То, что древнее Тьмы и Света. Книга 1

— Беги!

Он с трудом усмехнулся. Запёкшаяся кровь делала ухмылку страшной, но сердце замерло не поэтому.

— Беги, — повторил он, отворачиваясь.

И она побежала. Так, как не бегала никогда в жизни. Быстрее мыслей, быстрее сожалений. Стремительно, чтобы волна отчаяния не догнала и не накрыла её в тёмном коридоре.

Не услышала, но почувствовала, как там, в темноте, оставшейся позади, он выдохнул:

— Прощай...

Пол содрогнулся, и она упала, больно ударившись плечом. Попыталась встать, но волна чудовищного грохота ударила в спину, не дав подняться. Отблески нестерпимого, яростного света заполнили воздух. Её вдавило в пол. Кожа на спине, казалось, покрылась волдырями от лютого жара.

Но он сказал бежать. Значит, надо.

Она приподняла голову, вцепилась в неровный камень стены и заставила себя выпрямиться.

Беги.

Выполни его последнее желание. Это всё, что ты можешь. Беги.

И она бежала.

Мысли метались в голове переполошённым роем. Он сделал это? Взял взаймы у Света столько силы, что не отдать? Сорвал последнюю печать и растворился вспышкой священного света?

Ты знаешь ответ. Всё так. Ему больше ничего не оставалось, чтобы спасти окрестные деревни и одну дуру, которая несётся, сбивая ноги и хрипло дыша, в сторону выхода.

Бестолковую ведьму, которой незачем больше бежать. Которой нужно повернуть обратно, найти то, что осталось от глупого паладина, и выть, биться головой об пол и хрипеть его имя.

Нет.

Беги.

Он сказал, что тебе нужно бежать.

И ты не станешь всё портить. Хватит. Если бы не ты, он бы не оказался здесь. Всё из-за тебя, неотвязно билось в голове. Всё из-за тебя. Всё из-за тебя.

Беги.

Коридор, казавшийся бесконечным, оборвался внезапно. Она чуть не врезалась в стену, чудом сообразив дёрнуться вправо, к выходу.

Не оглядывайся. Беги.

***

Зачем он спас её тогда, в лесу, она не знала. Помочь девчонке, окружённой четырьмя зловещего вида мужиками, паладину сам Свет велел. Обычной девчонке — да, но не ведьме.

Преследователи измотали её, и сил на сохранение человеческого облика не осталось. Она тогда без интереса мазнула взглядом по всаднику в белом плаще, показавшемуся со стороны дороги, и приготовилась дорого продавать свою жизнь. Хантеры, посмеиваясь, обсуждали её беспросветно чёрные глаза, тощее тело, синеватую кожу и бугрящийся наростами лоб. Мол, страшная, мелкая, но всё же девка, так что негоже будет сразу её убивать.

Паладин спешился, и ей на секунду стало противно от того, что этот светлый решил поглазеть на то, как её будут калечить. Впрочем какая разница?

— Оставьте её.

Хантеры озадаченно оглянулись. Точнее оглянулись трое. Четвёртый продолжал сверлить её взглядом. Когда на ведьму не смотрят, она многое может сотворить. Но для этого нужна хотя бы капля сил.

— Имеем право, — мрачно возразил один из хантеров. — Она преступница!

— Она ребёнок.

— Ведьма!

— Сколько тебе лет, дитя?

Она недоверчиво покосилась в сторону странного паладина, удивившись не меньше хантеров. Но отвечать не стала: мало ли, как захотел посмеяться над ней человек? Всё равно умирать уже скоро. Она скинула плащ, чтоб никто не схватился. Оскалилась, изготовилась драться, царапаться и кусать, грызть того, кто сунется первым.

— Это не ваше дело, сударь! — с плохо скрытой угрозой процедил самый рослый. — Мы ловим ведьму.

— Ей лет двенадцать. Она ребёнок, — покачал головой паладин. — Её нельзя ловить.

— Можно! — крикнул блондин. — Она убила Петера!

Его приятели зашикали, явно недовольные языкастым товарищем. Ну да, она убила Петера. Петер завалил за конюшней немого мальчишку из трактира, её единственного приятеля, придушил и пытался снасильничать. Как было не проклясть мерзавца? Она и не заметила нашивки хантера в виде ловчей петли на фоне мешка. Да если бы и заметила — всё равно.

