Тонкая нить

- Салага, иди сюда!

Караульный вздрогнул и оглянулся.

- Я говорю, сюда! – Старший матрос, по кличке Клык, подвинулся к решетке.

Караульный, молоденький матросик, отслуживший всего полгода, втянул голову в плечи и поплелся к камере.

- Дай карабин посмотреть! – Клык протянул руку.

- Да нельзя же, - тихо вымолвил матросик. Он знал этого старшего матроса, они служили вместе на одном крейсере. Только Клык отслужил уже два с половиной года, а матросик был еще салагой.

- Нет, ну ты посмотри! – Клык обернулся к соседу. Тот сидел на корточках и задумчиво смотрел на обоих.

- Да ничего я не сделаю. Посмотрю и отдам.

Матросик не решался дать карабин. Он охранял подследственных. Дело в том, что на одной гауптвахте содержались и просто наказанные за пролеты матросы, и залетевшие за преступления. Эти двое, Клык и его напарник, воровали и продавали продовольствие.

Клык нажимал.

- Смотри, карась, придем на «коробку», конец тебе будет. Чуханом станешь, я тебе обещаю.

Глаза матросика наполнялись слезами. Нельзя же. Устав. Его же накажут. Однако страх уже прочно угнездившийся в нем, заставлял, просто требовал дать оружие. Он нашептывал: «Дай, дай. Ничего не будет. А не дашь, все на корабле жизни не будет».

Нерешительно матросик протянул карабин.

- Как подаешь! Прикладом вперед!

Матросик исправился. Сквозь прутья решетки он просунул карабин и отступил в сторону.

- Петруха, иди сюда! – Клык подозвал напарника.

- А сейчас, салажонок, ты откроешь дверь, - Клык ехидно заулыбался и передернул затвор.

Матросик побелел. Он начал заикаться.

- Не-нельзя, нельзя. Отдайте карабин.

- Ишь чего захотел! – Клык зло сузил глаза, - я кому сказал, открывай!

Трясущимися руками матросик завозился с ключами. Ничего у него не получалось.

- Петруха, возьми ключи у этого придурка, и открой, а то он наверно в штаны от страху навалил.

Петруха вразвалку подошел к решетке и вытянул из дрожащих пальцев матросика ключи.

Матросика они закрыли в камере и, оглядываясь по сторонам, поспешили к выходу. На гауптвахте почти никого не было. Матросы сидевшие здесь, все были выведены на работы. Караульных не видно, курят наверно где-нибудь. Тем более погода такая паршивая. С утра мелкий противный дождик с ветром.

Прошли мимо камбуза. Слышно было, как там гремели бачками, готовили обед. Навстречу попался Спиридон, здоровый, килограммов сто с лишним матрос. Старожил «кичи», он отсидел двести восемьдесят суток за неполные три года. Стаж. Он посмотрел на беглецов и закрутил рукой у головы.

- Завалить его, что ли? – задумчиво произнес Клык, - ладно пусть живет. В камеру его, к «штыку».

И Спиридон оказался в камере с плачущим матросиком.

- Сваливаем отсюда. Обед скоро. – Клык повернулся к Петрухе. – Ты чего, Петруха, молчишь? Или сидеть в дисбате хочешь?… Или того хуже, на зоне париться желаешь? Дергаем отсюда.

По всем частям, расположенным в небольшом портовом городке, а также за его пределами собрали по тревоге солдат и матросов, и зачитали сообщение из штаба.

С гауптвахты сбежали два преступника. Матросы с крейсера К. При побеге они разоружили караульных и завладели двумя автоматами с запасными магазинами.

Городская и районная милиция перешла на усиленный режим службы.

Город не знал. Не доводили такую информацию до населения в то время. Надеялись поймать преступников быстро, без шума. В городе шла обычная жизнь. Дети ковырялись в песочницах, взрослые спешили по своим делам. Все как всегда.

Через день в милицию стали поступать сообщения. В одной деревне двое в гражданском зашли в дом и набрали продовольствия. При этом напугали стариков. Судя по описанию, это были они, сбежавшие матросы. На следующий день они ограбили таксиста, остановив его на дороге ведущей в один из поселков.

