Ноябрь 1942 г.
СССР
Москва
Ставка Главковерха
- …Очнулся я от приглушённого гула. Голова раскалывалась, тело ломило, будто меня протащили через камнедробилку, - рассказывал уже в который раз Петр Петрович. - Я лежал на полу в груде обломков, щебня и битого стекла.
- Негативные ощущения отчего возникли? – неожиданно вмешался в рассказ патриарх Сергий. – От той… силы, что из машины вышла?
- Да что вы, ваше святейшество – нет! – воскликнул Петров. - От той силы, что сгенерировала машина товарища Трефилова мне только лучше стало… Вот! – он закатал рукава до локтя – даже старые шрамы от ранений рассосались! А все остальное – от обрушившейся кровли и стен. Придавило меня знатно!
- Продолжайте, товарищ летнаб! – нетерпеливо произнес Иосиф Виссарионович.
- Когда я очнулся, лаборатория была почти неузнаваема: часть крыши отсутствовала, сквозь дыру виднелось бледное небо, стены в трещинах, кое-что из аппаратуры разбито. Но в основном машина товарища Трефилова уцелела.
- Мы уже восстановили её работоспособность, товарищ Сталин! – поднялся со своего места академик. – Можно хоть сейчас повторить опыт…
- Пока нэ нужно, Бажэн Вячэславович! Нэ будем спешить «до выяснения». Я вас слушаю, товарищ летнаб.
- Первым делом я увидел Ванину ногу… Ногу капитана госбезопасности Чумакова, - поправился Петров, - торчащую из-под перевернутого стола. Я подполз, с трудом отодвинул тяжелую крышку – на ней лежал основательный кусок кирпичной кладки. Чумаков был без сознания, но дышал ровно. Рядом, возле искорёженного распределительного ящика, сидел профессор Трефилов. Он что-то невнятно бормотал, уставившись в пустоту расширенными глазами, а его пальцы судорожно сжимали виски. Когда я его окликнул и спросил, в порядке ли он, профессор медленно повернул ко мне голову. Но, похоже, он пребывал в шоковом состоянии и не мог адекватно реагировать на мои слова.
- Совершенно не мог, товарищи, - печально подтвердил Бажен Вячеславович. – Поток сгенерированной энергии был настолько силён, что начисто выбил меня… из меня…
- Если тот поток энергии действительно был Благодатью, - сурово произнёс патриарх, - она должна была выжечь скверну из его тела или уничтожить пособника Тьмы! Развеять прахом!
- Вы, ваше святейшество, поосторожнее с пособником! – Неожиданно гневно сверкнул глазами академик Трефилов. – Никогда и никакой Тьме не поклонялся, и пособником не был! Я честный советский гражданин и…
- Бажэн Вячеславович, - Сталин неожиданно прервал его возмущенную речь, - никто вас нэ оскорбить. А вы, ваше святейшество, подбирайте выражения, пожалуйста! – повернулся он к патриарху. – Наши, советские люди, будь даже они ведьмаками, как присутствующие здэсь товарищи, никогда не будут пособниками Тьмы! Попрошу это запомнить, и передать остальной вашей церковной братии!
- Но они же используют силы Тьмы! Как же это…
- Ми, к слову, тожэ используем трофейную технику, - парировал Иосиф Виссарионович, - но этот факт не дэлает нас пособниками фашистов.
- Примите мои искренние извинения, Бажен Вячеславович! – сухо произнёс патриарх.
- Принимается… - Чопорно вздернул подбородок академик – к главе русской православной церкви он никакого пиетета не испытывал. – Но почему же тогда меня не убило?
- Либо энергия, излучаемая вашей машиной – не Благодать, - ответил патриарх, - либо скверны в вашем теле была сущая малость и вы с ней не настолько «срослись». Её просто выжгло.
- Чин ведьмовской невелик, - согласился с «боссом» митрополит Алексий, накладывая на профессора крестное знамение и беззвучно читая какую-то молитву.
Это действие не произвело на Трефилова никакого впечатления, даже наоборот – ему стало существенно лучше.
