В ночь перед казнью Борька не спал. Да и кто, скажите на милость, спит при таком-то раскладе? Мало того, что казнят ни за что, да еще и неизвестно как. Уж сюрприз, так сюрприз! Хотя, в общем и целом Борьке казалось, что все это творится не с ним, что находится он в каком-то дурном сне или может попал в некую странную параллельную реальность. Иного объяснения не находилось. Особенно в свете того, что смертную казнь, к тому же публичную, вернули исключительно ради его персоны, а в ночь перед ней еще и решают как именно отправить его в мир иной. Вот кто вообще так делает?
Начиналось же все весьма обыденно, можно сказать, что ничто не предвещало беды. Вломились они с братом Петрухой в чужую хату. Хорошая была хата, полновесная. Борька ее давно приметил, специально ж устроился отделочником, чтобы вот такие интересные местечки примечать, а потом удачно выставить.
- Живут же, сука, люди! – восхищался Петруха, расхаживая в шикарных интерьерах. Кругом дорогая техника, рисунки на стенах с природой да погодой. – И телик, телик зырь какущий!
Телик да, телик был знатный. Чуть не во всю стену, интересно какая диагональ. Метра три поди! Такой телик в обычном магазине не хапнешь. Хозяева, походу, люди не простые. К тому же бесстрашные. Сигналку поставить еще не успели, как и прочие современные прибамбасы. Замок зато кодовый. Думали, что надежный, с отпечатка ж открывается и все такое. Фантазеры. Код перед скрытой камерой спалили, растяпы, когда Борька место для отпечатка лаком для ногтей обработал, чтобы замок глюканул и хозяева нужные циферки продемонстрировали.
Ремонт недавно закончили, все новенькое, чистенькое. Залез Борька в холодильник пока Петруха на телик дрочил, там, в общем-то, мышь повесилась. Хотя, чему удивляться? Видел он хозяина с хозяйкой – такие точно домашние котлеты не жрут, поди по ресторанам кальмаров каких собирают и разные фуагра. Плита вон тоже в первозданной чистоте, муха разве что обосралась.
- Ты глянь сюды! – заорал вдруг не своим голосом Петруха из дальней комнаты.
- Карамельку мне в писю! – не выдержав шока от увиденного запищал Борька давно призабытое детское, еще когда от матери за грязный язык леща прилетало.
Офонареть, прямо скажем, было от чего. Среди кадок с декоративными кустами, на деревянном стеллаже возле стены размещалось нечто странное. В принципе, вполне себе и понятное, но и странное одновременно. Видать, хозяева совсем кукухой съехали, хотя Борька изначально подозревал, что свистят у них фляги и весьма звонко.
Перво-наперво домушникам в глаза бросался рогатый ёж. Ёж, конечно же, был не настоящим. Была это не особенно большая статуэтка, фигурка или как там оно. С виду вроде ёж, как ёж. Только что сидит на жопе, пузо вывалил, лапки развесил, глазенками буравит Борьку с Петрухой. Неуютно так буравит, как буд-то бы осуждает. Что самое интересное, на голове ежа росли рога. Золоченные, на коровьи слегка похожи. Обмотан был еж золотой цепью, миска перед ним стояла, в миске налито что-то. Петруха принюхался:
- Джин! – заорал. – Реально джин! Вон у них тут бутылки с джином стоят, они из них в эту миску и переводят выпивку! Еще и джин дорогущий, щас поди такой найди! Совсем уже, суки, охренели! Нормальные люди водкой паленой травятся, а эти вон чо! Вешать таких надо!
Борька ошалело кивал, рассматривая прочие составляющие ежиного окружения. Касательно джина он был с Петрухой совершенно согласен, он такого в жизни не пробовал – дорого. А эти вон чего творят! Водрузили какое-то идолище, миску ему, значит с джиновым подаянием, вокруг наставили всякой херни: статуэтки странных ежей, какая-то деревянная коробочка с кто его знает какой дрянью, внутри что-то вроде земли или песка по звуку, монеты, по виду золотые и серебряные, и много еще чего. Прям сокровищница! А позади рогатого ежа фотография, значится, стоит. Хозяйка там на фотке, как есть. Миленькая такая вся, светловолосенькая, кудрявенькая, еще молоденькая, на песочке лежит, ножку стройную демонстрирует.
