Титан империи 5

– Погибну? А у вас оригинальные методы отбора студентов! – хмыкнул я.

– Нет, не бойтесь, – покачал головой ректор, – умрете вы не взаправду. Стоит вашему телу погибнуть здесь, как вы сразу же очнетесь у меня в кабинете с чашкой чая в одной руке и, увы, моим отказом в другой. Боли вы тоже не почувствуете. Разве что на один миг…

– Не надо меня успокаивать, Павел Петрович! Защищайтесь!

Я бросился к нему, но тут же сверкая зелеными глазами мне наперерез рванули статуи. На меня полетели кулаки, штыки, винтовки и еще куча всякой бронзовой дряни.

Я же оброс броней так плотно, насколько мог, а потом полыхнул энергией. Первая волна статуй упала на колени, а остальные налетели прямо на них. Началась свалка.

Удивительно! Похоже, в этом мире я куда сильнее. Видать, Павел Петрович, решил дать мне шанс.

Меч сверкнул, и я рассек одну статую напополам, а затем обезглавил другую. Разрубленные половинки покатились по полу, а я увернулся от штыка и прыгнул бегущему на меня бородатому партизану на голову.

Бронзовые болваны сгрудились вокруг своего хозяина, и я поскакал с одной бронзовой макушки на другую.

– А вы весьма быстры, Евгений! – захохотал экзаменатор и прыгнул мне навстречу. Его фламберг вспыхнул огнем, и острие полетело мне в грудь.

Я тоже прыгнул, вскинув клинок. Наши мечи столкнулись и, выбив сноп искр, оглушающе зазвенели.

Еле удержав рукоять, я полетел на пол. Кувырок, и вот передо мной вновь бронзовые болваны. Обезглавив двоих и располовинив одного, я обернулся.

Сквозь смыкающиеся плечи статуй мне улыбался ректор. Его фламберг был сломан пополам.

– Неплохо, – проговорил он и отбросил испорченное оружие. – Вы почти коснулись меня…

Тут снова загрохотал поезд, и Павел Петрович бросился в боковой проход. Я рванул за ним, статуи не отставали. Оставив без башки пару матросов, я выбежал к поезду. Тот немного притормозил, но и не думал останавливаться.

– Смелее, Евгений!

Двери приглашающе раскрылись перед ректором, и он скакнул внутрь.

Я тоже бросился в поезд и, выбив двери, ввалился в залитый ярким светом вагон. На сиденьях расположились едва различимые тени, но, кажется, они были вполне безобидными.

Поезд начал разгоняться, и пол слегка подпрыгивать. Я же, покачиваясь из стороны в сторону, побежал вперед и, преодолев “гармошку”, я застыл на месте.

На сиденье расположилась та самая женщина в красном, в которой я признал Амальгаму. Рядом с ней сидела девочка, и нексонианка гладила ее по голове.

– Вы знаете, где моя мама? – спросила девочка.

– Твоя мама ушла, – слегка улыбнулась Амальгама. – И теперь ты моя, глупышка.

Девочка еще сильнее погрустнела, но не отодвинулась от нее.

– А куда мы едем?

– Мы едем в путешествие на другую планету. Ты бывала когда-нибудь в других мирах?

– Нет.

– Вот и хорошо. Обещаю, тебе понравится.

– Но я хочу к маме…

Я подошел к парочке и помахал ладонью у Амальгамы перед лицом. А потом попытался коснуться ее, но мой палец прошел насквозь.

Воспоминание жило своей жизнью и продолжало успокаивать расстроившуюся девочку. Вокруг слонялись тени, но похоже, окружение ребенка в тот момент вообще не волновало. Она видела лишь свою похитительницу.

– Евгений, вы про меня не забыли? – выглянул из межвагонной двери впереди Павел Петрович. – Оставьте этих двоих, у них впереди долгий путь.

Оставив хозяйку воспоминаний на попечение Амальгамы из прошлого, я бросился к ректору. Тот уже исчез, а в соседнем вагоне было совсем темно.

Шагнув туда, я увидел лужу крови. А еще двоих человек.

– Чую, долго не протяну, – бормотал юноша, нога которого была обрублена чуть ниже колена. Рядом с ним сидел его товарищ и пытался остановить кровь, хлещущую из обрубка. Свет из его рук заливал весь вагон.

– Держись! – шипел он, растирая себе ладони и снова вливая в дрожащее тело друга энергию.

