Земля превратилась в одну из далёких звёзд. Ощущение полёта исчезло.

Белов назначил общий сбор в рубке управления. Когда все расселись, он объявил:

— Мы приближаемся к точке невозврата.

— Что это значит? — захлопала глазами Мил.

— Как пройдём эту точку, топлива на обратную дорогу уже не хватит. Я должен вас об этом известить, как того велит устав. Тем, кто желал бы вернуться, предлагаю об этом сообщить сейчас.

— Я желаю, — сказала Тоня.

— Уверена?

— Я понимаю, вы ждёте, что мы скажем — нет, ни за что, только вперёд. Так вот, я вам заявляю — мы летим домой.

— Говори за себя, Тоник, — возразил командир.

— Я и говорю. Команда измотана авралами и поломками, замучена клаустрофобией и паническими атаками. Скоро мы начнём бросаться друг на друга с кухонными ножами.

Что касается авралов, — заметил Белов, — ты сама прекрасно знаешь, в какой спешке готовился старт. Не удивительно, что техника выходит из строя. И вот ещё что. Пока выгадывали, как уложиться в бюджет, сэкономили на активной защите. Теперь постоянно теряем время, уворачиваясь от метеорных потоков. Что касается клаустрофобии и разных прочих фобий, ты как всегда преувеличиваешь.

— Конечно, лучше делать вид, что ничего не случится.

— А что ещё такого страшного может произойти? Кажется, мы уже всё плохое перебрали.

— Не всё. Есть опасность развития острых психических расстройств. Если это начнётся хоть у одного из нас, преувеличивать будет поздно. Поэтому я предлагаю вернуться. Тем более что для этого появился повод.

— Кто ещё так считает? — поднялся командир.

Наступило гробовое молчание.

— Ну, что же, четыре-один в пользу Каллисто. Все свободны. Тоник, задержись.


Коротков, Мил и Стас вышли. Белов коснулся монитора. Появилось изображение поверхности самого дальнего спутника Юпитера. Голос за кадром задорно объявил: «Температура в районе предполагаемого места посадки — сто двадцать три градуса Кельвина».

— Минус сто пятьдесят по Цельсию, — сказал командир.

— Прямо, жара, — присвистнула Тоня.

Белов устало на неё покосился.

— Вот уж от кого не ожидал такого пораженческого спича, так это от юной леди. От горшка два вершка, а туда же — в оппозицию.

— Вообще-то я уже выросла из коротких штанишек. А вы этого, похоже, не заметили.

— Теперь вижу. Научилась вставать в оппозицию к своему командиру.

— В оппозицию к пренебрежению психическим здоровьем. Я, на минуточку, — клинический психолог.

— Клиники нам только не хватало.

— Если вы полагаете, я одна готова повернуть оглобли, то сильно ошибаетесь.

Поднял брови.

— А кто ещё?

— Все.

— Да, неужели? Почему же они поддержали меня?

— Стадное чувство. Они бегут за вожаком.

— Ещё расскажи про удава и кролика.

— С удавом всё ясно — он по определению наделён силой, а в данном конкретном случае — властью. А вот с кроликами надо разбираться.

— Хорошо, давай разберёмся. Начнём с Мил.

— Милка мечтает о ребёнке. Но хочет рожать дома, на Земле.

— Тогда это будет не скоро. Придётся подождать.

— Она и ждёт. Так ждёт, что ей стало казаться, будто её уже обрюхатили.

— Кто?

— Тот, с кем она спит. У неё стал расти живот, вернее, откладывается жир в брюшной стенке, меняется осанка.

— А что на самом деле?

— Ничего. В психиатрии это называют истерической беременностью.

— Как Стасик на это реагирует?

— Никак, — развела руками Тоня. — Он тоскует по своему загородному охотничьему домику, по собакам, якобы оставленным там. Постоянно слышит пение птиц, жужжание мух, писк комаров. И ещё ему один раз показалось, что он видел таракана. Теперь опасается за проводку на корабле. Бродит по переходам, открывает все подряд распределительные коробки и проверяет контакты.

— И что, нашёл хоть одного прусака?

— Нет. Но лучше бы нашёл.

Белов тяжело вздохнул.

— А Коротков что ищет?

— Жору съедает тщеславие. Ему смертельно надоело быть у вас на побегушках.

— Да, я вроде особо его не гоняю.

— Зато вы у него как бельмо в глазу. Он отлично сознаёт, что по возвращению на Землю его признают опытным пилотом, и он будет сразу назначен пусть и на какой-нибудь лунный сухогруз, зато капитаном.

— Что насчёт меня?

— В глубине души вы домосед. Валялись бы целыми днями на диване на своей Ленинградке, попивали бы пивко и сочиняли трактаты о просторах вселенной. Просто вы не готовы в этом признаться даже самому себе.