Хозяйка-то, надо сказать, и ныне была очень даже ничего, Борька бы ее с удовольствием помял, но кто б ему дал. Такие, как эта фифа, таким, как Борька, и возле жопы понюхать не дадут, не то, чтобы большего позволить.
- Хозяева, я те скажу, во всю голову ипанутые! – вынес вердикт Петруха, вырвав Борьку из шоковых грез. – Давай, короче, гребем ценности и валим отсюда. А то чо-то стремно мне от этого вот всего. Ёж этот долбанный на нас как-будто смотрит и рожи наши запоминает. Они ему еще и жертвы поди приносят, слыхал я про таких.
Сказано-сделано, Борьку дважды уговаривать не пришлось. Споро начали сгребать ценности с ежиного алтаря, цепочку с идолища поганого сдернуть не забыли, джин собрали весь. Затем прошлись по хозяйским шмоткам, некоторые интересные вещички Петруха с собой прихватил, Юльку свою порадует. Телевизор, конечно, жалко было оставлять, но без палева такую вещь не выпереть, как и прочее крупное. Пришлось ограничиться мелочами, которых весьма немало оказалось. Ноутбуки, планшеты, навороченный робот-пылесос, кофемашина какая-то жирная с блестящими кнопками – много чего. Цацки, правда, хозяйкины и деньги не нашли, хотя Борька был уверен, что где-то в доме есть сейф. С другой стороны, с него так просто ценности не достать, а время ограничено.
Уже на выходе Борька остановился, призадумался, а потом вернулся к алтарю. Ежиное чучело по-прежнему пялило на него свои мелкие зенки, как-буд-то улыбалось ехидно. Борька, хмыкнув, расстегнул ширинку и ежа обоссал. Какая-то часть даже в миску попала. Знай наших!
На выходе Борьке показалось, что в комнате пробежала кошка. Черная. Сверкнула глазами и прошуршала тихой тенью. Вот только никакой кошки они не видели. Пряталась может где? Хотя, какая, в жопу, разница? Скотина бессловесная, все равно не сдаст. Прикрыли морды, чтобы на камеры подъездные не попасться, да и были таковы.
***
Беды начали сыпаться уже на следующее утро. Даже весь джин выжрать не успели, не говоря уже о том, чтобы с краденым разобраться. Проснулся Борька в собственной ссанине и блевотине, хоть и в упор не помнил, как до такой степени ужрался. Вроде бы всего-то бутылку на троих распили, да под хорошую закуску. Из соседней комнаты выполз Петруха тут же вырыгав какую-то тошнотворную массу прямо на пол. Борька чуть было не последовал его примеру, но сдержался.
- Юлька там, - умирающим голосом проблеял полусиний братуха, указывая в сторону помятого лежбища.
Подошел Борька ближе и ошалел. На кровати в чем мать родила лежала, бесстыдно раскинув ноги, Петрухина подружка. И все бы ничего, вот только на шее у Юльки был крепко затянут шелковый шарфик. Из тех, что вчера со странной хаты вынесли. Петруха его как увидел, так сразу и хапнул. Юлька, дескать, такое любит. Рада будет до зеленых соплей. Соплей теперь у Юльки было не видать, а вот синюшная рожа и выкатившиеся глаза ей были совсем даже ни к лицу.
- Ты чего наделал, придурок! – хрипло выдавил из себя Борька, стараясь сдержать тошноту. – Ты нахрена Юльку придушил!
- Не я это! – трясся Петруха, стараясь подняться с полусогнутых.- Мамкой тебе клянусь! Нормально вчера спать легли, потрахались даже, а тут просыпаюсь…
- Так, а кто, если не ты! – возмутился Борька. – Я по-твоему что ли ее так приласкал? Тут больше никого не было! Придушил спьяну, как не помнишь и мажешься теперь!
Петруха разрыдался. Вот вечно он так! Напакостит и в сопли!
До вечера трезвели, приходили в себя, а в ночь подались за город, завернув Юльку в покрывало. Не в полицию же было идти? Тем более, что вспомнить как такая дрянь приключилась Петька не смог. Сопли только пускал, на джин бочку катил, на ежа рогатого. Типа идолище мстит за разграбление свое, стразу ему оно не понравилось. Надо было после поганой хаты хоть в церковь зайти, к святым иконам приложиться, снять с себя скверну. А они ведь сразу бухать!
