Товарищ сердца моего

Меня зовут Марлен Алексеевич Соколов, так же известный в среде литераторов как Вольнов. Мне тридцать пять лет, и я, кажется, нахожусь на вершине жизни. Не в материальном смысле – хотя гонорары от «Рассвета над Ханганом» позволили наконец выплатить ипотеку и купить приличный костюм – а в смысле исполненного долга. Долга перед Правдой. И вот эта Правда сейчас несла меня на стальных крыльях Эир Корё, в самое сердце земли, где она, эта Правда, живет и дышит полной грудью – в Пхеньян.

Именно так было написано в письме, которое я получил на прошлой неделе, и в котором центральный комитет трудовой партии Кореи приглашал меня посетить столицу КНДР, для принятия участия в церемонии вручения, мне любимому, грамоты за вклад в развитие культуры страны.

Ирония заключалась в том, что ничего подобного я не планировал. Идея написания романа о Северокорейском разведчике, внедренного на Юг, была продиктована единственной целью – написать то, о чем почему-то никто не писал и практически не снимал. Ну и конечно, породить бурление известных субстанций в комментариях, за счет обильной комплиментарности режиму Севера. Вот только скандал ограничился всего парочкой сгоревших в комментариях либералов – а сам роман был воспринят публикой довольно тепло.

Позже я написал в Международный центр солидарности с КНДР, с предложением перевести роман на корейский и попробовать передать тем, кому он может быть интересен. В сопроводительном письме я сообщал о своем отказе от авторских отчислений, а также своем согласии на публикацию в любом виде в случае проявленного интереса. Ни на какой успех я понятное дело не рассчитывал, будучи глубоко уверенным в том, что в лучшем случае рукопись прочитает пара человек. И хорошо еще если от них потом придет хоть какая-то обратная связь.

Однако, похоже я сильно ошибся. Обратная связь была выражена в пришедшем через полгода письме из Пхеньяна, в котором помимо признания моих заслуг, также сообщалось, что билеты и проживание полностью оплачены приглашающей стороной. Не имея в общем-то причин для отказа, я ответил согласием.

Стоило бы сказать, что я не считал север Кореи тоталитарным адом, которым ее постоянно пытались выставить западные СМИ, впрочем, как не считал ее и обителью подлинной демократии. Будучи скептиком, я не испытывал иллюзий по поводу места, в котором мне предстоит оказаться, прекрасно понимая, что в стране, более семидесяти лет выживающей под гнетом мировых санкций, вряд ли окажется высокий уровень жизни.

Впрочем, я не исключал возможности влияния того фактора, что по маминой линии, моя бабушка была родом с Корейского полуострова. Правда она там жила вроде еще до разделившей страну войны – и, к сожалению, не слишком любила вспоминать те времена. Так что в семье ее прошлое не было покрыто тайной только для деда. Но он хранил молчаливую солидарность со своей супругой. Вследствие чего я сам, до недавнего времени, не испытывал чрезмерного интереса к культуре своих предков, за исключением просмотра дорам и редкого чтения манхв. Стоит добавить, что сам я, несмотря на родословную, внешность имел вполне европейскую, а корейского языка не знал от слова совсем.

Я взглянул на часы – в полете мы уже были порядка восьми часов, а значит приземлиться должны уже были довольно скоро. И словно в подтверждении этой мысли в проходе появилась опрятная стюардесса, сообщившая мне о скорой посадке и необходимости пристегнуться.

Осознание скорого приземления вызывало внутри легкий мандраж. Конечно, я видел фото и видео туристов, что уже успели скататься туда ради культурного досуга, но одно дело любительские фото и видео и совсем другое увидеть самую закрытую страну мира своими глазами. Однако так же я отчетливо понимал, что хоть и летел в статусе почетного гостя – вряд ли мне позволили бы маршрут отличный от туристического.

От последнего становилось немного грустно, а еще страшно хотелось курить. Все-таки двенадцать часов в самолете без возможности затянуться – это серьезное испытание для любого курильщика со стажем.

Из внутреннего кармана пиджака был извлечен портсигар – старый, потертый, из тонкого серебра. Мой привычный талисман, далеко не всегда используемый по прямому назначению. Это был отцовский подарок, который временами я просто открывал и закрывал словно детскую игрушку. Простой ритуал, призванный немного успокоить нервы. А еще можно было извлечь и сигарету и немного понюхать набитый в нее табак, что в свою очередь несколько притупляло желание курить. А еще... Я нажал на кнопку открывая крышку и заглядывая внутрь – десять сигарет выстроившиеся в аккуратную линию с одной стороны и старое потертое фото молодой азиатской девушки с другой. Мой талисман, моя муза, моя не разделенная любовь. Смешно, знаю. Влюбиться во взгляд на старом газетном фото – это ведь даже не романтизм, а почти безумие. Но я писатель. А у творческих людей с головой всегда несколько хуже, чем с сердцем.

Я не знал кто она и даже как ее зовут – все что у меня было одно единственное фото, найденное в интернете десять лет тому назад. Увы, на всю сеть, как ни странно, это был единственный снимок. Даже поиск по фото, которым со временем обзавелись поисковые гиганты, не спасал ситуацию – оно было одно. Единственное, о чем было известно, что оно было напечатано в газете – страницу которой вместе с этим снимком кто-то отсканировал и залил в сеть. Тогда еще не было возможности выполнять перевод подобных документов в пару кликов мышкой, но в скором времени ситуация изменилась – так я узнал, что объект моих тайных воздыханий жила на «Севере».

Вот только, к сожалению, что-либо еще узнать так и не удалось – текст был не полным, обрезанным, да еще и не слишком четким, отчего языковые переводчики и даже нейросети выдавали вместо перевода нечитаемую галиматью.

Надеялся ли я встретить её? Конечно да. Глупо? Не то слово. Но я давно перестал бороться с этой частью себя. Верил ли я в то, что наша встреча возможна? Конечно, нет. Я был реалистом. Корея не маленькая страна, даже Северная, а отсутствие свободы передвижения для гостей и туристов сводили и без того ничтожный шанс на встречу к абсолютному нулю. Но все же часть меня оставалась романтиком и где-то в глубине я продолжал надеяться.

Достав одну из сигарет, я несколько раз провел ею под носом, вдыхая терпкий аромат табака, и продолжая разглядывать девушку, чьи уголки губ были тронуты легкой полуулыбкой. Ее лицо дышало спокойствием. Мягкие черты лица, маленький аккуратный нос, миндалевидные глаза, казавшиеся мне бездонными и удивительно чистыми – словно горные озера. Волосы, убранные назад, открывали гладкий лоб и тонкую шею. И хотя фото было обрезано по грудь, в самой ее позе, в этой безупречно прямой линии плеч и спины, чувствовалась какая-то особая собранность, внутренняя сила – словно она была балериной, ученым или просто человеком редкой душевной дисциплины. Сила, заставлявшая меня возвращаться к этому фото снова и снова.

Именно ее образ однажды вдохновил меня взяться за перо. Ее чертами я частично наградил одну из героинь своего последнего романа. Так что, в какой-то мере можно было сказать, что в моем визите на далекий север Корейского полуострова была и ее заслуга тоже.

«Что ж осталось немного» – убрав сигарету обратно и закрыв портсигар я вернул его во внутренний карман пиджака – «скоро самолет приземлится, и я наконец смогу ощутить под ногами привычную твердую землю. Выкурить такую желанную сигаретку и своими глазами увидеть родину той, которую любил».