То, что помнит лес..

Запах гниющего клена и влажной глины, знакомый до тошноты, ворвался в приоткрытое окно машины. Двадцать лет Сэм не бывал в Рэйвенвуде, но этот тленный запах осенней Пенсильвании был выжжен в его памяти.

Он притормозил у ржавого указателя с надписью "Население Рэйвенвуда: 287". Название этого места в детстве вызывало у него дрожь. Сейчас, будучи аспирантом-антропологом из Бостона, он находил в нем мрачную поэзию. Его диссертация о лесном фольклоре Новой Англии была лишь ширмой, научным оправданием для этой поездки. Главное было спрятано глубоко внутри.

Машина медленно катилась по единственной улице. Городок казалось впал в летаргический сон. Викторианские дома стояли с заколоченными ставнями, будто готовились к долгой осаде. Лишь в одном окне, на самом краю городка, тускло светился огонек, дом миссис Алесты Белл, хранительницы здешних преданий. Именно к ней он ехал.

Сэм заглушил двигатель и взял с пассажирского сиденья старую, истрёпанную фотография: он, семилетний, и Лили, десятилетняя, смеются у входа в лес. Национальный заповедник "Блэк Вудс", высокий и угрюмый, стоял плотной стеной за их спинами. Снимок был сделан 30 октября, за день до ее исчезновения.

Дверь особняка миссис Белл отворилась, прежде чем он успел дотянуться до статного дверного молотка. На пороге стояла она сама, сгорбленная, в простом шерстяном платье, с лицом, покрытым трещинами морщин. Глаза мутные и почти слепые, уставились куда-то в пространство за его спиной.

– Знала, что приедешь, – проскрипела она. – Чую, лес тебя назад зовет. Он всегда возвращает своих.

Она отступила вглубь прихожей, жестом приглашая войти. Сэм переступил порог и его обдало запахом сухих трав, пыли и чего-то лекарственного.

Прихожая была лавкой древностей, собранных по принципу безумия. На полках стояли банки с мутными жидкостями, в которых плавали неопознанные корешки и стебли. Пучки засушенных растений, похожих на скелетированные руки свисали с балок.

Но больше всего его внимание привлекла стена с причудливыми узорами, нацарапанными прямо на обоях углем или чем-то темным. Спирали, переплетающиеся линии, фигурки похожие на людей с неестественно длинными конечностями.

– Садись, – бросила она, указывая на кресло, перед которым стоял низкий столик. На нем лежала раскрытая книга с пожелтевшими страницами, исписанная рунами.

Сэм опустился в кресло.

– Я изучаю местные легенды. О "Лесной Мелюзге", – начал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Агата беззвучно усмехнулась беззубым ртом.

– Легенды? Мелюзга не легенда. Они старше нас. Они память леса. А память, мальчик, бывает тяжелой. И опасной.

– Что они такое? – не удержался Сэм. – Духи? Феи?

– Феи, – она с презрением оттопырила губу. – Феи это для детских сказок. Нет. Они смотрители. Садовники. – Она провела рукой по узорам на стене. – Лес это огромный, живой архив. Они следят за порядком. Собирают.. экспонаты.

– Экспонаты?

– Они хранят время. Мгновения. Последние крики. Их клад это память, запечатанная в смоле и вплетенная в корни секвой. Это склеп из света и боли. Одни ищут его, чтобы узнать будущее. Другие.. чтобы вернуться в прошлое.

– "Тропа Угасших Жизней". Что вы о ней знаете?

– Она открывается только в ночь Самайна. Когда завеса между мирами становится тоньше паутины. Ее отмечают тыквы-лики. – Она помолчала, словно прислушиваясь к чему-то. – Они ведут только тех, кого лес считает достойным. Или обреченным.

За окном внезапно поднялся ветер, точно со стороны рощи, будто сам лес дышал в сторону дома.

– Ты не понимаешь? Лес уже выбрал. Он зовет тебя. Ты слышишь шепот? Чувствуешь, как земля дышит под ногами? – Она ткнула пальцем в его грудь. – Он не спрашивает. Он забирает. А ты пришел сам.

Она отступила назад.

– А теперь скажи мне, мальчик, что ты ищешь на самом деле? Правду? – Она горько усмехнулась. – Помни, что узнанное в Самайн нельзя забыть. Нельзя отменить. Оно будет грызть тебя изнутри, пока не съест всего.