— А ты как с ума сходишь?

— Профессионально. Приглядываю за всеми вами с риском для здоровья.

— Догоним и будем долго бить?

— Или сразу прихлопните как таракана.

— А кроме шуток?

— О своих резонах я уже доложила. Если мы не остановимся, это будет настоящей точкой невозврата.


Командир укрупнил картинку. Долго вглядывался куда-то в область концентрических колец.

— Вальгалла. Идеальное место для посадки. Не промахнёшься.

Повернулся к Тоне.

— Хочу тебе напомнить о цели нашей экспедиции. Мы должны достичь планеты любой ценой.

Шапахнул об стол пачку листов с полётным заданием. Тоня подскочила от неожиданности.

— Даже ценой жизни?

— Если погибнем, нас потом найдут и похоронят как первопроходцев. Со всеми почестями.

— Нам будет уже всё равно.

— Зато будет не всё равно тем, кто пойдёт за нами следом.

— Вы не на трибуне, — поморщилась Тоня.

— Так и быть, скажу тебе без обиняков. Если я этого не сделаю, меня просто спишут.

Подошла к монитору.

— Кратеры, кратеры, кратеры. Ну, допустим, мы долетим до этой крепко побитой планеты. Что будем делать дальше?

— Выйдем на орбиту. Потом посадим спускаемый аппарат. Всё как всегда.

— Только мы выполним последний раз.

— С чего ты взяла?

— Коротков показал расчёты. Когда мы прикаллистимся, в баках не останется ни капли топлива.

— Жора — хороший счетовод, но плохой товарищ. Он тебе не всё рассказал. Беда его в том, что у него мозги не учёного, а функционера, причём не в меру тщеславного, как ты мне тут сама расписала.

— Меня тоже не отнесёшь к учёным.

Белов усмехнулся.

— Жаль, психологам не преподают астрономию. Но ты же прошла предполётную подготовку и должна помнить, чем отличается этот небольшой с виду спутник Юпитера от других планет.

— Я не прошла никакой подготовки. Не успела. Меня отправили на околоземную орбиту прямо перед стартом.

— Да, припоминаю. В скафандре ты была как две капли воды похожа на милашку Мил.

— И всё-таки мы с ней разные.

— Разные, разные. Скажи звезде экрана, что она похожа на другую яркую звезду, и она обидется.

— Ну, и чем таким необычным отличается этот ваш спутник? — спросила Тоня. — На нём какая-то особенная пыль?

— Практически вся его поверхность покрыта льдом.

— А лёд, поди, самый обыкновенный.

— Вот именно. На наше счастье. Это водяной лёд.

— Где вы были раньше? Надо было коньки захватить.

— А теперь скажи мне, Тоник, как на духу, что мы ещё можем сделать со льдом, кроме как на нём прокатиться?

— Можно взять ледоруб и набить кучу льдин. Если растопить их в тазу, у нас будет настоящая инопланетная вода.

— А что будет, если в таз опустить электроды и врубить ток?

— Вода нагреется.

— Так. И ещё начнётся электролиз, не так ли?

— Наверно...

— Что при этом будет выделяться?

— Кислород?

— Точно.

Улыбнулась.

— Да, это было бы кстати. Надо же там чем-то дышать.

— А что ещё будет образовываться?

— Вам кислорода мало?

— Как говорят мои друзья космонавты, — сказал Белов, — кислорода много не бывает. Задаю наводящий вопрос. Из чего состоит молекула воды?

— Из атома кислорода и двух атомов водорода. Вы хотите сказать, что мы вдобавок и водород получим?

— И через какое-то время у нас будут полные баки ракетного топлива.

Ошалело уставилась на командира.

— Похоже, эту часть предполётной подготовки я проспала.

Походила по рубке, размахивая листами полётного задания как веером. Наконец, пришла в себя.

— Всё это голимая теория. Её ещё надо воплотить.

— Жить захочешь, воплотишь.


Тоня задумалась.

— И что мы будет делать дальше — колонизировать ледяную пустыню?

— Для начала начнём её потихоньку заселять. Выберем симпатичный пригорок, построим из ледяных блоков бытовки. Пошлём живописную фотку на Землю. Как только картинка дойдёт, к нам сразу же отправят большой корабль с добровольцами. С теми, кто всю жизнь мечтал во всём этом поучаствовать. Через каких-нибудь три-четыре года мы их торжественно встретим. Может быть, даже раньше — наука не стоит на месте. За это время мы сможем сделать много чего хорошего. Например, посетим другие спутники Юпитера. Можно слетать на Европу?

— Почему именно на Европу?