Петька-то он завсегда башкой слабину демонстрировал, хотя впоследствии Борька был уже не так уверен в бесперспективности варианта лобызания церковных икон.
К ночи по проселочной дороге доехали до болота, там Юльку и утопили, груз привязав. Не яму же в лесу копать? Яму-то то, как назло, какая-нибудь собаченция разроет, грибников и ягодников тут вечно уйма, половина с псинами. Болото надежней, еще дед говаривал и какое конкретно болото показывал. Дед толк в этом деле знал, не зря ж столько лет по зонам мотался.
Касательно Петрухи вот только Борька сильно переживал. Сдаст ведь, нытик. Нажрется в очередной раз и сдаст. Трепло то еще.
Смотрел бы Борька в этот момент на дорогу более внимательно, а не о недостатках петькиных думал, так не случилось бы того, что потом случилось. Хотя, по отзывам выживших, не так-то и легко избежать столкновения со слоном, выскочившим на дорогу.
Откуда мог взяться слон в средней полосе России, да еще и ночью темной – это, конечно, вопрос на все времена. Вот только в тот момент он Борьку меньше всего интересовал потому, как столкновение со слоном – дело серьезное и даже катастрофичное. Смяло Борькин и без того видавший виды марк почти в гармонь. Петруху на переднем сидении так и вовсе через лобовуху вынесло. Хорошо пошел брательник, прям ракетой да в ближайшую сосну. Там и впечатался в ценную древесину до глубокого упокою. А Борька говорил этому придурку, чтобы пристегнулся! Но когда его Петька особенно-то и слушал?
Сняли в итоге братухины останки с сосны, Борьку с марка вырезали, упаковали плотно в скорую и повезли в больничку. Там доктора Борьку наркотой накачали, гипсами обложили, к кровати плотно пристегнув. То ли чтобы не убежал, то ли еще заради каких целей. Хотя, куда ему бежать-то? Да и на чем, если обе ноги переломаны.
Пребывал Борька неведомо сколько в наркотическом забытьи, снилось ему всякое. Юлька из болота лезла, хриплым голосом жаловалась, как Петруха ее душил с дикого опьянения. За Юлькой еще какие-то девки разной степени гнили с трясины потянулись, каждая чего-то стонала, по большей части не разобрать. Потом выкинуло Борьку в более приятное место. Травка кругом зеленая колосится, цветочки, птичка чирикает. Посреди всего этого великолепия стоит сосна, на сосне Петруха висит. Башка у брательника смята, руки правой нет, нога левая в крови, чисто на штанине держится.
- Хана нам, братка! – стонет Петруха голосом заупокойным. – Прогневали мы Великого Рогатого Ежа! Обобрали, а ты его еще и обоссал!
Хотел было Борька ответить, что не верит он в подобную хренатень, но только разыкался. Мимо, тем временем, кошка черная побежала, лапками лихо перебирая и улыбаясь ехидно. Только Борька подумал о том, умеют ли вообще кошки улыбаться, как эта еще и заговорила, хвост задрав.
- Допрыгался, ворюга, доссссскоблилссся! Думал добро у Ежа унессссешь? Не унесешшшшшь! От Ежа еще никто и ничего не унессс! Шшшшшшшш!
***
Борька очухался. Вокруг была обычная больничная палатная обстановка. Кровать неудобная, рядом какие-то аппараты пищали, вдалеке перекрикивались женскими голосами.
- Уф! – выдохнул он. Под наркотой чего только не привидится.
Тем временем в палату заглянула медсестричка, обнаружила борькино бодрствование и уже через час пред его очи предстала аж целая делегация людей в форме. Все, как выяснилось, очень хотели борькиной кровищи и желали совершить с ним акт членовредительства. В перспективе, не в сей момент.
Оказалось, что пока пребывал Борька в дреме, расследование велось ошалелыми темпами, достигнув небывалых успехов. Следователи и прокуроры рыдали от восторга, общественное мнение бурлило смрадной клоакой, требуя жестокой физической расправы над душегубом и паразитом, причем публично.