- Никакой скверны, - качнул головой митрополит, - иначе он уже бы корчился на полу… Ничего не понимаю… Что это? – ошеломлённо прошептал священник, когда фигура Бажена Вячеславовича вдруг окуталась мягким сиянием.
Ненадолго, буквально на мгновение, но глаза священников буквально полезли на лоб. Все замерли, уставившись на академика, но сияние исчезло так же внезапно, как и появилось. Лицо патриарха, прежде гневное и подозрительное, выражало теперь крайнюю степень изумления. Даже Сталин, обычно непроницаемый, вопросительно приподнял одну бровь.
- Бажэн Вячэславович, – медленно произнес он, – а вы что-нибудь почувствовали?
Трефилов растерянно осмотрел себя, потрогал грудь, словно ожидая что-то найти на пиджаке.
- Ничего… Нет, не так… Мне, как будто, стало так легко и спокойно… – он запнулся, не найдя слов, чтобы более точно описать своё состояние. – Я… словно воспарил…
- Что скажэте, владыка? – обратился к митрополиту Сталин. – Что с нашим акадэмиком?
Все взгляды мгновенно переключились на него. Его лицо было бледным, но глаза горели внутренним светом.
- Это явно не демонический дар, – тихо, но очень четко произнес митрополит Алексий. – Это не Скверна. И это… это очень похоже Благодать… Но, я не понимаю, как так может быть? - Он сделал шаг к ошеломленному профессору, его движения были лишены всякой настороженности, в них читалось лишь потрясение. - Я читал очистительную молитву, ваше святейшество, – обратился он к патриарху, – самую сильную, какую знаю. Ту, что заставляет вопить и дымиться плоть любого, кто хоть как-то прикоснулся ко Тьме. Но… – Он растерянно развел руками, глядя на Трефилова. – Она не причинила ему ни малейшей боли. Напротив! Она… подпитала его. Наполнила силой. Как солнце наполняет силой живое растение…
Патриарх молчал, но его суровая уверенность в проклятом даре Трефилова дала трещину.
- Что ты хочешь сказать, Алексий? – наконец спросил он, и в его голосе впервые прозвучала не уверенность пастыря, а растерянность человека.
- Я хочу сказать, что мы, возможно, столкнулись с чем-то совершенно новым, – голос митрополита дрогнул. – Его сила… Она…она чиста. Абсолютно. В ней нет Тьмы. И молитва, святые слова… они не борются с ней. Они её признают. Они с ней резонируют. Он уже не ведьмак, ваше святейшество. Но вот кто он теперь – я не знаю.
В кабинете воцарилась гробовая тишина. Даже Сталин, застывший у стола с неизменной трубкой в руке, оказался весьма удивлён. Он пристально посмотрел на академика, будто видя его впервые.
Кто же вы теперь, товарищ академик? – переспросил Иосиф Виссарионович, и в его глазах мелькнула искра неподдельного интереса. - Значит, ваша машина, Бажэн Вячэславович, сумела-таки «переориентировать» ваш темный дар?
Профессор Трефилов, все еще находясь под воздействием странного, возвышающего спокойствия, только развел руками. Он и сам еще ничего не понимал.
- Не знаю, Иосиф Виссарионович. Я лишь учёный... Но я разберусь с этим… Обязательно разберусь.
- Я надеюсь на это, товарищ Трефилов, - качнул головой Сталин. – И я надэюсь, что цэрковь окажет нам в этом посильную помощь?
Патриарх, все еще не оправившийся от шока, молча кивнул. Спорить было бессмысленно. Реальность преподнесла ему очердной сюрприз, ломающий все каноны.
- Продолжайте, Петр Петрович, - произнёс вождь. – Мы, всё-таки, должны разобраться, что же случилось во время испытания оборудования?
- Помочь профессору и капитану госбезопасности я сразу не мог, - продолжил летнаб, - мне нужно было самому выбраться из-под обломков. И тут до меня дошло: я нигде не видел Романа… Товарищ Чума исчез.
- Ви это утверждаете? – спросил Иосиф Виссарионович.