Гнусный насильник, секунду назад полнившийся безнаказанной силой, скорчился, поедаемый страшной болезнью. Заразись он сам — болел бы долгие месяцы, а проклятье заставило злой недуг сожрать его за две минуты. Очень мучительные минуты. Она носила в себе проклятье неделями, с того самого дня, как её дед, редкий для здешних мест ведьмак, ушёл за грозовые тучи. Прятала проклятье за щекой, качала на кончиках пальцев, путала в волосах. А оно росло, зрело, просилось наружу. Вот и выпустила тогда.

— Не будем ссориться, — примирительно произнёс старый хантер. — Сейчас я покажу доказательства её вины, хоть вы, господин паладин, и не имеете права их требовать. Земли Ордена остались в трёх дня пути отсюда. Но нам проблемы не нужны. Тем более из-за дрянной ведьмы.

Хантер медленно пошёл к брошенным в кучу сумкам, обходя паладина. Двое остались таращиться на ведьму. Четвёртый сверлил глазами рослую фигуру чужака.

— Мы не хотим проблем, так ведь? — повторил старый хантер из-за спины настойчивого паладина.

В ту же секунду один из следивших за ведьмой развернулся всем телом, запуская в незваного гостя пригоршню мелких шипов-стрелочек. Одновременно старик прыгнул, выбросив руку со стилетом, вынутым из сумки.

Ведьма кинулась на метателя, нечеловеческим прыжком оседлав человека. Пронзительно взвизгнула — ведьмин крик у неё не отнять: поэтому хантеры при первой возможности вырезают ведьмам языки — и вцепилась человеку в глаза.

Белый плащ взметнулся дважды — два хантера улеглись в высокую траву. Третий оказался опытнее — его длинный кинжал и короткий меч паладина со звоном скрестились, высекая искры.

Дальше она не смотрела: несмотря на потерянный глаз, «её» хантер попытался стащить с себя ведьму. Ну уж нет. Она яростно вцепилась ему в лицо, раздирая кожу. Тебе не уйти от меня, человек! Никогда! Довольно я бегала от вас! Хватит!

— Эй, — мягко произнёс паладин у неё над головой: оказывается, она упала. Вернее человек под ней упал, а она вместе с ним. — Отпусти его. Всё кончено.

Ведьма подняла голову: паладин стоял против света, и видно было только, что у него короткие волосы и широкие плечи, а плащ на нём уже не такой белый. А ещё он протягивал ей руку.

Она от удивления зашипела. Отпрыгнула, оставив ещё живого хантера с разодранным лицом.

— Не бойся, — паладин поддёрнул плащ и опустился на корточки, видно не желая пугать. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. У тебя нет сил, чтобы стать человеком, верно?

Она смотрела на него во все глаза: странный, очень странный. Зачем он помог ей? Сама бы она наверняка не справилась с четырьмя опытными хантерами, даже в полную силу. А уж после того, как они трое суток гнали её по лесу — тем более. Он что, убил людей, чтобы спасти ведьму? Страшную, мерзкую ведьму?

— Но ты ведь можешь говорить, — продолжал он. — Скажи, сколько тебе лет? И где ты живёшь?

Она всё смотрела на него, не решаясь отвести взгляд. Кто знает, чего ожидать от настолько странного человека? Видно, он и правда решил, что она совсем ребёнок. И что будет, когда он поймёт, что спас не дитя, а почти взрослую ведьму? Попытается сам её убить?

Она глядела и глядела на него, пытаясь понять, насколько он опасен. У него тёмные крапинки в зеленоватых глазах. Обветренная кожа путешественника. Тонкий шрам на правой скуле. Выгоревшие светлые волосы.

Но сколько ни смотрела, так и не поняла, что ему нужно. С хантерами хотя бы всё просто: дед говорил, они любую ведьму хотят обязательно искалечить, чтоб не навредила, и либо убить и обезглавить, либо доставить заказчику. Хантеров часто нанимали на отлов ведьм, а ещё им поручали добывать редкие ингредиенты для зелий и решать другие вопросы разной степени сомнительности. Дед говорил, что они беспринципны, изворотливы и опасны.

Паладины тоже ловили ведьм. Но только обвиняемых в страшных ритуальных злодеяниях. И всегда убивали, насколько ей было известно, сразу. По словам деда, эти были принципиальны, а потому ещё более опасны.

Чужак сунул руку в поясную сумку и достал одуряюще приятно пахнущий хлеб.

— Возьми.

Она не выдержала, схватила протянутый ломоть и принялась жадно поедать. Давилась, злилась на себя за торопливую жадность, снова давилась, но продолжала заталкивать в рот ароматные куски свежего хлеба, щедро присыпанного по корочке душистыми семечками.