Военные и милиция отреагировали быстро. Но не успели, преступники ушли в сопки.

Прошла неделя. Преступники до сих пор на свободе. То тут, то там они проявляют себя. Но, наконец, кольцо вокруг них сомкнулось. Последнее ограбление они совершили в маленькой деревушке, километрах в тридцати от города.

Военные быстро оцепили этот район. Стянули войска и приступили к прочесыванию.

Клык затравлено озирался. Движения его были резкие, злые.

- Петруха, похоже, горим!

- А я тебе, что говорил … - Петруха лежал на спине, и уставясь в небо, жевал травинку.

- Ты чего такой тормозной? Горим мы, братуха! – В голосе Клыка послышались слезливые нотки.

- Ну и что. – Апатично ответил Петруха.

- Да как что! Все. Окружают нас.

- Ну… Как немцы партизан.

- Да ты дурак, что ли? Ты знаешь, что нам грозит? Сидеть и сидеть нам!

- А может, и нет, - Петруха перевернулся на живот, и уставился на божью коровку, ползущую по цветку.

- Нет! Я живым не дамся! – Клык возбужденно задвигался, зачем-то схватил автомат, передернул затвор и снял с предохранителя.

- Ты куда торопишься? Они еще далеко.

- Ты сдаваться не собираешься? – Клык резко повернулся к Петрухе.

- С чего ты взял? Нет. – Петруха потянулся всем телом, - Пожил я. Мало, конечно, но пожил. Эх! Жалко Зинку пожалел … Надо было ее на сеновал затащить… Ты понимаешь, она сама хотела, а я дурак пожалел …

- Что мелешь, что мелешь, - зачастил Клык, - Ты не понимаешь, что все конец! Молись, дурак, если верующий.

- Я уже, Клычочек, помолился … Но вот примут ли нас наверху …

Послышался лай собак. Клык встрепенулся, хотел вскочить, но тут же упал.

- Ну, гады, подождите!

Петруха подтянул автомат и деловито осмотрел его. Убрал со ствола травинку, передернул затвор и передвинулся к камню.

Скоро появились моряки. Цепью они прочесывали мелкий кустарник. Шли они осторожно, часто пригибались.

Клык с Петрухой ждали. Их убежище было сделано в груде камней на середине сопки. Моряки и солдаты приближались. Клык скрипел зубами и матерился.

- Ближе, ближе суки! Сейчас я вас урою!

Петруха занял позицию и молчал. О чем говорить. Все сказано и решено.

Клык не выдержал и выпустил очередь.

- Дурак ты, Клычара! Ближе подпустить надо было, - процедил сквозь зубы Петруха.

- Да пошли они, - Клык свирепо выругался.

Цепь залегла. Оттуда послышался голос, усиленный мегафоном.

- Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!

Клык дал еще одну очередь. Завязалась перестрелка. Вперед стала выдвигаться морская пехота. Их фигуры мелькали между кустами и приближались.

- Как волков затравили, сволочи! – Хрипел Клык.

Вдруг он вскрикнул. По рукаву чуть ниже плеча выступила кровь

Петруха не оглядываясь, короткими очередями стрелял по морпехам. Двоих он завалил. Сейчас они озвереют. А-а-а, все равно конец.

Клык стонал и ругался. Автомат его беспорядочно стрелял и стрелял. Неожиданно он замолк. Петруха оглянулся. Все. Нет больше Клычкова Вовки. Жалко… А все-таки скотина он был порядочная…

Автомат нагрелся. На мгновение этот мир показался нереальным. Как во сне. Вот-вот он проснется и облегченно вздохнет – ну и сон! Такая тоска опустилась на Петруху, до боли в груди захотелось жить. Как же так? Он сейчас умрет, а они что? Они будут жить? Без него? Его не будет … не будет …

Когда морские пехотинцы с осторожностью подошли к беглецам, они увидели два трупа. У Клыка пуля разворотила полчерепа. Петруха лежал с улыбкой на неподвижном лице.

- Сам застрелился, скотина! – сказал капитан-лейтенант.