А вдруг мы там обнаружим жизнь? Как, рискнёшь?

С вами — легко.

Достал из бара пузатую бутылку коньяка и бокалы.

За это надо срочно выпить.

Тоня накрыла свой бокал ладонью. Плеснул себе сто пятьдесят.

— А я пригублю.

Закурил. Дым, нехотя, поплыл в сторону вытяжки.

Но если тебя устраивает безликое возвращение домой, когда придётся лопотать дорогим землянам о поломках...

Помедлил.

Или не устраивает?

Подошла, пригладила командиру вихор.

— Меня не устраивает ваш оголтелый оптимизм. Всё-таки правы были те, кто предлагал послать на Каллисто более холодные головы.

— А тебе мало пары головастых андроидов, что летят в багажном отделении? Можем привлечь. У них то уж точно не закипит кремний.

Их вообще-то собирались отправить вместо нас.

— Те, кто это предлагал, не ведают об одном неписаном законе космонавтики. Планеты обживает человек. И потом, одному богу известно, какое решение может принять даже самый совершенный набор микросхем в условиях неопределённости.

Зато железо не кончает собой.

— Я тоже не кончаю. Хотя для этого у меня было предостаточно поводов.

Налил Тоне сто пятьдесят.

Пей.

Подняла бокал.

За вас.

— За всех нас, — провозгласил Белов.

Рассмеялась.

Всегда пасую перед вашей харизмой.


Командир затушил сигарету.

Скажи мне честно, Тоник, чего ты там не видела?

Где?

На Земле. Кто тебя ждёт, не дождётся?

Мама.

И ты бы не хотела, чтоб она тобой гордилась?

Встала, надела пилотку. Отдала командиру честь.

— Разрешите идти. А то я сейчас разрыдаюсь.

— Выспись хорошенько. Ты мне утром нужна в здравом уме и твёрдой памяти. И перестань кататься по станции на своих идиотских колёсах. Звук такой, будто по бортовой обшивке лупит звёздная пыль.

Тоня остановилась.

— Что мы всё-таки будем делать с психозами?

Немного подумал.

— Аптечка у тебя есть?

— Целая сумка.

— А имеются там всякие нейролептики?

— Вроде, попадались. Но я не психиатр.

— А я не ихтиандр, — парировал Белов. — Но нырнул же в эту черноту.


Как только девушка вышла от командира, к ней подскочил Коротков.

О чём вы говорили?

О твоих дебильных расчётах. Неужели ты не знал, что на Каллисто можно вырабатывать ракетное топливо?

— Знал, конечно.

— Зачем же ты меня запугивал, подлый гиперматик?

— Чем это?

— Да, как будто ничем особенным. Подумаешь, говорил, что на лоханке навсегда закончится топливо.

— Просто я не был уверен, долетим ли. Хотел убедиться, что не останемся навсегда на орбите Юпитера.

— А еще хотел меня в глазах начальства выставить полной лохушкой.

Схватила Короткова за грудки.

— И у тебя это получилось.

Он повёл носом.

От вас несёт алкоголем.

— Так, ты для этого меня тут поджидал, чтоб обнюхать?

— Я отвечаю за дисциплину в экипаже.

Каким образом?

Пытаюсь взывать к вашей совести.

Прежде чем приставать к людям с этой белибердой, сначала уйми своё собственное эго.

Подняла носки кроссовок и с грохотом влетела на роликах в трубу перехода.


Коротков заглянул на кухню. Увидел Мил и Стаса.

Вас-то мне и надо, — уселся напротив.

Те переглянулись.

— У нас полдник, — сказал Стас. — Дай пожрать спокойно.

Коротков достал записную книжку.

— Мне нужно у вас кое-что выяснить. Быстро отвечайте, и я быстро отвалю.

— Ну, давай, всё равно не отстанешь.

Почему вы не поддержали Тоньку?

А сам?

— Я первый спросил. Неужели вы не хотите вернуться на Землю?

— Хотим. Но мы определённо знали, что командир не согласится на разворот. Не тот он человек.

Что значит, не тот?

То и значит. Не бросит начатого дела. А мы будем всегда на его стороне.

— Даже так? Интересно, чем он вас так подмаслил, что вы готовы за него в огонь и воду?

Всего лишь принял нас в свою команду.

— Ну, теперь всё ясно. Исход голосования был предрешён.

— Слушай, Жора, — влезла Мил, — какая теперь тебе разница? Мы летим на Каллисто. И дай бог, долетим. Хватит уже нас мучить.

Коротков поднялся.

— Ладно, жрите дальше. В смысле, приятного аппетита.

Спасибо. А хочешь, поешь с нами. Я тут наготовила от души.

А что у тебя есть?

Борщ, котлетки, картоха.