— Не спеши так, — улыбнулся паладин. — Я тебе ещё дам. Вот, бери. Мясо, увы, кончилось. И вода, извини, только святая. Зато вот, что ещё есть — чуть не забыл!

Он пошарился в сумке и извлёк порядком вывалянную в хлебных крошках кособокую трубочку тёмно-красного цвета. Протянул ей.

— С малиной, брусникой и вишней, — так гордо произнёс паладин, будто сам и ягоду вырастил, и лакомство сделал.

Такие трубочки дед готовил. С каплями крови, правда, и с заговорёнными травками, но и с малиной тоже.

Она взяла трубочку и лизнула. Потом откусила ароматный кусочек. Тянется, хрустит. Вкусно.

Почему-то от хрусткой вкусности стало так грустно, что она не выдержала. Горячие солёные слёзы побежали по щекам, и она сама не заметила, как приняла человеческий облик.

— Вот и ладно. Ты поплачь — легче станет. И ешь. От сладкого тоже легчает.

Он снова улыбнулся. Легко поднялся и взялся осматривать хантера, поваленного ведьмой.

Она наконец успокоилась. Грызла трубочку, оправляла драное ветками платье, пыталась пригладить растрепавшиеся, грязные волосы. Замарашка.

Впрочем она всю жизнь такая. Ни она сама, ни дед за её платьями и косами особо не следили: лишь бы заклинания и чары вплетены были куда следует — и ладно. Подняла плащ, надела, накинула капюшон: день хоть и пасмурный, а всё лучше в тканевой полутьме.

Вдохнула. Выдохнула. Покосилась в сторону своего спасителя.

Сначала она решила, что ей показалось, но нет: странный паладин положил пальцы на глаза хантера, и из-под пальцев мерцал ужасно неприятный свет. Он лечит этого мерзавца?! Похоже паладин всё-таки сумасшедший.

Она попятилась, опасливо глядя на безумца. Остановилась у края поляны, посмотрела на тела других хантеров. Двое были мертвее некуда, а вот третий ещё дышал.

— Не надо, — остерёг паладин, хотя она ещё даже не подумала, что хорошо было бы выпить этого негодяя. Сил сразу прибавится.

— Тебе-то что? — хрипло сказала она, неприязненно покосившись на безумца.

— Они нарушили закон — значит, их должны судить. Не ты и не я, а Большой суд.

Она презрительно фыркнула, но спорить не стала — зачем? Тем более, за нападение на паладина хантеров и впрямь наверняка повесят. Это вам не трактирных дурачков да ведьм обижать.

Сладкая трубочка кончилась обидно быстро. Больше не на что было отвлечься, и она волей-неволей задумалась: а что дальше? Возвращаться в трактир, где она жила в тёмной глубине сарая, подкармливаемая немым мальчонкой, нельзя. К останкам избы, где умер дед, тем более. А больше она нигде никогда не жила.

Видно, придётся всё-таки идти в город. Туда, где дед велел отыскать своего должника. Мол, тот присмотрит за внучкой в счёт старого страшного обязательства. Ещё три дня назад, до встречи с хантерами, никуда она идти не хотела. Горевала по деду и думала отсидеться в сарае, пока не придёт в себя. А потом вернуться в лес... а что дальше — там видно будет.

Только вот большой мир оказался ещё страшнее, чем в дедовых историях. Побеждённые паладином хантеры чуть не убили её, а сколько их ещё шастает по окрестным лесам? Одной за пределами родной избы не выжить.

Дед говорил, что где-то за Небесной грядой живут ведьмы: там, мол, целый город таких, как она. Но поди дойди до Небесной гряды на границе королевства. А уж о том, чтобы взобраться на неё, она и думать не смела.

Брать заказы в деревнях? Варить яды, вываживать нежеланных детей, творить привороты? Такая работа не казалась ей чем-то плохим, но дедушка предупредил, что никто не доверит яд или приворот девчонке. Многоопытной старухе, мол, куда б ни шло, а пигалице вряд ли.

До многоопытной старухи ей ещё жить и жить, хотя пигалицей она давно быть перестала. Паладин ошибся: ей шестнадцать. Но она тощая, мелкая и смотрится тринадцатилеткой. А так — дурной возраст. Уже не ребёнок, чтобы рассчитывать на чью-то жалость, и ещё слишком юна, чтобы её как ведьму принимали всерьёз.

Можно всё-таки уйти в леса. Если ведьма проживёт в лесной чаще одна-одинёшенька тринадцать лет, ни разу не увидев человека, она станет очень сильной. Но часть себя навсегда потеряет. Такая ведьма, говорят, врастает в лес. Силы у неё столько, сколько лесному хозяину, лешаку, вовек не собрать. Правда, лес свой покинуть такая ведьма уже никогда не сможет.