Сэм молчал. Все его научные аргументы, все рациональные объяснения рассыпались в прах перед этой неумолимой уверенностью.

– Я должен попробовать, – наконец выдохнул он.

Алеста устало покачала головой.

– Тогда иди. Но не говори, что я не предупреждала.

Сэм вышел от Алесты Белл с ощущением, будто его вывернули наизнанку и встряхнули. Ее слова, предупреждения, этот проклятый дом, полный немых свидетельств чего-то необъяснимого, все это клубилось в нем ядовитым туманом. Ему нужно было прийти в себя. Собраться с мыслями. И он знал лишь одно место в этом вымершем городке, где мог найти подобие нормальности.

"Пыльная бутылка" единственный бар в Рэйвенвуде, располагался в здании бывшей конюшни. Низкие потолки, темное дерево, запах старого пива и чистящего средства. У стойки стоял единственный посетитель, грузный мужчина в ковбойской шляпе, уставившийся в стакан с виски.

Бармен, худой и безразличный, лениво протирал бокал.

Сэм заказал виски, с силой опустился на табурет и залпом осушил половину стакана. Жгучая жидкость обожгла горло, но не смогла прогнать холод въевшийся в кости.

– Еще, – бросил он бармену, поставив пустой стакан на стойку.

– Не местный, – буркнул незнакомец в шляпе.

– Не совсем, – ответил Сэм. – Родился здесь. Давно не был.

Мужчина пристально посмотрел на него, в его взгляде мелькнула настороженность.

– Тогда тебе не сюда надо, парень. Не в бар. Особенно сегодня.

– А куда? – Сэм снова отпил. – В лес, что ли?

Бармен замер, тряпка в его руке перестала двигаться. Мужчина в шляпе тяжело вздохнул.

– Лес сам решит, когда ему тебя позвать. А пока сиди тихо. И не задавай лишних вопросов.

– Все здесь только и делают, что говорят загадками, – с раздражением сказал Сэм. – Старуха Белл, теперь вы.

Мужчина отхлебнул виски и снова повернулся к Сэму.

– Я двадцать лет проработал в лесничестве. "Блэк Вудс" мой участок. Я знаю каждый ручей, каждую тропу. Но есть тропы, которых нет на картах. И есть вещи, которые лучше не видеть.

Он помолчал, глядя на золотистую жидкость в стакане.

– В восемьдесят девятом моя собака погналась за каким-то зверьком и свернула с тропы. Я нашел ее через три дня. Она была жива. Дома не ела, не пила. А потом я заметил.. – он замялся. – Ее глаза. Они стали другие. Слишком темные. И в них плавало какое-то зеленое свечение. Она прожила так еще неделю, а потом просто ушла в лес. И не вернулась.

Он допил виски и поставил стакан на стойку.

– А в девяносто пятом пропал мальчишка, Билл Картер. Десять лет. Мы искали две недели. Нашли его спящим на краю болота. Говорил, что играл с маленькими лесными человечками. А потом, через месяц, он начал меняться. Ногти стали темными и твердыми как когти. Говорил, что слышит, как растет трава. Однажды утром его нашли в саду. Он сидел, обняв яблоню и смеялся. А из-под его ногтей сочился зеленый сок. Его увезли в лечебницу в Питтсбурге. Ты думаешь, это совпадения?

Сэм слушал, и ледяная тяжесть в его животе сжималась все туже. Его скептицизм трещал по швам.

– А Лили Хейз? – спросил он. – Рыжеволосая девочка. Пропала двадцать лет назад.

Лицо мужчины стало каменным.

– Уходи, парень, – сказал он резко, вставая. – Пока не стало поздно. Садись в свою машину и уезжай отсюда. Забудь этот город, забудь лес. И ради всего святого, забудь свою сестру. То, что ты можешь найти.. это будет не она.

Он швырнул на стойку несколько купюр и не оглядываясь вышел из бара.

Бармен мрачно смотрел на Сэма.

– Он тебе жизнь советует, парень. Послушайся.

Сэм допил свой виски. Алкоголь больше не грел. Он лишь обострил чувство надвигающейся беды. Внутри все было холодно и пусто. И совершенно ясно.

Он отодвинул стакан, кивнул бармену и вышел на улицу. Сумерки сгущались, превращаясь в ночь. Лес на краю города был теперь просто черной, беззвучной массой, поглотившей последний свет.

Он пошел к своей машине, но не для того, чтобы уехать. Он достал из багажника рюкзак, тактический фонарь и нож. Предупреждения старухи, рассказ лесника, все это лишь подтверждало одно: правда была там. В этой тьме.