Для начала обнаружились Борькины и Петрухины похождения касательно квартирных краж. Особенно последней, с которой еще не успели добро сбыть. Причем, взяли не только их, но так же скупщиков краденого, адреса и телефоны которых Петруха бережно нацарапал в специальной записной книжечке с песиком на обложке. Чтобы ничего не забыть. Книжечка хранилась в специальной резной шкатулочке, доставшейся в наследство от бабки, шкатулочка стояла на видном месте. Красивая ж вещь. Помимо адресов и телефонов посредников преступного мира Петруха так же дотошно заносил в книжечку сведения о том, когда и по какому адресу грабили, что взяли, сколько удалось выручить, кто краденое скупал.
Лысый следователь, присутствовавший на допросе, лично принес по этому поводу Борьке благодарность, как брату почившего настолько ответственного и скурпулезного человека. Побольше бы таких обстоятельных преступников и жить бы следователям стало гораздо легче.
Про книжечку Борька не знал, иначе бы Петруха помер гораздо раньше и не так легко. Зато ему было очень интересно, как господа следователи вообще вышли на их персоны, ведь они приняли меры предосторожности. Оказалось, что сдал их какой-то Рэдди, следивший и записывавший процесс ограбления в реальном времени. Борька было подумал, что это та самая говорливая кошка из сна, но оказалось все гораздо банальней. Срисовал их мелкий робот-шпион в виде башки на гусеницах. Зашкерился, тварь, и палил из безопасного места, как они в доме пакостили. Еще и записал камерой все от и до. Борька-то подозревал, что хозяева той хаты мрази прошаренные, но чтобы настолько… Еще и брат – долбоящер.
Печальным оказалось то, что на этом перечень борькиных бед не закончился. Помимо книжечки нашли юлькин труп. Всплыл, болотными газами толкаемый. А за Юлькой и другие жертвы потянулись, коих оказалось больше трех сотен и уж тут-то Борька, по словам следака, переплюнул всех знаменитых ударников – головорезов в мировом масштабе. Ну, с некоторыми нюансами и исключениями.
- Какие еще трупы?! – выпучил глаза Борька. – Мы только Юльку в болоте притопили!
- Ах, ну вот оно! Значит все же вдвоем работали! - потирали руки следователь и прокурор. – Мы, в общем-то, так и думали. Что ж, хотя бы одного маньяка под суд отдать удастся. А добавить еще к этому то, что вы Машеньку покалечили, въехав в нее в нетрезвом виде!
- Какую еще Машеньку?! Я ж говорю, что только Юлька была, остальное – не мы! И то Юльку Петруха по-пьяни, не я даже! – взвыл Борька белугой.
- Слониху сбили, как же. Вред нанесли. Машенька из вольера в зоопарке убрела, сторож не досмотрел, а вы в нее въехали! Машенька же, между прочим, народная любимица! За это тоже ответить придется! – выдала девица в прокурорском костюмчике, все это время упорно протоколировавшая Борькин допрос.
Дальше Борька уже просто разевал рот, как карп, которого выдернули сачком из воды и бросили на раскаленный песок. Ничего себе расклад! Все кражи на него вешают, триста каких-то левых мертвых баб из болота, Юльку и еще и Машеньку эту! Ущерб они ей нанесли! Да кто кому нанес! У него марк в утиль, сам как пазл, брательник вообще в ящик сыграл!
Успокоила Борьку только очередная доза наркоты, которую ему засадила в капельницу брезгливо поджимавшая губки медсестричка. Симпатичная, кстати, но какое это теперь имеет значение.
***
Дальнейшая Борькина жизнь превратилась в один сплошной страшный сон. Перевод в следственный изолятор, ломка после длительного обезболивания, далеко не гуманное отношение конвоя и охраны. И каждую ночь ему снился Великий Рогатый Ёж, злорадно потиравший лапки под ехидное хихиканье черной кошки. Покойной, как в дальнейшем выяснилось. Коробушка на ежином алтаре кошачьей урной оказалась. Ее Борька тоже обоссал.
Суды протекали красочно, общественность бесновалась, журналюги устраивали битвы за лучший кадр и неоднократно подавали запросы на встречу с Борькой, ставшим знаменитостью в самом дурном смысле. Тот факт, что это не он убил кучу повсплывавших девиц, вообще никого не интересовал. Уж больно замечательно сохранились в болоте оголенные тела, все, как одна придушенные. Даже попытка свалить на деда не привела к успеху, а ведь именно он им с Петрухой это место отрекомендовал. Неспроста ведь! Для полиции и вошедшей в раж толпы живой, а не давно почивший душегуб, оказался гораздо более привлекательным вариантом.