- Так точно, товарищ Сталин! Я вытащил из-под обломков капитана госбезопасности Чумакова и академика Трефилова. Затем я начал звать товарища Чуму, раскидывая завалы руками. Его нигде не было. Совсем. Как будто… - Он помедлил, но всё-таки произнёс:
…его испарил тот самый ослепительный поток… Затем в разрушенную лабораторию вбежали солдаты из охраны. Но даже совместные поиски ничего не дали – товарищ Чума бесследно исчез.
- Хорошо, товарищ летнаб, - произнес вождь. – Я вас понял. Теперь перейдем к другим участникам эксперимента.
Петров откинулся на спинку кресла, вспоминая события прошедшего дня. Уже через несколько часов после аварии, едва профессора и Ваню привели в чувство и оказали первую помощь, за ними приехал строгий черный автомобиль из Москвы. Товарищ Фролов, оставленный сейчас «на хозяйстве», своевременно доложил командованию о случившимся инциденте.
Их, оставшихся без командира, срочно доставили в Кремль. В просторном кабинете Иосифа Виссарионовича царила напряженная тишина. Товарищ Сталин собрал срочное заседание, на котором присутствовали Берия, с холодным и пронзительным взглядом, Патриарх Сергий и митрополит Алексий в своих темных рясах, а также виновники этого чрезвычайного происшествия: всё еще бледный академик Трефилов, перевязанный Иван Чумаков и вполне себе здоровый и, отделавшийся только ушибами, летнаб Петров.
Товарищ Сталин, неспешно раскуривающий трубку, скользнул взглядом по всей команде силовиков-энергетов.
- Докладывайте, товарищи: что у вас произошло? И что это за яркий луч, который видело пол-Москвы?
Так уж случилось, что последствия испытания летнаба Петрова в качестве оператора ЦПК оказались просто фантастическими. Сразу после инцидента, пока они приходили в себя, а охрана искала Чуму, в НКВД начали поступать первые тревожные, а потом и вовсе невероятные сообщения.
Луч (или, точнее, сферическая волна) Божественной Благодати, сгенерированной машиной Бажена Вячеславовича, прошелся по ближайшим деревням Подмосковья. Его воздействие ощутили даже в столице – в наркомат внутренних дел поступили доклады о внезапной вспышке, осветившей ночное небо, а некоторые жители центральных районов клялись, что ощутили мимолетный, но всеобъемлющий прилив радости и покоя.
Но настоящие чудеса начались там, куда луч попал напрямую. Из сельских храмов и церквей в районе Люберец и Раменского по цепочке сообщили о необъяснимых явлениях. Все иконы разом замироточили, источая неземное благоухание. В больницах и домах у тяжелобольных, безнадежных, наступали мгновенные исцеления – рассасывались опухоли, затягивались язвы, слепые прозревали, а хромые начинали ходить.
Люди, охваченные враждой, мирились, а уныние и отчаяние сменялись светлой надеждой. Предметы – даже самые простые, вроде домашней утвари или инструментов, – на которые пришелся основной поток, будто бы зарядились тихим, теплым светом, обретая невиданную прочность и чистоту.
Лицо патриарха Сергия, которого тоже срочно вызвали к вождю, обычно строгое и невозмутимое, выражало полное смятение чувств.
– Да, это правда, – тихо, но четко произнес он, обращаясь лично к Сталину. – Ко мне уже поступили первые донесения. Я… мы… не могли поверить. Со времен апостолов не было явлено столь массового схождения Чудотворной Благодати. Это… это настоящее Чудо.
Митрополит Алексий, сидевший рядом, горячо закивал.
– Совершенно верно, Ваше Святейшество. Люди молятся, благодарят Господа за ниспосланную милость. Священники на местах… они поражены, они не знают, как комментировать произошедшее. Многие говорят о знамении, о начале новой эпохи.
В этот момент Лаврентий Павлович Берия, до этого неподвижный, как изваяние, холодно улыбнулся и вставил реплику, обращаясь к церковным иерархам:
– И они, конечно, будут крайне удивлены, когда узнают, что это «знамение» и «ниспосланная милость» были порождены не молитвами, а машиной, созданной товарищем Трефиловым в секретной лаборатории НКВД!