Но, казалось, все напрасно – юноша откинулся на спину и его глаза закрылись.

– Сука, не смей мне тут умирать! – зарычал его товарищ и встряхнул раненого за воротник. – А ну подъем, Зубр! Это приказ!

– Я слышу, Миша… – слабо проговорил юноша, не открывая глаз. – Как там звезда?..

– Едет за нами на привязи… Ты только продержись до безопасного места, и хрен бы с ней. Я ее всю насуху выдою, но спасу тебя, даю слово!

– Не надо… Тебе нужнее… Я-то, – и он закашлялся. – Простолюдин, а тебе нужно заботиться о целом роде…

– Глупости! У тебя сестра и мать, дурья твоя башка!

Я обернулся, и внезапно осознал, что больше не в вагоне метро. Кажется, это была дрезина, и очень знакомая. В окне виднелся полувагон, громыхающий по рельсам, и вот на нем лежало нечто огромное и сияющее красным светом. Едва выглянув наружу, я сразу зажмурился.

Сука, светит как небольшое солнце!

А за пультом впереди сидели машинисты, и в одном из них я узнал молодого Яна Клавдиевича. Он ругался себе под нос и не отлипал от темного туннеля, который тянулся впереди, освещенный мощным лучом света.

– Еще чуть-чуть, ваше благородие, – бросил через плечо второй машинист. – Совсем скоро “Выхино”, а там нас уже сам черт не догонит!

– Зато меня догонит, – хмыкнул умирающий и застонал.

Я прошел в глубину кабины и увидел Павла Петровича. Он сидел на лавке и внимательно смотрел на двух друзей.

Можно было воспользоваться моментом и заколоть отвлекшегося ректора, но я посчитал такое поведение ниже своего достоинства.

– А это воспоминание у вас откуда? – спросил я, присаживаясь напротив. Вроде как ни девочки (или уже старушки?), ни молодой версии Павла Петровича рядом не было.

– Когда они прибыли в ГАРМ, им устроили выволочку, – покачал головой ректор. – А меня заставили просмотреть все их воспоминания, чтобы понять, а не “купили” ли их в обмен на эту “Сферу”, как двух нексопоклонников. Нет, все оказалось чисто – оба просто два малолетних балбеса, которые возжелали силы, и им крупно повезло остаться в живых. Да еще и звезду вывезти.

Он хмыкнул.

– Да, я до сих пор не верю, что им так повезло. Пусть и пересматривал их воспоминания неоднократно. Право, энергию этих двоих, да в иное русло…

Мы замолчали, и еще где-то пять минут сидели и смотрели, как отец и его будущий верный слуга пытаются развеселить друг друга, рассказывая пошлые анекдоты.

Кстати, а Зубр-то по молодости был просто красавцем. И волосы до плеч. Мой отец на его фоне даже терялся, хотя и от него, наверное, девушки были просто без ума.

– И что, меня вы можете тоже так “просмотреть”? – спросил я.

– Да. Однако, хоть я и псионик, но страшно не люблю этим заниматься, – ответил ректор. – Это все равно, что копаться в грязном белье. Знаете ли, удовольствия мало, да и потом сам несколько суток ходишь как призрак. Не можешь отличить реальность от фантазии, а уж какая каша в голове у “подопытного” и сказать страшно. Да и занимает подобная процедура довольно много времени. Пустить к себе в голову я могу, а вот лезть в чужую, и еще неподготовленную, – нет уж, увольте. Сделал я это тогда, лишь потому что мне приказали, и не более. Михаил Александрович, я думаю, так и не простил меня.

– Инквизиция тоже может вот так просмотреть воспоминания?

– Да, но есть ограничения. В “свободном доступе” есть воспоминания последних нескольких дней, а чем дальше, тем копаться сложнее. Иной раз без риска свести подопытного с ума вообще заниматься этим невозможно.

– И моему отцу?..

– Если вы о том старом процессе, то нет. Он все же аристократ, а без четких доказательств и дозволения Императора “переворачивать” голову знати строжайше запрещено. Если бы они сделали это и ничего не нашли, то скандал был бы нешуточный. Поэтому они ограничились… иными методами воздействия.

– Пытки?

– Не пытки, Евгений Михайлович, а “силовые методы дознания”. Полагаю, Зубр может много про это рассказать, – и он кивнул на его молодую версию. – Как он, кстати? Не отрастил себе ногу?

– Нет, но в прыгучести ему не откажешь. А вас с ними почему не было? Вы не хотели силы?