Когда дошло до того, что в связи с чрезвычайностью ситуации необходимо отменить мораторий на смертную казнь, Борька уже даже не возражал. Сидел себе тихо в углу клетки и очень ему хотелось, чтобы все это закончилось. Особенно еженощные издевательские сны, в которых клятый Ёж весь лоснился в предвкушении сатисфакции, кошка все так же ехидно хихикала обещая, что утопят его – урода в ссанине. И поделом. Иногда приходил Петруха, сочувствовал. Совсем уж редко появлялась Юлька, все так же жалуясь на петрухин произвол. Одурел, дескать, лишил жизни во цвете лет, а ей так на Мальдивы хотелось.
***
В последнюю ночь решил Борька обломать своих мучителей, не лег спать. Книжку у адвоката выпросил, решился в последние часы жизни развлечься чтением. Защитничек над ним, правда, поиздевался, гнида, принес аж целую энциклопедию о пытках и казнях народов мира. Борька не побрезговал, ознакомился насколько смог. Не долго, правда, затошнило. Решил полежать и повспоминать славные моменты жизни, но таковых, отчего-то, не всплыло в памяти. Зато очень четко припомнился ежиный алтарь в клятой квартире, презрительные взгляды ограбленной хозяйки на суде. Смотрела на него так, словно это он обоссан с ног до головы, а не ежи эти ее с монетами и прочим барахлом.
С утра, пред всей честной толпой, повели Борьку казнить. Народу собралась тьма тьмущая! Шутка ли, первая публичная казнь за последние сколько там лет? Сотню? Касательно данного процесса даже окосевшая от толерантности Европа не возражала, правительства разрешили трансляции для желающих увидеть все в реальном времени.
Подвели Борьку на специально сооруженное ради такого случая лобное место, где виселица стояла. Ожидаемо вполне, чего уж. Девиц-то ведь душили, вот и ему теперь доведется испытать каково оно, хоть и не он бедолаг жизни лишал.
На возвышение, по ступеням, вскарабкался Борька на негнущихся ногах, глаза уже пелена застилала. Пока приговор читали по ногам борькиным сочилась теплая влага, перед глазами одна сплошная муть, завывающая толпа превратилась в скачущих ежей, черных кошек, на которых верхом с криками «йохо» восседали малюсенькие, словно пупсы, голые девицы с черными бороздами на шеях.
А дальше Борька не помнил особо, дышать стало нечем и темнота.
***
Очухался Борька от неги, захватившей все его тело. Правда, тело было какое-то мелкое, непривычное. Повернул Борька голову, в стену земляную уперся, повернул в другую – трава сухая. И сам он на подстилке из соломы лежит, маленький весь, серенький да шерстяной, в норе.
Не успел Борька заорать с испугу, как вломились к нему мышь в халатике пестром да шарфике шелковом и жаба в кимоно.
- Вставай! – орут. – Пора!
Потянули Борьку из норы жаба с мышью, вякнуть не успел да глаза толком продрать. Осмотрелся и только рот разинул. Лес кругом, деревья, цветы – все высоченное! И сам он на двух лапах бежит, хвостик серенький за собой тянет.
Доскакали до поляны, а там! Стоит посреди травы дуб, под ним трон из пня, на троне Ёж Рогатый важно восседает, звенья золотой цепи перебирает, рогами блестит, пузико свое белое, мягкое, на показ выставляет. Важный такой, серьезный. Пред Ежом бадья стоит огромная, к той бадье направляются крысы, что на плечах бутылку джина несут. Один крысюк Борьке лапкой махнул, поприветствовал, словно знакомы.
Наклонили бутыль и полился джин в жертвенную миску! Ёж носом повел, пары вдохнул, удовольствие изобразил. Доволен! Удовлетворен!
Подошел к ежу, тем временем, суслик в кольчугу облаченный, да с копьем. Охрана, видать.
- Борька пришел! – докладывает.
- Борька пришел! Борьку привели! Борьку привели! – загалдели на поляне мыши, да крысы, да белки, да суслики.
- Борьку привели! Шшшшшш! – зашипела сверху черная кошка, свесившись с ветки дуба.
- Борьку привели? – важно повернул голову Ёж. - Обоссать Борьку!