И он был готов заплатить любую цену, чтобы найти ее.

Холодный осенний дождь начал моросить, когда Сэм подходил к опушке "Блэк Вудс". Он повернулся для последнего взгляда на Рэйвенвуд. Огни в окне миссис Белл погасли. Весь городок словно вымер, отвернулся от него.

Лес встретил его стеной мокрой темноты. Воздух под сенью гигантских секвой стал заметно холоднее, гуще. Он включил фонарь. Луч, обычно такой уверенный, здесь казался бледным и беспомощным, пробивающим лишь жалкий коридор в абсолютной, почти физической черноте.

Он шел, ориентируясь по памяти, по тому маршруту, по которому они с Лили бежали двадцать лет назад. Но куда или от кого? Он помнил только крошечные быстрые тени среди деревьев и тихий смех.

И вот он увидел первую из них.

Она висела на низкой ветке старого клена, у самого ствола. Тыква, кривая и вытянутая, будто деформированная. На поверхности проступал сложный, природный узор из спиралей и переплетающихся линий. И этот узор светился изнутри тусклым, фосфоресцирующим зеленоватым светом.

Сердце Сэма бешено заколотилось. Сзади раздался едва слышный, влажный хруст. Сэм резко обернулся, направляя луч фонаря в темноту. Ничего. Только колышущиеся папоротники. На земле в грязи, он увидел отпечаток. Маленький, не больше детской ладони, но с непропорционально длинными пальцами.

– Они здесь, – прошептал он сам себе, и в этот момент его ученый скепсис окончательно рухнул, сменившись животным страхом.

Он двинулся дальше, следуя за зловещими тыквами-маяками. Они висели все чаще, их свет становился ярче, а лики сложнее и страннее. Некоторые напоминали искаженные человеческие лица, другие черепа животных. Воздух густел до состояния желе, каждый шаг давался с усилием. И леденящий душу шепот становился громче. Теперь это были отдельные, неразборчивые слова, обрывки фраз, произносимые на грани слуха.

"..Лили.."

"..Помни.."

"..Вернись.."

Он почти бежал, спотыкаясь о переплетенные корни, чувствуя, как паутина цепляется за лицо. Луч фонаря выхватил из тьмы впереди нечто, заставившее его застыть на месте.

Это была стена, аккуратно, с жутким мастерством сплетенная из скелетированных ветвей, костей мелких лесных зверушек, перьев и человеческих волос. Рыжих, как у Лили, и темных, и седых, целая коллекция, собранная за долгие годы. В центре этого кошмарного сооружения зиял низкий, темный проход.

Сэм опустился на одно колено, переводя дух. Рука сама потянулась к фотографии в нагрудном кармане. Он смотрел на счастливое лицо сестры, затем на жуткий портал перед ним.

– Я близок, Лили, – прошептал он. – Я иду.

Туннель был узким, тесным, он вел вниз под уклон. Стены сплетенные из корней и земли казались живыми, они слегка пульсировали.

Он прошел не больше десяти метров, как туннель резко оборвался.

Сэм замер, не в силах поверить своим глазам. Он стоял на краю огромного подземного пространства. Гигантские корни древних секвой спускались со свода, подобно щупальцам, образуя сложную, многоуровневую структуру. И все это пространство было освещено. Оно светилось изнутри. Мириады светящихся грибов, лишайников и мхов покрывали стены и корни, создавая призрачное, зеленовато-белое сияние. В прозрачных, янтарных натеках на корнях, словно в капсулах времени, были замурованы предметы, старинные монеты, наконечники стрел индейцев, керамика первых поселенцев, ржавые капканы, детские игрушки середины века и.. яркий пластиковый браслет, точно такой же, как носила Лили.

Это и был клад. Коллекция, архив всего, что лес поглотил за сотни лет.

В центре у подножия самого большого дерева сидела она. Ее силуэт был узнаваем, несмотря на все изменения. Рыжие волосы, когда-то такие яркие, теперь были блеклыми и спутанными, словно срослись с мелкими корешками на стволе. Она сидела, обхватив колени, и смотрела прямо на него. Ее лицо было бледным, почти прозрачным. Глаза были такими же, как у светящихся тыкв на поверхности, большими, бездонными и наполненными тем же фосфоресцирующим зеленым светом. Она улыбнулась. Но улыбка была чужой.