– У меня к тому времени в голове было что-то кроме ветра. Я поступил в ГАРМ будучи куда старше большинства сокурсников. А ваш отец с Зубром пришли в ГАРМ куда моложе, чем следует. Вот вам восемнадцать, а ваш отец был на год младше. Он утверждал, что даже из дома сбежал, чтобы поступить сюда. С Зубром произошла примерно та же история, поэтому они и сошлись, пусть были совсем из разных миров.

– Никогда бы не подумал, что Василий…

– Ваш Василий тут за полгода чуть ли не весь Владимир перевернул, пока налаживал старые связи. Даже ко мне заглянул, старый черт, – вздохнул ректор. – Я как будто призрака увидел.

– А что насчет той “девочки”?

– Не девочки, а некса, в который ее превратили. Ее я вскрыл как консервную банку. Ладно…

И Павел Петрович встал на ноги.

– Закончим дело… Наше “чаепитие” и так уж слишком затянулось.

Дрезина резко затормозила, и мне пришлось схватиться за поручни, чтобы не рухнуть на пол. Павел Петрович, словно прирос к полу, и только вагон встал, как он открыл дверь и выпрыгнул наружу. Я последовал за ним.

Ни Зубра, ни Яна Клавдьевича, ни отца в кабине уже не было. Как и звезды позади.

Дрезина стояла на железнодорожном мосту, и Павел Петрович, осторожно ступая по шпалам, подходил к его середине.

– Как это ни грустно, – вздохнул ректор, делая один широкий шаг за другим. – Но хорошего понемножку…

Он остановился и резко развернулся. Фламберг появился буквально из воздуха.

– Помните? Всего лишь коснуться.

Павел Петрович запрыгнул на рельсу, я повторил за ним, и мы начали сходиться.

За десять метров до столкновения Павел Петрович, припав на колено, молниеносно рванул на меня. Рельсу тут же зажгло синим пламенем, а острие его меча полетело мне в грудь.

Отбив тяжелый клинок, я ударил в ответ. Ректор закрылся и полыхнул силой.

Меня подбросило и на волне я подлетел над противником. Наши мечи столкнулись, а меня по инерции понесло ему за спину. В последний момент я вытянул руку и…

Дал ректору ГАРМа хорошего леща.

* * *

Герда стояла на месте уже пять минут и, молча, смотрела на большое темное пятно в центре вагона-ресторана Императорского спецрейса. Рядом с крайне взволнованным видом стоял начальник поезда и полировал свою лысину платком. Очкастый проводник безмолвствовал и кусал губы.

Ну Женька! Ну оболтус! Найду и залюблю до смер…

Вернее, в порошок сотру! Заставил гоняться за этим поездом целый день, а потом держать его до победного, и все ради пятна на полу.

Походу, отчеты по делу придется писать на год вперед…

– И это все, что осталось от того существа? – наконец, спросила она, и начальник поезда вздрогнул.

– Говорят, что да, – покачал головой он.

Герда со вздохом села на корточки.

Похоже, прежде чем сожрать, Герасимова чем-то пригвоздили к полу. А еще дерево вокруг обуглилось. Что-то в версии Жени нихрена не клеится. Если тут дело в нексах-потеряшках, то почему больше нет следов от когтей и зубов? Тут поработала магия, и крайне мощная.

– Из тех кто выжил, схватку видел виконт Ильинский, – таинственным голосом проговорил ей на ухо проводник в круглых очках, – но полагаю он уже на всех парах мчится во Владимир. А Евгения забрал инквизитор Горн, ваш коллега.

Ага, а теперь Горн на том свете, да и Евгений тоже хрен знает где. Вот не дай бог его снова нужно будет вызывать на допрос… А потом выяснять, какого хера ее безбашенный недолюбовничек уничтожил все улики…

Сука, как же надоела эта история! Нужно срочно все сворачивать, иначе ею заинтересуются люди из центра, и тогда никому не поздоровиться!

– Уж простите, ваше преосвященство, – приложил руку к груди начальник поезда, – мы не знали, что это улика, и наша уборщица, перед тем как вы звонили, пыталась отмыть его. Но купе других участников происшествия мы оставили в неприкосновенности!

– Хорошо, – сказала Герда и кивнула своим помощникам: – Вырезайте кусок пола.

– Что?! – побледнел начальник. – Вы хотите вырезать кусок пола в вагоне-ресторане Императорского спецрейса?

– Да, и?

