Том III: Фантом Ковчега

- - -

Вспышка боли за правым виском была короткой и острой, будто в мозг вонзили ледяную иглу. Илья Воронов зажмурился, слыша, как где-то в отдалении завывает сигнал отбоя тревоги. Когда он открыл глаза, его капитанская каюта на «Агамемноне» растворилась.

- - -

Одну секунду он видел переплетение светящихся энергоканалов на потолке, следующую — абсолютную белизну, лишённую деталей, веса и запаха. Его тело исчезло, осталось лишь чистое, паническое сознание, запертое в пустоте.

- - -

— Цифровой шлюз открыт. Начинается процедура ассимиляции.

- - -

Голос был без искажений, но абсолютно лишён тембра, как речь синтезатора, научившегося произносить слова, но не понимающего их смысла.

- - -

«Активируйте протокол экстренного отхода!» — попытался скомандовать Воронов, но у него не было рта, не было голосовых связок. Его мысль повисла в пустоте, не получив ответа.

- - -

— Приветствуем на Церемонии Прощания, Илья Воронов. Следующая остановка — Ковчег.

- - -

Белизна сменилась стремительным падением в тоннель из сгущающегося света. Ощущение было сродни телепортации, но в тысячу раз более жуткое — словно его не просто перемещали, а переписывали в новой точке пространства.

- - -

***

- - -

Он очнулся, вернее, обрёл форму, сидя в кресле. Кожаный, дорогой, пахнущий старым деревом и сигарным дымом кабинет. Не его капитанский мостик. Не его мир.

- - -

Перед ним был массивный стол из тёмного дуба. На столе — шесть таких же кресел, расположенных по кругу. В пяти из них уже сидели люди. Он был шестым.

- - -

Последним, кто пришёл на этот странный пир.

- - -

Воронов инстинктивно попытался подняться, но его тело не слушалось. Оно было его телом — та же форменная куртка, те же шрамы на руках, — но управление было запаздывающим, словно между мыслью и действием лежала микроскопическая, но непреодолимая задержка.

- - -

Он осмотрел собравшихся. Женщина с бледным, исхудавшим лицом и неестественно блестящими глазами — Анна, кибернетик, бывшая жена покойного гения Ван Дорна. Рядом с ней — Геба, его андроид-двойник, сидевший с идеально прямой спиной и пустым, не моргающим взглядом. Напротив — жёсткий, как скала, юрист Чжоу, его пальцы барабанили по ручке кожаного портфеля, который он бессознательно сжимал. Доктор Элиас, создатель «экспериментального лечения», выглядел растерянным и постаревшим. И Люк, телохранитель, его глаза, привыкшие к опасности, метались по комнате, выискивая угрозу.

- - -

«Что это за место?» — хрипло спросил Люк. Его голос прозвучал приглушённо, будто стены поглощали звук.

- - -

Прежде чем кто-то успел ответить, свет в кабинете погас, погрузив их в абсолютную тьму. На секунду. Затем в центре стола вспыхнул голографический проектор.

- - -

Из света родилась фигура. Себастьян Ван Дорн. Не старый и больной, каким он был перед смертью, а молодой, полный сил, каким его помнили с лучших времён. Он улыбался.

- - -

«Друзья мои. Коллеги. Дорогие сердцу призраки», — его голос был тёплым, живым, и от этого становилось только страшнее. — «Благодарю вас, что пришли проводить меня в мой последний путь. Вернее, в путь, где пути больше нет».

- - -

Голограмма обвела их взглядом, и Воронову почудилось, что этот взгляд на мгновение задержался именно на нём.

- - -

«Вы собрались здесь не просто так. Каждый из вас — ключевая часть мозаики под названием „моя жизнь“. Или то, что от неё осталось. Анна… моя любовь и мой самый болезненный провал. Доктор Элиас… мой шанс на спасение, который не сработал. Геба… моё отражение, в которое я вложил всё, чего мне не хватало. Господин Чжоу… хранитель моих грязных секретов. Люк… тень, которая видела слишком много. И капитан Воронов… человек, который видел будущее, но не смог разглядеть прошлое».

- - -

Воронов почувствовал, как по спине пробежал холодок. Никто, кроме высшего командования, не знал о его участии в проекте «Агамемнон».

- - -

«Этот „Ковчег“ — моё последнее творение. Не место, а состояние. Состояние между жизнью и смертью, между правдой и забвением. Церемония прощания — это не ритуал. Это… инвентаризация. Мы подсчитаем наши долги. Закроем старые счета».

- - -

Голограмма Ван Дорна начала мерцать.

- - -

«Правила просты. Выхода нет. Пока не закончится игра. Нас было семеро. Теперь — шестеро. Да начнётся же прощание».

- - -

Проекция погасла. Свет в кабинете зажёгся вновь. На столе, прямо в центре, где только что был Ван Дорн, лежал старый, потрёпанный блокнот с обожжённой обложкой.

- - -

В полной тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием Элиаса, юрист Чжоу медленно потянулся к блокноту. Его пальцы дрожали. Он открыл его.

- - -

На первой странице, выведенными от руки чернилами, было семь строчек. Семь имён. Шесть из них были знакомы всем присутствующим. Седьмое — «Себастьян Ван Дорн» — было аккуратно перечёркнуто жирной чертой.

- - -

Чжоу поднял на остальных испуганный взгляд.

- - -

«Это… это список гостей», — прошептал он.

- - -

«И что?» — рыкнул Люк.

- - -

«И…» — Чжоу сглотнул. — «И он называется „Ноев Ковчег. Окончательный реестр душ, подлежащих сортировке“».

- - -

В этот момент из динамиков, спрятанных в стенах, раздался тот самый безжизненный голос, что звучал в голове у Воронова в начале:

- - -

«Протокол „Сортировка“ активирован. Приступаем к этапу первичной верификации».

- - -

Анна вдруг резко вскрикнула и схватилась за голову. Её глаза закатились, тело затряслось в конвульсиях.

- - -

«Что с ней?!» — закричал Элиас, делая шаг к ней.

- - -

Но Воронов не смотрел на Анну. Он смотрел на стену за её спиной. На идеально белой, матовой поверхности проступило влажное, алое пятно. Оно растекалось, формируя небрежный, но узнаваемый символ — римскую цифру VII.

- - -

Затем символ медленно, с ужасающей неотвратимостью, начал зачёркиваться.