– Сэмми, – ее голос был шепотом леса, из шороха листьев и потрескивания веток. – Ты все-таки нашел меня.

Тишина в подземном зале была густой и вязкой, словно звук здесь умирал не родившись. Светящиеся грибы мерцали ровно, почти как звёзды в безвоздушном пространстве. Сэм стоял не в силах пошевелиться, впитывая этот немой ужас. Архив поглощённых вещей простирался ввысь и вглубь, теряясь в призрачном сиянии.

Лили медленно поднялась. Её движения были плавными, но неестественными.

– Ты вырос, Сэмми, – её голос был множественным, в нём слышался и её собственный, детский, и шелест, и скрип, и даже отзвуки других голосов. – Я наблюдала. Все эти годы.

– Что они с тобой сделали? – выдохнул он, делая шаг вперёд.

Она покачала головой, и свет в её глазах вспыхнул ярче.

– Ничего, чего бы я не позволила, – она провела рукой по янтарному наплыву на корне где был замурован браслет. – Мы заключили договор. Они спасли тебя, а я стала Хранителем.

– Спасли меня? Но от чего? – холодная тяжесть нарастала внутри него.

– От забвения, Сэмми.

Она подошла ближе. Её платье было тем же, оранжевым, в котором она исчезла, но теперь оно выглядело как часть леса, проросшее мхом, слившееся с корой.

– Ты был слаб. Болезнь, которую врачи не могли распознать. Она пожирала тебя изнутри. Родители не видели. Но Лес видел.

Она рассказала. Не спеша. Её многоголосый шёпот заполнял пространство. О том, что Лесной народ не монстры, а древние духи, хранители равновесия. Их сила память, опыт, поглощённый за тысячелетия. Но чтобы поддерживать эту силу, им нужен проводник, мост в мир людей. Хранитель.

– Они предложили сделку, – голос Лили на мгновение стал совсем детским, хрупким. – Моя жизнь в обмен на твою. Я уйду с ними, стану их памятью, их связью с миром, а ты будешь жить.

Сэм почувствовал, как земля уходит из-под ног. Вся его жизнь, вся его ярость, его поиски виноватых, всё это оказалось построено на жертве, которую он никогда не просил.

– Почему ты не сказала? Почему не предупредила?

– Договор есть договор, – её голос вновь стал безличным, лесным. – Забыть всё было условием. Для тебя. Для родителей. Для всех.

Она посмотрела на него своими светящимися глазами.

– Но ты всегда чувствовал. И вот ты здесь.

Она подвела его к самому большому дереву. В его стволе, на уровне человеческого роста, зияло углубление похожее на нишу. Внутри, в толще прозрачной смолы, покоились сгустки света, внутри которых пульсировали смутные образы.

– Это жизни. Мгновения. Последние мысли, последние вздохи. Всё, что Лес поглотил. Всё, что я сохранила.

Она указала на один из сгустков. Внутри, как в тумане, мелькало лицо испуганного ребёнка в одежде первопоселенца. На другом отчаянное лицо шахтёра с киркой. На третьем молодая женщина, очень похожая на их мать.

– Мама.. – прошептал Сэм.

– Её боль, – пояснила Лили. – Её горе после моего исчезновения. Лес взял и это. Чтобы облегчить её ношу. Всё здесь. Вся боль, вся радость, вся любовь этого места.

Сэм смотрел на это хранилище душ, на свою сестру, ставшую частью этого жуткого механизма, и чувствовал, как его реальность рушится окончательно.

– Я могу тебя забрать? Вернуть домой? – спросил он, уже зная ответ.

Лили улыбнулась той же чужой улыбкой.

– Ты можешь забрать только память. Правду, за которой пришёл.

Она протянула руку. На её ладони лежал небольшой, идеально круглый камень, изнутри он мягко светился тем же зелёным светом.

– Возьми. Это наше прощание на опушке. Твой последний выбор. Уйди и забудь. Или уйди и помни. Но узнанное в Самайн не отпустит тебя никогда.

Камень в ладони Лили пульсировал, казался живым, дышащим. Сэм смотрел на него, чувствуя, как вся его жизнь, все его убеждения спрессовались в этом единственном моменте. Взять камень значит принять правду.

– Что будет, если я возьму его? – его голос прозвучал хрипло.

– Ты увидишь, – многоголосый шёпот Лили обрёл странную нежность. – Ты увидишь тот день таким, каким его видела я. Без страха. Без боли.