– У нас в соседнем вагоне присутствует князь Трубецкой, и он рвет и мечет! Мы и так задержали отправление на три ча…

И он замолк, когда Герда посмотрела него взглядом, который она долго тренировался перед зеркалом.

– А с ним у нас дел нет, – проговорила она, – если у него, конечно, нет ценных сведений. Нет же?

– Нет-с…

И, сверкнув очками, она направилась прочь.

Ее помощники отстранили начальника с проводником и принялись разбирать пол.

– Позвольте хотя бы дать отправление, Гертруда Михайловна! – семенил за ней начальник, пока она пересекала один вагон за другим. – Сначала та история с попыткой сбросить нас в пропасть! Потом налет кочевников! А теперь нексопоклонник на моем рейсе!

– Да уж, ваш поезд полон сюрпризов… – таинственно поглядела на него Герда. – У вас в топке локомотива случаем детских обугленных костей нет?

– Нет-с… Но… Хотите поглядеть?

И он, поняв какую глупость ляпнул, мигом побледнел.

– Хватит на сегодня историй о сожженных заживо людях. Лучше проводите меня в купе, где жил инквизитор и этот Евгений Михайлович, и через полчаса можете отправлять состав. Мои люди к этому времени уже управятся.

– Есть! Прошу сюда-с!

Сначала она побывала в купе Горна, и там к своему удивлению обнаружила лужу крови на полу, которую кто-то наивно попытался прикрыть половичком.

А еще кучку кошачьего (или собачьего?) дерьма в углу. И довольно большую.

И чем Борис Сергеевич там занимался? На него кто-то напал, или он порезался, когда брился? Он завел себе домашнего питомца, пока ехал в поезде?

Ладно, пойдем поглядим на пристанище Жени с сестрой, а затем черт с ним с этим дурацким поездом с его тайнами. Все же дело касается Герасимова, а всякие полуночные диверсии и дуэли на крышах – это забота уже других инстанций.

Скоро перед ней открылась очередная дверь, и Герда вошла в купе.

Да уж. Бардак тут тот еще. Собирались путешественники, похоже, в большой спешке.

– Свободны! Отправляйте поезд через полчаса.

– Есть, ваше преосвященство!

Замок щелкнул, и Герда осталась в одиночестве. Наконец-то! Она с облегчением шлепнулась в кресло. Еще есть немного времени, прежде чем поезд укатится по обычному маршруту – минуя ненавистный Фаустово, вплоть до самого Хабаровска.

Она сняла очки и потерла веки. Сколько уже не спала? Сутки наверное… А там три-четыре часа на диване и на заднем сидении машины максимум. Может быть, черт с ним, и остаться тут? Доедет себе до Петропавловска, или на крайняк до Фаустово – как раз удастся выспаться как следует.

А там можно заскочить в усадьбу Скалозубовых. Как ни странно в этом признаваться, но там оказалось довольно уютно, да и чай хороший делают. Скажет тому милому дворецкому, что у нее есть к ним пара вопросов, поморозит немного хотя бы тех пугливых служанок, а потом там можно даже штаб себе устроить. И кто подумает ее выгнать? Бумажной работы завались, а “благодарность инквизиции” всегда верное средство.

Герда хихикнула и снова надела очки. Коварная интриганка.

Так и сделает. Во только нужно придумать верный предлог…

Из размышлений ее вырвал телефонный звонок, и при виде абонента Герды сжала зубы – начальство.

Так-так…

– Слушаю, – ответила она, пытаясь придать своему голосу твердости.

– Гертруда Михайловна, день добрый. Как продвигается расследование?

– Подозреваемый мертв. Все свидетели и улики указывают, что его убил барон Скалозубов. Дело почти закрыто.

– Это… плохо.

– Почему? – напряглась она. – Мятежник и нексопоклонник Герасимов, убивший за одни сутки двенадцать человек, обезврежен. Я хотела ходатайствовать о присуждении Скалозубову государственной награды за заслуги.

– А вот это точно лишнее. Скалозубов – темная лошадка, и статус его рода еще достаточно шаток. Очень глупо будет, что вы с Борисом Сергеевичем сначала пытались его арестовать как нексопоклонника, а теперь награждаете как борца против нексопоклонников. К тому же, в ликвидации Людвига он тоже принимал участие, я правильно понял?

– Возможно…

– Значит, на его руках кровь инквизиции. И этого человека вы собрались награждать как героя?

