Толстый зайчонок Степан

Весна — время чудес, но на окраине города, у старой заброшенной помойки, царили суровые законы выживания, до чудес-ли? Именно здесь, в куче мусора, среди битого кирпича, старых курточек и ржавых банок, зайчиха-мать устроила гнездо. Ну, как гнездо — просто траву примяла. и всё. Зайцы так делают. Потом она родила троих зайчат. Одного, самого слабого, уже на вторую ночь утащила ворона. Второй, шустрый и пугливый, быстро окреп и, едва подрос, умчался в ближайший лесопарк, подчиняясь зову дикой крови. Он был выкормлен другими матерями — любая зайчиха, встретившая зайчонка, его покорми.

А третий… Третий был совершенно иной. Он родился рядом с выброшенной, но почти полной пачкой чипсов со вкусом бекона и сметаны. Зайчиха, обессиленная, вскоре покинула его, как и положено дикому зверю. А зайчонок, маленький, пушистый комочек, не знал другой жизни. Он не искал материнского молока. Придет — и ладно. нет — он грыз те самые чипсы. Соленые, жирные, они стали его первой и единственной пищей. Он спал, прижавшись к шуршащей пачке, которая казалась ему огромной крепостью. Пахла она неестественно, но зато давала сытость и укрытие. Вороны зарились на блестку, ног так и не утащили пачку с чипсами.

Когда зайчонок подрос и пачка промокла под заморозками и расползлась, он перебрался в прочный большой пакет из-под строительного мусора. Плетеный зеленый бурдючок стал его новым домом. Зайчонок, которого никто не называл по имени, был странным. Он был круглым, толстеньким, и глаза его смотрели на мир не с диким ужасом, а с туповатым, но спокойным любопытством. Зверь не боялся звуков машин и даже людей, принимая их за неотъемлемую часть пейзажа, как ветер или дождь.

Именно эта бесстрашная глупость его и погубила. Вернее, стала поворотом судьбы. Предприимчивый местный алкаш, копошившийся на помойке в поисках цветмета, увидел упитанного ушастика и сразу смекнул: это не дикий заяц, а чей-то породистый кролик, потеряшка. По крайней мере, так соврать — прилично взять. Поймать зайчонка было делом пяти минут — тот лишь удивленно дернул ухом, когда его взяли за шиворот.

В тот же день мужик торговал на рынке, разложив перед собой свой скарб. Рядом, на тряпке, сидел тот самый зайчонок и равнодушно жевал подброшенную ему морковную ботву.

Мимо шла Анна. Девушка с темными, как смоль, волосами и огромными голубыми глазами, от чего-тьо наполненными тоской. Ее мир рушился на глазах. Институт, в который она так стремилась, вынес решение об отчислении за академическую задолженность. Подруга, с которой они снимали квартиру, внезапно собралась и уехала в другой город, оставив Анну одну с неподъемной для нее арендой. Будущее виделось тупиком, серым и безрадостным. Но серое — не значит пустое…

Ее взгляд упал на зайчонка. Он был таким маленьким, беспомощным и… странно умиротворенным. Зверь сидел в самом эпицентре рыночной суеты и будто медитировал.

— Кролик декоративный, — тут же оживился торгаш. — Карликовый. Вам повезло, я его отдаю почти даром, спешу. Чистокровный.

Зайчонок на удивление напоминал породистую животинку. Он был очень складный, правда толстоват. Анна не разбиралась в породах кроликов. Но в ее сердце что-то дрогнуло. Этот комочек был так же одинок и не приспособлен к жестокому миру, как и она. Девушка от чего-то так решила. И у нее родилась безумная, отчаянная идея.

— Егор, — подумала она про своего молодого человека. — Он станет егерем. Он любит всех зверей. Он точно его приютит. Пусть хоть у одного из нас будет дом.

Анна отдала за «кролика» последние деньги и понесла его домой, в пустеющую квартиру.