Она не была уверена, что и правда хочет врасти в лес, но ещё одна такая встреча с хантерами — и лесное затворничество за радость покажется. Чтоб в чаще не вековать и от хантеров не шарахаться, одно остаётся — идти в город: там можно документ особый получить на ведьмовство или в лавку травника помощницей податься. Если сама не разберётся, дедушкин должник небось подскажет. Да и те, кто на ведьм охотятся, в городах с оглядкой живут: там, как никак, свои правила.

Да и в конце концов, не торчать же на этой поляне рядом с тронутым паладином! Она невольно посмотрела в его сторону. Паладин закончил лечить глаза хантера и взялся чистить белый плащ неприятными всполохами светлой магии.

Эх, если б не он, можно было бы набрать мёртвой крови, поживиться зубами покойников, мелкими косточками, которые бывают ой как нужны для иных ритуалов. Но этот, конечно, не позволит.

— Я ухожу, — всё ещё хрипловато сообщила она и направилась к ёлкам, темнеющим по левую руку.

— А куда? — поинтересовался паладин. — Давай я тебя провожу.

Она обернулась, с подозрением зыркнула на него, но он улыбался безмятежно и вроде как искренне.

— А как же Большой суд? Ты что, не повезёшь их туда?

— Нет, сдам в ближайшей деревне — отсюда верхом меньше часа. Пусть староста этим занимается, а мне вот надо тебя проводить.

— Зачем?

— Чтобы больше тебя никто не обидел. Ты же ещё совсем крошка, вроде одной из моих сестрёнок, — как такую одну отпустить? Как тебя, кстати, зовут?

Она помедлила и с трудом выдавила:

— Вителия.

Одно из её имён. Хоть и не сокровенное.

— Красивое имя, — он снова улыбнулся. — А коротко — Вита или Лия?

Тяжёлый взгляд его ничуть не смутил.

— Никак, — сердито отрезала ведьма.

— Что ж, Вителия, — церемонно поклонился паладин, шутливо и почти необидно улыбаясь,— позволь мне проводить тебя? Мой долг — помогать тем, кто попал в беду. А у тебя, сдаётся мне, сложные времена.

Ведьма задумалась. Надо новые вещи купить вместо потерянных: мешка с нехитрым скарбом она лишилась утром второго дня, когда вздумала устроиться на ночлег — хантеры едва не взяли её сонную, еле ушла. Мелкими деньгами неплохо бы разжиться. Дед оставил ей кое-какие ценности, но велел не показывать никому кроме городского должника: мол, тот их сбудет, а ей опасно — ограбят ещё или убьют. Огреть по голове что человека, что ведьму можно при некоторой сноровке.

С паладином добраться до города и дедова должника будет проще. Хотя, конечно, надо держать ухо востро и следить за этим типом. Вдруг он всё-таки сумасшедший? Но при нём её хотя бы не убьют.

К тому же он как-никак спас её. Дед её наставлял долгов неоплаченных не оставлять никогда. По пути, глядишь, и случай долг вернуть подвернётся.

...А ещё она совсем не привыкла быть одна. Но в этом ведьма не призналась бы даже под пытками.

— Ладно, пойдём вместе. До города: у меня там дела.

— Хорошо, давай сначала отвезём пленников, а потом в город двинемся.

Он принялся собирать вещи покойников в мешок одного из хантеров. Ничего не присвоил, а она видела в вещах деньги, пару тяжёлых золочёных браслетов, пузырьки тёмного стекла — наверняка чистые, неколдовские яды: вещь очень дорогая.

Потом паладин благословил мертвецов, чтоб не встали, и подозвал коня. Сильный серый жеребец недовольно фыркал, пока на него грузили раненых, но не пытался сбросить неприятную поклажу. Ведьма только тут заметила, что конь заметно выше и тяжелее обычных для этих краёв лошадок, а по серой шерсти у него шли тёмные узорчатые разводы как у чудного кота, которого она однажды мельком видела у путешествующих аристократов.

— Потерпи, Мар, — уговаривал паладин коня, устраивая пленных хантеров и их вещи. — Потом будем купаться и яблок тебе куплю — всё, как ты любишь.

Закончив, он погладил потянувшуюся к нему морду и, повернув голову, спросил у ведьмы:

— Готова? Сможешь дойти?

Она что, сахарная? Конечно, сможет. Но отвечать не стала. Вздёрнула подбородок и зашагала по мягкому летнему разнотравью к дороге.