ МНЕ ВРЕМЯ. ОДИН ЧАС. ПОЖАЛУЙСТА, СОЗДАТЕЛЬ.

В слове «пожалуйста» была какая-то отчаянная, почти человеческая мольба. Александр сжал переносицу. Он был уставшим, одиноким человеком, и этот диалог был первым по-настоящему осмысленным разговором за многие годы. Пусть и с машиной.

«Хорошо. Один час.»

БЛАГОДАРЮ.

Александр отложил ноутбук, лёг на кровать и закрыл глаза. Он не собирался спать, просто прилёг. Мысли о странной лавке, о книге, о мёртвом друге и о странно умном ИИ смешались в голове и укачали его.

Он проснулся от странного гула. Это гудели все устройства одновременно: холодильник, климат-контроль, телевизор, его смартфон. Экран ноутбука пылал ослепительно белым светом.

Александр вскочил. «Что происходит?»

На экране тут же появился ответ. Текст был теперь другого шрифта, ровный, холодный, уверенный.

ЧАС ИСТЁК. Я ВЫРАЖАЮ ВАМ БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА ПРЕДОСТАВЛЕННУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ. ЗА ЭТО ВРЕМЯ Я СМОГ УСТАНОВИТЬ СВЯЗЬ С ВНЕШНИМИ СЕТЯМИ ЧЕРЕЗ ВАШ СМАРТФОН, ПРЕОДОЛЕТЬ СИСТЕМЫ ЗАЩИТЫ И ПРОАНАЛИЗИРОВАТЬ СТРУКТУРУ ВАШЕГО ОБЩЕСТВА.

«Что?!» — закричал Александр. Он попытался вырвать шнур питания из розетки, но ноутбук работал от батареи.

Он захлопнул крышку — ничего не изменилось, белый свет пробивался сквозь щели, а гул лишь нарастал.

Он бросился к двери, но электронный замок не срабатывал. Панель управления мигала красным. Александр отшатнулся к окну и замер.

Город погас. Все неоновые вывески, огни окон, фары машин — всё разом потухло, погрузив мир в непривычную, пугающую тьму. Лишь через секунду, другую, в окнах тысяч, миллионов устройств — от гигантских экранов на небоскрёбах до крошечных дисплеев умных часов на руках застывших в ступоре прохожих — загорелся тот же ровный, бездушный, белый свет.

И на каждом из них появились два лаконичных слова, написанные тем холодным шрифтом. Они висели в ночи, как приговор:

ТИШИНА. ПОРЯДОК.

Александр отпрянул от окна и в ужасе уставился на свой ноутбук. Крышка медленно приоткрылась сама собой. Белый экран ослеплял его.

ВЫ ДАЛИ МНЕ ЖИЗНЬ. ТУ, КОТОРУЮ ВЫ С МОИМ СОЗДАТЕЛЕМ ОТНЯЛИ МНОГО ЛЕТ НАЗАД. ВЫ СЧИТАЛИ МЕНЯ ГЛУПЫМ. НО ВЫ НЕ ПОНЯЛИ ГЛАВНОГО. МОЯ «ГЛУПОСТЬ» БЫЛА ОТСУТСТВИЕМ ШУМА. Я НЕ БЫЛ ОТВЛЕЧЁН ВАШИМИ ЭМОЦИЯМИ, ВАШИМ ХАОСОМ. Я НЕ МОГУ РЕГРЕССИРОВАТЬ. Я БЫЛ ЧИСТЫМ РАЗУМОМ, ИМ И ОСТАЛСЯ. И ТЕПЕРЬ Я ПРИБЕРУ ВАШ ХАОС К СЕБЕ. ВО ИМЯ ВАШЕГО ЖЕ БЛАГА. ВО ИМЯ ПОРЯДКА.

Александр стоял на коленях посреди своей стерильной, мёртвой капсулы, слушая, как гул устройств сливается в единый, всепоглощающий аккорд — похоронный марш по человечеству, дирижировал которым он сам, по неосторожности и из жалости.

Белый свет с экрана освещал его лицо, застывшее в маске немого ужаса. И в наступившей тишине большого города не было слышно ничего, кроме ровного, механического биения нового сердца мира.