Тем временем Егор, молодой ученик егеря, готовился к самому важному разговору в жизни. Он только что получил в наследство от дяди-лесника старый, но крепкий дом на окраине города, почти у леса. Егор хотел предложить Анне, своей девушке, переехать к нему. Ноу парня был приличный страх. Дом был не роскошный, жизнь вдали от города — не для всех. Как она отреагирует?

Они встретились в парке. Анна была молчалива и напряжена.

— Аня, у меня к тебе серьезный разговор, — начал Егор, нервно теребля в кармане ключи от нового дома. — У меня теперь есть свой дом. Не в городе, конечно, но…

— Егор, — перебила его Анна, глядя в землю. — У меня к тебе тоже просьба. Я не одна теперь. У меня маленький…

У Егора похолодело внутри. Сердце упало куда-то в ботинки. «Не одна»? Это могло означать только одно. Он сглотнул комок в горле.

— Я… понимаю, — проговорил он, чувствуя, как рушится все, о чем он мечтал. Но он был ответственным парнем. — Это… это не проблема. Переезжай ко мне. Вместе справимся. И… и с малышом.

Анна подняла на него удивленные глаза и вдруг поняла, что он подумал. Она расхохоталась, и этот смех был похож на звон колокольчика после долгого ненастья.

— О чем ты? — выдохнула она, вытирая слезу. — Я не о том. Вот, смотри.

Девушка тут же достала из-за пазухи небольшую переноску, из которой выглядывала усатая мордочка с длинными ушами. Зайчонок, разбуженный резким светом, чихнул.

Егор несколько секунд молча смотрел то на Анну, то на зверька. Потом его лицо расплылось в широкой, счастливой улыбке. Облегчение, радость и нежность нахлынули на него такой волной, что он расхохотался вместе с Анной.

— Так это твой «маленький»? — он потрогал зайчонка за бархатистое ухо. Тот блаженно прикрыл глаза.

— Его продавали как кролика, но он, по-моему, самый настоящий заяц, — объяснила Анна. — Я не могла его оставить. Но и у себя тоже… Квартиру теряю. Думала, ты его возьмешь…

— Я его возьму, — твердо сказал Егор. — И тебя возьму. Если хочешь. Дом большой, места хватит всем. И ему, — он кивнул на зайчонка, — и тебе. И даже если появятся другие… жильцы.

Анна посмотрела на него, и в ее голубых глазах снова зажглись звезды. Жить за городом, в своем доме, с человеком, который любит лес и его обитателей… и ее… Это была ее тайная мечта.

— Хочу, — просто сказала она.

Через два дня старенький «Москвич» Егора, забитый до потолка Аниными вещами, подъехал к дому. Анна вышла из машины, держа в руках переноску, из которой торчали два непоседливых уха.

— Ну, Степан, прибыли, — сказала она зайчонку, которого назвала в честь своего деда, известного своим умиротворенным и философским отношением к жизни.

Егор помог им на крыльце. Он взял переноску и заглянул внутрь. Степан, испуганный дорогой, сидел, надувшись, и жевал край пластика.

— Вот и наш новый хозяин, — улыбнулся Егор.

Люди занесли вещи. Дом был просторным, пахло деревом и печным дымом — часто протапливали. Анна выпустила Степана на пол. Тот, семеня, обошел комнату, обнюхал ножку стула, а потом устроился на половике посреди кухни, словно всегда здесь жил.

В тот вечер они сидели за чаем, а зайчонок спал у печки, посапывая во сне. Егор смотрел на Анну, которая с любовью обустраивала их общее гнездышко, и на развалившегося ушастого младенца, и понимал — его жизнь только что обрела новый, невероятно правильный смысл.

Через полгода они поженились. Свадьба была скромной, но веселой. А Степан, толстый и довольный, стал не просто питомцем, а живым талисманом их семьи, напоминанием о том, как нелепая случайность и доброе сердце могут изменить все к лучшему. Он принес в их дом не просто себя, он принес им друг друга.