Её светящиеся глаза смотрели на него с бесконечной грустью. Это был взгляд не ребёнка, а древнего существа, видевшего тысячи подобных выборов.

Сэм медленно, почти против воли, протянул руку. Его пальцы коснулись камня. Тепло от него было не физическим, а каким-то внутренним, проникающим прямо в сознание. Мир взорвался.

Он снова стоял на опушке леса. Но солнце светило ярко, воздух был теплым и наполнен запахом спелой черники. Он был семилетним мальчиком в потрёпанных джинсах, а рядом, смеясь, стояла десятилетняя Лили в своем оранжевом платье.

– Давай, трусишка! – кричала она, убегая в чащу. – Я знаю, где самая вкусная ягода!

Он бежал за ней, смеясь, чувствуя лишь радость и азарт. Никакого страха. Никакого предчувствия беды. Они углубились в лес гораздо дальше, чем когда-либо. И тут Лили остановилась.

– Смотри, – прошептала она.

Из-за деревьев вышли они. Маленькие, не выше его пояса, фигурки в плащах из мха и коры. Их лица были скрыты в тени капюшонов. Он не чувствовал страха. Только любопытство.

Один из них, самый высокий, сделал шаг вперёд. Он не говорил, но слова появлялись прямо в голове Сэма.

– Мальчик болен. Его жизнь угаснет с зимним солнцестоянием.

Лили не испугалась. Она смотрела на них с детским, безграничным доверием.

– Мы можем забрать болезнь. Но нам нужна связь. Нужен новый Хранитель. Тот, кто добровольно примет память Леса.

И тогда Лили повернулась к нему. Её лицо было серьёзным, взрослым не по годам.

– Они правду говорят, Сэмми. Ты совсем ослаб. Я вижу.

Она посмотрела на духов.

– Я буду вашим Хранителем. Но вы должны его вылечить. И вы должны сделать так, чтобы он.. чтобы все.. забыли. Чтобы не было больно.

Духи склонили головы в согласии. Лили обняла его, её объятие было тёплым и крепким.

– Не бойся. Всё будет хорошо. Это будет наша тайна.

Потом был лишь яркий свет, и чувство невероятной лёгкости, будто с него сняли тяжёлый, мокрый плащ. А когда свет погас, он стоял один на опушке. Счастливый, здоровый и абсолютно уверенный, что просто заблудился, а Лили уже вернулась домой.

Видение исчезло. Сэм снова стоял в светящемся подземном зале, сжимая в руке тёплый камень. По его лицу текли слёзы. Воспоминание вернулось не как травма, а как исцелённая рана. Он видел не похищение, а жертву. Не монстров, а хранителей. Не смерть, а спасение.

– Понимаешь теперь? – голос Лили был почти обычным.

Он понимал. Вся его жизнь, его здоровье, его карьера, всё это было возможно только благодаря её выбору. Этот лес, это царство не тюрьма, а её предназначение и новый дом.

– Я не могу забрать тебя, – сказал он, и это была не просьба, а констатация факта.

Лили покачала головой.

– Нет. Но ты можешь навестить меня. В ночи, когда завеса тонка. Как сегодня.

Она подошла к нему, положила свою холодную и шершавую руку на его щёку.

– Возвращайся к своей жизни, Сэмми. Живи. Это лучший дар, который ты можешь мне сделать.

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Камень в его руке погас. Но память, которую он нёс осталась.

Он вышел из подземного зала, из туннеля, и выбрался на поверхность. Ночь была по-прежнему тёмной, но звёзды уже не казались такими далёкими. Воздух был чистым и холодным.

Он шёл через лес, по знакомой тропе. Светящиеся тыквы гасли одна за другой, их миссия была завершена.

На опушке его ждал рассвет. Первые лучи солнца золотили верхушки деревьев Рэйвенвуда. Он обернулся. Лес стоял молчаливый и спокойный. Ни шёпота, ни светящихся глаз.

Он снова достал фотографию. Он и Лили смеялись на фоне леса. Теперь он смотрел на неё иначе. Это был не снимок о потере, а напоминание о самой большой любви, которую он когда-либо знал.

Сэм сел в машину и завёл двигатель. В его сердце не было больше страха, только светлая грусть и обещание, данное самому себе. Он будет жить. Не просто существовать, а жить по-настоящему. Ради неё. А в день, когда завеса снова станет тонкой, он вернётся. Чтобы навестить сестру. Чтобы шепнуть ей, что он помнит.