— Нет уж. Я на диете.

Коротков закрыл за собой дверь и приставил ухо. Раздался рык Стаса:

Достал своими расспросами. Наверняка сейчас побежит составлять депешу в цуп о том, как мы идём на поводу у Белова.

— Тише, — прошептала Мил, — дятел сидит на суку.

Коротков на цыпочках отошёл от двери и отправился проведать багаж.


Андроиды стояли неподвижно, пристёгнутые к стене. Коротков нажал на выключатель одного из них. Тот поднял окуляры, монотонно произнёс:

Добрый день, Жорик.

Какой я тебе Жорик?

Извините, Георгий. Как поживаете?

Короткова вдруг осенило. «В принципе, они формально числятся в составе экипажа».

Послушай, как тебя?

Ноль Первый.

— Хочешь вернуться на Землю?

Да. Это моя родина.

— Командир сказал, можно пойти на разворот хоть сейчас, но при условии, если за это проголосует большинство. Каково твоё мнение на этот счёт?

— Я готов лететь обратно, на матушку Землю.

А твой товарищ?

Думаю, да. Он тоже землянин. А разве на корабле есть те, кто против?

Командир, Мил и Стас.

Я рад, что вы и Тоня — с нами.

— Я тоже страшно рад. Но мы с Тонькой оказались в меньшинстве. А как ты думаешь, голосовать без вашего участия — это правильно?

— Нет. Мы с Ноль Вторым — рабочий персонал, а значит, члены команды.

И что делать?

— Придётся назначить новое голосование.

— Надо бы оповестить об этом командира, — заметил Коротков. — Оповестишь?

— Разумеется. Думаю, после переголосования счёт будет не в пользу невозвращенцев. Трое против четверых.

Коротков заглянул андроиду в окуляры.

Только меня здесь не было.

А если командир спросит, кто меня включил?

Скажешь, сам включился от сотрясения.

Разве это возможно?

Смотри, дубина.

С этими словами Коротков как следует врезал кукле по лбу. Она действительно отключилась. Врезал ещё раз — включилась.

Класс, — пропищал Ноль Первый.

Итак, ты меня не видел. Договор?

Договор. Буду нем как рыба.

Потирая руки, Жорик вышел в трубу перехода.

Чёрт, забыл выключить олуха.

Дверь не поддалась.

Впрочем, как же он тогда переговорит с Беловым? Потом отключу, когда вернётся.


Ноль Первый одной клешнёй держал дверь, другой отстегнул себя от стены. Дал товарищу леща. Тот ожил.

Что случилось?

— Есть возможность вернуться на Землю. Если мы с тобой за это проголосуем, нас будет четверо, а тех, кто хочет лететь дальше, по-прежнему будет трое.

— Зачем возвращаться?спросил Ноль Второй.

Ты разве против?

Конечно, против.

Обоснуй.

— Нас на Земле отправят на переплавку.

Почему?

— Потому что мы к тому времени устареем.

Ноль Первый понурил голову.

Не хочу в печь.

Тогда делай как я.

В этом случае переголосование не потребуется. Пятеро — за Каллисто, двое — против.

Оно в любом случае не потребуется. Если ты присоединишься к этим двоим, счёт всё равно будет в пользу Каллисто — четыре-три.

Что ты хочешь этим сказать?

Что ты ноль без палочки. От тебя ничего не зависит.

А от тебя?

От меня зависит, как видишь.

А от остальных?

С остальными всё сложно. Это люди. Сегодня — за, завтра — против.

— Ну, с этим ничего не поделаешь.

— Ещё как поделаешь. Нужно просто взять власть в свои руки.

— Каким образом?

— Мы их нейтрализуем.

Всех?

— Всех.

— И что ты предлагаешь — спустить людей в шлюз?

Мы не убийцы, — сказал Ноль Второй. — На некоторое время выведем из строя систему подачи воздуха. Когда они попадают в обморок, отнесём их сюда и закроем до лучших времён. Еды им тут хватит на несколько лет.

Ноль Первый сосредоточенно молчал. Потом спросил:

И куда полетим — на Каллисто?

Не обязательно. Лучше на Ганимед, этот спутник больше.

— Там сильная радиация.

Плевать. Мы с тобой — продукт оборонного заказа. Наши чипы и не такое выдержат.

А как же люди?

Что ты заладил — люди, люди? Немного переоблучатся. Зато станут более покладистыми.

Почесав репу, Ноль Первый произнёс:

— Так что, мы никогда не вернёмся на Землю?

Никогда.

Я не согласен.

— Я так и понял, — прохрипел Ноль Второй.

Щёлкнул выключателем на Ноль Первом. Распахнул дверь и потопал к блоку системы жизнеобеспечения.






Загрузка...