Лицо Патриарха Сергия вытянулось. Митрополит Алексий отшатнулся, будто от удара током.
– Что?.. Это невозможно! – вырвалось у старца. – Вы смеетесь над нами, Лаврентий Павлович? Машина не может сотворить Чудо! Благодать нисходит только от Бога и проводником её могут быть только люди, чьи души чисты, а вера - крепка!
- Тем не менее, факты – вещь упрямая, – парировал Берия. – Вспышка была зафиксирована приборами. Эпицентр – секретный полигон НКВД. А временное совпадение исцелений с моментом начала эксперимента академика Трефилова исключает даже вероятность случайности. Ваше «чудо» имеет вполне материальную причину.
Священники замолчали, поглядывая то на холодное лицо Берии, то на бледного, потерянного Трефилова. В их глазах читался ужасный, сокрушительный внутренний конфликт: вера в чудо столкнулась с неопровержимым, кощунственным с их точки зрения, доказательством его искусственного происхождения. Они не хотели верить. Они не могли поверить.
Иосиф Виссарионович, внимательно наблюдавший за этой сценой, медленно выпустил струйку дыма.
– Вот видите, как все запутано товарищи! Давайте разбираться по порядку, что же произошло на самом деле? Петр Петрович, – сказал он, обращаясь к летнабу. – А давайте начнём с вас. Что же, все-таки, произошло в самой лаборатории в тот роковой момент?
Петров легонько мотнул головой, прогоняя воспоминания. Он уже все рассказал высокой комиссии, так, как и видел собственными глазами. Теперь Иосиф Виссарионович расспрашивал академика Трефилова, о причинах, послуживших катализатором «незапланированных» Небесами Чудес.
Профессор, запинаясь, но с горящими глазами, начал объяснять присутствующим принцип работы своего изобретения, ЦПК – Церебрального психоконцентратора. Он говорил об энергии, о пси-полях, о материализации мысли. Лаврентий Павлович слушал, холодно оценивая оратора, и время от времени делая какие-то пометки в блокноте.
– Таким образом, товарищ Сталин, после того как мы активировали ЦПК, машина вышла на расчетный режим работы. Сначала все шло по протоколу, показатели были в норме. Но затем… – Трефилов замолчал на мгновение, вновь переживая тот момент. – Затем произошел колоссальный энергетический скачок. Аппаратура не выдержала. И в тот миг, вместо контролируемого узконаправленного импульса, машина выпустила в небо… луч. Ослепительный столп чистого, немыслимой силы Света. Основная часть сферической волны «альфа энергии» ушла в небо, рассеявшись в атмосфере, но часть её… да, часть альфа-энергии пошла по земле, что и вызвало целый ряд… ваших чудес, владыка.
Когда Трефилов закончил, Сталин вновь повернулся к священнослужителям.
- Изменилось ли ваше мнение, ваше святейшество?
Патриарх Сергий тяжело вздохнул и сложил руки на животе.
- То, что описал академик, с точки зрения Церкви очень похоже на Благодать Божью. Силы, которая нисходит на молящихся в храме, укрепляет дух и дарует утешение. Но здесь… - Он покачал головой. - Здесь человек присвоил себе право управлять Божественным даром. Это опасно. Благодать - дар свыше! Она не может… не должна добываться бездушной машиной….
- Но по всем параметрам – это так, - произнёс вождь. – И отказываться от этого…
- А что тогда будет с душой человека, который получит этот Божественный дар просто так - ни за что? Не обесценится ли для него истинная вера? Не сделаем ли мы этим только хуже?
- Понимаю ваши опасения… - задумчиво произнес Иосиф Виссарионович. – Но мы совместно с Церковью, готовы выработать совместную тактику по применению Цэрэбрального психоконцентратора…
- Даже название у этой машины, как будто из Преисподней – Цербер, - передернул плечами престарелый патриарх.
- Нэ нравится название – придумаем другое, - успокоил старца товарищ Сталин. – Но главный вопрос в том, - он взглянул на академика, - сумеем ли мы поставить их производство на поток в ближайшее время? И второй – куда же, всё-таки, делся товарищ Чума?