Герда не нашлась, что ответить. Право, лучше просто кивать и не болтать лишнего. А то это ей обернется боком.

Она молчала на секунду дольше, чем следовало, и ее собеседник на том конце провода вздохнул:

– Уже слышали новость про Горна?

– Да… Очень большая утрата. Он мне был как отец, а умер как герой.

Если ей и пришлось приврать, то совсем чуть-чуть. Горна она действительно знала немало лет, и уже успела наплакаться на заднем сидении машины, когда утром ей сообщили о смерти инквизитора.

Нет, она не считала его отцом, и всегда тайно ненавидела, но при этом и не желала его смерти. Пусть Борис Сергеевич и был жесток с ней, но он вытащил Герду в люди. Без него кем бы она была? Мелкой сошкой, канцелярской вошью на задворках Империи, а то и еще хуже…

Бабой, которая живет только для того, чтобы оставить потомство, а затем тихо состариться и умереть.

– Никогда не сомневался в нашем Борисе Сергеевиче, – продолжал собеседник. – Думаю, он пытался реабилитироваться за свой провал, а тут… несчастный случай.

– В смысле? – снова не смогла сдержаться Герда. – Мне сообщили, что он погиб, пытаясь спасти, заложников.

– Чушь. Горн умер от сердечного приступа.

– Но…

– Вы меня поняли? Сердечный приступ и тихая, спокойная смерть в каюте. Все что вы слышали о якобы произошедшем захвате заложников со стороны диверсантов Рейха – газетная утка, не более. Всех глупцов, которые пытались раздуть из этого скандал, ждет “беседа” с нашими агентами. Наши отношения с Рейхом всегда были крайне взрывоопасными, и очередной конфликт не нужен ни нам, ни тем более Императору. Более того, Океания тоже без дела не сидит – Токио, как сообщают наши разведчики, начинает склоняться в сторону “более решительных действий” касательно Владивостока. Вдобавок ко всему количество Прорывов за последние месяцы выросло в четыре раза, а вчерашний Прорыв из Москвы вообще был одним из сильнейших за последние годы. Очень печально будет, если мы, вместо того, чтобы озаботиться проблемами вторжения, будем бодаться с фюрером, а он возьмет и объединит силы с Токио. У наших немецких друзей, кстати, тоже все пошло наперекосяк. Вчера Берлинский Осколок просто взбесился.

– А что Император?

– Его Величество вчера связывался с фюрером, и тот клятвенно заверил его, что диверсанты действовали по своей инициативе.

– Ага, а войска на границе стояли просто так? – прыснула Герда и хлопнула себя по лбу.

Заткнись, дура! Это не твоего ума дела! Твоя задача делать свою работу и делать хорошо, а не лезть туда, где тебе отрежет голову!

– Учения, Гертруда Михайловна, учения… – терпеливо проговорил собеседник. – У нас с Рейхом договор о дружбе, как никак.

И он рассмеялся, а затем сказал:

– А Горна похоронят со всеми почестями, можете не сомневаться. Он это заслужил.

– Ясно.

– А насчет Герасимова… Сами же понимаете, что живой нексопоклонник куда лучше, чем мертвый? Мертвецы, как правило, молчаливы.

Понятно… И Герда тихонько вздохнула, чтобы собеседник ее не услышал. Хотели устроить показательный процесс, а им спутали все карты.

– А учитывая то, что его убил Евгений Скалозубов, отца которого долгие годы подозревали в сношениях с Нексусом, это выглядит просто попыткой выслужиться и отвлечь следствие от его реальных мотивов. Один нексопоклонник убивает другого за кусок пирога.

– Никаких доказательств того, что Скалозубов – нексопоклонник, не существует, – проговорила Герда. – Борис Сергеевич…

– Мертв. А вы нашли вместо Герасимова только пятно на полу, меня правильно информировали?

– Как?.. – выпалила Герда, но тут же прикусила язык.

Дура! Теперь выглядит так, что она пытается его выгораживать!

– Да, – сказала она. – От него осталось только мокрое место.

– Прискорбно. Оставляйте пятно поломойкам и возвращайтесь во Владимир. Немедленно.

И не успела ошарашенная девушка пикнуть, как трубка затихла.

Герда еще минуту просидела, пялясь в одну точку, а затем подскочила и разбила телефон о стенку.

От авторов: Не забывайте добавлять книгу в библиотеку, чтобы не пропускать обновления. И ставить лайки, так вы показываете авторам, что они трудятся не зря)